Известно. Хотя в том, что касается меня, скажу так: хватит с меня всех этих путешествий.
В самом деле, Стар?
В ответ я молча кивнула, понимая, на какую непростую колею выруливает наш разговор с Ма. Обычно в таких случаях рядом со мной всегда находилась Сиси. Она-то и говорила за нас обеих. Но поскольку Ма молча ожидала ответа на свой вопрос, на сей раз мне пришлось отвечать самой.
Да. Я уже достаточно всего насмотрелась.
Что правда, то правда, согласилась со мной Ма, сопроводив свою реплику коротким смешком. Полагаю, что на земле уже не осталось таких уголков, где бы вы с сестрой не отметились за минувшие пять лет.
Мы не были в Австралии. И до лесов Амазонки тоже не добрались.
А как так случилось, что вы туда не попали? поинтересовалась Ма с легкой иронией в голосе.
Сиси боится пауков.
Конечно же! Как я могла забыть! Ма всплеснула руками. А ведь когда Сиси была маленькой, складывалось впечатление, что она ничего не боится. Да ты и сама, наверное, помнишь, как она, не раздумывая, прыгала в море с самых высоких скал.
Или как ловко она на них вскарабкивалась, добавила я.
А ты помнишь, как она любила нырять под воду и оставаться там долго-долго? Не дышать Порой я уже начинала даже беспокоиться, не утонула ли она.
Помню-помню, согласилась я без особого воодушевления, вспомнив, как сестра и меня пыталась приобщить к этому экстремальному спорту. Но это, пожалуй, единственное, где я не поддалась уговорам Сиси и не пошла у нее на поводу. Во время наших странствий по Дальнему Востоку она могла часами плавать с аквалангом или штурмовать головокружительно крутые вулканические сопки в Таиланде и Вьетнаме. Но, независимо от того, находилась ли она под водой или поднималась высоко в небо, я и в том, и в другом случае предпочитала спокойно нежиться на песочке с книжкой в руках.
А еще она всегда ненавидела всяческую обувь Предпочитала ходить босиком. Ребенком я буквально силой заставляла ее надеть туфельки, мечтательно улыбнулась Ма, предавшись своим воспоминаниям.
Однажды она даже зашвырнула их в озеро. Я взмахнула рукой, указав на тихую водную гладь Женевского озера. Помню, я с большим трудом уговорила ее однажды попытаться нырнуть и достать туфли из воды.
Да, наша Сиси всегда была очень свободолюбивой девочкой. Ма подавила вздох. И такой храброй Но в один прекрасный день, кажется, ей на тот момент было лет семь, не больше, я вдруг услышала дикий крик из вашей комнаты. В первую минуту я даже подумала, что ее убивают. Но нет! Оказалось, что она просто испугалась большого паука, наверное, сантиметров двадцать в длину, который завис на потолке прямо над ней. Кто бы мог подумать, что этот паук так напугает ее.
Ма задумчиво покачала головой, вспоминая ту давнюю сцену.
А еще Сиси очень боялась темноты.
Правда? Вот об этом я точно никогда не догадывалась. Легкая тень проскользнула по лицу Ма, словно она почувствовала себя обиженной оттого, что всех ее материнских навыков, а ведь Па Солт специально нанял ее для того, чтобы она обеспечила надлежащий уход за малышками, которых он удочерил, и которые, можно сказать, выросли под ее неусыпным оком, превратившись в положенный срок в молодых женщин, ибо она стала для всех нас самой настоящей матерью, особенно когда отец подолгу отсутствовал дома, путешествуя по своим делам по всему миру, так вот, оказывается, этих навыков оказалось недостаточно, чтобы знать про нас все. Хотя, повторюсь, мы любили Ма всем сердцем и душой. Нас не связывали с ней кровные узы, но она значила так много для каждой из сестер.
Она просто стеснялась признаваться кому-нибудь, что по ночам ее часто мучают кошмары.
Так вот почему ты перебралась к ней в комнату, задумчиво бросила в ответ Ма, после стольких лет узнав наконец правду. И поэтому ты всякий раз просила меня оставить в комнате включенным ночник, да?
Да.
А я-то думала, Стар, что это ты боишься темноты. Что ж, это лишний раз подтверждает простую истину: мы никогда не знаем до конца детей, которых растим. Хотя самим нам кажется, что мы знаем про них все. Ну, как тебе в Лондоне?
Мне нравится город, хотя мы ведь там еще сравнительно недавно. И потом
Я тяжело вздохнула, не находя слов, в которые можно было бы облечь все мои сомнения и страхи.
Ты еще продолжаешь горевать об ушедшем отце, пришла мне на помощь Ма. И потому в данный момент тебе все равно, где ты и что с тобой.
Ты права. Но, Ма, мне действительно вдруг захотелось снова вернуться в Атлантис.
Понимаю тебя дорогая И очень рада тому, что у тебя возникло такое желание. Тем более приехать сюда одной. Ведь в прошлом такое случалось не так уж часто, не правда ли? Зато сейчас ты всецело моя.
Ты права, Ма.
Хочешь, чтобы и в будущем такие встречи повторились?
Да хочу.
Что ж, рано или поздно, но это должно было случиться. Вы с Сиси уже не дети. Что, разумеется, не помешает вам и впредь оставаться очень близкими друг другу людьми. Но, однако же, впереди у вас своя жизнь, и дальше вы пойдете каждая своим путем. Думаю, Сиси тоже понимает это.
Нет, Ма, ничего она не понимает. Я по-прежнему нужна ей и потому не могу ее бросить! выпалила я неожиданно для себя самой с явным раздражением в голосе. Потому что сложившаяся ситуация уже начинала потихоньку злить меня. Недовольство давно копилось в моей душе и вот наконец выплеснулось наружу. Несмотря на свою врожденную сдержанность и присущее мне немногословие, я вдруг не выдержала и громко всхлипнула.
О боже! Родная моя! Внезапно на солнце набежала тень. Ма подхватилась со своего места, подошла ко мне и взяла меня за руки. Не стесняйся своих слез. Не копи все плохое в душе. Пусть выльется наружу.
И я с готовностью последовала ее совету. Мои рыдания трудно было даже назвать плачем в привычном понимании этого слова. Потому что я не плакала, а скорее выла, выплескивая все невысказанные слова и скопившиеся на сердце эмоции и чувства, а потому слезы лились из меня нескончаемым потоком.
Прости меня, Ма, прости пробормотала я виноватым голосом. Ма достала из кармана пачку бумажных носовых платков и стала вытирать ими слезы на моих щеках. Это все смерть папы До сих пор не могу смириться с его уходом.
Конечно, не можешь. И я тебя прекрасно понимаю А потому не стоит извиняться, ответила мне Ма ласково. Я вдруг почувствовала себя страшно опустошенной, словно автомобиль, который вдруг неожиданно заглох посреди дороги, потому что закончился бензин. Я очень беспокоилась за тебя, зная, как ты привыкла все свои эмоции держать внутри себя. Зато сейчас, когда я увидела твои слезы, мне сразу же полегчало. Ма виновато улыбнулась. Хотя тебе, думаю, пока еще нет. А сейчас ступай-ка ты наверх в свою комнату, немного отдохни с дороги и приведи себя в порядок перед ужином. Согласна?
Я последовала за Ма в дом. Знакомые запахи сразу же ударили мне в нос. Как часто я пыталась разложить эти ароматы на отдельные составляющие, чтобы хоть частично воспроизвести их в своих временных пристанищахзапах лимона, кедрового дерева, ароматы свежевыпеченных пирогов Но нет, никогда у меня ничего не получалось. Видно, все эти запахи, только слившись воедино, и образовывали ту неповторимую атмосферу, которая царила в Атлантисе.
Хочешь, я провожу тебя? предложила мне Ма, когда я стала подниматься по лестнице к себе в комнату.
Нет, не надо. Со мной все в порядке.
Хорошо. Тогда поговорим попозже. Но если тебе вдруг что-то понадобиться, милая, ты знаешь, где меня искать.
Я поднялась на самый верхний этаж, на котором размещались комнаты всех девочек. У самой Ма имелась небольшая квартирка, оборудованная прямо в доме. Туда можно было попасть непосредственно из холла. Собственная небольшая гостиная, отдельная ванная комната. Комната, которую мы делили с Сиси, расположена между спальнями Алли и Тигги. Я распахнула дверь, и на меня тут же пахнуло привычным запахом краски. Когда Сиси было пятнадцать лет, она, как и многие ее сверстники, тоже пережила период увлечения «готами». Даже вознамерилась выкрасить все стены в нашей комнате в черный цвет. Она бы и выкрасила, но я поставила свое условие, предложив компромиссный вариантиспользовать для декора темно-фиолетовый цвет. В ответ Сиси выдвинула встречное предложение. Четвертую стену, ту, возле которой стоит ее кровать, она раскрасит по собственному усмотрению.
Целый день она трудилась взаперти и лишь ближе к полуночи вынырнула из комнаты со слегка остекленевшими от усталости глазами.
Вот сейчас иди и смотри, милостиво позволила она мне и повела взглянуть на объем проделанной работы. Я молча уставилась на стену, буквально ослепнув от интенсивности и яркости красок. Основной фоннасыщенный голубой цветэлектрик, по которому там и сям разбросаны пятна ярко-небесной лазури, а по центруогнедышащий кластер из золотых звезд. Знакомые очертания. Сиси изобразила над своей кроватью созвездие Плеяд. Семь сестер. Собственно, это все мы.
Наконец глаза мои немного адаптировались к пронзительно кричащим цветам. Я даже разглядела некоторые подробности. Например, каждая звезда состоит из множества крохотных точек, напоминающих атомы, которые, объединяясь друг с другом, формируют нечто целое и законченное.
Я буквально кожей почувствовала, с каким нетерпением Сиси ожидает моей реакции на увиденное, тяжело дыша мне в затылок.
Великолепно, Сиси! воскликнула я. Поразительная работа. И как тебе только такое в голову пришло? Надо же было все это придумать
Ничего я не придумывала. Сиси слегка пожала плечами. Я уже заранее знала, что буду рисовать.
С тех пор у меня было предостаточно времени, чтобы полюбоваться стеной, лежа на своей кровати. И чем больше я разглядывала произведение Сиси, тем чаще находила в нем какие-то новые детали, ускользавшие ранее от моего внимания.
Но вот что странно. Несмотря на то что и отец, и все наши сестры с энтузиазмом восприняли работу Сиси, осыпав ее с ног до головы прочувствованными комплиментами и похвалами, сама она больше никогда не повторила эту свою манеру письма.
Просто в тот момент на меня снизошло какое-то озарение, пояснила она мне как-то раз. Но я уже ушла от этого стиля, и сейчас меня интересуют совсем иные направления.
Однако и сейчас, разглядывая настенное панно, выполненное Сиси двенадцать лет тому назад, я по-прежнему считаю, что это самое вдохновенное и самое прекрасное произведение искусства из всех, созданных моей сестрой.
Я увидела, что мою дорожную сумку уже распаковали. Те немногие вещи, которые я взяла в дорогу, были сложены аккуратной стопочкой на стуле. Я уселась на кровать, вдруг почувствовав некий странный дискомфорт. А ведь в этой комнате, подумала я, нет ничего, ну или почти ничего, от меня самой. Что ж, виновата в этом только я сама. Больше винить некого.
Я подошла к своему комоду и выдвинула нижний ящик. Извлекла оттуда жестяную банку из-под бисквита, в которой когда-то я хранила все свои самые сокровенные и дорогие моему сердцу детские сокровища. Взяв банку, я снова уселась на кровать и открыла крышку. Вынула из банки конверт. Бумага за семнадцать лет хранения в закрытой жестянке стала совсем хрупкой. Пальцы мои осторожно прошлись по ее гладкой поверхности. Потом так же осторожно извлекла из конверта открытку из плотного пергамента, к которой был приклеен совсем уже иссохший цветок.
Поздравляю тебя, моя дорогая Стар. Наконец-то нам удалось вырастить его.
Папа
Я тронула пальцами нежные лепестки, ставшие от времени прозрачно тонкими, словно паутинка. В памяти всплыли картинки давнего прошлого. Красивые соцветия насыщенного темно-красного цвета, скорее даже цвета бордо, которыми одарило нас с папой это растение в пору своего самого первого цветения. Вначале я помогала папе высаживать его в саду, а потом рачительно ухаживала за цветком во время своих школьных каникул.
Иными словами, каждое утро я поднималась ни свет ни заря, когда Сиси еще спала крепким сном. Она вообще у нас большая любительница поспать, особенно с учетом того, что почти каждую ночь ей снятся всякие кошмары, обычно это случается в промежутке между двумя часами ночи и четырьмя часами утра. А потому Сиси продолжала благополучно дрыхнуть, не замечая моих ранних подъемов и отлучек. Папа, как правило, уже поджидал меня в саду. И вид у него при этом был такой, словно он тут провел уже не один час. Вполне возможно, так оно и было на самом деле. Я, еще полусонная, со слипающимися от сна глазами, но тем не менее уже пребывающая в радостном предвкушении того, что именно собирается показать мне отец сегодня.
Иногда это было всего лишь несколько семян, зажатых в его руке. В другой раз он демонстрировал мне какой-нибудь только-только начинавший распускаться росток растения, которое он привез из очередного своего дальнего странствия. Потом мы устраивались с ним на скамейке в беседке, увитой розами. Папа брал в руки старинный том ботанической энциклопедии и начинал неторопливо листать страницы, переворачивая их своими сильными смуглыми пальцами до тех пор, пока мы не находили то место, где подробно описывалось наше с ним сокровище, откуда это растение родом, в каких местах произрастает и так далее. Мы внимательнейшим образом знакомились со средой его обитания, с тем, что ему нравится и что не нравится, после чего долго и пристрастно обсуждали, где его лучше всего высадить уже в нашем саду.
Сегодня, по прошествии лет, я отлично понимаю, что все наши обсуждения строились по принципу: папа предлагает, а я соглашаюсь. Впрочем, он ни разу не дал мне почувствовать, что авторитарно навязывает свое мнение. Напротив. У меня всегда складывалось впечатление, что мое мнение тоже крайне важно для него и имеет большое значение.
Я часто вспоминаю сейчас одну библейскую притчу, на которую постоянно ссылался отец, когда мы с ним вместе трудились в саду. Согласно этой притче, каждое живое создание должно взращиваться с момента своего появления на свет с заботой и любовью. Вот и растение. Если мы ухаживаем за ним любовно, то оно вырастает сильным, крепким и будет радовать нас в будущем много-много лет.
А разве мы, люди, не похожи на те же семена? вопрошал у меня отец, с улыбкой глядя на то, как я поливаю рассаду из своей детской лейки, и отряхивая со своих рук крошки торфяной смеси со знакомым слегка кисловатым запахом. Ведь нам, как и этим семенам, нужны только солнце, дождь И конечно, любовь. И больше ничего.
И действительно, при обилии солнца и влаги, да еще и любовно-рачительного ухода, все в нашем саду цвело и благоухало. Эти наши утренние сеансы садоводства вместе с Па Солтом научили меня многому. В том числе и умению терпеливо ждать. Иногда, спустя пару дней после того, как мы с папой высадили в грунт наше очередное растение, я приходила на это место, чтобы проверить, как растение принялось, не пустило ли оно уже новые ростки и побеги, и, не обнаружив никаких признаков роста, а иногда и вовсе находя растение увядшим или даже засохшим, я всегда, помнится, спрашивала у отца, ну, почему оно никак не хочет приживаться на новом месте.
Стар, обычно говорил в таких случаях мой отец, обхватывая мое лицо своими обветренными руками, все, что имеет долгосрочное значение и непреходящую цену, требует времени для того, чтобы укрепиться и войти в силу. Зато в один прекрасный день, когда ты обнаружишь, что посаженный тобой цветок наконец пустил отросток, ты почувствуешь себя наисчастливейшим человеком на свете. Потому что все твои старания оказались в итоге не напрасными.
Итак, решила я про себя, возвращая крышку на место и закрывая банку, завтра я снова встану на рассвете и пойду в наш с папой сад.
* * *
Вечером мы с Ма ужинали при свечах на террасе. Клавдия приготовила восхитительное каре ягненка, а в качестве гарнирамолодую глазированную морковь и свежую брокколи из нашего огорода. Чем больше я вникала в то, что называется «кулинарным искусством», тем отчетливее понимала, как талантлива Клавдия в том, что касается поварских дел.
Но вот с едой покончено, и Ма повернулась ко мне:
Ты уже решила, где будешь жить и чем заниматься?
У Сиси курс по основам живописи в Лондонской академии изящных искусств.
Знаю. Но меня интересуешь прежде всего ты, Стар.
Сиси покупает квартиру с видом на Темзу. В следующем месяце планируем уже переехать туда.
Понятно. Ну и как квартира? Нравится?
Она она огромная.
Я не про площадь жилья спрашиваю.
Думаю, Ма, я смогу там жить. Там действительно фантастически красиво, добавила я поспешно, чувствуя себя виноватой в том, что никак не могу выдавить из себя лишнее слово.