Вы наследуете не восемьдесят тысяч, а более четырех миллионов долларов.
Джон уставился на него, и ему вдруг показалось, что время остановилось и единственное, что сохранило способность двигаться, это его нижняя челюсть, начавшая отвисать неудержимо, неостановимо.
Четыре!
Миллиона!
Долларов!
Вау! вырвалось у него.
Он схватился руками за голову, поднял взгляд к потолку, снова повторил: «Вау!», а потом рассмеялся. Принялся ерошить волосы и смеяться, будто обезумев. Четыре миллиона долларов! Он не мог успокоиться, он смеялся, а те, должно быть, уже подумывали о том, не вызвать ли скорую. Четыре миллиона! Четыре миллиона!
Он снова смотрел на него, адвокат из далекой Флоренции. В падающем из окна весеннем свете его редеющие волосы напоминали нимб святого. Джон готов был расцеловать его. Приехали и вручают ему четыре миллиона долларов! Он снова смеялся, смеялся, смеялся.
Вау! снова произнес он, наконец совладав с собой. Я понял. Вы боялись, что меня хватит удар, если вы сразу скажете мне, что я унаследовал четыре миллиона долларов, верно?
Можно выразиться и так, кивнул Грегорио Вакки, и в уголках его губ мелькнула улыбка.
А знаете что? Вы правы. Меня хватил бы удар. О, боже мой Он прикрыл рот рукой, не зная, куда девать глаза. Вам известно, что позавчера у меня была самая худшая ночь в жизни, причем только потому, что у меня не было денег на метро? Вшивого доллара, вшивых пятидесяти центов? А теперь приходите вы и говорите о четырех миллионах
Фух, фух, фух, фух. Точно, насчет удара они не ошиблись. Сердце стучало, словно ошалев. От одних мыслей о деньгах кровь мчалась по венам так, словно он занимался сексом.
Четыре миллиона долларов. Это же Это больше, чем просто деньги. Это другая жизнь. С четырьмя миллионами долларов он может делать все, что угодно. С четырьмя миллионами долларов ему можно ни дня не работать. Будет он учиться или нет, будет ли он самым дерьмовым художником в мире или нет, уже неважно.
А это правда? вдруг спросил он. Я имею в виду, вот придет сейчас кто-нибудь и скажет: «Улыбнитесь, вас снимает Скрытая камера!» или что-то в этом роде? Мы говорим о настоящих деньгах, о настоящем наследстве?
Юрист поднял брови, словно такая мысль показалась ему граничащей с абсурдом.
Мы говорим о настоящих деньгах. Не беспокойтесь.
Я хочу сказать, что если вы решили меня надуть, то я кого-нибудь задушу. И не уверен, что это понравится зрителям «Скрытой камеры».
Могу вас заверить, что мы здесь исключительно ради того, чтобы сделать вас богатым человеком.
Прекрасно.
Нет, на самом деле он не переживал. Но мысль возникла, и от нее нужно было избавиться, как будто, высказав ее, он мог избавиться от опасности. Почему-то он знал, что его не обманывают.
А здесь жарко. Странно, когда они только вошли, ему показалось, что в комнате прохладно, как будто выставили слишком низкую температуру на кондиционере. А теперь было такое ощущение, что кровь вот-вот закипит в его жилах. Может быть, у него жар? Может быть, это последствия позапрошлой ночи, когда он шел пешком домой через Бруклинский мост на влажном холодном ветру с моря, который едва не превратил его в сосульку?
Он оглядел себя. Джинсы вдруг показались изношенными, у пиджака обтрепались рукава он никогда прежде не замечал этого. Ткань начинала просвечиваться. А рубашка его была нищенской, дешевой тряпкой из лавки старьевщика. Даже когда она была новой, она не выглядела по-настоящему хорошо. Дешевка. Хлам. Он поймал взгляд Эдуардо, который слабо улыбался, словно прочитав его мысли.
Город в окне все еще сверкал, словно сон из стекла и хрусталя. Значит, теперь он состоятельный человек. Джон Сальваторе Фонтанелли, сын сапожника из Нью-Джерси, стал им не приложив ни малейших усилий, не сделав ничего, просто по прихоти судьбы. Может быть, он всегда подозревал что-то подобное и никогда не напрягался слишком сильно, никогда по-настоящему не старался? Потому что фея в колыбели нашептала ему о том, что все это не понадобится?
Окей! воскликнул он и хлопнул в ладоши. Что дальше?
Итак, вы принимаете наследство?
Да, сэр!
Адвокат удовлетворенно кивнул и снова закрыл свою папку. Джон откинулся на спинку стула и сделал глубокий выдох. Что за день! Он был словно полон шампанского, маленьких, весело лопающихся пузырьков, которые все поднимались и поднимались, чтобы собраться в какой-то смешок в верхней части грудной клетки.
Интересно, как на практике переходит такое наследство? Каким образом он получит деньги? Вряд ли наличными. По переводу не получится, потому что счета у него больше нет. Может быть, он получит чек? Точно. И ему доставит огромное удовольствие пойти именно в тот банк, который закрыл его счет, сунуть своему бывшему консультанту под нос чек на четыре миллиона долларов и посмотреть, какое у него будет лицо. Ему доставит огромное удовольствие вести себя как свинья, как последняя богатая сволочь
Кто-то откашлялся. Джон поднял голову, вернулся из своих грез на землю, в реальность конференц-зала. Откашлялся Альберто Вакки.
И открыл папку, лежавшую перед ним.
Джон посмотрел на Эдуардо. Посмотрел на Грегорио, его отца. Посмотрел на Альберто, его дядю.
Вот только не говорите мне, что на самом деле сумма еще больше.
Альберто негромко рассмеялся. Смех его напоминал воркование голубей.
Скажу, произнес он.
Больше, чем четыре миллиона долларов?
Намного больше.
Сердце снова гулко застучало. Легкие опять превратились в воздушный шар. Джон поднял руки, словно защищаясь.
Подождите. Не так быстро. Четыре миллиона вполне хорошая цифра. Зачем преувеличивать? Четыре миллиона вполне могут сделать человека счастливым. Больше было бы ну, пожалуй, слишком много
Итальянец взглянул на него из-под кустистых бровей. В его глазах сверкнул странный огонек.
Это единственное условие, которое связано с наследством, Джон. Либо вы берете все либо ничего
Джон судорожно сглотнул.
Больше, чем в два раза? поспешно произнес он, словно нужно было отвести беду, упредив ее другой.
Намного больше.
Больше, чем в десять раз? Больше сорока миллионов долларов?
Джон, вам придется научиться мыслить более крупными масштабами. Это нелегко, и, видит бог, я вам не завидую. Альберто ободрительно, почти заговорщически кивнул ему, словно предлагая сопровождать его в пользующийся дурной славой дом. Мыслите масштабно, Джон!
Больше, чем?..
Джон запнулся. В одном журнале он читал о состоянии крупной поп-звезды Мадонны, и там говорилось, что у нее шестьдесят миллионов долларов, а у Майкла Джексона даже и в два раза больше. Возглавлял хит-парад экс-«битл» Пол Маккартни, состояние которого оценивалось в пятьсот миллионов долларов. У него закружилась голова.
Больше, чем в двадцать раз?
Он хотел сказать «в сто раз», но не решился. Предположить, что он мог просто так, без труда, без таланта завладеть состоянием, приближающимся к состоянию таких легендарных личностей в этом было что-то кощунственное.
На миг воцарилась тишина. Юрист посмотрел на него, закусил нижнюю губу и ничего не сказал.
Свыкнитесь, наконец посоветовал он, с суммой два миллиарда.
И добавил:
Долларов.
Джон уставился на адвоката, и показалось, что на него, на всех присутствующих опускается что-то тяжелое, свинцовое. А вот это уже не шутки. Солнечный свет, падающий в окно, ослепил его, стал резким, словно лампа, которую направляют в глаза на допросе. Точно не шутки.
Вы же не шутите, правда? спросил он.
Альберто Вакки кивнул.
Джон огляделся по сторонам, словно в поисках выхода. Миллиарды! Цифра опустилась на него, словно тяжеленный груз, надавила на плечи, стиснула виски. Миллиарды это такие измерения, по направлению к которым он никогда даже двигаться не пытался. Миллиарды это значит оказаться на уровне Рокфеллера и Ротшильда, нефтяных магнатов из Саудовской Аравии и японских гигантов недвижимости. Миллиарды это уже не просто благосостояние. Это безумие.
Сердце продолжало стучать. На правой лодыжке задергался мускул и успокаиваться не хотел совершенно. Сначала нужно прийти в себя. Все-таки то, что происходит здесь, это очень странная игра. Такого не бывает, не бывает в том мире, который ему знаком! Чтобы просто появились четыре человека, о которых он никогда в жизни не слышал, и принялись утверждать, что он унаследовал два миллиарда долларов? Нет. Так не бывает. Это какая-то неправильная игра. Он понятия не имел, как обычно происходят церемонии передачи наследства, но эта в любом случае странная.
Он попытался вспомнить сцены из фильмов. Проклятье, он ведь посмотрел так много фильмов, в той или иной степени провел юность перед телевизором и в кино как там это было? Вскрытие завещания, точно. Когда кто-то умирает, то происходит вскрытие завещания, на которое собираются все возможные наследники, чтобы узнать из уст нотариуса, сколько же они получили. И потом поцапаться.
Точно! Как вообще это случается, когда кто-то умирает и оставляет завещание? Ведь первыми наследниками становятся жена и дети, так ведь? Как могло произойти, что он наследует что-то, а его братья нет? И как он вообще может что-то наследовать, если его отец еще жив?
Что-то тут не так.
Сердце и дыхание снова пришли в норму. Пока что еще рано радоваться. Сначала нужно устранить подозрения.
Джон откашлялся.
Я вынужден еще раз задать совершенно глупый вопрос, начал он. Почему именно я должен унаследовать что-то? Почему вы пришли ко мне?
Адвокат спокойно кивнул.
Мы провели очень подробное и основательное расследование. Мы не стали бы приглашать вас для разговора, если бы не были на сто процентов уверены в своем деле.
Прекрасно, вы теперь уверены. А я нет. Вот, к примеру, знаете ли вы, что у меня есть два брата? Разве я не должен разделить наследство с ними?
В этом случае нет.
Почему нет?
Вы названы в качестве единственного наследника.
Единственного наследника? Кому, черт возьми, пришла в голову идея назвать именно меня в качестве единственного наследника двух миллиардов долларов? Я хочу сказать, ведь мой отец сапожник. И хоть я немного знаю о наших родственниках, но я уверен, что среди них нет миллиардера. Самым богатым человеком можно назвать, пожалуй, моего дядю Джузеппе, который владеет таксопарком в Неаполе, у него десять или двенадцать машин.
Верно. Альберто Вакки улыбнулся. И он еще жив и, насколько нам известно, отличается отменным здоровьем.
Ну вот. Так откуда же взялось такое наследство?
Звучит так, как будто вы в нем не заинтересованы.
Джон почувствовал, что постепенно начинает злиться. Он очень редко злился, еще реже злился по-настоящему, но здесь и сейчас легко может случиться так, что он дойдет до ручки.
Почему вы постоянно уходите от ответа? Почему делаете из этого такую тайну? Почему просто не скажете мне, что умерли тот-то и тот-то?
Адвокат полистал бумаги, и это снова походило на отвлекающий маневр. Как будто кто-то перелистывает пустой ежедневник, притворяясь, что не может найти время для встречи.
В данном случае речь не идет об обычном случае наследования, наконец признал он. Обычно есть завещание, исполнитель завещания и вскрытие завещания. Деньги, о которых мы говорим, являются собственностью фонда в некотором роде можно сказать, что в данный момент они принадлежат самим себе. Мы просто управляем ими с тех пор, как умер учредитель, а это было очень давно. Он оставил распоряжение, согласно которому состояние фонда должно перейти к самому младшему потомку мужского пола, который будет в живых по состоянию на 23 апреля 1995 года. И это вы.
23 апреля Джон недоверчиво прищурился. Это было позавчера. Почему именно этот день?
Альберто пожал плечами.
Так написано.
И я самый молодой Фонтанелли? Вы уверены?
У вашего дяди Джузеппе есть пятнадцатилетняя дочь. Но ведь дочь. У кузена вашего отца Романа Фонтанелли был шестнадцатилетний сын Лоренцо. Но он, как вы, вероятно, знаете, неожиданно скончался две недели назад.
Джон уставился на зеркальную столешницу из корневой древесины, словно то был оракул. Вполне вероятно, что это так. Брат Чезаре и его жена каждое Рождество выводили Джона из себя многочасовыми дискуссиями о том, как бессмысленно, почти преступно сейчас рожать детей. И Лино что ж, у него в голове одни самолеты. А его мать недавно рассказывала по телефону о Лоренцо, который умер от чего-то до ужаса банального, от укуса пчелы или подобного. Да, когда бы ни зашла речь об итальянских родственниках, говорили о свадьбах и разводах, о болезнях и смертях и никогда о детях. Это действительно могло быть правдой.
А в чем заключаются эти два миллиарда долларов? спросил он наконец. Я так полагаю, в каких-нибудь долях предприятий, в акциях, месторождениях нефти и тому подобном?
В деньгах, ответил Альберто. Просто в деньгах. Множество сберегательных счетов во множестве банков по всему миру.
Джон посмотрел на него, и в животе у него появилось какое-то режущее ощущение.
И я должен получить это наследство только потому, что случайно два дня назад оказался самым молодым Фонтанелли? Какой тут смысл?
Адвокат долго и почти примирительно смотрел ему в глаза.
Я не знаю, какой тут смысл, признался он. Просто так случилось. Как и многое в этой жизни.
Джон снова почувствовал головокружение. У него шла кругом голова, он чувствовал себя грязным, оборванным человеком в дешевых тряпках, которые едва ли заслуживают названия одежды. В голове продолжал бормотать голос, твердо уверенный в том, что его здесь обманывают, обжуливают и каким-то образом надувают. А под ним, глубоко внутри коренилось чувство, массивное, словно фундамент Манхэттена, что этот голос ошибается, что он не что иное, как продукт бесчисленного множества проведенных перед экраном телевизора часов, а в телевизоре никогда не бывает так, чтобы с людьми просто происходило что-нибудь хорошее. Драматургия фильма такого не допускает. Ничего подобного не может быть в действительности.
Чувство, которое возникло, когда он вошел в эту комнату, чувство того, что он достиг поворотного момента в своей жизни, все еще не покидало его, более того, стало сильнее, чем прежде.
Вот только теперь пришел страх того, что этот поворотный момент раздавит его.
Два миллиарда долларов.
Он мог позволить им отдать ему деньги. Если они приехали, чтобы передать ему два миллиарда долларов, то могут и дать ему пару тысяч вперед, и никому от этого плохо не станет. Тогда он наймет своего адвоката, который все перепроверит. Вспомнился старый друг Пол Зигель. У Пола есть знакомые адвокаты. Наверняка он знает лучших адвокатов в городе. Точно. Джон глубоко вздохнул.
Вопрос, произнес Альберто Вакки, адвокат и управляющий активами из Флоренции, что в Италии, остается тем же самым. Вы принимаете наследство?
Хорошо ли это быть богатым? До сих пор он старался только не быть слишком бедным. А тех, кто вечно гонится за деньгами, презирал. С другой стороны, жизнь становится настолько проще и приятнее, когда у тебя есть деньги. Не иметь денег это как цугцванг. Ты постоянно вынужден принимать решения, нравятся они тебе или нет. Возможно, это единственный вечно справедливый закон: с деньгами лучше, чем без них.
Он выдохнул.
Ответ остается тем же самым, произнес он и нашел, что это прозвучало круто. Да.
Альберто Вакки улыбнулся. Его улыбка казалась теплой и настоящей.
Примите мои сердечные поздравления, произнес он и захлопнул папку.
Жуткое напряжение отпустило Джона, и он откинулся на мягкую спинку стула. Что ж, теперь он миллиардер. Что ж, бывают вещи и похуже. Он посмотрел на адвокатов, расположившихся напротив него полукругом, похожих на членов комиссии, и с трудом сдержал усмешку.
В этот миг сидевший в кресле у окна старик поднялся.
1
В детстве Джон часто видел загадочных людей. Они приходили в одиночку или группами по двое, по трое, наблюдали за ним с края детской площадки, улыбались ему по дороге в школу и говорили о нем, когда думали, что он не понимает или не слышит их.