ВокалБеранжера Леруа
ЭлектрогитараАлен Масулье
УдарныеСтанислас Лепель
Бас-гитараСебастьен Воган
КлавишныеФредерик Лежен
МузыкаЛежен/Лепель
СтихиПьер Мазар
Продюсер: «Голограммы» и ЖБМ
Одна девушка и четыре парня. Это и была группа «Голограммы». Пять человек разного происхождения, чьи жизненные пути никогда не пересеклись бы, если бы не музыка. Сын врача из семьи среднего достаткаАлен. Провинциалка из Бургундии, поступившая в Художественную школу при Лувре и мечтавшая о карьере певицы, Беранжера. Сын дантиста из Нейи, студент Школы изящных искусств, бредивший ударными, Станислас Лепель. Сын железнодорожного кондуктора, игравший на синтезаторе и сочинявший музыку, Фредерик Лежен. Наконец, сын сапожника из Жювизи, владельца небольшой ремонтной мастерской, в которой не только чинили обувь, но и изготавливали ключи, виртуоз бас-гитары, Себастьен Воган. Позже к ним присоединился Пьер Мазар, писавший для них тексты песен; он был старше остальных и ничего не понимал в музыке, занимался торговлей предметами искусства и собирался стать антикваром. Помешанный на литературе, особенно на поэзии, он принял брошенный ими вызов и согласился сочинять песни на английском, в том числе написал «We are such stuff as dreams are made of», из которой они надеялись сделать свою визитную карточку. «Мы созданы из вещества того же, что наши сны»это была строка из Шекспиразагадочная, как эзотерическое заклинание, и идеально ложившаяся в стилистику new wave. Беранжера познакомилась с Пьером на студенческой вечеринке в школе Лувра. С ним и с его младшим братомЖан-Бернаром Мазаром, он же ЖБМ.
* * *
Ален лежал в постели, охваченный острым чувством сожаления, если только это не был приступ хандры, предвестие начинающейся депрессии и нервного истощения. Весь его врачебный арсеналстетоскоп, тонометр, таблетки и микстурыбыл сейчас бесполезен и не мог помочь ему ни поставить себе диагноз, ни назначить лечение.
Во времена «Голограмм» еще существовали виниловые сорокапятки, которые он покупал в магазинчике грампластинок или в «Моно-при». Потом магазинчик закрылся и на его месте появилась лавка «Феликс Потен», но она открывалась так поздно, что вскоре разорилась; с ее исчезновением с улицы пропала последняя маленькая бакалея; после этого помещение сменило несколько вывесок, и сегодня в нем прочно обосновался магазин, торгующий суперсовременными айфонами и айпадами с приложениями для скачивания музыки и фильмов. Фотомагазина тоже больше не было. Раньше там покупали кассеты фотопленки «Кодак» на 12, 24 или 36 кадрови сюда же относили проявлять и печатать снимки; явившись неделю спустя их забирать, вы обнаруживали, что половина из них вышли нечеткими и размытыми. Сегодня любой мобильный телефон позволяет совершенно бесплатно сделать больше трех тысяч фотографий, мгновенно увидеть результат и убедиться, что он чаще всего вполне удовлетворительный. Ален подумал, что простая фраза «Сейчас сфоткаюсь на телефон» каких-нибудь тридцать три года назад заставила бы окружающих принять произнесшего ее человека за беглого пациента психушки. В 1983 году никому и в голову не пришло бы, что можно идти по улице и разговаривать по телефону. Если бы нам тогдашним предложили айфон, большинство из нас удивились бы: а зачем он нужен? Что у нас осталось неизменным с восьмидесятых? Мало что, а может, и вовсе ничего. Телеканалов было шесть, а стало сто пятьдесят с лишним, достаточно поставить спутниковую антенну. Раньше был один телевизионный пульт, а сегодня их по меньшей мере триот цифрового видеорекордера, от плазмы и от аудиоколонок. Вся эта электроника постоянно обновляется, а назначение трех четвертей кнопок на каждом очередном пульте представляет для нормального человека тайну, покрытую мраком. Цифровые гаджеты захватили мир, их возможности беспрестанно расширяются и уже расширились до того, что ты можешь, сидя на террасе кафе, делать тьму вещей. Всемирная паутина предоставляет нам неограниченный доступ к чему угодно, от курсов в Гарвардском университете до порнофильмов, не говоря уже о редчайших записях, которыми раньше владели на виниле три маньяка в разных уголках земного шара, а сегодня может слушать любой желающий, достаточно зайти на Youtube. Торговцы Всемирной энциклопедией, прежде ходившие от двери к двери, вышли в тиражкак и сама Всемирная энциклопедия, кому она нужна, если есть Википедия? Любой дурак за три клика мышки может сколько душе угодно листать профессиональный медицинский атлас с леденящими кровь фотографиями. Появились даже форумы, на которых профаны на полном серьезе играют «в больницу» и устраивают бесконечные дискуссии, ставя друг другу диагноз, разумеется ошибочный, и назначая лечение, разумеется бесполезное. Ален уже успел привыкнуть к тому, что пациенты то и дело говорят ему: «Доктор, а я вот читал в интернете»
А что сталось с кумирами тех лет? Принс почти не показывался на публике, разве что в Сети иногда мелькало предложение скачать его новую песнюнаходились ли желающие платить за нее деньги и как много их было, никто не знал. Дэвид Боуи с истинно британской невозмутимостью исчез с радаров и не подавал признаков жизни; о нем ненадолго вспоминали, когда он выпускал очередной альбоммаловыразительный и чудовищно депрессивный. Солист группы U2 Боно целиком посвятил себя заботам о судьбах обездоленных народов и, судя по всему, мечталвозможно, не без основанийзанять пост Генерального секретаря ООН. Майкл Джексон, истерзанный пластической хирургией, закончил жизнь в оболочке чуть ли не транссексуала, плотно подсев на снотворные, пока не случился финальный передоз; закат его карьеры омрачили какие-то мутные истории, связанные с маленькими мальчиками.
Разумеется, появились и новые кумиры. Ален знал, что есть Эминем, Адель, Рианна и Бейонсе, но Он несколько раз видел их на музыкальных каналах, но лишь утвердился в убеждении, что современная музыкальная культура балансирует между рэпом и попсой, иногда принимая облик диковинного гибрида первого с вторым; в клипах чрезмерно накрашенные девушки, одетые, как элитные проститутки, вихляли задницей, прохаживаясь между роскошными тачками Все их песни были похожи одна на другую; не сказать чтобы совсем бездарные, они все же были обращены к подростковой аудитории, известной своим непостоянством и готовой назавтра забыть то, чем восхищался сегодня. «Голограммам» это не грозило. Их никто не мог забытьпо той простой причине, что никогда про них не слышал.
Сверхмотивация
Они встречались в выходные. Чаще всегов Жювизи, в гараже рядом с домом из известняка, принадлежавшим родителям Себастьена Вогана. Вначале надо было вывести из гаража машину его отца, «Пежо-204», и отогнать ее на соседнюю улицу. Обычно этим занимался Воган, недавно получивший права, он успевал освободить гараж, пока не подойдут остальные. На дальней стене висели на крюках инструменты, на верстаке стоял деревообрабатывающий станок, на котором сапожник своими руками смастерил стол и стулья для столовой. Здесь же висел старый, родом из 1960-х, плакат Коммунистической партии, призывавший рабочих объединяться накануне Великой революции, но об этом Воган не любил распространяться. Отец Себастьена и правда был членом компартии, но больше они ничего про него не зналиего сын, обычно молчаливый, оживлялся, только когда речь заходила о дисках и бас-гитаре.
С Лепелем Беранжера познакомилась в тот день, когда у нее было назначено свидание с ее тогдашним бойфрендом. Во дворе знаменитой Школы Лувра шла репетиция духового оркестра, и Лепель играл на большом барабане. В перерыве он подошел к девушке, которая остановилась их послушать и выкурить сигарету.
Это все фигня, сказал он ей. И большой барабан фигня, и весь этот оркестр. Я вообще-то на ударных играю. Мне бы в группу попасть. В настоящую. Мечтаю стать барабанщиком.
Как Чарли Уоттс? спросила Беранжера.
Лучше! ответил Лепель. Чарли Уоттс не так уж крут. Но это хорошо, что ты его назвала. Большинство из всех «Стоунз» знают только Мика Джаггера и Кита Ричардса. Ты любишь музыку?
Беранжера сказала, что она поет. Два месяца назад она нашла неподалеку от Нотр-Дам расположенный в подвальчике небольшой бар с пианино. Он назывался «Акажу». После прослушивания ее пригласили петь там два вечера в неделю, с десяти до полуночи. Платили сто пятьдесят франков за выходкак карманные деньги ее это устраивало. Она исполняла песни из репертуара Барбары, Гензбура и немного Сильви Вартан, но лучше всего шел Дэвид Боуи, особенно композиции в стиле new wave. Однажды вечером Лепель заглянул в этот бар и познакомился с пианистом. Тот сказал, что сам он «слишком стар», чтобы участвовать в авантюрах, зато знает «одного мальчонку», Фредерика, сына армейского друга, который отлично управляется с синтезатором. Он дал им телефон «мальчонки», и Фредерик Лежен вошел в состав группы. Теперь у «Голограмм» были клавишные, ударные и вокалистка, и они выступали на всяких муниципальных мероприятиях, проводившихся на открытом воздухе, или в скромных пригородных зальчиках.
Однажды вечером Лепель решился.
Слушай, сказал он Беранжере. Может, сходим куда-нибудь вместе? Ты все-таки офигительно красивая.
Спасибо за «все-таки».
Да нет, ты меня не поняла, я же серьезно
Повисло неловкое молчание, которая прервала Беранжера:
Ты хороший парень, Станислас, но нет.
Ладно, кивнул Лепель. И вообще правильно. Не хватало еще заводить шашни внутри группы. Тем более у меня в художке от чувих отбою нет, соврал он.
* * *
Они понимали, что им необходимо расширяться: что это за группа без электрогитары и бас-гитары? Кроме того, им надоело исполнять чужие композиции и хотелось чего-то своего. Фредерик Лежен сочинял симпатичные мелодии, но Лепель утверждал, что им «не хватает драйва». Гитара и бас могли бы его добавить. Они решили поместить объявление в журнале «Рок & Фолк». На него откликнулось десять бас-гитаристов, и у большинства уровень исполнения был существенно ниже их ожиданий. Потом пришел Воган и, ни слова не говоря, тронул струны бас-гитары. Доиграв, он поднял на них глаза и пробормотал:
У меня опыта мало. Если честно, это мое первое прослушивание.
Оно же и последнее, сказал Лепель, потому что мы тебя берем. Ты не против, Беранжера?
Затем состоялся отбор гитаристов, и группа пополнилась Аленом. Отныне «Голограммы» насчитывали пять человек.
Мелодии, которые сочинял Лежен, становились все лучше; Беранжера пела все увереннее; Ален все время, свободное от подготовки к экзаменам за второй курс медицинского, посвящал совершенствованию техники; Лепель почти бросил ходить на занятия в свою «художку» и целыми днями стучал на барабанах; Воган, учившийся на столяра, играл все так же превосходно, но перед ними встала серьезная проблемау них не было подходящих текстов для песен. Лепель взялся сочинить слова для трех первых композиций, но результат вышел удручающим: там было что-то про загадочных девушек и про ночь без конца, когда светит красная луна и человеку не до сна. Ален тоже попытался сочинить стихи, которые никого не убедили. Воган наотрез отказался даже пробовать себя в роли поэта, как и Лежен. Принесла свое творение и Беранжераее текст сочли приемлемым, но чересчур «девчачьим».
Осведомившись о ценах в приличных студиях (цены оказались неподъемными), они решили записываться в гараже папаши Вогана и посвятили этому целый уик-энд. Им несколько раз приходилось прерыватьсято мимо с тарахтеньем проезжал мотоцикл, то принималась гавкать соседская собака. Качество звука оставляло желать лучшего, но они сочли, что для пробного диска сгодится. Тем не менее группа придерживалась единодушного мнения, что показывать диск рано и надо работать еще, пока не получится что-нибудь, по выражению Алена, действительно забойное.
Ты прав, чувак, сказал Лепель. Нам позарез нужен автор слов и настоящая студия. И петь надо на английскоммы же хотим, чтобы нас слушали во всем мире. Мы не какой-нибудь «Индошин» или «Телефон». Мы лучше, чем U2, лучше, чем Eurythmics, лучше, чем Depeche Mode! Мы«Голограммы»! Мы будем первыми!
Голубые слова
У него созрел план. Он надеялся, что, осуществив его, то есть разыскав бывших участников группы, он излечится от смутного чувства сожаления и тоски. Неправильно, что ему одному стало известно о приглашении на переговоры в «Полидор», тем более что у него не сохранилось ни одной записи. Ален с трудом поднялся и поплелся в кабинет, к своему столу, по пути чуть не налетел на кушетку для осмотра пациентов, наконец кое-как уселся в кресло и включил компьютер. Сделать артистическую карьеру им не удалось, это верно, но далеко не все музыканты группы «Голограммы» прозябали в неизвестности. Легче всех было найти Себастьена Вогана, чей клуб французского бильярда располагался буквально в двух шагах, но Алену меньше всего на свете хотелось о чем бы то ни было его просить. Робкий толстяк, виртуозно игравший на бас-гитаре, к своим пятидесяти трем превратился в отъявленного мерзавца и политикана крайне правого направления. Здоровенный бритый наголо качок, Воган теперь ходил в неизменной черной майке и кожаной куртке, научился молоть языком, требовал, чтобы к нему обращались только по фамилии, и возглавлял ячейку под названием БЗС«Белая западная сила». На протяжении последних лет он без конца мелькал в интернете и неоднократно привлекался к ответственности за разжигание расовой ненависти, драки с полицией и представителями власти и даже за оскорбления в адрес журналистов. Этот призрак прошлого несколько раз возникал в жизни Алена с более или менее продолжительными интервалами и в самых разных местах. Шесть лет назад они случайно встретились в ресторане; до этого сталкивались то в гипермаркете «Касторама», то на праздничной ярмарке в саду Тюильри, то перед багажной лентой в аэропорту Орли. Он никогда не ходил один; его всегда окружала стайка коротко стриженных молодых парней с квадратной челюстью. При встрече с Аленом Воган каждый раз бурно выражал радость, Ален каждый раз давал ему слово, что как-нибудь обязательно сходит с ним выпить, и каждый раз увиливал от исполнения обещания, но Воган не таил на него зла. Тем не менее Ален отдавал себе отчет в том, что специально идти к Вогану у него нет ни малейшего желания.
На экране появились разноцветные буквы Google, и Ален вбил в строку поиска «Стэн Лепель». Бывший ударник, сменивший имя «Станислас» на «Стэн», пользовался растущей популярностью в мире современного искусства. О нем заговорили лет двадцать назад, когда он устроил в центре Парижа, на колоннах Бюрена, перформанс из тридцати тысяч карандашей и точилок. В течение недели он сидел там день и ночь и точил карандаши, превращая их в груду стружек, которые собирали его ассистенты; затем эти стружки, рассыпанные по картону и помещенные под стекло в красивые рамки, продавал его галерист. Ален хотел по-свойски навестить Лепеля в ходе перформанса, но его не пустили за ограждениехудожник запретил кому-либо его отвлекать. Зато Ален приобрел одно из его произведений, которое сегодня украшало спальню его дачного дома в Нуармутье. Гугл выдал кучу ссылок; первой Ален открыл статью в Википедии и прочитал биографию Стэна Лепеля; в статье также перечислялись гигантские инсталляции (игральная кость, ключ, лампочка), которые тот сооружал прямо посреди городских или деревенских пейзажей, бросая дерзкий вызов обществу. Затем Ален направился на сайт художника и рассмотрел официальное фото Лепеля: коротко стриженные волосы, нахмуренные брови. Этот снимок уже попадался ему на страницах журналов наподобие «Современного искусства». На сайте висел список наград, довольно длинный, которых Лепель был удостоен во многих странах мира. Наверху страницы имелась кнопка «Контакты»; щелкнув на нее, Ален обнаружил адрес электронной почты известной художественной галереи на авеню Матиньон и переписал его к себе в блокнот.
В ответ на запрос «Фредерик Лежен» высыпалась целая куча ссылоклюдей с такими именем и фамилией оказалось изрядное число. Ален прошерстил их все, но нужного ему Фредерика Лежена среди них не нашел. В начале 2000-х Фредерик прислал ему буклет отеля, который недавно открыл в Таиланде. Наверное, он рассылал их по всем адресам, сохранившимся в его записных книжках, на всякий случай. Именно так Алену стало известно, что бывший клавишник группы «Голограммы» решил начать жизнь с нуля в Таиланде. В последний раз он вспоминал о нем, когда случилось то страшное цунами. Уцелел ли отель Фредерика или чудовищная волна, накрывшая побережье, унесла его вместе с владельцем и другими несчастными в море? Из чистого любопытства Ален на протяжении некоторого времени регулярно проверял в интернете, на месте ли «райский уголок в краю улыбок» (так было написано в буклете), но, судя по всему, отель не пострадал. Ален ввел в поисковик имя и фамилию бывшего товарища и добавил ключевые слова «Таиланд», «райский уголок» и Resort. Маневр удался: отель Bao Thai Resort по-прежнему существовал и все так же претендовал на звание «райского уголка в краю улыбок».
Когда он вбил в строку поиска «Беранжера Леруа», на экране монитора снова появилось множество профилей, но ни один не подходил под описание сегодняшней Беранжеры. Ален довольно быстро закрыл страницу. Он понимал, что Беранжеру ему не найти. Ее родители владели в Бургундии небольшим отелем, но названия его он не помнил; сам он ни разу там не бывалтам не бывал никто из группы, кроме ЖБМ. Кроме того, Беранжера наверняка замужем, а женщины, выходя замуж, меняют фамилию и исчезают из телефонного справочника. Искать через Гугл ЖБМ Ален не стал и пытаться, заранее зная, что ничего не найдет, да и вообще смешно было надеяться, что ЖБМ поможет ему в этом расследовании.