Тут Сермягины чичи вспыхивают, вылезают из орбит, принимая размеры «бараньих яиц», что светят у него надо головой: Ты просто посидишь и пиздец. Петь будет Мельник.
Мельник так Мельник.
Это рядом, в клубе Водников.
Водников? Это же водяные черти по-чешски! Надо идти. Надо дать им успокоиться, выпить, и когда им самим станет в тягость мое присутствие, я улизну. В конце концов, должна быть Советская Власть в клубе работников речного транспорта или нет?
Дом Водников стоял на одной улице с домом, откуда в картине «Сильные духом» толкает речь Адольф Гитлер. Пускай всего несколько секунд, но этохроника, и это моя улица, где я живу. Кроме меня на ней обитает ряд интереснейших личностей, созданных явно не Иеговой, и не за шесть дней творения. Моя улицасвоеобразный гетто-пантеон отвергаемых богов и демонов. Сразу говорю, вы не встретите на ней ни оборотней, ни сатиров, драконы и единороги тоже скрипят сучьями где-то в других местах, то есть, настоящей экзотикой тут не пахнет, и к счастью, никому не придет в голову охотиться за нею здесь. Драконам и химерам древности пищеварение заменяет внутреннее сгорание, однако никто не кричит при виде каждой выхлопной трубы: «Химера какает!»
На моей улице нет огнедышащих, прохожие обдают перегаром, иногда подпустит выхлопных голубей гебешная «Волга», но никто не говорит, что это дракон. И все-таки, в населяющих ее рядовых гражданах есть что-то неисчерпаемо странное, чему можно изумляться всю жизнь, с благодарностью, не осуждая их за долгие промежутки безынтересной жизни. Здесь, в тесноте средневекового замка живут никому не ведомые еретики, чьи заклинания ты не прочтешь на транспарантах, не увидишь в неоновых сполохах Бродвея. Они малы, как ночные звезды, и остры, как иглы, чей укол вызывает мгновенную смерть и пробуждение, после которого ты видишь, что теперь в твоем распоряжении все, чего не видят посторонние. И балкон без Гитлера выглядит более фантастично, чем если бы он появлялся там регулярно. И разверазве мужчина, не скрывающий под зимней шапкой рога, но скрывающий в простуканной и просвеченной икс-лучом груди все пороки, косматые желания, менее интересен, чем Чорт со старинного рисунка?! Здесь воображение притягивает жизнь, холодный спутник Несбывшегося, и если ночью лунною на улице Володарского не раздается вой вурдалаков, значит, все местные вурдалаки просто умеют держать язык за зубами.
Водники занимали солидный сталинский особняк всего в два, но очень высоких этажа. Кстати, в двух шагах от Азизяна. При поддержке четырех колонн над ступенями белел лепной треугольник. Пересекая улицу Володарского тянулся, вплоть до самого Днепра, меняя названия, тихий переулок, уходил вниз. По левую сторону, я знал об этом от кого следует, находится никак не обозначенное здание синагоги, погруженное до поры в глубокий и торжественный сон. Почему-то вглядываясь в треугольник Дома Водников летними сумерками, легко представляется лунный диск, мертвый час, на улице ни души, особое безжизненное тепло воздуха ночи. В безмолвии нарастает звук шагов, в полуприпрыжку, кто-то единственный во всем городе приближается по переулку от реки, минуя синагогу, ибо не был сотворен вместе с теми, кого там ждут. Наконец, прошлепав по ступеням непросыхающими лапами, простирает, присев, перепончатые пальцы к пустому треугольнику Дома Водников. И на немой призыв днепровского гостя, где-то внутри, в секции народных инструментов кто-то выстукивает на виброфоне полинезийскую мелодию
Сермяга вошел раньше нас, как к себе домой. Никто ни о чем не спрашивал, вестибюль был пуст. Худрук не соврал, он привел нас в каморку с инструментами под лестницей, ведущей на сцену актового зала. Собачью шапку он бросил на столик и сразу вручил мне полуакустическую гитару «Рекорд»: «Вспомни, что знаешь, а мы с Саней сходим, возьмем попить». Он так и вышел с непокрытой головой. Физиономия у него под битловской прической была старая, не разглаженная здоровым образом жизни после излишеств молодости. Который раз меня поразило свойство удлиненных волосявно этот бухарик отрастил их недавно, году в 72м, а кажется, родился с такою прической, или нетскорее восстал из гроба. И щипнул нехотя струны. На хуя оно мне надо? Если бы нормальные люди знали нормальные песни, я бы нормально их пел под нормальный аккомпанемент. Но мне уже довелось отведать идиотизма наших музыкантов. Они сами не знают, чего хотят. Когда-нибудь из этой вяло выраженной неопределенности созреет угроза всему Свободному миру. Они, дети их охуенные, не простят Америке равнодушия к их кривляньям. И если эта досада станет идеологией чванливого Кремля Что ж, тогда следует подумать о хирургическом безлюдьи нейтронной бомбы. Я понимаю людей в Пентагоне, только не в том, где спекулируют бельецом научные сотрудники. «Пентагоном» называли оборонный НИИ напротив Интуриста. В этом НИИ работают мужчины волевого типа. В очках, с усами. Судя по этим усам, куннилингус или, как говорит Сермяга «припадалово» сгибает их собачьи шеи, словно по зову муллы. Где так вольно дышит человек? Оборону государства доверили пиздогрызам. Я лично слышал песенку про обветренные руки и старенькие туфельки, а мещцу ними, надо понимать, этот сычуг?
Насмотрелся я, как тянут шею к дрянному микрофону на танцплощадках вокалисты, словно пришли к врачу лечить стоматит. Пока соскребают налет, они орут. А в кустах дерутся сумочками старшеклассницы в сырых оранжевых гольфах. Одна другой сказала: «Клыковая». Клыковайя кон Диос. Не поймут. Я еще раз, вдруг за мною следят, ударил по струнам
А Он где ходит?
Я повернул голову. В проходе стояла женщина с простоватым чувственным лицом, она вертела на кулаке острую меховую шапку.
Он скоро придет.
Тогда скажите, что я здесь.
Приятные знакомства сулит полумрак коридоров и студий, но стать одним из обитателей Дома Водников мне не хотелось. Пусть будут разные дома и ложиАзизяна, Клыкадзе, моя наконец. Надо было сказать этой симпатичной личности по-колхозному: «Воны пшшы по выно». Развеселить ее, познакомиться И сгинуть в Доме Водников на полжизни? А она будет ковырять пальцем обои, и закрывать глаза: Тебе нравится?Ага
Они вернулись, выложили на стол (шапку пришлось убрать) 0.7 «Таврiйського», консервы, две пачки феодосийской «Примы». Подруга худрука возглавляет танцевальный коллектив. Между прочим, Мельник
Что Мельник?меня внезапно охватила тревога от этого имени.
Мельник классно танцует,успокоил меня Сермяга. Вернее за него обронил эти слова художник, отряхивая вверх дном ополоснутые стаканы. Под курткой болонья на нем был серый пиджак и водолазка. Он помогал карьере лучшего друга и просто хорошему человеку, которые согласись, Гарик, так редко встречаются в этой Стране Советов. Имя, «хорошего человека» ускользнуло от меня, я слышал его словно сквозь сон. Судя по тому, как основательно он наполнил собственный стакан, это была первая доза чернил, по крайней мере, за вечер, и он в ней отчаянно нуждался. «Видишь, Игорек, я вас немного обделил,проговорил он, угадывая мои мысли,Саня, Игорь, за знакомство Видали мою подругу? Я вас еще познакомлю»
В каморке сразу стало жарко. Арабский свитер Сермяги принял резко ядовито-зеленую окраску. Золото его влажных волос отливало мочой, от засаленных брюк, по-моему, единственных, тоже несло мочой и просроченным илистым одеколоном. Сермяга не торопился просунуть в джинсы свои с детства волосатые ноги. А какие волосатые руки уже в детстве сжимали эти шарнирные ноги, вздувая не детских размеров кожаный чайник между ними, знает один бог.
Граждане сермягиного сословия боятся трехзначных чисел. Поэтому их не смущает антимодный фасон того, что на них надето зимою и летом. Плохо все то, что дорого. И все что дорого, то и плохо. Стиляга боится отстать, эти боятся потратить. 70е на дворе, а они до сих пор не разучились испуганно выговаривать: «Целые пять, целых три, аж целый рубль». Было бы весело разорить их сберкнижки, буквально взять и ампутировать честно добытые сбережения, желательно без наркоза. Это хорошо показано в страшном фильме «Чорта не бывает», то есть в фильме «Последнее дело комиссара Берлаха», я хотел сказать. Проклятое вино действует быстро. Когда же придет этот портов Мельник?
Полчаса худрук слушал мою игру на гитаре, однажды даже заглушил пятернею струны и предостерег: «А вот это уже, Игорек, знаешь, между прочим, как называется? Аритмия, старичок. Аритмию нам совсем не надо». Он, однако, не сказал ни да, ни нет, нужен я ему, или могу идти на все четыре стороны. Сермяга высказывал недовольство, хмурил брови в табачном дыму, его мое владение инструментом вполне устраивало, чего капризничает этот бухарик? Кого ему надоМулявина? Сам же говорилТрампарк.
Бухарик даже не расчехлил свой бас. Задумчиво потыкав немые клавиши неподключенной «Юности» он предложил взять еще бутылку. Тесная оркестровка все больше напоминала купе вечернего поезда, который стоит на месте. На этой остановке вино будет более дешевой марки. Я повертел в руке бутылкуни капли.
Воспользовавшись отсутствием Сермяги и худрука, я пересел лицом к двери, чтобы видеть проход за кулисы. Девочки из танцевального кружка собирались на репетицию. Еще не переодетые многие были в брюках, коричневых и синих, клеш идет сразу от зада. Я прикурил от спички с непривычной зеленой головкой, зажигалка, если и была, то в кабинете директора или директрисы. Лучше бы Рабинович подвез мне фирменных покурить вместо шансонье, помогавших спиваться своими лирическими песенками предыдущему поколению. А что Рабинович думает о порнографии? Никогда не предлагает. Люди осваивают иностранныйлетом при мне подошли к негру с чувихой две дворняги славянского вида (таким надо кроме имени в паспорт кличку вписывать) и четко, без запинки: «Плыз, гив ми сигаретт». Негр хлопнул себя по карману и с улыбкой ответил: «Нет смоук!» Смышленые юноши. Когда-нибудь их дети смогут переводить Берроуза и щекотать друг другу языком пуп, не рискуя получить утюгом в темя.
Первыми из «Плейбоя» удаляют голых баб. Остаются одни сигареты. Красочные пачки, похожие на церковные книги. Джентльмен смотрит с листа в собачью морду гога и магога, если тому посчастливилось прижать лапой (мое!) американский журнал. С обнаженными хорями исчезает язычество. Побеждает христианство с его педоватыми заповедями и иконами. Здравотдел предупреждает: Соси, но не кури. Никотин для народа. Делай с ближним. Люби ближнего. А двоихтроих сразу?.. «Плейбой» гуляет по рукам, доходит очередь табачной рекламы. В конце концов, вырывают все, вплоть до туповатых карикатур. Остается текст, «талмуд» в чистом виде. И тогда журнал попадает мне в руки за мельчайшие деньги. А я прочитываю его потрепанные останки от А до Z. Юный жрец угадывает будущее по собачьим внутренностям. Дальнейшая судьба тех, кто предпочел голых, повыдергал, задернул шторы, дергается сам, мутна. Ничего не видно, и лишь по запаху можно обозвать ее одним словом. Интеллигенты расшифровывают кучкивензеля Бэллы, Булата, Верного Руслана. Я чувствую превосходство (написано ночью), но мне не хватает выдержки (добавлено утром).
«Плейбой» без галереи красотокмой «Советише Геймланд», издание официальное, но понятное только знающим древнееврейский алфавит. ГеймландЗемля Игр. Для большинства эти буквы, способные догадливому человеку заменить любой пейзаж, что-то вроде шрифта для незрячих. У нас есть и порнография для слепыхдискосаунд. Пожалуйста, Силвия с песней «Разговоры на подушке», Исаак Хейс, «Мунлайт Ловинг». Как там? «Stars will never tell» Звезды не выдадут того, кто приходил к Дому Водников в ночь синей луны на черном небе. Те, кому целый «Плейбой» не по карману, заглядывают в женские туалеты вечерних школ. Потолок ледяной, дверь скрипучая
Мне показалось подозрительным одно детское стихотворение«В стране Читай Наоборот». Израиль, что ли? Вероятно Израиль. Во Франции режиссер Брессон ставит фильм о моих ровесниках «Вероятно Дьявол». Вероявол, режиссер Брессон. А тут отовсюду звучал Алик Беренсон, и как-то внезапно угас, вышел из моды. Разве что выплывет из кустов полубухая чувиха с магом и в платформах
Вероятно Мельник. Я задумался и не заметил, что в оркестровку вошел новый юноша. Он быстро снял клетчатое полупальто, повесил на гвоздь белую шапку с козырьком и уселся где прежде сидел я, и посмотрел на меня ласково. Он был в синих брюках, широкие, но короткие они делали юношу с одной стороны клоуном, с другой точно такие же носила группа Бэй Сити Роллере. Ловко спихнув под столом одну туфлю, Мельник согнул ногу и поставил ступню в носке на скамейку.
Давно ждете?
Кого?
Их.
Не очень. Я Гарик.
А я Юра Мельник.
Видимо он напиздел худруку, будто я охуенный музыкант, и вообще, охуенный человек, знаешь, как он это любит, рекламу делать,я плюнул и пожаловался.
Кто? Саня? Саня вас очень любит.
Я промолчал. Мельник взял гитару и запел: «Приди же милая ко мне, зачем нам ждать прихода ночи Ай-лазат, Ай-лазат» Редкие русые волосы, сколько ни отращивай, длинной прически не добьешься, от пения начали топорщиться. Рот у Мельника был пустой и овальный. Ресницы пушистые. Квадратная челюсть.
Где тут уборная?спросил я, когда он кончил петь.
Сразу за вахтой. Вам показать?
Спасибо. Что я, мальчик,я нервно рассмеялся суровости собственного тона.
Вместо уборной я направился к выходу. По ступенькам шли Сермяга и худрук. «Мельник явился»,обронил я, уводя Сермягу в сторонку:
Слушай, не подсовывай ты мне больше никаких людей,проговорил я, краснея,Обещаешь?
Сермяга не ответил ничего. Он засопел.
Через неделю, собственно, 7го ноября, Сермягу избили по жалобе слабоумного Головатенко. Мы гуляли за Днепрому Гени Раскольникова: Стоунз, Шурыгинскас, Чуча и я. Тема отдельная, говорят, после моего ухода Шурыгинскас бросал с балкона моченые арбузы. При мне он уже целовал Стоунза, говоря «я не голубой». Мать разыскала меня, потребовала: домой. Сермяга сидел в кресле и сопел. Ебало вроде бы целое. А я, выпив немало, пер чорт-те откуда с двумя пересадками. И для чего?! Он потребовал поставить одну из самых ужасных подачек Бебла (Рабиновича)ленту, где были записаны Масиас и Азнавур, но чудовищно тихо, едва слышно. Сермяга вслушивался и сопел. Казалось, он сопит на весь Союз.
Прошло два года. Сермяга успел стать отчаянным антисоветчиком. Вблизи его дома поставили памятник Дзержинскому. Монумент скромно стоял в стороне от проспекта, будто уступая дорогу новым веяниям , а в их числе не последнюю роль играла педерастия. Разного калибра гомоэроты попадались на вечерних улицах едва ли не чаще дружинников. В них было что-то от собак, вроде бы все одинаково похожие, и нет ни одной одинаковой. Кроме того, долбал по башке вопрос: Что их друг в друге привлекает? Что толкает одну дворнягу ставить лапы на загривок точно такой же?
Летом в городе побывал фокусник Кио, и я снова услышал про Мельника. Головастик в штанах «бэй сити роллере» ввел Сермягу в круг цирковых уродцев. Один из них ухаживал за обезьянами, и не скрывал своих наклонностей. Однажды, покидая психдиспансер (я ненавидел армию), я заметил Сермягу с этим типом, они шагали среди высокой травы, сорняков, точно два пришельца, в сторону туалета при стадионепочитать. Библиотеку Сермяга упорно не хотел посещать, злился. Западное радио сделалось сермягиной няней, он обо всем узнавал из эфира. И Чорт знает, какая антенна позволяла ему одолевать глушители.
Ждем Мельника. Он нам споет (не нам, а тебе)так утверждает Сермяга. Все в доме ждут Юру Омельченко, будущего повара. Гитара, диван, даже я боюсь улизнуть, как в тот раз. Не ждет только вино, уже мы выпили по требованию Сермяги за членов московской Хельсинской Группы, за Щаранского Анатолия. С телевизора смотрит статуэткафарфоровая скотница с поросенком в руках. Этот поросенок возник без помощи свиньи-отца, его не жжет клеймо наследственности. Ему не за что благодарить родителей. Слепые игрушки полового инстинкта не могутего упрекнуть: «Мы подарили тебе жизнь, а ты наши предки путем проб и ошибок создавали образчик свиного рыла и т. д». Онуникален, этот поросеночек. Чудо-вище, неповторимое, свободное от унизительных конвульсий похоти.
Рот Мельника по-прежнему круглый и пустой вроде дырки от сучка. Знаменитая фраза Сермяги, в ней слышна скорбь знатока: «Как на такое ебало хуй вставал» здесь не нужна, все без слов ясно. Это он про Лимонова. Насчет внешности и обаяния. Мельник, антисоветчик и сын албанского подданного изнывают от безделья. Древесный Медведь Мельник (он похож) берет гитару и, поджав ногу, поет: «Кто не знаю, распускает слухи зря». Сермяга ревностно слушает, песня ему известна. Когда ни успевают все это разучивать? У Древесного Медведя из брюк видны лапы в женских колготках. Кончив песню, он встает с дивана, подходит к столу, чтобы принять из рук Сермяги стакан холодного вина. Очень похож на медведя-гермафродита. Я знаю, дома его ждет мать. Меня интересует отец этой sex-machine. По-моему еще через год Мельнику отнимут палец, Сермяга жестоко передразнит: «Ах, Юрочка, блядь на хуй блядь, пальчик отрезало, мамочка сетует». Иной раз ему весьма кстати не хватает воображения.