Он вынул пачку снимков большого формата, на которых был изображен идиллический естественный приморский пейзаж, без улиц, линий электропередач и домов.
Красиво, заметил Джон, бросив на них беглый взгляд. А при чем здесь я?
Правительство хотело бы продать вам эту область.
И что мне с ней делать?
Синьор Фонтанелли, после передачи наследства вам наверняка захочется купить себе подобающее жилье. Вилла в таком месте он указал на скромный крестик примерно в центре карты, позволит вам иметь великолепный вид как на море, так и на горы. Вокруг незастроенная, неиспорченная природа, до моря можно доехать верхом или дойти пешком. Вот до сих пор простирается живописное побережье с отвесными скалами, в то время как эту бухту, вот здесь, внизу, можно было бы перестроить под причал
Внезапно Джону показалось, что он ослышался.
Разве вы только что не говорили, что это заповедник?
Мужчина взмахнул в воздухе рукой.
Да, но, честно говоря, не особой важности. Там нет видов, которым угрожает вымирание, или чего-либо подобного. Мы, конечно, хотели бы, чтобы вы согласились на некоторые ограничения в отношении землепользования, но в целом наши эксперты согласны с нами, что эксплуатация с целью проживания не повлечет за собой проблем. Он снова склонился над картой. Мы позволили себе представить несколько предложений относительно возможного прохождения дорог, обеспечения водой и электричеством. Конечно, совершенно не ограничивая тем самым вашу фантазию.
Джон заморгал. Постепенно он начал понимать, о чем идет речь. Правительство хотело оставить его в стране. Пока он будет жить в Италии, он будет платить налоги в Италии. И за это они готовы были передать ему самый лучший из имеющихся у них земельных участков.
Почему-то ему это не понравилось. Внезапно ему почудилось, будто он торгуется с проституткой. Хоть он никогда этого и не делал, но ощущение, должно быть, возникает именно такое.
Я должен подумать над этим, синьор Бельфиоре.
Это чудесный участок, синьор Фонтанелли. Настоящий рай.
Вне всякого сомнения. Но пока что состояние мне не передано.
Это всего лишь формальность. Если вы захотите, мы сможем поехать туда вместе и все посмотреть.
Благодарю, но до встречи у нотариуса я не покину дома.
А сразу после?
Как уже было сказано, мне нужно подумать.
Могу я оставить вам карту и фотографии? Это прозвучало почти умоляюще. Словно его грозили избить, если он вернется с отказом.
Джон кивнул.
Оставляйте.
Он проводил гостя к дверям и попрощался, как учила его синьора Орсини. По ту сторону решетчатых ворот засверкали вспышки.
К счастью, журналисты на некоторое время задержали автомобиль с флагом Ватикана. Охранники занимались тем, что не пускали пытавшихся проскочить в ворота мимо автомобиля журналистов.
Боже милостивый, беспомощно обратился к синьоре Орсини Джон. Как обращаться к кардиналу?
Учительница этикета сделала большие глаза.
Ваше преосвященство, ответила она. И если при этом вы являетесь верующим католиком, вы должны поцеловать его кольцо.
А если я не верующий католик? Джон выглянул из окна и посмотрел во двор.
Тогда не нужно.
Слава богу.
Эдуардо принял высокого гостя во дворе и сопроводил его в большой салон.
Кардинал Джанкарло Дженаро, представил он его. Это большая честь для нас.
Ваше преосвященство, произнес Джон, слегка склонив голову. «Низкие поклоны только главам государств», так учила его синьора Орсини.
Кардинал, весь в красном, в сопровождении бледного молодого человека в черной сутане, вызывал глубокое почтение. Он был высок, просто великан, с благородной сединой в волосах, строгими чертами лица и тонкогубым ртом. Казалось, он в свою очередь не был уверен в том, как ему обращаться к Джону, и спустя несколько секунд тягостного молчания, когда они нерешительно приближались друг к другу, последовало простое рукопожатие.
Приветственные фразы «присаживайтесь, прошу вас, не хотите ли выпить» снова все эти церемонии. Постепенно он учился.
Джон Я могу называть вас Джон? спросил кардинал, сидя в кресле, словно на троне. Я узнал, что вы католик. Меня верно информировали? Они пристально смотрели на него, кардинал и его молчаливый ассистент, оставшийся стоять рядом с креслом.
Джон неспешно кивнул.
По крайней мере, крещен был в католичестве.
Лицо сановника исказила гримаса.
Похоже, сейчас вы скажете, что со дня первого причастия не были в церкви.
Примерно так, признал Джон. Не считая свадьбы моего старшего брата.
Конечно, мне очень жаль слышать это, но мне не пристало судить вас. Добрая улыбка. Впрочем, я заключаю из этого, что вы хотя бы близки именно к Святой Римской Церкви. Сам его святейшество поручил мне пригласить вас на личную аудиенцию.
Джон с удивлением отметил, что Джованна, подававшая кардиналу минеральную воду, которой тот попросил, от благоговения едва не скончалась. Казалось, она считала вполне уместным выползти из комнаты на животе.
Личная аудиенция? Джон поискал взглядом Эдуардо, но тот стоял с ничего не выражающим лицом в сторонке и разглядывал картины на стене с таким видом, как будто не видел их никогда.
Кроме того, святой отец поручил мне передать вам вот это. Быстрое движение руки, и бледный ассистент извлек откуда-то из складок своей сутаны фотоальбом большого формата с портретом Папы на обложке и протянул его кардиналу, который, не удостоив его и взглядом, передал альбом Джону. Подарок его святейшества.
Джон взвесил книгу в руке. Фотографии из жизни Папы Иоанна Павла II.
Большое спасибо, произнес он, жалея, что не может сказать этого искренне.
Откройте альбом, потребовал кардинал. Он подписан.
Как чудесно, сдаваясь, пробормотал Джон и раскрыл обложку. Со внутренней стороны она была полностью исписана какими-то каракулями, но он не смог разобрать ни слова. Большое спасибо. Он захлопнул книгу и положил ее на журнальный столик.
Кардинал величественно сложил руки.
Джон, скоро вы станете самым богатым человеком в мире. Многие люди придут к вам с целью предложить возможности капиталовложения. Я же, говоря прямо, пришел попросить вас вложить часть своего состояния в благотворительность.
По крайней мере, он не стал долго ходить вокруг да около.
И, похоже, он не собирался ждать ответа Джона. Его одетый в черное помощник передал ему папку, из которой были извлечены фотографии детей, большинство из которых были чернокожими и сидели за ткацким станком, тащили на спине корзины с кирпичами или возились в темном подвале с мокрыми тюками тряпок.
Детский труд все еще очень распространен, и сотни тысяч детей работают в условиях, которые можно обозначить словом «рабство». Родители, будучи не в состоянии прокормить их, отдают их за пару долларов в такие условия, из которых они уже не могут вырваться. Поскольку святой отец очень печется о благе детей этого мира, он поручил мне заняться проектом, который, если вкратце, имеет своей целью выкупить из рабства как можно больше детей.
Из рабства? эхом повторил Джон, разглядывая снимки. Оно еще существует?
Его называют иначе. Официально считается, что дети выплачивают долги своих родителей. Но в целом это то же самое. Кардинал снова театрально развел руками. Даже несколько миллионов долларов могут сотворить в этом случае чудеса
В этот миг распахнулась дверь, и в дверном проеме появилась голова запыхавшегося Грегорио.
Джон! Эдуардо! с трудом проговорил он. Идемте, скорее. Вы должны это увидеть по Си-эн-эн, новости Невообразимо! Извините, ваше преосвященство
Джон и Эдуардо удивленно переглянулись.
Похоже, это важно, с добродушной улыбкой произнес кардинал. Идите же. Я подожду.
И они пошли, скорее из-за возбужденного состояния Грегорио, чем из интереса к каким-то новостям, следуя за тяжело дышащим мужчиной вверх по лестнице в маленький салон на втором этаже. На большом экране там мигал привычно тревожный дизайн Си-эн-эн, журналистка как раз заканчивала разговор с репортером на месте событий, обмениваясь с ним ничего не значащими фразами, сверкнула реклама. Padrone сидел в глубоком кресле, подавшись вперед, положив подбородок на сложенные руки. Грегорио, тяжело дыша, остановился за диваном, оперся на него руками, покачал головой и произнес:
Какой позор! Какой позор
Джон подошел к Альберто, неподвижно стоящему и наблюдающему за происходящим с большим бокалом спиртного в руке.
Да что случилось-то?
У вашего брата Лино остался незаконнорожденный сын от интрижки, которая случилась четыре года назад, произнес Альберто. Если это правда, то он наследник состояния Фонтанелли.
7
Он действительно сделал это. Именно то, что она предполагала. Сьюзен Винтер приглушила звук телевизора, взяла телефон, положила перед собой листок бумаги с номером, но если она хотела воспользоваться тем, что знала, то должна была сделать это сейчас.
Не повезет в любви. Повезет в игре. Вот сейчас и проверим, все или ничего. Она набрала цифры телефонного номера, казавшиеся похожими на выигрышные номера лотереи.
Звонок. Задержать дыхание.
На той стороне линии сняли трубку.
Да? Низкий, звучный, очень спокойный мужской голос.
Меня зовут Сьюзен Винтер, начала Сьюзен, ненавидя свой писклявый голос, дрожь в коленках, весь этот дурацкий страх. Примерно три недели назад вы получили от меня информацию о Джоне Сальваторе Фонтанелли и его семье. Я как раз смотрю новости по Си-эн-эн и всего лишь хочу сказать: я знаю, что вы задумали.
Откуда у вас этот номер? безучастно произнес голос.
Я детектив, пояснила Сьюзен. На работе я как раз занимаюсь выяснением таких вещей.
Понимаю. И что же я, по-вашему, задумал?
Сьюзен ответила.
Закончив, она почувствовала, как все внутри нее сжалось, и даже за миллион долларов она не заставила бы себя произнести больше ни слова. Она закрыла глаза и стала ждать, что последует дальше издевательский смех, яростные угрозы, в зависимости от того, угадала она или нет.
Но мужчина только негромко рассмеялся, и смех его прозвучал почти уважительно.
Мои поздравления, произнес он, и ей показалось, что он улыбается. Признаю, я вас недооценил, мисс Винтер. Чего вы хотите добиться этим звонком? Думаю, денег за то, что вы оставите свои мысли при себе?
Сьюзен втянула воздух, судорожно сглотнула и ответила дрожащим голосом:
Чего-то в этом роде.
Можете спокойно называть вещи своими именами, мы ведь свои люди. Значит, плата за молчание. Конечно, можем договориться и так, но я спрашиваю себя, не могу ли я предложить вам более выгодную сделку.
Он пытался выкрутиться, это было совершенно ясно.
Более выгодную для кого?
Для нас обоих. Мисс Винтер, сколько вы получаете на вашей текущей работе?
Восемьдесят тысяч. Она произнесла это не задумываясь. Вообще-то тысяч было всего семьдесят, остальное уходило на накладные расходы, но она всегда говорила восемьдесят.
Я заплачу вам в десять раз больше с перспективой повышения, если вы откажетесь от своей работы и начнете работать на меня.
Вряд ли она расслышала правильно.
Что-что? Она почти кричала. Снова совершенно непрофессионально.
Если вы выяснили мой телефонный номер, произнес звучный голос на другом конце провода, вы наверняка знаете еще массу всего обо мне. И этот анализ моих целей показывает, что вы хороши в своем деле. Что вы тратите свой талант впустую, преследуя неверных мужей и обкрадывающих хозяев служащих. Так что не будем ходить вокруг да около. Факты таковы, что я уже много лет ищу аналитика с вашими способностями, и начальная зарплата в восемьсот тысяч долларов хоть и превышает обычную, но не слишком. Так что давайте рассматривать это как часть платы за молчание. Скажем иначе: если бы вы продемонстрировали мне свои способности раньше, я сразу же перекупил бы вас у вашего детективного агентства и получил информацию через кого-нибудь другого.
Это было как-то ну Такого она не ожидала. Она позвонила этому человеку, чтобы потребовать денег, а он предлагает ей работу.
Мисс Винтер? позвал собеседник. Вы еще там?
Да. Я э размышляю. А если это всего лишь уловка? Аналитик. Зачем? Ну да, может быть но она? Чтобы ее работа стоила восемьсот тысяч долларов в год?..
Мисс Винтер, один вопрос: вы настолько любите свою теперешнюю работу, что смена деятельности не представляется вам возможной?
Э-э нет. Нет, вовсе нет. Я имею в виду, что смена представляется мне вполне возможной Это было ложью. Она никогда в жизни не размышляла о том, чтобы сменить работу.
Тогда я хотел бы сделать вам предложение, мисс Винтер. Я приеду в Нью-Йорк, и мы встретимся. Скажем, в следующий вторник, в семь часов вечера, там, где встретились впервые? Для простоты. Это можно устроить?
Да, кивнула Сьюзен. Конечно. Во вторник в семь.
Прекрасно. Я знаю там неподалеку чудесное нешумное местечко, где мы можем обсудить все подробности. Я принесу с собой некоторые документы и готовый договор. И вы уже должны сформулировать заявление на увольнение. Когда прочтете договор, это вам понадобится, я обещаю. Он замолчал, а затем добавил: Думаю, об этом не стоит упоминать, но чисто для проформы если вы расскажете кому-то о том, что узнали, мое предложение теряет силу.
Да. Сьюзен судорожно сглотнула. Конечно.
Но он уже положил трубку.
Случившееся постепенно складывалось из одних замечаний, кратких сообщений, наблюдений. Четыре года назад у Лино была интрижка с женщиной из Филадельфии, некой Деборой Петерсон, которая была тогда секретаршей тамошней адвокатской конторы. Они познакомились во время авиашоу, на которое Дебора пришла с компанией друзей и во время которого Лино, хоть и хороший пилот, но не мастер высшего пилотажа, помогал обслуживать посетителей. Отношения были страстными, тайными и мимолетными через месяц они снова расстались и друг о друге больше не слышали до тех пор, пока Дебора снова не вступила в контакт с Лино при помощи своего адвоката. Лино не знал, что к тому моменту, как они расстались, Дебора была беременна, и она не говорила, кто является отцом ребенка.
Я не хотела портить ему карьеру, пела в камеру хрупкая светловолосая женщина. Ее сын Эндрю, которого она держала на руках, испуганно озирался по сторонам. Красивый ребенок с темными волнистыми волосами. Репортеры уже называли его ребенком с одним триллионом долларов.
Брали интервью и у Лино, стоявшего на лужайке перед домом в Вашингтоне.
Я счастлив, что у меня есть сын, нервно моргая, признался он. Я был очень тронут, узнав об этом Не в деньгах дело. Я ведь хочу денег не для себя. Но, конечно же, я желаю добра своему сыну, вы понимаете?
Вы собираетесь жениться на Деборе Петерсон? спросил репортер.
Лино закусил губу.
Я пока не знаю. Не могу сказать.
Но вы не исключаете этого?
Я этого не исключаю.
Нужно было привыкнуть к тому, чтобы видеть по телевизору своего брата в окружении субтитров, ярких логотипов операторов. Джон осознал, что его семья и другие люди, которые знали его раньше, должны были чувствовать то же самое. На заднем плане виднелась подруга Лино Вера Джоунс, обнимавшая свою дочь Миру и выглядевшая заплаканной. Джон встречался с ней во время различных семейных праздников в доме своих родителей, последний раз на Рождество. Она была полноватой и доброй женщиной, искренне любившей его брата, несмотря на его вечно дурное настроение, и не желавшей ничего сильнее, чем выйти за него замуж. Должно быть, эта история сильно задела ее.
Padrone что-то раздраженно проворчал, когда передачу прервали для очередного выпуска экономических новостей.
Это обман, мрачно заявил он.
Грегорио Вакки бросил на отца раздраженный взгляд.
Откуда ты знаешь?
Просто знаю и все.
Внебрачный ребенок. Джакомо Фонтанелли тоже был внебрачным ребенком. Это не притянуто за уши.
Этот ребенок слишком мал. Кристофоро обернулся. Подумай еще раз о пророчестве. Какой смысл в том, чтобы трехлетний ребенок унаследовал такое состояние? Де-факто деньги получат его родители и будут управлять ими до 2010 года. И до тех пор ничего не произойдет. По крайней мере, ничего хорошего. В этом нет смысла.
Грегорио задумчиво уставился на ковер, как будто мог найти там ответы на все вопросы.