Что вы?! Нашёлся? Спасибо!
Привет эфиопу. Счастливо!
Глава 33
А теперь возвращаемся всё-таки к нам, возвращающимся из отпуска. В тот момент, когда мы тащим по московским вокзалам не коробки с товаром, а дорожные сумки и детей.
Мы прибыли на Казанский вокзал и переехали на Павелецкий. (Там на привокзальной площади всегда стоят междугородные автобусы, приглашающие пассажиров на южные направления. И однажды я видел автобус, купленный, видимо, за границей, борта которого были расписаны по-английски: «Paris. Rome. Berlin». Теперь же на табличке маршрута значилось «Ростов». А на лобовом стекле висел приклеенный скотчем лист бумаги: «Сегодня Махачкала»).
И уже от Павелецкого вокзала электричкой добрались до подмосковного посёлка, где ждали нас Олины родители и сестра.
Этот подмосковный посёлок был когда-то замечательным местом! Здесь жили и работали преимущественно инженеры и программисты, то есть люди умные и воспитанные. Они задумчиво бродили от дома до работы, сморкались исключительно в платок и галантно раскланивались при встрече.
Досуг они заполняли пением в местном хоре, праздники отмечали за одним столом, а шутили следующим образом: сотруднику по фамилии Корсаков давали прозвище «Римский-Корсаков», спустя время называли его просто «Римский», после чего, естественно, «Папа Римский». Потом звали просто «Папа», затем «Папа Карло», следом «Карл Маркс» и возвращались всё-таки к лучшему, на их взгляд, варианту «Папа». «Папой» он с тех пор и живёт.
В те благословенные времена окрестные леса ещё не были завалены кучами дурно пахнущего мусора, а на поверхности местного пруда не плавали многочисленные окурки и пивные бутылки. Как вы понимаете, сейчас кучи пахнут, а бутылки плавают.
Произошло это отчасти из-за того, что местные земли начали активно осваивать московские дачники. А в большей степени по причине вымывания из столицы в такие вот посёлки разного рода малокультурного, но многовыпивающего люда. И там где раньше тёплой летней ночью мы не могли сомкнуть глаз от дивной трели московского соловья, теперь не можем уснуть от криков у квартиры торговки самогоном. Хотя, с другой стороны, что так не спать, что эдак.
И сейчас в посёлке все со всеми уже не раскланиваются, а здороваются только со знакомыми. Но, понятное дело, все друг друга знают и, если есть повод, рассказывают истории.
Мне, например, нравится такая. Он и она живут в посёлке давно. Он одинок и она одинока. И хотя они в одну квартиру не съезжаются, все привыкли считать их парой. Но вот она заподозрила, что он стал погуливать. К одной. Молодой и, ясное дело, бесстыжей. Она его начала ревновать, выслеживать, пытаясь застать у чужого дома (и, увы, не безрезультатно), и истошно кричать на всю улицу:
Опять к своей блди шастал?! Пусть она тебе теперь капусту и солит!
Сама же «блдь» на это особого внимания не обращает, ей некогда, она женщина занятая: держит огород, стадо коз и торгует молоком. Да в её молодые годы это и не в тягость, в её-то шестьдесят шесть! Это ж на двенадцать лет меньше, чем обманутой «жене» (той семьдесят восемь). И на шестнадцать, чем неверному «мужу» (восемьдесят два).
Про соление капусты. Мы дома как-то тоже капусту солили. Оля на кухне шинковала на острейшей тёрке качан и вдруг как закричит:
Ой-ой-ой, я палец отрезала! Ой-ой, кровь льётся! Ой-ой-ой!
Я прибегаювсё в крови, но вижу, что ничего страшного нет, просто порез, хотя и сильный. Залил пораненный палец клеем «БФ», а Оля кричит ещё сильнее. Дети, перепугавшись, закрылись в своей комнате. Полина начала плакать.
Кровь мы остановили, но смывать не стали, лучше пока не трогать.
И тут Оля с окровавленной рукой идёт к детской, стучит в дверь и начинает просить глухим сорванным голосом:
Дети, откройте мне дверь! Дети, откройте мне дверь!
Дети оцепенели от ужаса! Они в детском лагере слышали страшные истории про мать, которая приходила душить своих детей. Сидят шелохнуться боятся. А мать зовёт:
Дети, откройте мне дверь!
Они не открывают.
Дети, откройте мне дверь!
Ксюша сжалась в углу, Полина залезла под стол.
Защёлка медленно поворачивается, и в комнату входит мать. Лицо белое, рука в крови и пальцы растопырены.
Не знаю, как дети пережили такую жуть, но до них ещё долго не доходил смысл объяснения, что мама просто подняла здоровой рукой игрушку в коридоре и принесла им в шкаф.
И раз об ужасах разговор зашёл. В «Сбоковском обозревателе» в разделе «Криминальная хроника» я прочитал заметку про мужика, который проснулся утром со страшного бодуна и, как было сказано в заметке, «нашёл мёртвой свою вторую половину». Хорошо хоть одна половина у мужика осталась живой!
Но мы про посёлок. Когда Олины родители переехали сюда жить из Кургана, мой тесть, Василий Игнатьевич, быстро со всеми познакомился. У него, человека доброжелательного и общительного, всегда много друзей, а главное, подруг, за что над ним в семье постоянно подшучивают.
Помню, перед отъездом из Кургана отправились мы с тестем последний раз в одну местную баню. Вышли из парной, а навстречу нам банщица.
Что, Вася, всё-таки уезжаешь?
Уезжаю.
Жалко.
Конечно, жалко.
Я ведь тебя, Васька, так любила!
Мне и до этого-то неловко быловсё-таки она женщина, а мы в таком видеа тут от смущения я даже веником прикрылся. И сразу подумал: наверное надо тестя прикрывать. Ему ведь в любви признаются! А мы знаем, как это бывает: девичья робость, румянец на щеках, и всё такое. Но представил нас со стороныони беседуют, а я прикрываю его веникоми не стал.
Меня, вообще-то, достаточно просто смутить. Как-то, будучи в Екатеринбурге, остановился я у Феоктистовых. Они с утра уходили на работу, и квартира была в моём распоряжение. Дни стояли жаркие, поэтому я разгуливал по дому в одних трусах.
И однажды в квартиру позвонили.
Кто там?
Соседка.
Посмотрев в глазок, я увидел женщину в домашнем халате, за нейоткрытую дверь на лестничную клетку и повернул замок, абсолютно не подумав, в каком виде предстают перед незнакомым человеком.
Ты один, что ли? спросила соседка.
Один.
Она принялась пристально меня разглядывать и вдруг сказала:
Штаны можешь не надевать, пойдём ко мне!
И развернувшись, направилась в свою квартиру.
Зачем?
Здесь увидишь.
Меня прошиб пот. В нерешительности я топтался у двери.
Мне некогда! закричал я.
Это недолго.
Нет-нет, я не могу!
Это недолго, она вновь показалась на площадке. Утюг не работает, а я ничего не вижу, ты же знаешь.
Так вы думаете, что здесь Толя? догадался я.
А кто здесь?! она испуганно отступила к двери.
Толика нет дома, я его товарищДавайте утюг, посмотрю.
Вечером Феоктистовы долго смеялись. У их соседки, действительно, крайне плохое зрение.
Значит, переспрашивали они, штаны можешь не надевать?
Глава 34
Кроме Олиного папы также некоторому оживлению жизни в подмосковном посёлке способствуем и мы, по крайней мере, один раз в годуна День железнодорожника. В этот праздник у родителей собирается вся большая семья. Мы идём в лес, жарим шашлыки, выпиваем вина, а потом на всю подмосковную округу заводим чужеродную ей, в общем-то, песню «Урал! Урал! Твои просторы»
В нынешнем году ко Дню железнодорожника мы не успели. Но это не помешало нам по приезду отправиться в лес, пожарить шашлыки, выпить вина и затянуть «Урал! Урал!..»
И всё было хорошо, как вдруг на словах, которые я всегда пою с особым чувством, ибо речь в них идёт о совсем уж родных мне местах:
Люблю вершины Таганая,
Люблю уральский наш народ -
меня ужалила оса. Просто ни слова не говоря подлетела и пребольно ужалила в левое плечо. Возможно, она не любила «малых предпринимателей», возможно, терпеть не могла уральские песни, а может, мстила за то, что мы не приехали в День железнодорожника. Плечо тут же распухло, рука онемела, но я допел песню до конца. А также доел шашлык и допил вино из бокала, так как увидел, что к столу несут новые шампуры и откупоривают ещё одну бутылку.
Вообще-то, я не очень удивился нападению осы, и напротив, ждал чего-либо в этом роде любую минуту. Дело в том, что меня уже целую неделю преследовали неприятности. А если пошла такая полоса, то ничего с ней не поделаешь, необходимо терпеть, пережидая, когда она кончится.
Пришла же она так. В Геленджике, когда, разомлевший, я лежал на пляже, мне позвонили из Сбокова и сообщили об аварии, в которую попал наш автофургон «Газель»: в него врезался автобус одной из тех частных фирм, что занимаются пассажирскими перевозками в городе. К счастью, никто не пострадал.
«Народ неспроста ругает частных перевозчиков в Сбокове, текли в моей голове размягчённые мысли. Говорит, что в этих фирмах, принадлежащих через подставных лиц городским чиновникам, водители никого не боятся. Устраивают гонки на дорогах (почему я закрывал на это глаза?), нарушают правила дорожного движения (разве мне это не было известно?), садятся пьяными за руль (до чего дошлис пассажирами в салоне!). Люди стали бояться ездить в автобусах. Хотя, чего боятся-то? Ну, поломают в случае чего руки-ноги, и всё. А нам теперь машину ремонтировать».
Я почувствовал, что подгораю и перевернулся на другой бок. Я не знал, что у обалдуя-водителя, который смял нашу «Газель», это была уже восьмая авария с начала года. Хотя, если б и знал, что бы это изменило?
На следующий день мне позвонили опять, но уже вечером. Сказали, что нужно покупать новые кассовые аппараты.
А что, за время нашего двухнедельного отсутствия имеющиеся аппараты устарели? сострил я.
Увы, сказали мне. Вышел закон, по которому имеющиеся кассы
Только не говорите, что надо выбросить.
Именно так.
Я не поверил.
Тут, сказал, слышно плохо. Повторите, пожалуйста.
Вышел закон, по которому имеющиеся кассы подлежат замене.
Опять замене?!
Напоминаю, дело происходило вечером, после выпитого мной бокала-другого вина. И я уже не был похож на аморфного пляжного отдыхающего. А потому, в сердцах бросив трубку и воздев руки к небу, обратился к окружающей аудитории, встревоженной моим волнением.
Граждане, товарищи, господа! возопил я. Братья и сёстры, соотечественники, друзья! Посмотрите, что делают с трудовыми людьми. Посмотрите, как над нами измываются. Как отбирают предпоследнее! И кто? Родное государство, которому мы верили, как себе.
Ведь мы же, граждане, делали всё, как оно велело. Оно составило список разрешённых кассовых аппаратов, и мы пошли и на честно заработанную копеечку эти аппараты приобрели. Заметьте, граждане, не какие-то первые попавшиеся аппараты, а именно те, на которые оно нам указало. Потому что привыкли слушаться своё государство, привыкли во всём ему доверять. Разве мы думали, что оно начнёт безобразничать?
Вначале оно заставило нас обклеить каждую купленную кассу голографическими наклейками. За деньги, конечно. И обклеивать новыми каждый год. Зачем? Никто не знает! Оно, конечно, с наклейками красивей. И, наверное, в стране есть люди, которые на этом зарабатывают (десятки миллионов наклеек ежегодно!) Но пусть бы они зарабатывали как-нибудь по другому. Вагоны с фруктами вон можно разгружать, за это сейчас хорошо платят.
Ну да ладно. Только мы успокоились, как государство сказало нам:
Хочу, чтобы вы теперь оснастили каждый аппарат фискальной памятью.
Какой памятью? не поняли мы.
Фискальной, повторило оно строго. Ведь у меня есть фискальные органы. Видели мои фискальные органы? Или показать?
Нет, нет, не надо! Видели, в страхе закивали мы. (Это, граждане, кто не знает, такие органы, которые налоги собирают).
Вот так, удовлетворённо сказало государство. И для этих органов вы должны установить штуки, которые называются «фискальной памятью». Чтобы можно было в любой момент узнать, кто из вас, чего и сколько наторговал.
Так вы ж сами, в смысле, самоИ мы заулыбались: Забыли, наверное.
Мол, заработалось совсем наше государство, что говорило, само не помнит. Ну да с кем не бывает.
Чего само? Чего забыли?
Что по закону теперь не важно, кто сколько наторговал. Плати единый налоги всё.
Ничего я не забыло.
А зачем же тогда эта для органов, если не важно?
Зачем-зачем Мало ли, пусть будет.
Вот как, граждане, обирают честных людей: заставляют покупать дорогие и не нужные им устройства. Оно, конечно, с устройствами красивей. И кто-то в стране, наверное, на этом зарабатывает
А скажите, ещё спросили мы. Если эта фискальная память на какую-то кассу не подойдёт, что тогда с кассой делать?
Выбросить, зевнув, ответило государство.
И мы выбросили. Я лично выбросил несколько дорогущих импортных аппаратов, которые ранее, напомню, указало мне купить государство.
А теперь, что же, опять?! Но где же этому, граждане, я спрашиваю, предел?! Когда же это, граждане, интересуюсь я, кончится?!
Я вопросительно смотрел на внимающую мне аудиторию. Аудитория, состоящая из окрестных геленджикских котов, этого не знала. Она терпеливо ожидала окончания моей речи, чтобы получить оставшуюся с ужина курочку.
Самое ужасное, обратился я к котам, сходив за курицей, что, как мне сообщили, новые аппараты стоят в четыре в четыре (!) раза дороже нынешних! Как вам это нравится?
Мне показалось, котам это не понравилось. И в благодарность я отдал им остатки ужина.
Наше государство мошенник, шулер, горько говорил я, глядя, как мои недавние слушатели растаскивают по кустам добытые в бою куски. А с шулером обычному человеку играть опасно.
Но это были не все напасти. Просто они случились до того, как мы поехали в аквапарк. В Геленджике открылся новый аквапарк, третий по счёту в городе и первый по величине в Восточной Европе! Наши дети плескались, катались с крутых горок.
Оля тоже съехала один раз. Еле-еле поддалась она на уговоры забраться на «такую невообразимую высоту». Мы с детьми скатились в первую очередь и теперь ждали внизу, когда спустится мама. Один за другим неслись в струе воды отдыхающие, но Оли среди них не было.
И вдруг нескончаемый до сей поры поток людей прервался, прекратился, иссяк. Проходила минута, другая, третья, а поток не возобновлялся, словно кто-то наверху наглухо заткнул горлышко пробкой. Мы поняли, что это за пробка, то есть кто там наверху готовится к спуску. И когда в фонтанах брызг из-за поворота появилась наконец мчащаяся по жёлобу бледная Оля, Полина, долго ожидавшая этого момента, в радостном возбуждении принялась бегать взад-вперёд и кричать:
Мать моя женщина! Мать моя женщина!
Я тоже скатился с нескольких горок. Правда, из-за обилия народа пришлось на каждой из них выстоять немало времени. И вот в одной очереди я почувствовал, что две молодые женщины, стоящие позади, смотрят на меня. Я незаметно скосил глаза: точно, время от времени бросают на меня любопытствующие взгляды. Кто бы сказал, что ему это не приятно? Я бы не сказал. А что? Я мужчина видный, не атлет, конечно, но для физических упражнений время нахожу. И когда очередь подошла, я красиво так прыгнул на горку и с небрежной улыбкой скатился вниз.
У бассейна внизу меня ждала Оля.
Что это у тебя? спросила она, когда я выбрался на траву.
Где?
На плавках.
На плавках?
Сзади.
Я запрокинул голову назад (каждый знает, как это непросто) и понял, что так притягивало взгляды стоящих за мной людей: сзади на плавках с правой стороны красовалась оплавленная по краям, прожжённая чьей-то случайной сигаретой дырка!.. Как это произошло?! Когда?! Почему я ничего не почувствовал?! Я представил себя наверху в дырявых трусах, и мне стало грустно.
Но ещё более я загрустил, когда подумал о предстоящих выходах на родной пляж. Там вам не случайная очередь, там люди друг у друга перед глазами по полдня торчат. И ведь до отъезда домой осталось-то всего двое суток! Но теперь на эти двое суток придётся что-нибудь придумывать. Вроде бы, чего придумывать: иди в магазин и покупай. Но не всё так просто. Однажды я уже покупал в Геленджике плавки.
Дело в том, что приехав на море, я обнаружил, что взял с собой абсолютно всё, что необходимо для приятного летнего отдыха, за исключением одногокупальных принадлежностей. Поэтому, хлопнув себя по лбу и посетовав на суету сборов, отправился их покупать.
На первый взгляд местные магазины и рынки предлагали прямо-таки изобилие всевозможных купальных костюмов, причём, от известнейших фирм, но приглядевшись, можно было обнаружить удивительную схожесть всех этих изделий между собой, а также не характерную для подобного рода марок дешевизну. Я оглядывался в сторону пляжа, благо вся торговля располагалась тут же, у моря, и легко различал эти «фирменные» костюмы, с одной стороны, по их незатейливым фасонам и расцветкам, а с другой, по чудовищному отвисанию резинок в самых неподходящих местах. Подобного шика я позволить себе не мог.