Прости, выдавила я. Мы играли на улице, так быстро стемнело, и
Я думала, что потеряла тебя! повторяла мама. Она плакала и смеялась, одновременно злясь и радуясь, то обнимая меня, то встряхивая. Я думала, что потеряла тебя!
Она успокоилась не сразу. Потом мы поднялись в квартиру. Фредди лежал в колыбельке, а Олив стояла рядом на коленях и смотрела на младенца, поглаживая его по спине своими маленькими пальчиками. Ее лицо было исполнено серьезности.
Я присматривала за ним, мам, объявила она. Глаз не сводила ни на секундочку, как ты и велела.
Ты молодец, Олив, ответила мама.
Она села в кресло и уронила голову на руки. Опущенные плечи выдавали всю глубину страдания, а глаза были полны боли. И все из-за меня, из-за того, что я допоздна задержалась на улице, заставив маму думать, что я погибла под бомбами. Мне было ужасно стыдно, и я понимала, что, оставаясь здесь, мы делаем ей хуже. Ей и без того тяжело. Лучшее, что мы могли сделать для нее, это согласиться наконец уехать в эвакуацию.
Глава четвертая
Мы попрощались с мамой в квартире, поскольку на станцию нас должна была отвести миссис Бэкстер. Я понимала, что прощаться будет тяжело, но не ожидала, что настолько. Олив, которая до сих пор металась между восторгом от предстоящего путешествия и страхом, наконец осознала, что несут с собой такие перемены. Все утро она проплакала, так что нос и глаза у нее были красные и припухшие, а вид совершенно несчастный. Тони вел себя тихо. Он не сказал и пары слов с тех пор, как проснулся, и теперь стоял, повернувшись к нам спиной и глядя на улицу за окном. Он не сказал, что не поедет с нами, но я все еще сомневалась, что он сядет в поезд. На столе лежали три бумажных свертка с нашей одеждой, перевязанных бечевкой.
Так, я вам приготовила хлеба с салом. До обеда не открывайте, а то я не знаю, как долго вам ехать, предупредила мама.
А почему нам не говорят, куда мы едем? спросила я.
Наверное, потому, что это секретная информация. «У стен есть уши», и все такое.
Олив забралась к маме на колени, обняла ее за шею и уткнулась в мамино плечо, содрогаясь от рыданий. У меня самой стоял ком в горле, но я очень старалась унять слезы и держаться ради брата и сестренки. Я поверить не могла, что мы вот-вот покинем маму, родной дом и все, что мы знаем и любим.
Ну-ну, сказала мама, обращаясь к Олив, будет весело.
Не хочу веселиться, всхлипнула сестренка.
Вот увидишь, тебе понравится. Через пару дней ты найдешь новых друзей, будешь лазать по деревьям, бегать и прыгать, так что и думать забудешь, как не хотела уезжать.
Нет, неправда!
Я была с ней согласна. Мама вздохнула:
Ну ладно, Олив.
Она заставила ее слезть с колен и поманила меня в спальню, жестом велев не шуметь, потому что малыш Фредди спал в стоявшей на полу колыбельке. Мама подошла к комоду, достала оттуда черную шкатулку, затем опустилась на кровать и похлопала по покрывалу рядом с собой. Я села. Мама открыла шкатулку. Внутри лежал красивый серебряный медальон на тонкой цепочке.
Хочу отдать это тебе, Нелл, объявила мама, вручая мне украшение.
Но оно ведь твое, возразила я.
А будет твоим. Можешь вернуть его, когда мы снова встретимся.
Я взвесила медальон на ладони. Он был гладкий и прохладный.
Открой его, велела мама, приобняв меня за плечи.
Я расстегнула крошечную застежку и увидела внутри фотографию мамы и папы.
Это фото с нашей свадьбы, Нелл. Красивые мы были, правда?
Я вгляделась в фотокарточку. На ней родители выглядели так молодо. У мамы были темные, еще не тронутые сединой волосы, а папа еще не отпустил бороду. Оба смотрели в камеру, будто кролики на удава.
Мы были в ужасе, улыбнулась мама.
По-моему, вы здесь очень красивые, сказала я.
Повернись-ка, Нелл.
Я послушалась. Мама осторожно приподняла мои волосы и застегнула цепочку у меня на шее.
Когда тебе станет грустно, произнесла она, ты вспомнишь, что мы с папой всегда у тебя на сердце. И если станет одиноко, откроешь медальон, посмотришь на меня и поймешь, что я скучаю по тебе так же сильно, как ты по мне.
Обязательно, мама, сказала я.
Ком в горле, который я так старалась проглотить, начал душить меня, и пришлось дать волю слезам. Я всхлипывала без остановки, и мое сердце рвалось на части.
Мама прижала меня к себе и погладила по голове. От нее пахло домом. Так мы и сидели на кровати, пока я не перестала всхлипывать. Тогда мама разжала объятия и достала из рукава платочек, чтобы я могла утереть глаза и нос.
Я знаю, что ты будешь стойкой, моя Нелл, произнесла мама. Я верю, ты сумеешь позаботиться о брате с сестрой. С Олив будь поласковее, как ты умеешь, и проследи, чтобы Тони не вляпался в неприятности.
Обещаю, мам.
Она улыбнулась:
Я так горжусь тобой.
Я выдавила ответную улыбку.
Все будет хорошо, заверила меня мама. Мы справимся, правда?
Я печально кивнула.
Справимся, говорю тебе, повторила она. Ну пора, Нелл. Миссис Бэкстер вот-вот придет.
Она вернулась на кухню, а я опустилась на колени возле колыбельки, чтобы попрощаться с Фредди. Я погладила малыша по голове, но он не пошевелился. Когда мне доведется увидеть его снова?
Я натянула пальто и помогла одеться Олив, которая все еще всхлипывала. Мама написала наши имена на клочках бумаги и приколола булавками к пальто. Тони продолжал стоять у окна. Мама подошла к нему и обняла. Брат попытался отстраниться, но она крепко прижала его к себе, и через несколько секунд он все же обвил ее руками. На его лице застыло отчаянное выражение. Это было просто ужасно.
Ну-ну, мой сильный мальчик, услышала я мамин голос. Ты должен быть сильным и позаботиться о сестрах. Согласен? Ради меня?
Он кивнул. Мама пригладила ему волосы и поцеловала в лоб. Как раз в это мгновение в дверь постучали, и в квартиру вошла миссис Бэкстер. Она окинула нас взглядом и улыбнулась.
Готовы?
Пожалуй, тихо отозвалась мама.
Не забыли продовольственные книжки?
Они в узелке у Нелл, завернуты в одежду.
А то там не обрадуются, если дети явятся без них.
По-моему, я ничего не забыла, ответила мама.
Тогда пора выходить, объявила миссис Бэкстер.
Мама еще раз обняла меня и Олив и улыбнулась Тони, который явно храбрился и с трудом сдерживал слезы.
Это ненадолго, пообещала она. Скоро мы все снова будем вместе.
С нами все будет в порядке, сказала я.
Я знаю, милая.
Как будто нарочно в эту секунду заплакал Фредди. Я была даже рада, ведь так мама смогла на что-то отвлечься.
Ну, идем, скомандовала миссис Бэкстер.
Мы взяли свои кульки и вслед за ней вышли за дверь, спустились по ступенькам и оказались на улице. Тихо капал дождь, Лондон стал серым и туманным, будто весь город грустил вместе с нами. Спустившись с крыльца, я взглянула наверх. Мама смотрела из окна, у которого совсем недавно стоял Тони, и держала на руках Фредди. Мы с Олив помахали ей и послали воздушные поцелуи, но брат даже не обернулся, просто зашагал вперед. В это мгновение я услышала свое имя. По улице навстречу мне бежала Анджела. Мы обнялись.
Береги себя, сказала она, и возвращайся ко мне живой и здоровой.
Она сунула руку в карман и достала маленькую розовую ракушку.
Я привезла ее из Маргита, Нелл, объяснила Анджела, и хочу, чтобы ты вернула ее мне, когда закончится война.
Непременно. И ты пообещай, что будешь беречь себя.
Не беспокойся, Нелл. Разве ты не знаешь? Только хорошие люди умирают молодыми.
Я с тяжелым сердцем смотрела ей вслед. Насколько было бы проще, если бы мы уехали из Лондона вместе. Я в последний раз оглянулась на наш дом и зашагала по дороге вслед за миссис Бэкстер и остальными.
Хотя мы не попали в основную волну эвакуации, на платформе все равно толпились чуть ли не сотни детей. Они кричали и бегали, устраивая форменный бардак. Некоторые из тех, что помладше, прятались за мамину юбку. Олив стиснула мою руку.
Все будет хорошо, милая, принялась успокаивать ее я, глядя на сестру сверху вниз. Мы с Тони о тебе позаботимся.
Я хочу к мамочке, Нелл.
Знаю, но скоро она приедет к нам, а с ней и малыш Фредди.
Полная дама в ярко-красном пальто пыталась командовать всей этой толпой, но из-за невообразимого шума ее было совсем не слышно. Мы только видели, как ее рот открывается и закрывается, как у задыхающейся рыбы. Мужчина в солдатской форме подал ей громкоговоритель, и она с удвоенным энтузиазмом принялась за дело. Ее голос загрохотал над платформой:
Мамы, пора попрощаться с детьми. Мы позаботимся о них и найдем каждому хороший дом, где они будут в безопасности. Дети, постройтесь по двое и возьмитесь за руки.
Такие новости вызвали новый шквал всхлипываний и рыданий, поскольку малышам пришлось отцепиться от матерей. Я даже порадовалась, что наша мама осталась дома. Миссис Бэкстер опустилась на колени передо мной и Олив.
Ну, веди себя хорошо, Олив, и слушайся Нелл.
Я к маме хочу, повторила сестренка.
Знаю, милая, но скоро вы снова увидитесь.
Миссис Бэкстер поднялась и обняла меня.
Я буду скучать по вам, утятки.
И мы по вам, миссис Бэкстер, ответила я.
Она знала, что Тони обниматься откажется, так что просто положила руку ему на плечо.
А ты присматривай за сестрами, Тони.
Тот кивнул, и миссис Бэкстер зашагала прочь, мы проводили ее взглядом. Мы с Олив махали, пока она не скрылась из виду. Миссис Бэкстер была последней ниточкой, связывавшей нас с домом, поэтому нам больно было смотреть, как она уходит.
Нам удалось найти вагон, где были свободные места. Я усадила Олив возле окошка. Мне уже доводилось ездить на поезде, а вот сестренка видела все это впервые. Она смотрела по сторонам, широко раскрыв глаза от восторга, смешанного с беспокойством.
Тебе страшно ехать на поезде, Олив? осторожно спросила я.
Вроде бы нет, Нелл, ответила она. По-моему, тут пахнет уютно, и сиденье мягонькое. А поезд быстро едет?
Сначала медленно, а потом набирает ход, и тогда мир как будто пролетает мимо тебя, объяснила я. Очень красиво.
Я приобняла ее, и мы вместе стали смотреть в окно. Встревоженная дама в красном продолжала загонять детей в вагоны, выкрикивая команды:
Не разбредаться, ребята! К краю платформы не подходить! Крепче держите свои вещи!
Да, пожалуй, поезд мне нравится, решила Олив. Только жаль, что мама и Фредди не с нами.
Понимаю, милая, но ты очень хорошо держишься.
Мне трудно, Нелл.
Вот поэтому я очень тобой горжусь, и мама тоже гордилась бы.
Тони уложил наши кульки на багажную полку наверху, но садиться не стал. Он потирал лоб ладонью и явно был на взводе. Я все еще не могла поверить, что он зашел с нами в вагон.
Может, сядешь уже? сказала я.
Вместо ответа Тони опустил оконное стекло и выглянул на платформу.
Раздались свистки, поезд зашипел и вздрогнул, готовясь к отправке. Внезапно Тони протянул руку к багажной полке, схватил свой узелок, открыл дверь вагона и спрыгнул на платформу.
Я высунулась в окно и завопила ему вслед:
Ты куда?!
Домой! раздался ответный крик. Прости, Нелл.
Тони исчез в толпе. Внезапно пришло осознание, что теперь только я отвечаю за Олив, и мне стало тошно и одиноко.
Поезд медленно пополз прочь от вокзала. Я ничего не могла поделать: Тони убежал, мы остались вдвоем. Я снова опустилась на сиденье и обняла сестру.
Куда делся Тони, Нелл? не поняла она.
Убежал домой.
Почему он не едет с нами?
Я пожала плечами:
Ты же его знаешь, Олив.
Она кивнула и очень серьезно произнесла:
Он просто паршивец, Нелл.
Боюсь, что так, милая, но не расстраивайся, мы с тобой не пропадем.
Ты-то меня не бросишь, Нелл?
Я улыбнулась и взглянула на сестренку.
Ни за что! Я тебя никогда не брошу.
Поезд начал набирать скорость, и я уставилась в замызганное окно на проносящиеся мимо улицы, дома и участки. Я оставляла здесь все, что было мне дорого. Мой милый Бермондси таял в клубах дыма.
Глава пятая
Дорога длилась целую вечность. Волнение, вызванное отъездом из Лондона, потихоньку улеглось. Мальчишки принялись задирать друг друга, а некоторые малыши начали плакать и звать родителей. Я окинула взглядом вагон. Странная тут собралась компания, ничего не скажешь. Это были дети Ист-Энда: большинство ни разу не ездили на поезде, а то и вовсе не отходили от дома дальше чем на пару кварталов. Даже мальчишки казались растерянными и сбитыми с толку, несмотря на всю свою напускную суровость. Они только-только начали осознавать, что все происходящее с ними очень серьезно.
Мы поделились обедом с двумя маленькими мальчиками, у которых, похоже, вообще не было с собой еды. Они поблагодарили нас, улыбаясь во весь рот. Тем, к кому попадут эти малыши, предстояло долго и упорно оттирать их от грязи, потому что они явно сто лет не умывались. Судя по тому, что мальчики постоянно чесали затылки, им придется, ко всему прочему, избавляться от вшей.
После обеда Олив задремала у меня под боком. Я смотрела в окно на незнакомые загородные пейзажи. Среди зеленых полей текли мелкие речушки, а на холмах виднелись коровы и овцы. Это был другой, более дружелюбный мир, о котором я раньше ничего не знала. Вся моя жизнь прошла среди домов и улиц Бермондси. Коров и овец я прежде видела только на прилавке, уже превращенными в мясо. Внутри у меня что-то приятно сжалось от предвкушения. На мгновение я почувствовала, что смотрю в будущее почти с нетерпением.
Нам дважды пришлось делать пересадку, и оба раза от нас отделялись группы детей, которые уже добрались до своего нового дома. Наконец мы прибыли. Поезд замедлил ход, подполз к платформе и остановился. Я потерла запотевшее окно рукавом, пытаясь понять, где мы, но все указатели были закрашены.
Дверь нашего вагона открылась, и внутрь заглянула какая-то женщина.
Дети, объявила она, берите вещи и выходите на платформу. Живо, живо!
Я растолкала Олив.
Просыпайся, милая, сказала я. Пора сходить с поезда.
Олив сонно потерла глаза и спросила:
Мы приехали?
Не уверена, ответила я. Но нам велели выходить.
Глаза у сестренки наполнились слезами.
Я хочу домой, Нелл.
Я знаю, солнышко, но нужно делать что говорят, и сейчас нам сказали сойти с поезда. Понимаешь?
Ладно, Нелл, зевнула Олив.
Я сняла наши кульки с багажной полки и помогла Олив спуститься на платформу.
Она посмотрела по сторонам:
Где это мы?
Понятия не имею. Может, вообще в Тимбукту.
Это в другой стране?
Кажется, да.
Станция оказалась маленькой, совсем не похожей на лондонские вокзалы, большие, шумные и темные. Повсюду были расставлены деревянные кадки с нарциссами. Женщина, которая открыла дверь вагона, видимо была здесь главной.
Возьмитесь за руки и встаньте в колонну! прокричала она. Мы пойдем в деревенский клуб, где добрые жители Гленгарита смогут с вами познакомиться. Затем дама добавила:Для вас же будет лучше, если постараетесь хорошо себя вести и выглядеть достойно.
Я окинула взглядом пеструю толпу детишек на платформе: все испуганные, уставшие с дороги. При виде них слово «достойно» приходило в голову в последнюю очередь.
Все за мной, скомандовала женщина.
Я крепко сжала руку Олив, и мы зашагали от станции по центральной улице деревеньки. Здесь все было не похоже на знакомый мне мир. Бермондси отличался жесткостью, а тут чувствовалась какая-то особая мягкость. Даже воздух был другойсвежее и чище. Улица была вымощена булыжниками. Олив то и дело спотыкалась и хваталась за мое пальто.
Гадость какая, ныла она. Почему у них нет нормальной дороги?
Потому что тут тебе не Бермондси.
Дома у нас все здания были серые, потемневшие от дыма печных труб и сырого речного тумана. Здесь же виднелись домики светлых, пастельных оттенков: розовые, голубые, желтые. Все было настолько идеально, что верилось с трудом.
Мы прошли мимо лавок мясника и бакалейщика. Сами хозяева стояли в дверях и махали нам. Все казались такими милыми и дружелюбными.
Местные дети высыпали из домов и бежали вдоль нашей колонны, кривляясь и выкрикивая непонятные слова. Наша предводительница принялась ругаться и отгонять их, но те не слушались. Вместо этого они начали передразнивать ее походку. Дети проводили нас до самого деревенского клуба, куда нас быстро загнали, тут же захлопнув за нами дверь.