Гремит замок, и через мгновение в квартире раздается голос Сола, зовущего внучку.
Где мой персик?
Фелиция широко улыбается, неуверенно встает и ковыляет из столовой в коридор, выставив ручки вперед, как магниты, которые притягивают ее в объятия дедушки. Халина и Мила идут следом. Фелиция смеется, когда Сол подхватывает ее, шаловливо рыча и прикусывая плечико, пока ее смешки не переходят в визги. Позади мужа появляется Нехума, и Халина с Милой здороваются с родителями, обмениваясь поцелуями.
Боже мой, выдыхает Нехума, уставившись на одежду Халины. Что случилось?
Я собирала урожай. Ты когда-нибудь видела меня такой грязной?
Нехума рассматривает младшую дочь и качает головой.
Никогда.
А вы? Столовая? спрашивает Халина, вешая мамино пальто.
Нехума показывает большой палец, завязанный окровавленным бинтом.
За исключением этого, было скучно.
Мама!
Халина берет Нехуму за руку, чтобы взглянуть поближе.
Я в порядке. Если бы немцы давали нам нормальные ножи, я не резалась бы так часто. Но знаете что? Немного крови в картофлянке никого не убьет.
Она улыбается, довольная своим секретом.
Ты должна быть осторожнее, ворчит Халина.
Нехума убирает руку и игнорирует замечание.
У меня есть угощение, говорит она, доставая из-под блузки носовой платок, в который завернута горсть картофельных очисток. Всего чуть-чуть, говорит она, заметив поднятые брови Халины. Я срезала много. Смотрите, у нас почти половина картофелины.
Халина округляет глаза.
Ты их украла? Из столовой?
Меня никто не видел.
А если бы увидели?
Тон Халины резок, возможно даже слишком. Не в ее правилах так разговаривать с матерью, и она знает, что должна извиниться, но не делает этого. Одно дело, когда Мила тайком проносит ребенка на рабочее местоу нее просто нет выбора, и совсем другое, когда ее мама ворует у немцев и не воспринимает это серьезно.
В комнате тихо. Халина, Мила и их родители переглядываются. Наконец Мила говорит:
Халина, все нормально, нам это нужно. Фелиция похожа на скелет, посмотри на нее. Спасибо, мама. Идемте варить суп.
Глава 9Яков и Белла
Львов, оккупированная Советами часть Польши
24 октября 1939 года
Белла осторожно шагает, чтобы не наступить на пятки Анне. Сестры идут медленно, но решительно, разговаривая шепотом. Время девять вечера, и на улицах пусто. Во Львове нет комендантского часа, как в Радоме, но режим светомаскировки еще в силе, поэтому фонари на улицах не горят и почти ничего не видно.
Поверить не могу, что мы не взяли фонарик, шепчет Белла.
Я прошлась по маршруту днем, говорит Анна. Просто держись рядом, я знаю, куда иду.
Белла улыбается. То, как они крадутся задворками в бледно-голубом свете луны, напоминает ей о ночах, когда они с Яковом на цыпочках выбирались из своих квартир, чтобы заняться любовью в парке под каштанами.
Это здесь, шепчет Анна.
Они поднимаются по маленькой лестнице и входят в дом через боковую дверь. Внутри даже темнее, чем на улице.
Постой тут, пока я зажгу свечку, говорит Анна, копаясь в сумочке.
Да, мэм, смеется Белла.
Всю жизнь она командовала Анной. Анна малышка, любимица семьи. Но Белла знает, что за милым личиком и тихим нравом сестры скрывается острый ум и способность добиться всего, чего пожелает. Анна младше сестры на два года, но вышла замуж первой. Они с Даниелом живут во Львове на одной улице с Беллой и Яковомэто обстоятельство смягчило боль от разлуки с родителями. Сестры часто видятся и много обсуждают, как убедить родителей переехать во Львов. Но Густава в письмах настаивает, что они с Генри справляются в Радоме. «Отцовская стоматология еще приносит кое-какие деньги, сообщала она в последнем письме. Он лечит немцев. Нам нет смысла переезжать, по крайней мере пока. Просто обещайте по возможности навещать нас и пишите почаще».
Как ты нашла это место? спрашивает Белла.
Анна не назвала адрес, просто велела идти с ней. По пути они петляли по стольким узким темным проулкам, что Белла потеряла чувство направления.
Его нашел Адам, говорит Анна, снова и снова безрезультатно чиркая спичкой, и добавляет: Через подполье. Определенно, они раньше использовали его в качестве конспиративной квартиры. Дом заброшен, так что нежданные гости нам не грозят.
Наконец спичка загорается, образовав резко пахнущее облачко серы и янтарный кружок света.
Адам сказал, что оставил свечу около крана, бормочет она и, закрывая огонек ладонью, шаркает к раковине.
Раввина тоже нашел Адам, и Белле известно, что это непросто. После сдачи Львова Советы лишили городских раввинов их званий и запретили исполнять свои обязанности. Те, кто не смог найти другую работу, начали скрываться. Йоффеединственный раввин, которого Адаму удалось найти и который, по его словам, не побоялся совершить тайный обряд бракосочетания.
В слабом свете спички комната начинает приобретать форму. Белла осматривается вокруг, на плите темнеет чайник, на столешнице вырисовывается емкость с деревянными ложками, на окне над раковиной висит плотная штора. Похоже, обитатели уходили отсюда в спешке.
Так любезно со стороны Адама сделать это для нас, говорит Белла больше себе, чем сестре.
Она познакомилась с Адамом год назад, когда он снял у Курцей комнату. В основном она знала его в качестве молодого человека Халины, спокойного, невозмутимого и довольно тихогозачастую его голос был едва слышен за обеденным столом. Но после ее приезда во Львов Адам удивил Беллу способностью организовать невозможное: изготовить фальшивые удостоверения личности для семьи. Насколько было известно русским, Адам работает во фруктовом саду за пределами города, собирает яблоки, но для подполья он стал ценным фальсификатором. К настоящему времени у сотен евреев в карманах лежат его удостоверения, которые он делает с такой тщательностью, что Белла могла бы поклясться, что они настоящие.
Однажды она спросила, как у него получается делать их такими похожими на настоящие.
Они и есть настоящие. По крайней мере печати, сказал он и объяснил, как обнаружил, что можно перенести официальные правительственные печати с настоящих удостоверений при помощи очищенного только что сваренного яйца. Я снимаю оригинал, пока яйцо еще горячее, а потом прижимаю яйцо к новому удостоверению. Не спрашивай как, но это работает.
Нашла!
Темнота вновь окутывает их, пока Анна ищет новую спичку. В следующее мгновение загорается свеча.
Белла снимает пальто и вешает его на спинку стула.
Здесь холодно, шепчет Анна. Извини.
Со свечой в руках она подходит к Белле.
Все нормально. Белла подавляет дрожь. Яков уже здесь? А Генек? Херта? Тут так тихо.
Все здесь. Думаю, собрались в передней.
Значит, я выйду замуж не в кухне?
Белла смеется, а потом вздыхает, понимая, что хотя и говорила себе, что готова выйти замуж за Якова где угодно, но от мысли пожениться здесь, в темном, призрачном доме, принадлежавшем незнакомой семье, чувствует себя не в своей тарелке.
Я тебя умоляю. Ты слишком хороша для свадьбы на кухне.
Белла улыбается.
Не думала, что буду нервничать.
Это день твоей свадьбы, конечно ты нервничаешь!
Слова эхом отзываются у нее в голове, и Белла замирает.
Я бы хотела, чтобы мама и папа были здесь, наконец говорит она, и от собственных слов ее глаза наполняются слезами.
Они с Яковом хотели подождать до конца войны, чтобы устроить традиционную церемонию в Радоме вместе с семьями. Но никто не знает, когда эта война кончится. Они решили, что и так ждали достаточно. Татары и Курцы прислали свои благословения из Радома. Они практически умоляли Якова и Беллу пожениться. И все равно Белле не нравится, что родители не могут быть с ней, не нравится, что, несмотря на счастье быть с Яковом, она испытывает чувство вины. Правильно ли, размышляет она, устраивать праздник, когда ее страна воюет? Когда ее родители одни в Радомеродители, которые всю жизнь отдавали ей так много, хотя имели так мало. Память переносит Беллу в день, когда они с Анной вернулись домой из школы и обнаружили отца в гостиной с лохматой собакой у ног. Щенок оказался подарком, сказал их отец, от одного из его пациентов, который переживал трудные времена и не мог заплатить за вырванный зуб. Белла и Анна, просившие собаку с самого детства, завизжали от восторга и бросились обнимать отца, который, смеясь, обнимал их, а щенок игриво прикусывал их за щиколотки.
Анна стискивает ее ладонь.
Знаю, и мне хотелось бы. Но они так хотели этого для тебя. Ты не должна волноваться за них. Не сегодня.
Белла кивает.
Просто все совсем не так, как я представляла, шепчет она.
Знаю, ласково повторяет Анна.
Будучи подростками, Белла с Анной часами лежали в кровати, придумывая истории про свои свадьбы. В то время Белла ясно представляла себе сладкий аромат букета белых роз, который составит ее мама; улыбку на папином лице, когда он поднимет ее вуаль, чтобы поцеловать в лоб под хупой; трепет, когда Яков наденет ей на указательный палец кольцо, символ их любви, который она будет носить до конца жизни. Она знает, что ее свадьба, если бы она проводилась в Радоме, была бы далеко не пышной. Она была бы скромной. Красивой. И совершенно точно она не была бы тайной церемонией в холодном остове заброшенного, отключенного от электричества дома за пятьсот километров от родителей. Но, напоминает себе Белла, она ведь сама выбрала поехать во Львов. Они с Яковом вместе решили пожениться здесь. Сестра права: родители много лет хотели этого. Она должна сосредоточиться на том, что имеет, а не на том, чего нет, особенно этим вечером.
Никто не мог предвидеть такого, добавляет Анна. Но только подумай, говорит она, и ее голос звучит жизнерадостнее, когда увидишь маму и папу в следующий раз, ты уже будешь замужней женщиной! Сложно поверить, правда?
Белла улыбается, прогоняя слезы.
Правда, в каком-то смысле, шепчет она, думая о папином письме, которое пришло два дня назад. В нем Генри описывал, как безмерно они с Густавой радовались, узнав, что она собирается замуж. «Мы очень любим тебя, дорогая Белла. Твой Яковславный мальчик из хорошей семьи. Мы отпразднуем вместе, когда снова соберемся». Белла не стала показывать письмо Якову, а спрятала его под подушку и решила, что даст ему прочитать позже вечером, когда они вернутся в квартиру в качестве супругов.
Втянув живот, Белла проводит руками по кружевному лифу платья.
Я так счастлива, что оно подошло, говорит она, выдыхая. Оно такое же красивое, каким я его помню.
Когда Анна обручилась с Даниелом, их мама, зная, что они не могут позволить себе заказать у портнихи такое платье, которое Анне хотелось бы, решила сшить его сама. Они вместе с Белой и Анной рассматривали понравившиеся модели в журналах «Макколлс» и «Харперс базар». Когда Анна наконец выбрала то, которое понравилось ей больше всехвдохновленное фотографиями со съемок Барбары Стэнвик, женщины семейства Татар полдня провели в магазине тканей Нехумы, разглядывая рулоны разного атласа, шелка и кружев, потирая их между пальцами и восхищаясь, какие все они роскошные на ощупь. Нехума продала им выбранные наконец ткани по себестоимости, и только через месяц Густава закончила платье. Треугольный вырез, отделанный кружевом лиф, длинные присобранные рукава буф, пуговки на спине, юбка в форме колокола до самого пола и пудрово-белый атласный пояс, завязанный на бедрах. Анна была в восторге и объявила его шедевром. Белла втайне надеялась, что когда-нибудь ей доведется его надеть.
А я счастлива, что взяла его с собой, говорит Анна. Я чуть не оставила его у мамы, но не смогла с ним расстаться. О, Белла, Анна отходит назад, чтобы видеть ее целиком. Ты такая красивая! говорит она, поправляя золотую брошь на цепочке вокруг шеи Беллы, чтобы та легла ровно во впадинку между ключиц. Идем, пока я не заплакала. Готова?
Почти.
Белла достает из кармана пальто металлический тюбик. Она снимает крышку, поворачивает нижнюю половину и аккуратно наносит на губы помаду цвета красного перца, сожалея об отсутствии зеркала.
Я рада, что ты принесла и ее, говорит она, смыкая губы, прежде чем убрать тюбик обратно в карман. И что согласилась поделиться, добавляет она.
Когда помада исчезла из продажинефть и касторовое масло требовались армии, большинство знакомых женщин отчаянно цеплялись за остатки своей косметики.
Конечно, говорит Анна. Ну готова?
Готова.
Держа свечу в одной руке, Анна аккуратно провожает Беллу к двери.
Передняя тускло освещена двумя маленькими свечами, установленными на балясинах лестницы. Яков стоит у подножия. Сначала Белла видит только его силуэт, его узкий торс, пологий скат плеч.
Сохраним эту на потом, говорит Анна и задувает свою свечу. Она целует Беллу в щеку. Я люблю тебя, говорит она, лучезарно улыбаясь, и уходит поздороваться с остальными.
Белла их не видит, но слышит шепот:
Ох, jaka piękna! Красавица!
Рядом с ее женихом неподвижно стоит еще одна фигура, свечи освещают курчавую серебристую бороду. Должно быть, это раввин, понимает Белла. Она шагает в неровный свет свечей и, беря Якова под руку, чувствует, как исчезает стесненность в груди. Она больше не нервничает и не мерзнет. Она парит.
Яков смотрит ей в глаза, и в его глазах блестят слезы. В сестринских туфлях цвета слоновой кости она почти с него ростом. Он целует ее в щеку.
Привет, солнышко, улыбается он.
Привет, отвечает Белла с широкой улыбкой. Кто-то из гостей смеется.
Раввин протягивает руку. На его лице лабиринт морщинок. Должно быть, ему за восемьдесят, предполагает Белла.
Я раввин Йоффе, говорит он. Его голос, как и борода, грубоватый.
Рада знакомству, говорит Белла, беря его руку и наклоняя голову. Его пальцы на ощупь кажутся хрупкими и узловатыми, словно пучок веток. Спасибо за это, говорит она, зная, на какой риск он пошел.
Йоффе прочищает горло.
Что ж. Начнем?
Яков и Белла кивают.
Якуб, начинает Йоффе, повторяй за мной.
Яков изо всех сил старается не исковеркать слова раввина Йоффе, но это сложно, отчасти потому, что его иврит далек от совершенства, но в основном потому, что слишком отвлекается на свою невесту, чтобы мысль в голове удерживалась больше нескольких секунд. Она выглядит ошеломительно. Но его привлекает не платье. Он никогда еще не видел ее кожу такой гладкой, глаза такими яркими, ее улыбку, даже в полутьме, такой совершенной и сияющей. На черном как смоль фоне заброшенного дома, окутанная золотым сиянием свечей, она кажется ангелом. Он не может отвести от нее глаз. Поэтому он с горем пополам произносит молитвы, думая не о словах, а своей будущей жене, запоминая каждый ее изгиб, жалея, что не может сфотографировать ее, чтобы позже показать ей, как прекрасно она выглядела.
Йоффе достает из нагрудного кармана платок и кладет его на голову Белле.
Обойди семь раз вокруг Якуба, велит он, указательным пальцем очерчивая воображаемый круг на полу.
Белла отпускает локоть Якова и подчиняется, ее каблуки тихо цокают по деревянным доскам. Она делает один круг, второй. Каждый раз, когда она проходит перед ним, Яков шепчет:
Ты восхитительна.
И каждый раз Белла краснеет. Когда она встает рядом с Яковом, Йоффе читает короткую молитву и снова сует руку в карман, на этот раз достает сложенную пополам полотняную салфетку. Он открывает ее, показывая маленькую перегоревшую лампочкуте, что работают, сейчас имеют слишком большую ценность, чтобы их бить.
Не беспокойтесь, она больше не работает, говорит он, заворачивая лампочку и медленно наклоняясь, чтобы положить ее им под ноги. Что-то щелкает, и Яков гадает: это доски пола или суставы раввина.
В разгар этого счастливого события, говорит Йоффе, выпрямляясь, не следует забывать о том, как хрупка в действительности жизнь. Разбивание стаканасимвол разрушения Иерусалимского храма, мимолетности человеческой жизни на земле.
Он показывает на Якова, потом на пол. Яков осторожно опускает ногу на салфетку, сдерживая порыв наступить сильнее из-за страха, что кто-нибудь услышит.
Мазаль тов!тихонько кричат остальные из тени, тоже стараясь сдерживать восклицания.
Яков берет руки Беллы в свои и переплетает их пальцы.
Прежде чем мы закончим, говорит Йоффе и переводит взгляд с Якова на Беллу, я бы хотел добавить, что даже в темноте я вижу вашу любовь. Она наполняет вас изнутри и сияет в ваших глазах.
Яков сильнее сжимает руку Беллы. Раввин улыбается, у него не хватает двух зубов, затем начинает петь финальное благословение: