Нет. Просто к нам редко с Большой земли приезжают. А вы еще и книгу пишете.
Откуда вы?
Это Сулим. Местные узнали, кто вы и зачем, как только вы проехали стелу на въезде, она показала рукой в варежке на север, в сторону автовокзала. У нас есть выражение: местный слышит шаги чужака за версту.
Это правда?
Нет. Просто присказка. Но слухи разносятся быстро.
Титов достал блокнот, карандаш и записал, бормоча себе под нос: «шаги чужака за версту».
Про шапки, вы, наверно, уже и сами знаете, сказала Кира.
Про какие шапки?
Вы уже неделю тут и еще не слышали про шапки?
Нет, а что с ними?
Ну это такая известная шутка: когда в городе чужак, все сулимчане надевают шапки.
Он смотрел на нее, ожидая продолжения, и она, удивляясь его недогадливости, шепотом подсказала:
Вы должны спросить «зачем?».
Зачем?
Чтобы чужак не видел у них на головах следы от спиленных рогов.
Титов нахмурился, пытаясь, видимо, сообразить, в чем соль.
Ладно, не берите в голову, Кира махнула рукой. Это шутка для местных, позже поймете.
Титов вновь достал блокнот и записал: «от спиленных рогов».
Что вы хотите найти? спросила Кира. Ну, в архивах?
Он убрал блокнот и карандаш в нагрудный карман, застегнул молнию.
Я думал, вы все обо мне узнали, как только я проехал стелу на въезде. Она серьезно посмотрела на него, и он, вздохнув, показал на табличку в брусчатке. Я здесь из-за них. Хочу знать, кто они. И написать их историю. Уже неделю тут околачиваюсь и заметил одну закономерность: единственное, что местные знают про бунт 62 года, это то, что он был. Больше ничего. Вот вы, например? Можете что-нибудь рассказать?
Кира открыла было рот, чтобы ответить, но осекласьс удивлением поняла, что не знает ответа.
Сколько их былобунтарей? продолжал Титов. Из-за чего они бунтовали?
Она растерянно смотрела на него. Благодаря Ореху Ивановичу историю Сулима она знала вдоль и поперекначиная с даты приезда первой геологической экспедиции на саамские земли и заканчивая тритонами на гербе. Но бунт в ее памяти оказался белым пятноми это для нее самой стало неприятным открытием.
Расскажите мне, пробормотала она.
Что?
Расскажите, что сами знаете? Мне интересно.
Титов пару секунд разглядывал ее лицо, словно не верил, что кто-то из местных может попросить его о таком. Потом кивнул, взял ее за рукуи это первое, что ее удивило; то, как легко он относился к ее личному пространству; мог вот так просто взять ее за руку, и вывел в самый центр площади, под памятник Сулиму.
31 мая 1962 года, начал он, по радио объявили о повышении цен на масло и мясо. Почти на треть. 1 июня по всей стране, в том числе здесь, в Сулиме, начались волнения. Люди вышли на площадь. «Мясо, масло, деньги» такой у них был лозунг.
Голос Титова изменилсяговорил он теперь тоном лектора, было ясно, что этот текст он проговаривал много раз.
Рабочие собрались на этой самой площади и стали звать «на разговор» главу администрации, Сенникова. Им сообщили, что Сенников в Мурманске и приедет завтра. Мне неизвестно, правда ли это, или администрация просто пыталась выиграть время. Через сутки в город въехали два грузовика с военными и несколько черных машин. Появились люди в коричневых плащах, явно неместные. Опять же, я знаю об этом со слов всего двух свидетелей. Один из них утверждает, что 2 июня рабочие снова пришли сюда, на площадь, «на разговор», как они сами выражались. Их встретила шеренга солдат с автоматами. Их попросили разойтись, но они остались. Их попросили еще раз. И они снова отказались. Титов замолчал, посмотрел на Киру. Кира поднялась по ступенькам к дверям администрации, обернулась, оглядела площадь, представила себе сотни рабочих, а напротив них, на ступеньках, шеренга солдат.
И что, вот так просто? Начали стрелять по людям?
Не знаю. Может быть, рабочие стали напирать, кричать что-то. Двадцать семь убитых. Сколько раненыхдо сих пор неизвестно.
Титов стоял на ступеньках и вместе с Кирой оглядывал промерзшую площадь, по которой справа налево шагали два человека и иногда озиралисьзаметили нездешнего.
Самое страшное произошло с теми, кого ранили. Той же ночью в больницу и в морг пришли люди, «одетые не по погоде», Титов махнул рукой в сторону поликлиники. Один из выживших, Дмитрий Игнатьевич Шорохов, на площади получил пулю в плечо и пришел в больницу. Ему повезло, ночью его растолкала медсестра и сказала, чтобы лез через окно, о нем уже спрашивали чужаки. Он и вылез, и несколько дней прятался в сарае у тещи, слушал радио, а тамвезде молчок, даже на местных волнах. Когда увидел, что к тещиному дому подъезжает черная машина, решил, что надо уходить. И буквально пешком, через тайгу дошел до границы с Финляндией. Двадцать километров.
Как и всех местных, Киру раздражало, что приезжие не отличают тайгу от лесотундры; она хотела было поправить Титова, но промолчала.
Шорохов был охотник, знал места, людей, умел выживать. Титов вздохнул. Он был одним из первых, от кого я услышал о «сулимской бойне».
Надо же. «Сулимская бойня»? Это так теперь называется?
Титов покачал головой, снова взял ее за руку.
Идемте.
Они спустились с крыльца здания администрации и направились к автобусной остановке.
Сначала я не поверил ему. А потом нашел еще одного свидетеля. Женщину, которая несколько лет отсидела за то, что была на той демонстрации.
Куда мы идем?
К карьеру.
* * *
Кира поражалась тому, как хорошо Титов знает город. Даже дыры в бетонном забореи те знает. Пока шагали через перелесок, он продолжал:
Одиннадцать человек забрали прямо из больницы. Забрали трупы из морга. Прошлись по квартирам, сколько взяли таммне неизвестно. Забрали всех и повезли на карьер. На грузовиках. Вам нехорошо? вдруг спросил он. Вы как-то побледнели.
Нет, все нормально, она покачала головой. Продолжайте.
Они вышли к карьеру.
Я закурю, ничего?
Титов достал из внутреннего кармана пачку, вытащил зубами сигарету. Спрятал огонек спички в ладонях. Закурил, затянулся, выдохнул.
Вот здесь сложнее. У меня мало данных. Дмитрий Игнатьевич говорит, что, пока прятался в сарае у тещи, слышал разговоры на улицах о том, как людей расстреляли возле карьера, как зачинщиков бунта. Но их не расстреляли. Вера Ивановнавторой мой свидетельутверждает, что была среди тех, кого везли к карьеру.
Кира медленно опустилась, села на холодную землю.
Вам плохо?
Продолжайте.
Титов протянул ей сигарету. Она покачала головой.
Нет, спасибо, я не курю. Что было дальше?
Два грузовика, больше десяти человек раненых. Больше двадцати трупов. За нимидве легковые машины, он показал пальцем. Вот по этой дороге. Свезли вниз и стали выгонять из машин. Долго совещались, минут пять-десять, а потом кто-то из вояк сказал: «Повезло вам сегодня». И рассмеялся. Все выжившие отлично помнят его смех, веселый и радостный, как будто рассказал отличный анекдот.
Они передумали?
Не знаю. Может, пока ехали, приказ изменился. Титов смотрел вдаль. Или другая версия: акция устрашения, пробормотал он, чтобы сделать бывшее небывшим, необязательно убивать.
Внутри карьера завыл ветер. Пару минут Кира молча смотрела на грунтовые срезы, потом спросила:
Вы не ответили на вопрос: почему вы здесь? Это что-то личное?
Он вздохнул, шмыгнул носом.
Это моя работа. Он посмотрел на нее и вдруг осекся. Хватит на сегодня. На вас лица нет.
Кира разглядывала его, и вдруг до нее дошло, что он уже минут десять курит одну сигарету. Творилось странное: серый цилиндр сигареты с огоньком на конце не уменьшался, а, наоборот, рос, и дымок шел не вверх, а вниз, как бы втягивался обратно. Сулимские школьники любили травить байки о том, что железистый грунт карьера изгибает не только магнитные поля, но и саму реальностьи иногда рядом с карьером время как будто схлопывается, идет складками, волнамии ты видишь несколько событий одновременно. Кира всегда думала, что это просто россказни, плод буйной детской фантазии, но сейчас своими глазами наблюдала за сигаретой, которая «курилась в обратную сторону».
Она смотрела на Титова, ее бил озноб. Мир вокруг стал подробным и болезненно-четким как галлюцинация. Он стоит на самом краю, подумала она. Под нимпропасть, до ближайшего серпантина падать метров двадцать, не меньше. Я могу просто протянуть руку, вот так, совсем чуть-чутьи он упадет. И никаких свидетелей. Оступился. Бывает.
Она тряхнула головой. Почему я думаю об этом? Это не мои мысли.
Реальность тем временем возвращалась в норму, что-то опять изменилось в воздухе, и сигарета наконец подчинилась законам физики и начала гореть, уменьшаться, как все нормальные сигареты.
Отойдите от края, сказала Кира. Вы очень опасно стоите.
* * *
Утром на юге грохнуло, задребезжали окна. Мимо дома проехали сирены «Скорой» и пожарных. К девяти все местные уже зналив ГОКе на производстве рванул баллон, один человек погиб, пятеро с ожогами.
Через три дня были похороны. Погибший жил на Горького, проститься с ним пришли все соседи, Кира тоже была и, стоя в толпе, увидела Титова. С тех пор как он приехал, все в городе были на нервахи в каждой ссоре и аварии винили нездешнего. Особенно злилась мать:
У нас сердечников знаешь сколько? Очередькилометр! Обострение у всех, никогда такого не было, чтоб одновременно. Это все он, говорю тебе.
Спустя два дня Титов снова явился в архив в ее смену, и, выдавая ему папки с делами, она рассказала про очереди в поликлинике и обострения.
Серьезно? Он улыбнулся. Вы тоже так считаете?
Как?
Что это из-за меня?
Кира пожала плечами.
Ну, до вашего приезда жалоб было в три раза меньше. Это статистика.
Post hoc ergo propter hoc, пробормотал он, уверен, есть и более логичное объяснение, взял было папки, но тут же положил назад и посмотрел ей в глаза. Скажите, а вы до скольких сегодня работаете?
Кира посмотрела на календарь на стене.
Сегодня сокращенный день. До четырех.
Дело в том, что, эммм, он замялся, мне сказали, что тут есть какое-то кладбище. Типа священной земли или что-то такое.
Кира кивнула.
Рогатое кладбище, да. Но местные туда не ходят.
Почему?
Она вздохнула, прекрасно понимая, как глупо прозвучат ее слова:
Суеверные. Боятся.
Титов кивнул, почесал лоб.
А как оно выглядит вообще?
Ну как. Просто поле, а на нем скелеты оленей.
Он вскинул брови.
Черт возьми, я хочу это увидеть!
Не очень хорошая идея.
Почему?
Мальчишки у нас в школе храбрились всегда, кто пойдет туда ночью. Один сходил, потом чуть не умер от пневмонии.
Я тоже хочу.
Что, умереть от пневмонии?
Нет, хочу увидеть. Вы можете меня провести?
Кира покачала головой.
Шутите? Нет, конечно.
Да бросьте вы, это же просто нечестно. Приехать на край света и не сходить на кладбище оленей?
Она точно не помнила, почему согласилась. Возможно, Титов был очень убедителен, а может, он ей просто нравился; илией нравилось, что из всех местных он общается именно с ней; ей это льстило. И все же, пока шли, у нее неприятно потягивало в грудислишком силен был привитый еще в детстве страх перед рогатым кладбищем. У школьников в Сулиме была целая мифология, тысяча и одна история о землях шаманов. Сильнее всего ее пугал рассказ о мальчике, который однажды взял с кладбища оленьи рога, чтобы дома повесить на стену как украшение. Спустя три дня соседи сверху заметили, что сквозь линолеум в полу к ним в квартиру пробиваются какие-то желтоватые костяные наросты. Вызвали милицию, а теслесаря; вскрыли дверь, а за ней страшное. Мальчик лежал в постели, и из его головы росли огромные, невероятные рога; они причудливо и бесконечно ветвились и пробивались сквозь стены и мебель, пронзали все на своем путибетон, дерево, металл. Пока мальчик спал, растущие рога заполнили собою всю квартиру и проросли в спальню родителей и пронзили их насмерть. Мальчик был жив, спасатели спилили рога болгаркой, достали его из рогатого плена и отвезли в больницу. Но стоило ему прийти в себя и вспомнить, что случилось, рога вновь начали бешено расти и пробивали стены, потолки и людей насквозь легко, как бумагу.
Кира прекрасно понимала, что это просто школьная страшилка, но в детстве, услышав ее впервые, она очень долго боялась уснуть. Она сходила однажды на кладбище с пацанамивсе туда ходили, чего уж, и с тех пор иногда, просыпаясь, осторожно трогала головунет ли рогов.
А с мальчиком что в итоге? спросил Титов.
Ой, у нас была куча концовок, сказала Кира. Одни говорили, что его сбросили в карьер, чтобы задобрить богов тундры, другиечто ученые забрали его на Большую землю для экспериментов. Но мне всегда нравилась концовка с шаманом. В больницу пришел шаман и долго разговаривал с мальчиком и показал ему, как сбрасывать рога. Для этого нужно было научиться забывать. Шаман утверждал, что рога растут из головы, потому что в голове живет память, и если ты научишься забывать, рога отсохнут и отвалятся, им неоткуда будет брать силы и материал для роста; еще он говорил, что рогаэто отличное оружие для защиты от волков, но иногда они вырастают слишком большими, притупляются и начинают тяготить голову, и тогда их необходимо сбросить и отрастить новыеэто вопрос выживания и обновления.
Титов достал из внутреннего кармана куртки блокнот и карандаш, снял перчатки и прямо там, в поле, записал ее историю.
Кладбище было отлично заметно издалекаотполированные ветром, холодом и временем кости четко виднелись на фоне коричнево-зеленого пейзажа.
Господи, сколько же их тут, пробормотал Титов.
Одни уже обглоданы хищниками, другие истлели и выглядят как картинки из учебника биологии, третьи умерли год или два назад, и их еще не успели обглодать падальщикина них висит плешивая шерсть; кто-то умер недавно и всю зиму пролежал обмороженный, а теперь начал оттаивать; кого-то растащили волки и склевали птицы, а кем-то побрезговали.
Невероятно, прошептал Титов. Он осторожно шагал между горами костей и полуистлевших туш. Обернулся. Кира стояла вдали, на самом краю кладбища.
Вы идете?
Она покачала головой.
Туда нельзя.
Да бросьте, я же осторожно.
Я серьезно, туда нельзя. Не трогайте ничего, ладно?
Нет, правда, почему никто их не забирает. Все эти рога, они ведь кучу денег должны стоить, нет?
Кира покачала головой.
Денег стоят только пантыэто «живые», молодые рога. У них другая структура и внутри капилляры, кровообращение, а сверху они покрыты нежной кожей. Когда олень умирает, его рога усыхают и костенеют. Вот эти, например, видите, желтые, как зубы у старика, их не продать. Мертвые рога никому не нужны.
Титов искоса смотрел на нее, улыбнулся.
А вы, я смотрю, разбираетесь в рогах.
Кира пожала плечами.
Я здесь выросла.
Минут пятьили, может, большеТитов ходил кругами, восторженно что-то шептал и приговаривал. Кира смотрела на него, съежившись, так, словно он шагал по минному полю, и ждала, когда он нагуляется и вернется.
И тут он снял перчатку и прикоснулся к рогу, проверил пальцем остроту. И позжемного позжеона иногда вспоминала тот день и думала, что, возможно, именно это прикосновение и стало причиной всех ее бед.
Ли
Их привезли в полдень и оставили в пустыне. Вокругнеровный шов горизонта, видны только хижина и лопасти ветряной мельницы вдали. В 1977 году художник Уолтер де Мария установил здесь, в Нью-Мексико, «Поле молний» четыреста громоотводов из нержавеющей стали на территории длиной в одну милю и шириной в один километр.
Ли взяла с собой диктофон, фотоаппарат, тетрадку и карандашехала собирать материал для исследования, но за все время поездки не написала ни слова.
Сотрудник фонда Dia Art Foundation привез ее и еще пять человек в микроавтобусе, вручил ключи от хижины и укатил обратно, в Квемадо, предупредив, что вернется завтра в то же время. Это одно из условийты не можешь просто увидеть скульптуру, ты должен провести с ней сутки, так решил автор. Изоляцияодна из основ ленд-арта, весь смысл в том, чтобы взаимодействовать с произведением искусства на протяжении длительного времени, желательно в одиночестве. Очень похоже на чтение книги.
Попав на «Поле молний», турист сначала неизбежно испытывает разочарованиеон полтора часа едет в пустыню, чтобы что? Чтобы увидеть вбитые в грунт двадцатифутовые столбы из нержавеющей стали. Но штука в том, что так и задуманоискусство минимализма стремится к невидимости, оно работает не только с материалами, но и с вниманием зрителя.