Вздохнув, я вошла в зону с джакузи: белый оазис с белыми плетеными креслами, где в основном белые женщины дожидались вызова от физиотерапевтов, одетых в белое.
Диди, улыбаясь, появилась в безупречной курточке.
Вы, должно быть, Мэгги, сказала она. Я узнала вас по описанию вашей матери.
Я не собиралась клюнуть на это и ответила:
Приятно познакомиться.
Я не вполне понимала протокол этой части процедурыздороваешься, а потом сразу же раздеваешься, чтобы к тебе прикасался совершенно чужой человек и ты еще платишь за эту привилегию. Мне одной так кажется или эти спа-процедуры действительно имеют что-то общее с проституцией?
Предвкушаете обертывание под Песнь песней?
Скорее я бы согласилась на пломбирование зубного канала.
Диди ухмыльнулась:
Ваша мама намекала, что вы скажете что-то в этом роде.
Если вам никогда не делали обертывания, знайтеэто нечто необычайное. Вы лежите на подогреваемом столе, под гигантским лоскутом тонкой целлофановой пленки, и вы голая. Совершенно голая. Перед тем как начать скрести вас щеткой, косметолог прикрывает ваши половые органы тряпочкой размером с марлевую повязку. При этом у нее совершенно непроницаемое лицо, и невозможно понять, оценивает ли она своими пальцами индекс массы вашего тела. К вам приходит мучительное осознание своих физических данных, хотя бы просто потому, что кто-то экспериментирует непосредственно на вас.
Я заставила себя закрыть глаза и думать о том, что душ Виши даст мне почувствовать себя королевой, а не инвалидом на больничной койке.
Диди, как давно вы этим занимаетесь? спросила я.
Развернув полотенце, она держала его, как ширму, пока я переворачивалась на спину.
Я работаю в спа уже шесть лет, а сюда устроилась совсем недавно.
Значит, вы опытная, сказала я. Моя мать не нанимает любителей.
Она пожала плечами:
Мне нравится встречаться с новыми людьми.
Мне тоже нравится встречаться с новыми людьми, но только когда они одеты.
А чем занимаетесь вы? поинтересовалась Диди.
Моя мать вам не сказала?
Нет она лишь начала Диди, но вдруг замолчала.
Что? Говорите.
Она гм она велела мне сделать дополнительную обработку скрабом на основе морских водорослей.
То есть она сказала, что мне потребуется двойная порция.
Она не
Она употребляла слово «цафтиг»? спросила я.
Диди благоразумно не ответила. Прищурившись, я подняла глаза к неяркой лампе под потолком, прислушалась к нескольким аккордам на фортепиано в записи Янни и вздохнула:
Я юрист Американского союза защиты гражданских свобод.
Правда? Руки Диди замерли на моей ступне. Вы когда-нибудь беретесь за дела скажем, бесплатно?
Как раз это я и делаю.
Тогда вы должны знать об одном парне, смертнике Шэе Борне. Я писала ему десять лет, начиная с восьмого класса, и это было частью моего задания по обществознанию. Верховный суд только что отклонил его последнюю апелляцию.
Знаю, сказала я. Я составляла резюме от его имени.
Глаза Диди широко раскрылись.
Так вы его адвокат?
Ну нет.
Я даже не жила в Нью-Гэмпшире, когда был осужден Борн, но в обязанности Американского союза защиты гражданских свобод входило составление благожелательных резюме для осужденных на смертную казнь. Когда у тебя есть своя позиция по определенному делу, но ты не принимаешь непосредственного участия в процессе, суд позволяет тебе законно высказать свои соображения, если это поможет в принятии решения. Мои благожелательные резюме показывали, насколько отвратительна смертная казнь, называли ее жестоким и неконституционным наказанием. Я уверена, что судья, взглянув на мои труды, поскорее отложил их в сторону.
Неужели больше ничем нельзя помочь ему? спросила Диди.
Суть состояла в том, что, раз уж последняя апелляция Борна была отклонена Верховным судом, ни один адвокат не смог бы почти ничего сделать, чтобы спасти его.
А знаете что? Я займусь этим, пообещала я.
Улыбнувшись, Диди укутала меня подогретыми одеялами, спеленав, как буррито, потом села рядом и запустила пальцы мне в волосы. Пока она массировала мою голову, у меня начали закрываться глаза.
Они говорят, это не больно, пробормотала Диди. Смертельная инъекция.
Ониэто правящие круги, законодатели, те, кто краснобайством успокаивает свое чувство вины.
Это потому, что никто не возвращается, чтобы рассказать, как было на самом деле, заметила я.
Я подумала о Шэе Борне, которому сообщили новость о его неминуемой смерти, и представила, что лежу на столе вроде этого и меня усыпляют.
Вдруг мне стало трудно дышать. Слишком теплые одеяла, чересчур много крема на коже. Мне захотелось выбраться из этого кокона, и я замолотила руками и ногами.
Тише-тише, сказала Диди. Постойте, я помогу. Она сняла с меня одеяла и пленку и протянула мне полотенце. Ваша мама не говорила, что у вас клаустрофобия.
Я приподнялась, дыша полной грудью.
Конечно не говорила, подумала я, потому что именно она меня душит.
Люций
Стоял ранний вечер, приближалось время пересменки, и на первом ярусе было относительно спокойно. Я весь день лежал с высокой температурой, то впадая в забытье, то просыпаясь. Кэллоуэй, обычно игравший со мной в шахматы, предложил сегодня партию Шэю.
Слон идет на A6! выкрикнул Кэллоуэй.
Фанатичный расист, он играл, как гроссмейстер, лучше всех, кого я встречал.
Весь день Бэтмен-Робин восседал в его нагрудном кармане, крошечный комочек, не больше кулька карамелек. Иногда птенец заползал Кэллоуэю на плечо и клевал шрамы на его бритой голове. В другое время Рис держал Бэтмена внутри книги в мягкой обложке «Противостояние», которую он приспособил в качестве тайника. Начиная с шестой главы Кэллоуэй украденным бритвенным лезвием вырезал в толще страниц квадрат, и получилось углубление, которое он застелил тряпочками, чтобы сделать постельку. Дрозд питался картофельным пюре. Кэллоуэй выменивал лишние порции на драгоценную липкую ленту, бечевку и даже самодельный ключ от наручников.
Эй! сказал Кэллоуэй. Мы не заключили пари на эту игру.
Крэш рассмеялся:
Даже Борн не такой тупой, чтобы заключать с тобой пари, когда он проигрывает.
Что у тебя есть такого, что нужно мне? спросил вдруг Кэллоуэй.
Интеллект? предположил я. Здравый смысл?
Отвали, чувак. Кэллоуэй на миг задумался. Шоколадное пирожное. Хочу это чертово пирожное.
Пирожное пролежало у Шэя уже два дня. Я сомневался, что оно полезет Кэллоуэю в глотку. Больше всего его привлекала возможность отобрать это пирожное.
Хорошо, откликнулся Шэй. Конь на G6.
Я приподнялся на койке:
Хорошо? Шэй, да он оставит тебя без штанов.
Как так выходит, Дефрен, что играть ты не можешь, потому что болен, но при этом во все суешь свой нос?! возмутился Кэллоуэй. Это между мной и Борном.
А если выиграю я? спросил Шэй. Что я получу?
Этого не будет, рассмеялся Кэллоуэй.
Птичка.
Я не отдам тебе Бэтмена
Тогда я не дам тебе пирожное.
Повисла тишина.
Отлично, сказал Кэллоуэй. Если выиграешь, получишь птицу. Но ты не выиграешь, потому что мой слон идет на D3. Считай, что тебя поимели.
Ферзь на H7, отозвался Шэй. Шах и мат.
Что?! вскрикнул Кэллоуэй.
Я внимательно всматривался в воображаемую шахматную доскуферзь Шэя появился ниоткуда, спрятавшись за конем. Кэллоуэю некуда было идти.
В этот момент дверь на ярус открылась, впуская двоих офицеров в бронежилетах и шлемах. Они направились к камере Кэллоуэя и, выведя его на галерею, пристегнули наручниками к металлической штанге вдоль дальней стены.
Нет ничего хуже обыска в камере. Все, что у нас здесь было, это наши вещи. И то, что в них копались, являлось грубым вторжением в личное пространство. Когда это случалось, ты легко мог потерять лучшую заначкубудь то наркота, выпивка, шоколад, художественные принадлежности или спираль из канцелярских скрепок, сделанная для нагревания растворимого кофе.
Охранники пришли с фонарями и зеркалами на длинных ручках и принялись систематически все обследовать. Обычно они обшаривали трещины на стенах, вентиляционные трубы, водопровод. Проверяли, не спрятано ли что-то в шариковых дезодорантах. Встряхивали баночки с присыпкой, чтобы по звуку определить, что может быть внутри. Принюхивались к флаконам с шампунем, вскрывали конверты и вынимали из них письма. Срывали с койки простыни и ощупывали матрасы в поисках дыр или вспоротых швов.
А между тем приходилось быть свидетелем всего этого.
Я не видел, что происходило в камере Кэллоуэя, но по его реакции мог о многом догадаться. Когда проверяли его одеялонет ли выдернутых нитей, он закатил глаза. Когда с конверта отодрали марку, под которой оказалась «черная смола», на его скулах заиграли желваки. Но когда осматривали его книжную полку, Кэллоуэй вздрогнул. Я не смог разглядеть небольшой бугорок в его нагрудном кармане, то есть птичку, и понял, что Бэтмен-Робин сейчас где-то в камере.
Надзиратель взял в руки «Противостояние». Зашелестели страницы, хрустнул корешок, книга ударилась о стену камеры.
Что это? спросил он, обратив внимание не на дрозда, которого отбросило в дальний угол, а на нежно-голубые лоскутки, опустившиеся у его ног.
Пшик, ответил Кэллоуэй, однако офицер не поверил ему на слово.
Поворошив лоскутки и ничего не найдя, надзиратель конфисковал книгу с вырезанным в ней тайником.
Уитакер сказал что-то об отчете, но Кэллоуэй его не слушал. Не припомню, чтобы видел его таким невменяемым.
Едва его впустили в камеру, как он рванулся к птичке. Раздался какой-то первобытный войжестокий человек заплакал.
Послышался треск, отвратительный хруст, словно по камере пронесся разрушительный вихрь, Кэллоуэй Рис расшвыривал все по сторонам.
Наконец, обессилев, он опустился на пол, баюкая мертвого птенца:
Как же так, как же так
Рис, заговорил Шэй, мне нужен мой приз.
Я резко повернул голову. Вряд ли Шэй был настолько тупым, чтобы восстанавливать против себя Кэллоуэя.
Что? задохнулся Кэллоуэй. Что ты сказал?
Мой приз. Я выиграл партию в шахматы.
Не сейчас, зашипел я.
Нет, сейчас, возразил Шэй. Уговор так уговор.
Здесь принято держать слово, и Кэллоуэйс его уязвимостью члена «Арийского братства» понимал это лучше любого другого.
Попробуй только высунуться из своей клетки, процедил он. Когда представится случай, я так тебя уделаю, что родная мама не узнает.
Но, даже угрожая Шэю, Кэллоуэй осторожно завернул мертвую птичку в лоскуток и прикрепил крошечный сверток к концу своей удочки.
Когда дрозд добрался до меня, я втащил его через трехдюймовый просвет под дверью камеры. Птенец казался полуживым. Голубые глаза под просвечивающими опущенными веками, одно крыло вывихнуто назад, шея свернута набок.
Шэй тоже забросил удочку, с грузилом из расчески. Я видел, как его руки бережно подтянули лоскутный сверток. Фонари на галерее замигали.
Я часто представлял, что же произошло тогда. Взглядом художника мне нравилось рисовать себе Шэя, сидящего на койке с крошечной птичкой в ладонях. Я воображал нежность человека, так сильно тебя любящего, что ему невмоготу видеть, как ты спишь, и ты просыпаешься от его прикосновения. В конце концов, не имеет большого значения, как Шэй сделал это. Важен результат: мы все услышали тоненькую трель дрозда, потом Шэй подтолкнул воскресшую птичку под дверь своей камеры на галерею, и она поскакала прямо к протянутой руке Кэллоуэя.
Джун
Если ты мать, то, глядя в лицо своего подросшего ребенка, можешь увидеть вместо этого личико младенца в обрамлении кружевного одеяла. Можно смотреть, как одиннадцатилетняя дочь покрывает ногти лаком, и вспоминать, как она, бывало, цеплялась за твою руку, собираясь перейти улицу. Можно выслушивать слова врача о том, что настоящая опасность таится в подростковом возрасте, потому что неизвестно, как отреагирует сердце на резкое увеличение темпов развития, и можно сделать вид, что до этого еще целая вечность.
Лучшие два из трех, сказала Клэр, снова высовывая кулак из складок больничной рубахи.
Я тоже подняла руку:
Камень-ножницы-бумага, стреляй.
Бумага, улыбнулась Клэр. Я выиграла.
Вовсе нет, возразила я. Эй? Ножницы?
Забыла сказать, что идет дождь и ножницы заржавели, так что подсунь под них бумагу и унеси прочь.
Я рассмеялась. Клэр слегка пошевелилась, стараясь не сдвинуть трубки и провода.
Кто покормит Дадли? спросила она.
Дадлинаш тринадцатилетний спрингер-спаниель; он, как и я, был ниточкой, связывающей Клэр с ее покойной сестрой. Клэр, конечно, не знала Элизабет, но обе они росли, вешая бусы из искусственного жемчуга на шею Дадли, наряжая его, как сестренку, которой у каждой из них никогда не было.
Не беспокойся о нем, сказала я. Если понадобится, я позову миссис Морриси.
Кивнув, Клэр бросила взгляд на часы:
Думаю, они должны уже были вернуться.
Знаю, детка.
Почему, по-твоему, так долго?
На этот вопрос было много ответов, но мне на ум приходил один: что в какой-то другой больнице, за два округа отсюда, другой матери пришлось попрощаться со своим ребенком, чтобы у меня появился шанс спасти своего.
Официально заболевание Клэр называлось «дилатационная кардиомиопатия». Оно поражало двенадцать миллионов детей в год. При этом заболевании полость сердца увеличена и растянута и сердце не в состоянии эффективно качать кровь. Невозможно излечить или остановить эту болезнь, но, если повезет, можно с ней жить. Если же не повезет, то человек умирает от застойной сердечной недостаточности. Семьдесят девять процентов случаев вызваны неизвестной причиной. Одни специалисты объясняют возникновение этого заболевания миокардитом и прочими вирусными инфекциями, перенесенными в младенчестве, другие считают, что оно наследуется от родителя, являющегося носителем дефектного гена. Я всегда полагала, что у Клэр второй случай. Ребенок, появившийся на свет в атмосфере горя, должен был родиться с больным сердцем.
Поначалу я не знала, что дочь больна. Она уставала быстрее других детей, но я сама, все еще находясь в заторможенном состоянии, не замечала этого. И только в пять лет, когда ее госпитализировали с сильным гриппом, был поставлен диагноз. Доктор Ву сообщил, что у Клэр слабая аритмия, которая может пройти. Он назначил ей каптоприл, лазикс, ланоксин и сказал, что нужно подождать.
В первый день учебы в пятом классе Клэр пожаловалась, что у нее ощущение, будто она проглотила колибри. Я предположила, что это волнение по поводу начала занятий. Но пару часов спустя, подойдя к классной доске, чтобы решить задачу по математике, она потеряла сознание. Прогрессирующая аритмия заставила сердце учащенно биться, и оно не смогло выталкивать кровь. А эти баскетболисты, кажущиеся такими здоровыми и падающие замертво на площадке? Это была фибрилляция желудочков, и она произошла у Клэр. Ей сделали операцию и вживили кардиостимуляторкрошечную скорую помощь, размещенную прямо на сердце и устраняющую возможные аритмии электрошоком. Клэр включили в список на трансплантацию.
Трансплантациямудреная вещь. Ты получаешь сердце, и начинается отсчет времени, но, вопреки общему мнению, это не означает хеппи-энда. Ждать трансплантата слишком долго, когда начнут отказывать другие системы организма, никому не хочется. Но даже сам трансплантат не является чудомбольшинство реципиентов выдерживают новое сердце всего десять-пятнадцать лет, а потом начинаются осложнения или происходит полное отторжение. И все же, по словам доктора Ву, через пятнадцать лет мы сможем приобрести сердце, готовое к эксплуатации, по лучшей цене Суть его изречения состояла в том, чтобы продлить Клэр жизнь и она смогла бы воспользоваться медицинскими инновациями.
В то утро пейджер, который мы постоянно носили с собой, завибрировал.
«У нас есть сердце, сказал доктор Ву, когда я позвонила. Встретимся в больнице».
Последние шесть часов Клэр отмывали, кололи, обследовали, то есть готовили к операции, чтобы к тому моменту, как в изотермическом контейнере доставят чудесный орган, она смогла сразу попасть в операционную. Наступил момент, которого я ждала и страшилась всю жизнь.