Но Нью-Йорк огромный город, город, в котором он уже бывал дважды и потому был знаком с его планировкой и в толпе, в зимнем рождественском воздухе чувствовал себя в относительной безопасности. Но безопасность не может длиться вечно. В конце концов кто-нибудь его узнает и сообщит по своим каналам Ньюлэнду.
Если все пройдет по плану, то около Нового года он улетит в Испанию, когда количество рейсов заметно возрастет и сообщники Ньюлэнда едва ли сумеют его засечь, при условии что Ньюлэнд вообще не махнет рукой на это дело и что его сообщники не бросят поиски. Через считаные недели они с Алексис уже будут загорать на пляжах Коста-дель-Сольв Торремолиносе, Фуэнхироле, Марбелье. Он хорошо знал побережье, знал казино и бело-коричневые отели, заселенные британцами, ирландцами, немцами и скандинавами, он бывал там много раз, чтобы остыть после работы, когда требовалось устранить сразу несколько человек. Белизна низеньких домиков в горных деревушках, разноцветные цветы и солнце освобождали его от сомнений и тьмы.
Стоя у «Матрицы», он ждал, когда туда войдет Алексис, как это всегда бывало примерно в 8.45 утра. В 9.35 он решил зайти в кафе на другой стороне улицы, на 57-й. Он знал, что ее зовут Алексис, потому что слышал, как ее позвал один типлысеющий очкарик, он пристроился к ней, когда Алексис вошла в здание. Тип позвал ее совсем так же, как Небесный Конь несколькими днями раньше. Но пока ему не удалось выяснить ее фамилию.
Оглядев тихое кафе и кабинки, где официантка вытирала со столов, он увидел на стене платный телефон и телефонную книгу на полочке ниже. Если бы он знал ее фамилию, то мог бы посмотреть в книге ее адрес. И тут его озарило. Заказав кофе у прилавка, он отвернулся, достал монету, кинул ее в щель телефонного аппарата и набрал по памяти рабочий номер Алексис.
Доброе утро. «Рикнер и компаньоны».
Доброе утро, будьте добры Алексис.
Алексис Ив?
Нет. Алексис ой, кажется, я забыл ее фамилию.
У нас здесь только одна Алексис. Вы уверены, что вы звоните в «Рикнер и компаньоны»?
Вы занимаетесь сантехникой?
Вопрос позабавил секретаршу.
Нет, сэр, извините. Это рекламное агентство.
Простите, похоже, я ошибся номером.
Он повесил трубку. Значит, Алексис Ив. Какое чудесное имя. И там работает только одна Алексис. Это можно считать установленным. Наверняка это она. Он посмотрел в телефонной книге. Только одна Алексис Ив, проживает на Востоке на 116-й улице. Он бросил еще одну монетку в телефон и набрал ее номер, подождал гудка, глядя, как бизнесмены и покупатели проходят мимо по тротуару. Потом голос сказал:
Алло.
Алексис?
Да.
Алексис Ив?
Да. Тон стал подозрительным.
Ты восхитительна.
Дэрри? Вдруг она страшно разозлилась. Послушай меня, Дэрри
Он подумал о непристойностях, о том, чтобы напугать ее, нарушить ее спокойствие, чтобы впоследствии он оказался тем, кто вернет ей равновесие.
У тебя между ног уже мокро, Алексис?
Дэрри?
У тебя уже встали сосочки?
Молчание, она слушает. Трубку не кладет.
Я тебя поставлю раком, сука.
Она ахнула, выдохнула и бросила трубку.
Небесный Конь аккуратно повесил трубку, он сделал это с закрытыми глазами, точно представляя расстояния перед собой. Он представлял себе ее лицо, представлял, как она нервничает, смаковал сладость ее голоса, испуганное выражение лица и как она стоит неподвижно, остолбенев от его слов. Иногда нужно переплыть реку грязи, чтобы очиститься. Ему хотелось быть рядом, чтобы успокоить ее.
Алексис опустила трубку на рычаг. Звонок подействовал ей на нервы. Она тут же подумала о том, чтобы позвонить в полицию, но, если иметь дело с полицией, хлопот не оберешься, а ей вовсе не хотелось сейчас устраивать себе новые проблемы. Ей уже как-то звонили с непристойностями. Обычно не туда попадали, или это были чьи-то дурацкие шутки. Но звонок больше чем что-либо еще заставил ее вспомнить о матери, и ей стало прямо-таки дурно, когда вдруг до нее дошло, что она не позвонила маме вчера, на пятую годовщину со дня смерти отца. Дэрри стер у нее всю память. Опять этот Дэрри. Она набрала номер матери, выслушала один гудок и тут же нажала отбой. Слишком быстро. Мама почувствует, что она не в своей тарелке. Она подождала, глубоко вдохнула и задержала дыхание, глядя на телефон, потом закрыла глаза. Выдохнув, она снова медленно вдохнула, потом открыла глаза и осторожно выдохнула.
Алексис подождала еще немного, взяла трубку, снова набрала номер матери и сосчитала гудки, пять, шесть, семь, всего пятнадцать гудков, прежде чем повесить трубку, надеясь, что если ее мама пошла по магазинам, чтобы чуть подбодриться, то успеет вернуться и добежать до телефона.
Алексис уже позвонила в банк насчет своих кредитных карт и все заблокировала. Это было даже весело, больше часа разговаривать с безмозглыми операторами. Новые карты можно будет забрать в банке утром. И на том спасибо, думала она, чувствуя себя совершенно не на своем месте без того ощущения безопасности, которое давали ей кредитные карты.
Она решила, что ей нужно принять ванну, чтобы смыть чувства стыда и вины. Она набрала полную ванну горячей воды, сбросила халат и ступила в ванну, чувствуя, как горячая вода ласкающе оживляет ее, и она говорила себе, что сегодня будет новый день, повторяла это снова и снова и набиралась сил.
Я больше не буду с этим мириться, сказала она себе. Не буду, громко говорила она в мыслях, пытаясь выгнать непристойные слова из своей головы, пытаясь не возбуждаться из-за них в своем с виду истомленном состоянии. Это неправильно. Она подумала о работе, проводя куском мыла по рукам и не обращая внимания на телефонный звонок, который прозвонил раз тридцать, прежде чем смолк. При внезапной мысли, что это могла звонить мама, она подскочила в ванне. Нет, уверила она себя, мама не стала бы так долго звонить. Еще одна проблема. Непристойные звонки. Если они продолжатся, придется поменять себе номер и объяснять всем почему. Она вздохнула.
После ванны она приняла душ, потом наконец-то позавтракаларозовым грейпфрутом, который порезала на дольки и съела, так же как и апельсиновый кекс с изюмом и отрубями, купленный в гастрономе в подвале дома. Потом она пойдет прогуляться в парке. Стоя с тарелкой и бумажной салфеткой в руке, она посмотрела на новый стереотелевизор, который купила специально для того, чтобы смотреть музыкальные записи, и увидела несколько журналов на столике. Юбилейный выпуск «Пипл» с фотографией Ингрид Бергман на обложке привлек ее внимание, и ее сердце растаяло при воспоминании об отце, о матери и о том, что смерть сделала с этой женщиной.
Его убийцу так и не нашли. Жестокий подонок. У нее мелькнула мысль о фотографиях, которые она видела, полицейских снимках с телом отца, изувеченным почти до неузнаваемости. Никаких подозреваемых, но почти наверняка разборки между преступниками, сказали в полиции. Ей показали фотографии. «Вы не знаете, кто мог быть способен на такое? спросили ее. Друг? Враг?»
Она не могла назвать им никого из знакомых, никого, кто был бы способен на такую нечеловеческую жестокость.
Башня многоквартирного дома щекотала взгляд Небесного Коня, пока он обводил его во всю поразительную высоту, словно длинную каплю, которая наконец упала на землю.
Нью-Йорк очень напоминал ему Монреаль своими старыми серыми зданиями, космополитичной манерой женщин одеваться, но высота и современный вид новых зданий больше походили на Торонто. Он прочел латунную табличку: «Парквью-Хаус» и номер: 400, Восток, 116-я улица, и неторопливо подошел к двойным стеклянным дверям. Никакой консьерж не прицепился к нему. Он вошел и прочел ряды имен напротив кнопок, нашел «А. Ив» в ряде пятнадцатого этажа: квартира 1504. Нажал кнопку и стоял, дожидаясь, а мимо него прошел человек с боксером на поводке и сунул ключ в замок, собака уставилась вверх и фыркнула. Небесный Конь улыбнулся, но мужчина с кустистыми седыми волосами и такими же усами только кивнул и вошел в дверь, плотно закрыв ее за собой.
Да? сказал хрипловатый голос из динамика.
Небесный Конь прислушался с улыбкой на губах. Красивый голос. Такой сверкающе чистый и легкий среди хлама и беспорядка этого города.
Кто там?
Небесный Конь снова нажал кнопку.
Да?
Он подождал еще несколько секунд, потом снова нажал кнопку и прислушался, но ответа не было. Он нажимал все кнопки на панели, дожидался, когда ему ответят, и говорил «Это я», пока наконец один из жителей, ожидавший гостя и услышавший стандартный ответ, не впустил его в дом. Этот трюк срабатывал всегда. Кто-то в доме обязательно ждал гостей. А он был тем, кого никогда не ждали. В том-то и фокус. В реализме.
8. Торонто
Бордовый «ягуар» затормозил рядом с Дженни Киф, издав весьма своеобразный сигнал. Когда она подошла и стекло в окне опустилось, первым делом ей в нос ударил запах кожи, а потом некрепкого дымка от тонкой сигары Стэна Ньюлэнда.
Привет, сказал Ньюлэнд, любезно улыбаясь и держа сигару пальцами руки, лежавшей на руле. Я так и думал, что найду тебя где-нибудь здесь.
Дженни ответила ему широкой улыбкой, трепеща при виде приборной панели. Она еще никогда не видела ничего подобного вживую. Полированное дерево, счетчики, цифры напомнили ей картинку с яхтой, которую она как-то видела в журнале в кабинете психолога. К психологу ее отправили из школы, на консультацию, потому что она слишком много хулиганила, срывала уроки циничными выходками, так про нее говорили. Психолог оказался настоящим придурком, он интересовался только тем, чтобы завалить ее на стол и стащить трусы, отшлепать и отыметь ее, а потом предложить денег за молчание. Дженни потратила деньги на то, чтобы купить несколько фляжек виски «Южный покой», которые спрятала в своем школьном шкафчике.
Не хочешь заморить червячка? спросил Ньюлэнд, подмигивая.
Какого? спросила она.
Ньюлэнд снисходительно посмеялся, осторожно стряхнул сигарный пепел в пепельницу.
В шикарном ресторане.
А то.
Он протянул руку, разблокировал дверь, распахнул ее, не спуская глаз с Дженни. Прежде чем сесть в машину, Дженни оглянулась, нет ли поблизости других девчонок или парней. Ей хотелось удостовериться, что они увидят, как она садится в дорогую машину, но, к большому ее разочарованию, никого рядом не оказалось.
Ньюлэнд знал, что он рискует, лично подвозя девчонку, но он заслужил лишнее приключение, ощущение которого давал ему риск, что его заметят. Он получил кличкуНеониз-за таких вот показных эскапад. Ему нравилось выставляться и шиковать. В остальное время, когда он был не в настроении общаться лично, один из его помощников, серьезнолицый паренек по имени Родди Уэбб, поставлял ему готовеньких девочек, как правило уже с завязанными глазами и подавленных. Сначала он делал свое дело, а потом отходил в сторону, чтобы посмотреть на настоящее веселье.
Когда возбуждение от шума и яростного сопротивления начинало расти, он был не в силах устоять на ногах из-за того кайфа, который охватывал его, пока он смотрел, и ему приходилось садиться. Первый раз, когда он увидел убийство, он даже упал в обморок, он даже не понимал, что потерял сознание, пока не очнулся и не увидел, что сидит на стуле с запрокинутой головой. К тому времени на матрасе осталось только красное месиво с кусками и клоками плоти и пучками волос. Он встал и увидел, как в углу рвет Грэма Олкока, и подошел, чтобы похлопать его по спине с видом забавляющегося зрителя, а Родди Уэбб принес Олкоку стакан воды. «Запахэто что-то, а?»сказал тогда Ньюлэнд, глубоко вдыхая и оглядываясь на изрезанные, неподвижные ноги, все еще скрепленные друг с другом, думая с внезапным приливом чувства: «Я хочу отыметь это месиво». Но это было бы слишком даже для той группы участников, которые собрались на их особую вечеринку. Это превратило бы его в обезумевшую скотину.
Куда мы едем? спросила Дженни, когда они повернули с Джарвис-стрит на запад, в сторону Карлтон-стрит, потом снова повернули на Янг-стрит и поехали на юг, миновали большую витрину музыкального магазина «Эйч-Эм-Ви» с тридцатью или сорока телевизорами, которые показывали видеоклипы.
В Харборфронт на набережной Квинз, сказал он. Там отличные бутики. Мы тебя оденем с ног до головы.
Он взглянул на нее, посмотрел ей прямо в лицо и задержал взгляд, несмотря на искушение опустить глаза на ее грудь или джинсы, складку между ног. Он знал, что она должна ему поверить. Он должен быть не таким, как другие. Должен интересоваться только ее лицом, тем, что она думает, что она хочет от жизни. И дать ей все это, все, чего она хочет, прежде чем забрать целиком всю ее новую жизнь. Взять плату. Подходящая цена за оказанное сочувствие.
Правда?
Потом поужинаем в каком-нибудь прелестном ресторанчике. Как тебе «Мёвенпик» в Йорквиле?
Не была там.
Там мило. Фонарики над столиками. Шикарное место.
Рискованно, рискованно, думал он, знакомое нахлынувшее чувство уже заставило гореть его щеки, его дыхание становилось горячим. Он должен заставить себя не представлять, как затащит ее в мужской туалет ресторана и будет заниматься с ней сексом, сунув ее головой в унитаз, его мозг спешил вообразить насилие, которое уничтожит ее, раскроет ее настежь, чтобы он полностью овладел ею. Заполнил ее. Сделал своей собственностью.
Здорово.
Дженни засунула руки между коленей и огляделась вокруг, жуя жвачку и улыбаясь. Они проехали мимо большой серебристой маски на крыше здания, потом, дальше, мимо большой электрической вывески со вспыхивающими словами, смысла которых она не успела понять, и въехали на мост с надземными железнодорожными путями.
Прекрасно поужинаем, сказал Ньюлэнд, разглядывая ее.
Это будет сегодня. Все подготовлено, если ничто не помешает. Если девчонка согласна. Думая об этом, он хрипло задышал, и на его щеках выступил малиновый румянец.
Дженни посмотрела на него, услышав негромкое сопение.
Эй, тебе плохо?
Ньюлэнд улыбнулся и покачал головой.
Нет, мне хорошо, как никогда.
Он повернул направо у здания «Торонто стар» на набережной и направился на запад. Он наклонился к ней, взял за плечо и прижал к себе, обнимая, потом поцеловал в макушку.
Ты мой ангелочек.
Дженни вся сияла, когда снова выпрямилась.
Спасибо, сказала она, теплея от его отцовской теплоты, чуть задохнувшись, ее глаза влажно блестели. Не знаю, что бы я делала, если бы не встретила тебя.
9. Нью-Йорк
Небесный Конь смотрел на меняющиеся числа над дверью лифта, спускавшегося с пятнадцатого этажа. Скорее всего, это Алексис. Он повернулся к двери на лестницу, открыл ее и взбежал вверх, не дожидаясь появления Алексис. Небесный Конь расстегнул верхнюю пуговицу хлопавшего по ногам пальто, широкими шагами поднялся наверх и, наконец, оказался у двери с номером 15.
Он схватил ручку и распахнул дверь, за которой его ждало спокойствие застеленного ковролином коридора. Шагнув на этаж, он задержался, чтобы взглянуть на ближайший номер1510, потом направился вперед по коридору, пока не нашел квартиру с номером 1504, где он остановился и, тяжело дыша, осторожно прислонил ухо к двери.
Прислушиваясь к тому, что происходит вне его тела, он ничего не услышал, легонько постучал костяшками пальцев, настроился на звук шагов, надеясь, что в квартире паркетный пол, а не ковер, прислушиваясь, словно взломщик сейфов к правильной комбинации щелчков, надеясь, что он услышит их и ему хватит времени отойти. Сердцебиение начало стихать, пока он держался за дверную ручку, сжимая ее все крепче, готовый крепко вцепиться, когда Алексис ответит на стук, не дать ей повернуть ручку, запереть ее там и потом сбежать, как только у нее начнется истерика. Но изнутри не доносилось ни звука, ни движения. Квартира была пуста и полностью готова для его прихода.
Небесный Конь отошел к большому окну в конце коридора, глядевшему на фасад другого здания, и посмотрел вниз на козырек подъезда, игнорируя чистый, великолепный вид на неровные силуэты расползавшихся домов. Никого не заметив, он бросил взгляд на улицу и увидел, что Алексис направляется в сторону Лексингтон-авеню.
Ключи в его связке подходили к любому замку. В ключах он разбирался как знаток. С замками у него никогда не было трудностей. Дверь Алексис поддалась без труда. Оказавшись в квартире, он с восторгом вдохнул ее запах. Ее личный запах. Он чувствовал ее, там жило ее тепло, тепло ее жизни.
Оглядев гостиную, он увидел белый диван и коврик в бело-сиреневую полоску, тот же оттенок сиреневого повторялся на вертикальных жалюзи на окнах. Он прошел в кухню и увидел на стойке ее тарелку, кожуру и косточки грейпфрута. Он потрогал выпуклый орнамент в виде яблок на фарфоре и почувствовал ее тепло, ее прикосновение к тарелке всего несколько минут назад, и по его телу пробежала дрожь, словно он таял от удовольствия при поцелуе.
У Алексис была изысканная спальня, вся в кремовом цветепокрывало на кровати, стены, мебель, все такое успокаивающее, такое расслабляющее. Он наклонился и потрогал край кровати, почувствовал пальцами ткань покрывала. Подошел к туалетному столику и взял флакон духов «Опиум», понюхал и оценивающе хмыкнул. Дотронулся кончиками пальцев до тюбиков с помадой и тушью, провел по золотистой металлической ручке щетки для волос, потом по ручке парного к щетке зеркала.