ИМБИРЕК: Например, мужчину, который будет тебя оберегать и защищать.
БОНДЖИ: От кого? От других мужчин?
ИМБИРЕК: Знаешь, у тебя о-очень нездоровое отношение.
РАССЕЛЛ: Она больна.
ИМБИРЕК: Причем серьезно.
РАССЕЛЛ: Совершенно запущенный случай.
ИМБИРЕК: У нее зависть к пенису. Ей нужно сходить к психоаналитику. Я бы рекомендовала своего доктора Абу Газавеса, поистине выдающегося человека. Ты, наверное, о нем слышала: он знаменитый специалист по женскому полу и ведущий представитель учения о том, что родовые схваткиэто приятно. Я познакомилась с ним в Институте брака и семьи, где прохожу курс творческого домоводства. Я буквально преклоняюсь перед этим мужчинойя стою перед ним на коленях.
БОНДЖИ: Когда я становлюсь на колени, мне за это платят.
ИМБИРЕК: Очень важно найти подходящего психоаналитика. Когда я впервые решила пойти на психоанализ, я колебалась между фрейдизмом и юнгианством.
БОНДЖИ: С какой стати? Какая разница, к кому идтик знахарю или к заклинателю змей?
ИМБИРЕК: Но потом я познакомилась с доктором Газавесом и поняла, что он словно создан для меня: у нас общая система ценностеймы оба верим в творчество. У него очень творческая теория о творчестве, которая так прекрасно выражает мое собственное творческое мышлениетворческую пассивность. Это такой возвышающий опыт, если только освоить метод: тут все дело в пустотедуша должна легко повиснуть в вакууме. Глядя сквозь пустоту, обретаешь чистое, незамутненное видение других. Прозреваешь насквозь их внутреннюю сущность. Взять, к примеру, вон того парня (Показывает на тротуар.) это мечтательный, впечатлительный юноша, что заметно по его отрешенному взгляду.
БОНДЖИ: Наверно, дрочит через карман.
Подходит БЕЛЫЙ ЧЕЛ.
БЕЛЫЙ ЧЕЛ: Эй, это снова я. Я вернулся.
БОНДЖИ: Ага, вечная мужественность.
ЧЕЛ: К вопросу о нашей культуре: мою соседку сегодня изнасиловал и задушил курьер.
ИМБИРЕК: Ах, бедняжка! Вероятно, у него была негодная мать.
РАССЕЛЛ: Видимо, все время конкурировала. Видите, какой мир создают женщины?
ЧЕЛ (БОНДЖИ): А ты что, так все время и слоняешься по улице?
БОНДЖИ: Не-а, изредка заглядываю в подворотню.
ЧЕЛ: Так вот чем ты подрабатываешь. Кайфово. Порой тоже охота стать телкой и сесть на золотую жилуя бы тогда зашибал деньгу по всему городу. Но на что они все-таки откладывают? На старость? А ты сметливаязарабатываешь своим талантом.
БОНДЖИ: Откуда ты знаешь, какой у меня талант?
ЧЕЛ: А какой талант у любой девушки?
БОНДЖИ: Терпение и выдержка. Иначе бы ни один из вас, бабуинов, не остался в живых.
РАССЕЛЛ: Вы, женщины, слишком серьезно к себе относитесь. Шуток не понимаете.
БОНДЖИ: Да нет, я врубаюсь в шутки. Просто жду не дождусь, когда выйду на сцену и расскажу свои анекдоты.
РАССЕЛЛ: Кстати, правильно ли я понял из твоего разговора с этим парнем, что работы у тебя нет?
БОНДЖИ: Правильно. Один раз я нанималась на работу, но там мало платили. Я этому мужику сказала, что не собираюсь работать за такую мизерную зарплату, а он ответил, что остальных девушек зарплата не интересует, потому что у них там очень весело и работает прорва умных, красивых, перспективных холостяков. Я спросила, заплатят ли мне больше, если я пообещаю, что не выйду ни за одного из них замуж, но он сказал, что у меня сомнительная система ценностей.
ИМБИРЕК: Это было бестактно с его стороны.
БОНДЖИ: Но я бы не осталась, даже если бы платили штуку в неделю,я любовница, а не труженица.
ЧЕЛ: Я тоже любовникпотому и тружусь.
ИМБИРЕК: Это нелогичнонельзя же купить любовь.
ЧЕЛ: Любовьэто просто зуд в паху.
БОНДЖИ: Тогда зачем вам девушка? Мните свое хозяйство сами.
ЧЕЛ: Я парень сентиментальныйлюблю компанию.
РАССЕЛЛ (БОНДЖИ): Но ваша работа довольно ненадежна?
БОНДЖИ: Да, бывают взлеты и падения.
РАССЕЛЛ: Я хочу сказать, она ведь довольно нестабильна?
БОНДЖИ: А что такое жизнь? Тест на выносливость?
РАССЕЛЛ: Неужели вы никогда не волнуетесь?
БОНДЖИ: По пустякамникогда. Например, о том, кто накормит меня в следующий раз.
ИМБИРЕК: Знаешь, мне кажется, у тебя восхитительная профессияискусная куртизанка, мастерски владеющая всеми приемами соблазнения. Расскажи, как соблазнить мужчину?
БОНДЖИ: Существовать в его присутствии.
ИМБИРЕК: Да брось! Это не так уж просто.
БОНДЖИ: Ну, если очень спешишь, можно походить с расстегнутой ширинкой.
ИМБИРЕК: Да брось ты свои шуточки! Для тебя большая честь быть верховной жрицей в храме любви, выполнять освященную веками женскую миссиюублажать мужчин. В каждой из нас есть что-то от шлюхи.
БОНДЖИ: Во мненет.
ИМБИРЕК: Но большинство женщин этого не проявляют. Они не умеют быть женщинами: в их жилах течет ледяная вода.
БОНДЖИ: А я всегда думала, что моча.
ИМБИРЕК: Женщинам надо развивать свои распутные способности. Они утратили женские чары, которыми когда-то располагали к себе мужчин.
РАССЕЛЛ: Слишком увлеклись конкуренцией.
ИМБИРЕК: Мужчины так очарованы мною потому, что чуют во мне страсть дикой, неприрученной хищницы, вот только эта страсть обузданная, изящная. Хоть я и неприрученная, но вовсе не дешевка. Яскрытая хищница.
РАССЕЛЛ: Да, лучшая сторона хищной натурыскрытность, а вовсе не безжалостная борьба за лидерство и жестокая конкуренция.
ИМБИРЕК (цитируя): «Когда женщина стремится к равенству, она отрекается от своего превосходства». Верно, Расселл?
РАССЕЛЛ: Несомненно. (БОНДЖИ.) Для тебя это слишком глубоко?
БОНДЖИ: И чего вы хотите? Паранджу на женщин нацепить?
ЧЕЛ: Паранджи нам не нужноу нас есть пригороды.
РАССЕЛЛ: Вас слишком легко удовлетворить: вы не замечаете, как подкрадывается ужас. Господи, какое все же проклятиечрезмерная восприимчивость! Их самое смертоносное оружиебрак: до брака мужчины активны, неугомонны и энергичны.
БОНДЖИ: Как стая мартышек.
РАССЕЛЛ: Кипучая, трепетная молодость.
БОНДЖИ: Догадываюсь, где у них трепещет.
РАССЕЛЛ: Но затем мы успокаиваемся, становимся безмятежными и умиротворенными, лишаемся жизненных сил, смирные и покорные. Женщины нас обезоруживают и торжествуют, отнимая наше ценнейшее достояниехолостяцкую свободу.
ЧЕЛ: «Холостяцкая свобода»? Как бы не так! Это свобода дворового кота, который рыщет по улице да вынюхивает, кого бы трахнуть.
РАССЕЛЛ: С кем бы заняться любовью. Впрочем, я допускаю, что некоторые преимущества в браке есть.
БОНДЖИ: Например, пенсии вдовам.
ИМБИРЕК: И материнство.
РАССЕЛЛ: Ах да, Материнствославные, миленькие младенчики!
БОНДЖИ: Так, все склонили головы и пару минут посюсюкали.
РАССЕЛЛ: Сын, который пронесет мою фамилию Пшикбаум сквозь века! Я отдал бы все на свете, чтобы родить ребенка,это высшее достижение, о котором мечтают все женщины.
БОНДЖИ: Кроме меня.
ИМБИРЕК: Откуда ты знаешь? Ты же не специалист.
РАССЕЛЛ: Высшая честь, верховная власть.
ИМБИРЕК: Рука, качающая колыбель, правит миром. Правильно, Расселл?
РАССЕЛЛ: Бесспорно.
БОНДЖИ: Сомнительное изречение: пока рука качает колыбель, она не может раскачивать лодку.
ИМБИРЕК: Вокруг множество мужских рук, которые могут раскачивать лодку, сколько угодно.
БОНДЖИ: Я повидала немало старых волосатых мужских лап на своем веку, и все они тянутся уж никак не к лодке.
ЧЕЛ: А почему должно быть иначе? Это же мужской мир.
БОНДЖИ: Только по умолчанию.
ИМБИРЕК: По умолчанию или нет, но я считаю, это чудесно.
ЧЕЛ: Конечно, в мужском мире у вас, телок, есть абсолютное оружиесекс.
БОНДЖИ: Тогда почему у нас никогда не было сексуальной президентши?
ЧЕЛ (БОНДЖИ): Может, ты свою кандидатуру и выдвинешь?
БОНДЖИ: Не, не люблю мелочиться.
ИМБИРЕК: А мне от женщины-президента было бы противно.
ЧЕЛ: Почему? Женщины не уступают мужчинам во всех отношениях.
БОНДЖИ: Я сыта по горло твоими оскорблениями.
ИМБИРЕК: Как бы то ни было, у нас никогда не будет женщины-президента. Никогда! Никогда не было (категорическим тоном) и никогда не будет. Правильно, Расселл?
РАССЕЛЛ: Это немыслимо.
БОНДЖИ: Возможно, президентствоне такая уж плохая мысль. Я могла бы упразднить денежную систему, а всю работу выполняли бы машины.
ЧЕЛ: Спасибо, что предупредила. Теперь-то я уж точно не буду за тебя голосовать. Я не хочу нуждаться в хлебе насущномне хочу совмещать брак и карьеру,но телкам именно это и нужно. Видели букву S на символе доллара? Она означает «секс».
ИМБИРЕК: На самом деле, в словах Бонджи есть рациональное зерно: мужчины нуждаются в свободном времени.
ЧЕЛ: И что мне с ним делать? Валяться на диване с гигантским стояком?
ИМБИРЕК: Привязывать мужчин к работебольшой грех. Ведь ониохотники
ЧЕЛ: Да уж, этим я часто промышляю.
ИМБИРЕК: авантюристы. Они свободно перемещаются, изобретают и исследуют, воспаряют в неведомое.
РАССЕЛЛ: И оставлять детей на попечение женщин? Испортить моего сына женственностью? Никогда в жизни! Когда матери не конкурируют, они уходят с головой в материнство: за ними нужен глаз да глаз. Я хочу, чтобы мой сын был лучшим из мужчин.
БОНДЖИ: Ты хочешь сказать: недоделанной женщиной.
РАССЕЛЛ: Я хочу, чтобы когда он вырастет, я мог сказать: «Вот мой сыннастоящий мужчина». Я хочу жить в мужской цивилизации.
БОНДЖИ: Это противоречие в терминах.
РАССЕЛЛ: Мне нужна сильная, мужественная среда.
БОНДЖИ: Почему бы тебе не потусить в качалке молодых христиан?
ЧЕЛ: Война полов ведется уже столетиями.
БОНДЖИ: Я знаю, как ее прекратить.
ЧЕЛ: Как же?
БОНДЖИ: Слышали когда-нибудь о детерминации пола?
РАССЕЛЛ: Никогда! Ни за что! Это противоестественно. Всегда будет два пола.
БОНДЖИ: Мужчины совершенно бестолковы: они даже не понимают, почему их нужно уничтожить.
РАССЕЛЛ: Нет! Система двух полов не может быть ошибочнойона существует уже сотни тысяч лет.
БОНДЖИ: Как и болезни.
РАССЕЛЛ: Нельзя просто взять и вычеркнуть нас из жизни. Мы этого не допустим: мы объединимся и будем драться.
БОНДЖИ: Лучше уж вам уйти подобру-поздорову: в конце концов выражение «женская особь» станет избыточным.
РАССЕЛЛ: Ты не знаешь, что такое женская особь, бесполое чудище!
БОНДЖИ: Напротив, я женщина, а значит, подрывной элемент.
РАССЕЛЛ: Вот я, например, не стал бы заниматься с тобой любовью и за миллион долларов.
БОНДЖИ: Может, и нет, но ты бы сделал это бесплатно.
РАССЕЛЛ: Никогда в жизни! Даже будь ты последней женщиной на Земле.
БОНДЖИ: Это не тебе решать.
РАССЕЛЛ: Какая чушь! Кому же тогда?
БОНДЖИ: Мне.
РАССЕЛЛ: У меня тут тоже есть какое-то мнение.
БОНДЖИ: Никакого нету. Когда я просигналю, ты вскочишь.
РАССЕЛЛ: Какая вопиющая наглость! Кем ты себя возомнила?
БОНДЖИ: Просто девушкой с сигналом. Сейчас покажу.
Она начинает расстегивать ремень.
РАССЕЛЛ: Я не хочу ничего видеть, шалава!
БОНДЖИ: Нет, хочешь, и я не просто покажу, а тебе это дам.
РАССЕЛЛ: Я не хочу.
БОНДЖИ: Еще как хочешь.
Она спускает штаны и прячется за кустом, но так, чтобы РАССЕЛЛ ее видел.
Мы сделаем это здесь и сейчас.
РАССЕЛЛ: У тебя не хватит духу.
БОНДЖИ: Иди и возьми.
Он нерешительно подходит, затем отступает.
РАССЕЛЛ: Нет!
БОНДЖИ: Иди и возьми.
Он нерешительно подходит, затем отступает.
РАССЕЛЛ: Нет!
БОНДЖИ: Иди и возьми.
ЧЕЛ: Если ты не поспешишь, возьму я.
БОНДЖИ: Иди и возьми.
РАССЕЛЛ: Я бы никогда не смог заняться с тобой любовью: в тебе нет загадки.
БОНДЖИ: Верно: если я тебе дам, гадать тут не о чем.
РАССЕЛЛ: Нет, я бы никогда не смог заняться с тобой любовью, но я порядочная гнида и потому трахну тебя. Ты это заслужила, кусок дерьма!
Он бросается к кусту.
ИМБИРЕК: Расселл, какой ты виртуоз!
БОНДЖИ: Нет, погоди. Сперва встань на колени и скажи: «Можно мне сделать это с тобой, ну пожалуйста?»
Он становится на колени.
РАССЕЛЛ: Можно мне сделать это с тобой, ну пожалуйста?
БОНДЖИ: Хороший песик. Да, можно.
Он заходит за куст и делает; ИМБИРЕК и ЧЕЛ наблюдают.
ИМБИРЕК: Она слишком остро на все реагируетверный признак защитного механизма.
ЧЕЛ: Обалденный механизм.
ИМБИРЕК: Давайте посмотрим правде в глаза: какой мужчина мог бы ее уважать? Расселл, должна признать, у тебя изысканный стиль.
РАССЕЛЛ (из-за куста): Обрати внимание на форму.
ИМБИРЕК: Целая симфония телодвижений!
РАССЕЛЛ: И на самообладание.
ИМБИРЕК: Да, самообладание, сущность свободы. Расселл, я так завидую тебе, тому, как ты даешь себе волю, свободный, словно птица, свободно самовыражаясь с беспечной раскрепощенностью: воспаривший мужской дух!
ЧЕЛ: Вон там есть еще кустик: можно там воспарить и оторваться по полной.
ИМБИРЕК: Жить! Жить! Жить! Вот мой девиз. Ощущать, как жизнь струится под кожей. Чтобы жизнь полностью тебя поглотила.
БОНДЖИ (из-за куста): Ну, тебе-то грех жаловаться: тебя и так засасывает по-всякому.
ИМБИРЕК: Эй, Расселл, что это там торчит?
РАССЕЛЛ: Вот это?
Он выбрасывает коричневый бумажный пакет.
ИМБИРЕК: Расселл, дорогой, ты нашел мою какашку. (Хлопает в ладоши и скачет от радости.) Ты нашел мою какашку! Ты нашел мою какашку! В честь этого нужно сплясать. Никогда не упускай возможности для творчества. Я назову это Танцем Какашки.
ЧЕЛ: Умереть не встать. Мне попердеть в такт?
ИМБИРЕК (с терпеливым негодованием): Это творческий продукт, и к его созданию следует подходить с чуткостью и интеллигентностью.
ЧЕЛ: Могу убавить громкости.
ИМБИРЕК (со сдержанной суровостью): Не будет никакого пердежа. Этот танец состоит из вариаций главного, образцового танцатанца живота.
РАССЕЛЛ (появляясь из-за куста): В одной очень заумной книге по антропологии, которую я прочитал уже в десять лет, говорится, что танец живота требует недюжинного, строжайшего самообладания и потому его мог изобрести только мужчина.
ИМБИРЕК: Расселл, раз уж ты вернулся, сбегай, пожалуйста, внутрь и поставь пластинку для танца живота.
РАССЕЛЛ: С легкостью, я все равно туда направлялся. Пора замачивать моего кальмара.
Он берет сумку с продуктами и входит внутрь.
ИМБИРЕК: Танец животафактически вершина артистического выражения: это искусство, сведенное к своей сущности
ЧЕЛ: сексу.
ИМБИРЕК: Я верю в нашу духовную близость. Я почувствовала это, как только заглянула в твое лицо сквозь пустоту. Твое лицо отражает твою внутреннюю сущность.
БОНДЖИ (появляясь из-за куста): Ага, одним словомебало.
ИМБИРЕК: Загляни в мое лицочто ты там увидишь?
БОНДЖИ: Его уродскую харю.
ИМБИРЕК: Не бывает уродливых лицлишь уродливые души. Этот танец станет глубочайшим выражением моего самого потаенного «я», самой моей сущности.
Звучит музыка.
БОНДЖИ: А теперь, дамы и господа (Имитируя фанфары.) Жи-вот!
ИМБИРЕК исполняет танец живота, с душой и надрывом.
ЧЕЛ: Как раскачивается!
БОНДЖИ: Ага, на деревьях с макаками.
ЧЕЛ: Мы бы с ней поладили: я качаю, как бешеный.
БОНДЖИ: Ага, яйцами.
ЧЕЛ: У меня для тебя новость, малышка: я настоящий мужчина.
БОНДЖИ: В том-то вся и проблема. (Внимательно наблюдает, как танцует ИМБИРЕК.) Знаешь, не так уж и плохо для парня.
ЧЕЛ: Что значит «для парня»? Я тоже так могу.
Он танцует.
БОНДЖИ: Я тоже.
Она танцует.
Мой животвсем животам живот. Это живот из животов! Вокруг пупкататуировка змеи, и когда я по-настоящему завожусь, она шипит: ш-ш-ш-ш-ш! Я показала бы тебе в более непринужденной обстановке. У меня таланты, куда ни ткнись. (Наблюдает за ЧЕЛОМ, продолжая танцевать.) Извивайся, парень.
Он извивается.
Солнышко, если ты не солнышко, то сто процентов должен им стать!
ЧЕЛ: Ш-шш-ш-ш!
БОНДЖИ: А ты заводной!
Они исполняют шимми, шейк и танец со змеями.
Ты и в постели так же справляешься?
ЧЕЛ: А ты думала, где я научился?
БОНДЖИ: ЯБлитцина, богиня молний! Я проношусь ослепительным зигзагом по небесам!
Она зигует своим загом.
Слышь, надо бы тебе как-нибудь посмотреть мой Танец Семи Полотенец: я срываю с себя седьмое, намыливаюсь и взбиваю пену, а потом хористки в шапочках для душа лупят меня за кулисами мокрыми тряпками. Затем идет модернистский танец с веером, который я заменяю электрическим вентилятором.