Мастерская подделок - Габриэль Витткоп 2 стр.


Когда я изумилась тому, что он водит знакомство со столь далеким племенем, он исправил мою ошибку. «Мальтийские топинамбусы никак не связаны с бразильскими, хотя мы и называем их этим именем, где бы они ни родилисьво Франции, в Германии, в Норвегии или в Голландии,сказал Роже.Они прибыли сюда, дабы избежать бремени законов и непосильного труда. Они живут на свежем воздухе, никогда не моются, питаются кореньями и украшают себя цветами по примеру дикарей. Они очень любят лакомиться жевательной травой, вызывающей сновидения, в которых они становятся теми, кем не являются, делают то, чего на самом деле не делают, и попадают туда, где их нет. Я одеваюсь так же, как они, дабы не утратить их доверия, ведь, хотя они и отказываются трудиться, но все же соглашаются продавать путешественникам глиняные статуэтки, которые якобы лепят своими руками. На самом же деле их изготавливала очень славная женщина, работавшая на меня. Недавно она умерла, но, увидев вас, я тотчас подумал, что вы могли бы ее заменить».

Роже отвел меня в комнату с керамической глиной и печью. Статуэтки были чрезвычайно непристойными. Они изображали всевозможные комбинации, порожденные людской изобретательностью с самого начала времен, а их, признаться, немало. «Вот образцы,сказал Роже.Учитывая ваш возраст, я буду платить полтарифа, из которого стану удерживать еще часть, так как вы иностранка».

У меня были формочки, хороший материал, хорошие инструменты, и, ненавидя праздность, я полюбила лепить фигурки. Роже платил очень мало, зато отличался чрезвычайно веселым нравом. «Я не такой грязный и лохматый, как топинамбусы,говаривал он,но предпочитаю обогащаться, заставляя работать других, нежели работать, не обогащаясь».

Конечно, я не купалась в роскоши, но жила в покое и не голодала. Окончив свои труды, я любила гулять в саду, отличавшемся большою красотой. Однажды вечером я встретила там женщину, которая мне сразу понравилась благородством черт и скромностью манер. «Меня зовут Флоринда,сказала она,и я замужем за смирниотом из Палермо, который продает Роже жевательную траву топинамбусов. Порою я сопровождаю мужа, когда он приезжает сюда по делам». Наша беседа продолжалась некоторое время, и я открыла во Флоринде целый кладезь доброты. С тех пор мы встречались с нею всякий раз, когда она приезжала на Мальту, и, чем больше я с нею общалась, тем сильнее крепла моя к ней привязанность.

Нередко я вспоминала всех вас и корила себя за то, что не писала вам. Единственное послание, которое я вам отправила, осталось без ответа, и сейчас я подозреваю, что Роже сохранил его у себя, опасаясь моего побега. Порою я думала и о наследстве своего кузена Членноунылло и размышляла над тем, не должна ли я все же покинуть Мальту. Этот вопрос разрешился сам собою. Мальтийские рыцари облагали фигурки Роже налогом. Неожиданно они сочли его недостаточно высоким, ведь защищать христианский мир от турок становилось все дороже, и, когда совет ордена решил удвоить взимавшуюся дотоле сумму, это довели до сведения Роже, который поднял громкий шум. Тогда мальтийские господа напомнили ему, сколь мерзкими и непристойными были фигурки. Роже отвечал, что такими они были всегда и никто не видел в этом ничего дурного. На что мальтийские господа возразили, что раньше внимательно их не рассматривали. Они не хотели уступать ни полушки. Роже наотрез отказался платить. Тогда, понимая, что больше ничего не получат, рыцари положили всему этому делу конец, просто изгнав Роже и топинамбусов вместе с их глиняными фигурками.

С небольшой суммой я покинула Мальту на борту трехпалубного судна, которое доставило меня в Мессину. Я сошла на землю, дабы немного осмотреть страну, ощутить твердую почву под ногами и найти судно, которое пожелает отвезти меня в Остию. Заметив весьма красивые плоды, я решила их купить и стала искать свою мошну. Но карман, в котором я держала деньги, оказался пуст! Я снова поискала под юбками, взглянула на землю. Ничего! У меня украли мои пекунии! Как вам описать мою тревогу? Тогда я вспомнила Флоринду и, питаясь подаянием, короткими переходами отправилась в Палермо. Я добралась туда полумертвая от голода и усталости, но милейшая Флоринда встретила меня с самыми трогательными изъявлениями дружеских чувств. Я осталась у нее на несколько месяцев, поскольку, будучи весьма несчастной со своим смирниотом, она находила утешение в моем обществе. Однажды, как будто взволнованная грустными предчувствиями, Флоринда, сняв с пальца перстень, украшенный великолепным изумрудом, попросила меня принять его в дар и вечно хранить в память о ней.

Смирниот имел от первого брака сына по имени Альзир. Тот был страстно влюблен во Флоринду и по сотне раз на дню со вздохами бросался к ее ногам. Однако же Флоринда была добродетельной женой, ибо страшно боялась своего смирниота. Однажды, когда Альзир, стоя на коленях перед Флориндой, умолял ее утолить его желания, смирниот неожиданно вошел к ней. Не успел он наброситься на Альзира, как тот вскочил и умчался с быстротою молнии. Разгневанный смирниот устремился ко Флоринде, выколол ей глаза, оттаскал за волосы, а потом задушил. Будь Флоринда виновна, ей бы наверняка достало хитрости и она бы не позволила застать себя врасплох. Впрочем, несмотря на свою невинность, она неизбежно была бы осуждена. «Так вот как обходятся с добродетелью»,подумала я, со всех ног убегая от сторожевых псов, которых смирниот пожелал на меня натравить. Добравшись до порта, вся растрепанная и запыхавшаяся, я укрылась в лавочке одного ломбардца. У меня не было ничего, кроме перстня с изумрудом, и хоть я поклялась Флоринде хранить его вечно, эта милейшая подруга, увы, не смогла пообещать, что я никогда не останусь без куска хлеба. Поэтому я скрепя сердце рассталась с драгоценностью, которая была мне так дорога. Ломбардец дал десятую долю ее стоимости, ибо это был очень честный ломбардец, но, поскольку изумруд имел большую цену, сумма все равно оказалась довольно приличной. Я взошла на борт судна, направлявшегося в Неаполь. Позднее я узнала, что смирниот так ловко выкрутился, что даже не предстал перед судом. Я также выяснила, что впоследствии он женился на особе, спавшей со всеми его лакеями, тогда как он сам этого не замечал. Ну а юный Альзир столь хорошо и столь быстро бегал, что добрался до самой Армении. Первая же особа, представшая его взору, оказалась весьма красивой девушкой. Он тут же влюбился и взял ее в жены. Она родила ему такое великое множество детей, что он вскоре разорился, ну а его жена с каждым днем становилась все уродливее.

На борту корабля оказался некто Сантолеоне, который был весьма занятным человеком. Как вы и сами хорошо знаете по нашей поездке из Кадиса в Буэнос-Айрес, на судне принято рассказывать истории, разгоняющие скуку. Видя, что я уже в летах, и предположив, что я повидала свет, Сантолеоне попросил рассказать о своей жизни. Я так и сделала, ничего не упустив, и он немало подивился тому, что я испытала столько превратностей судьбы, но равновесие моей философии не было при этом поколеблено. Больше всего он изумился, что после всех своих злоключений я не нажила себе ни оглоеда, ни сифилиса. «Это необычный недуг,сказал он,хотя, впрочем, не смертельный. Я нашел средство для его леченияприпарки из мандрагоры и одуванчика». Тогда я рассказала Сантолеоне о том, как наш Панглос потерял ухо и глаз, и он пообещал восстановить их в изначальном состоянии. Сантолеоне поведал, что открыл также способ окрашивания мрамора, пересек Неаполитанский залив в карете, задумал памфлет против франкмасонов и написал очерк о перуанских инках. Он нашел способ зажечь вечную лампочку при помощи электричества, изготовил бумагу, подобную той, что делают в Китае, непромокаемую ткань из шерсти и шелка, а также гипсовую массу, позволяющую ваять скульптурыдолговечные, словно камень. Он знал философию, каноническое право, математику, механику, гидростатику, перспективу, геральдику, географию, анатомию, искусство фортификации и даже знал немецкий. Но все этопустяки по сравнению с его остроумием, и всего за пару дней я убедилась, что Сантолеонесамый приятный человек на свете. Он умел рассказывать как никто другой, и я слушала его с таким удовольствием, которого не испытывала никогда в жизни. Даже юная принцесса Масса-Каррара, некогда казавшаяся мне столь блестящей, теперь выглядела в моих глазах грубой крестьянкой. Не стану от вас скрывать, что Сантолеоне тоже явно заинтересовался моей особой, несмотря на мой возраст, и не считал меня недостойной своих шуток. Когда наше судно плыло в открытом море вблизи Салерно, Сантолеоне неожиданно сказал: «Давайте поженимся, мадам, и все оставшиеся дни будем смеяться вдвоем, как смеялись давеча». Я ему разъяснила, что мне девяносто лет и у меня всего ползада. «Экая важность!возразил он.Законы запрещают нам брать в жены слишком молодых девушек, но они не предусмотрели ничего подобного в отношении древних старух. Неужели вы строже самих законов? Что же касается состояния вашей кормы, давайте забудем об этом. Я никогда не слышал, что для ведения остроумной беседы необходимы обе половинки зада. Мы изо дня в день встречаем людей с целым и невредимым задом, которые не становятся от этого ничуть умнее. Ну и, ежели подобное заверение будет вам приятным, обещаю, дорогая подруга, всегда смотреть на вас только в профиль и с вашей выгодной стороны». Наконец Сантолеоне удалось так хорошо меня убедить, что уже через час я согласилась связать с его судьбой остатки своей. Когда я рассказала ему о собственном желании повидаться с вами, чело его несколько омрачилось. Я подумала, что мне это показалось, ведь мы всегда спешим объяснить слабостью собственных чувств все, что противоречит желаниям нашей души. Мы решили добраться до Рима в экипаже, дабы сначала получить наследство моего кузена, а затем вернуться и поселиться в Неаполе, где у Сантолеоне был собственный дом. Коль скоро меня слегка утомили путешествия, я собиралась пригласить вас всех к себе на этот клочок неаполитанской земли, ну а Кандид мог бы затем избавиться от клочка земли константинопольской. Поскольку Сантолеоне рассказал, что открыл способ выращивать тыквы без косточек, артишоки без ботвы и крыжовник без шипов, я ожидала чудесного урожая от наших будущих культур. Словом, я была на седьмом небе от счастья.

Но, едва мы ступили на набережную Мерджеллина, рядом с нами остановилась карета. Из нее вышли два человека в черном, схватили моего дорогого Сантолеоне, заставили сесть в повозку и пустили лошадей крупной рысью. Я закричала, позвала на помощь. Ко мне подошел незнакомец и убедил не шуметь. «Карета, которую вы видели, принадлежит органам правосудия,сказал он мне,и ясно, как Божий день, что сию минуту ваш добрый друг направляется прямиком в темницу Палаццо Реале. Если я вправе высказать свое мнение, то советую вам молча удалиться».

Невзирая на эти речи, я помчалась в Палаццо Реале и велела передать начальнику полиции, каковой там именуется квестором, что дочь папы римского просит его аудиенции. Его превосходительство меня не принял, сославшись на то, что он и так постоянно выслушивает всевозможных дочерей папы римского. Тогда я велела сказать ему, что о приеме просит наследница римского маркиза. Его превосходительство тотчас велели меня впустить, предложили мне кресло, выслушали мою историю от начала до конца, а затем сказали:

«Мы издавна следим за этим Сантолеоне, арест которого так вас огорчает. Будучи последним отпрыском прославленного рода, он с юных лет предавался спагирическим искусствам, которые нисколько не увеличили его состояние, а напротив, довершили его разорение. Теперь у него остались лишь весьма обветшалый дом на задах Сан-Доменико-Маджоре, скверная восемнадцатилетняя кобыла да лакей, у которого он одалживает денег на ужин. Нельзя, впрочем, отрицать, что Сантолеоне обладает самым прекрасным кабинетом диковинок во всей Италии, а возможно, и в целом мире. В частности, он хранит коллекцию поистине замечательного рода: двадцать четыре женщины без плоти и костей, от которых осталась лишь окаменевшая венозно-артериальная система. Они весьма познавательны и красивы на вид, похожи на коралловые деревья. Беда в том, что Сантолеоне препарировал их сам, при помощи необъяснимых методов, секрет которых он, конечно же, скоро нам раскроет. Тем не менее было доказано, что особы, чьи мумии он изготовил, умерли не естественной смертью и, весьма вероятно, во время самой операции. В окружении Сантолеоне происходили странные исчезновения, подозрения против него постепенно накапливались, и доказательства принесли нам окончательную уверенность в его преступлениях. Можете не сомневаться, что, как только вы вступили бы в наследство, он бы весьма ловко превратил вас в мумию и, пополнив его кошелек, вы бы вскоре украсили его кабинет диковинок». Поскольку я объяснила его превосходительству, что в силу преклонного возраста не желаю надолго оставаться в Неаполе, он охотно выдал мне разрешение присутствовать на процессе Сантолеоне. Это оказалось выше моих душевных сил.

Я сняла комнату в весьма чистом доме, принадлежавшем изготовителю игральных карт, дабы отдохнуть там несколько дней. Первой же особой, которую я там встретила, оказалась Красотулька. Вспомнив попутно, как когда-то неожиданно встретила евнуха, певшего в часовне моей матери, я не слишком-то этому удивилась, ведь мы часто находим людей, которых и не чаяли больше никогда увидеть. Красотулька вышла замуж за изготовителя карт. Она вела хозяйство в большом доме и сдавала комнаты иноземцам. Красотулька была весьма любезна и осыпала меня ласками. На следующий день, собираясь выпить шоколад, который она принесла мне прямо в комнату, я нечаянно опрокинула его на скатерть, которая тут же съежилась и задубела, прожженная насквозь: разъело даже деревянную столешницу. Тогда я поняла все коварство Красотульки, и мне стало ясно, что, пусть она и забыла о своем красильщике, но все же хранила память о своем иезуите. Я положила пару монет подле кувшина для шоколада и ушла. «Среди людей,подумала я,все это обычное дело».

Поездка до Рима, которую я совершила в почтовой карете, была самой необычной в моей жизни, поскольку со мной ничего не случилось. Явившись к римскому нотариусу, адрес которого дал мне Замор, я потребовала свое наследство. Он принял меня весьма сухо и что-то промямлил, как обезьяна, из-за горы бумаг. В конце концов я поняла, что господин де Членноунылло завещал мне дворец и двадцать цехинов, из которых римский нотариус взял себе половину за труды. Я пошла посмотреть на свой дворец. У него не было ни стен, ни кровли, ни дверей, ни полов, ни каминов. Поскольку ветер продувал его насквозь, можно было сказать, что он весь состоял из окон, потому я оставила его крысам и летучим мышам, превратившим его в свое жилище. Затем я отправилась прямиком в порт Остии, где села на судно из Ливорно. Не стану вам описывать свою поездку до Константинополя. Она была довольно приятной, не считая того, что мы пережили два шторма, бунт экипажа и испытание протухшей водой, вызвавшей у меня понос, от которого я боялась помереть. Как видите, я избежала весьма немногих вещейне послужила разве что пищей для каннибалов, хотя, впрочем, этого нельзя с уверенностью предсказать. Наконец я вернулась к вам и смею надеяться, что мои испытания завершены. Мне бы очень хотелось оставить вам большое наследство, но, поскольку состояние господина де Членноуныллопустой звук, лучше об этом не вспоминать. Что же касается меня, в этом путешествии я не обрела ничего, помимо нового и более обширного представления о мире. Отныне я полагаю, что познала человека.

Это прекрасно само по себе,сказал Панглос,и, коль скоро, согласно учению Аристотеля, всякое следствие естественно вытекает из своей причины, значит, ваши приключения входят в логическую цепочку и они бы никогда не выпали вам на долю, если бы презренный лакей не съел персик на римской лестнице, а маркиз де Членноунылло, проходя там и подскользнувшись на кожуре плода, не размозжил себе голову и нотариус Замор не уговорил вас поехать в Рим. Столь значительными бывают следствия причин, которые, на первый взгляд, могут показаться ничтожными.

Лично я,сказала старуха,не смогу в полной мере воспользоваться своим недавно обретенным опытом, ибо чувствую, что вскоре вас покину и отправлюсь в путешествие, из которого так и не вернулся мой покойный отец.

Старуха говорила правду: не прошло и трех недель после ее возвращения, как, войдя к ней поутру, Кунегунда обнаружила ее в постели мертвой. Это чрезвычайно всех опечалило. Они похоронили старуху под кипарисом и, вспомнив, что она была дочерью папы римского, брат Жирофле спел ей прекрасную отходную, а Какамбо пожелал посеять на ее могиле цветы. Пока они возвращались на ферму, Кандид беспрестанно сетовал:

Увы! Почему так судилось, что наша прекрасная подруга должна была умереть?

Так судилось,отвечал Панглос,с тем чтобы естественный порядок вещей не был нарушен в самой своей сути. Старуха должна была умереть, поскольку она прожила жизнь, а за жизнью с необходимостью следует смерть.

Я вас понимаю,сказал Мартен.Сколь веревку не вить, а концу быть. Вот только вы меня простите, но я не считаю хорошей историю, которая так плохо кончается.

Петроний

Sed prœter unum dipondium, quo

cicer lupinosque destinaveramus

mercari, nihil ad manum erat.

По крайней мере, у нас были кров, лампа и вино. Впрочем, кров был ненадежен, поскольку наш хозяин Косой упорно требовал причитающуюся плату.

Ясное дело,сказал я Аскилту,вместо того чтобы напрасно суетиться, как мыши в ночном горшке, самое время найти какой-нибудь выход.

Не вижу никакого.

Я же сказал: какой-нибудь. Пораскинь мозгами. Разве ты не видел, как еще сегодня вечером Гитон плакал от страха при мысли о том, что нас могут выбросить на улицу? К счастью, у меня есть задумка, которая выведет нас из нищеты. Ты, конечно, знаешь Присциллуту, что красит волосы в красный цвет и каждый день проезжает мимо нас на носилках?

Ты имеешь в виду ту шлюху, на которой каждый вечер скачут гладиаторы из Мамертинской тюрьмы?

Ту самую.

От ее дыхания заржавеет и золотая монета.

Дыхания сверху или дыхания снизу?сказал Гитон, хлопнув в ладоши, и с хохотом рухнул на кровать.

Можешь надрывать себе живот, сколько влезет, братец, но я все же отыскал лазейку. На ней скачут не только гладиаторыу нее на сковородке скачут еще и собственные деньжата. Она богачка!

Довольно!воскликнул Аскилт.Если ради какой-то сотни фунтов золота нужно будет хотя бы просто вести льстивые речи у дверей, понадобится не меньше десяти мер сатириона и целая сотня шпанских мушек. Оставим же эту повинность гладиаторам. Ведь я свободный человек. К тому же человекне вьючное животное, хоть мы и наблюдаем каждый день рабов в красных отметинах от бича и нагруженных ношей, превосходящей их собственный вес.

Назад Дальше