Он услышал шаги и поднял голову. В дверном проеме появилась Алтея, солнечные лучи создавали светящийся ореол вокруг ее соблазнительного силуэта, заключенного в васильковый шелковый халат Без макияжа она выглядела молодой, статной, застенчивой девушкой из Шотландии, которую он годами преследовал по всему Лондону, в кафе и прокуренных клубах, которую хотел с яростью, до сих пор удивлявшей его самого. Лицо жены показалось ему непроницаемым, как маска, но, когда их глаза встретились, она прикусила губу, и он понял, что Алтея все еще принадлежит емупока.
Привет, сказал он, подняв на нее глаза.
Алтея затянула поясок халата потуже, пристально глядя на мужа.
Здравствуй, сказала она. Какой приятный сюрприз!
Дети с интересом наблюдали за ними.
Я скучал по тебе.
А у тебя тут был Саймон.
Прости, что мы снова поссорились.
Тони покачал головой, ненадолго прикрыв глаза.
Он знал, что это его выбор. Если бы он только мог перестать слушать голос в своей голове, который в этом году снова начал нашептывать ему разные вещи; если бы только мог, он сумел бы исправить ошибкиони не катастрофические, пока еще нет. Он знал: способность сделать их всех счастливыми все еще живет в нем. Если бы ему только хватило сил.
Он глубоко вздохнул, потом выдохнул.
Отвечаю «да» на все. Он поцеловал свою дочь. Ух, как же я рад быть здесь, Корд.
Это был последний раз, папа. Я больше не буду повторять.
Алтея пожала плечами.
Тебе придется поговорить с ними об этой неразберихе с именами, милый. Я сдаюсь.
Я поговорю. Так ты скучала по мне?
Да, сказала она спокойно. Глупец, ты же и сам знаешь, что да.
Маленькая птичка напела мне, что здесь был Саймон.
Да, и это было потрясающе. Он отлично ладит с детьми. Она прочистила горло. Впрочем, он женится и переезжает в Штаты на несколько лет, так что мы какое-то время не увидимся.
Их глаза встретились. Он благодарно кивнул.
Дядя Берти тоже был здесь. Он привез воздушного змея, но тот сломался, сказала Корд.
Я могу его починить.
Знаю, что можешь.
Тони поднялся, спустился по ступенькам крыльца, встал так, что солнце светило в его непокрытую голову, и широко развел руки.
ЛИКУЙ, АНЖЕР! проревел он, и дети затанцевали от радости вокруг него. И КОЛОКОЛЬНЫМ ЗВОНОМ ПРИВЕТСТВУЙ КОРОЛЯ!
Выходить каждый день на сцену, быть кем-то другимгрязная работенка. Она становится только тяжелееи никогда легче. Иногда ему казалось, что его мозг вот-вот расколется, раскроется, как орех, и эти мерзкие, аморальные, сводящие с ума мысли выскочат из него, как злобные лепреконы, подпрыгивая, крича, кусая его за ноги, бегая повсюду, круша все вокруг без разбора. Прошлой ночью они почти сделали это. Люди, конечно, придут в ужас, да они просто упекут его в сумасшедший дом, но тогда-то наконец все и кончится. Так что, возможно, лопнувший череп не такая уж и плохая идея
Тони покачал головой. Прошлое всегда оставалось внутри, таилось, поджидало часа, когда можно будет до него добраться. Но этот час пока еще не пришел. Пока нет. Не сегодня.
Глава 4
Лондон, июль 1940 года
В больнице были хорошо слышны шагидаже те, что доносились из дальнего конца коридора. Звуки отражались от красной плитки, которая выглядела обманчиво теплой, но на самом деле была холодна, как лед, и разлетались по всему зданию. Поэтому, даже притворяясь спящим, Энт всегда точно знал, что кто-то идет.
Когда его впервые забрали сюда, он поворачивался к дверям каждый раз, когда в больницу заходил очередной посетитель, хотя спать на боку не могиз-за хрупкой сухости стягивающих влажно-красные болячки корочек. Каждый поворот был агонией, но Тони все равно вертелся-ему требовалось знать, все проверить, ведь, возможно, они все поняли неправильно, и она еще вернется. Возможно, они просто увезли ее куда-то еще.
Но она не возвращалась.
Старая викторианская больница смердела чем-то тошнотворно сладким, и здесь всегда, даже в разгар лета, было холодно и очень тихо. Другие дети в палате Энта вели себя так же замкнуто, как и он. Одни не могли говорить, поскольку серьезно пострадали, другие не собирались обсуждать то, что видели.
Энт болтал с одной девочкой через проход от него. Ее звали Черри, и она судорожно сжимала в объятиях мишку, которого один из работников Красного Креста принес Энту, но тот передарил его. Он слишком взрослый для игр с мишками, уверил он ее. У Черри были грязные кособокие хвостикиникто не расплетал ленточки и не расчесывал ее с тех пор, как с ней случилось то, что случилосьи, в отличие от остальных, она тараторила без умолку. Разговаривая, она мотала головой, и какой-то порошок, вылетая из ее сероватых волос, создавал вокруг головы нежное облачко, сияющее, как нимб, в холодном солнечном свете. Это была кирпичная пыль, оставшаяся от дома Черри, разрушенного бомбежкой. Когда она наконец заснула, Руби, девочка, койка которой стояла рядом с койкой Энта, прошептала ему, что вся семья Черри погибла: мать, отец, два брата, новорожденная сестра, бабушка и дедушка. Но Черри не говорила ни слова о них. Вместо этого она непрерывно болтала о Микки Маусе-она была в кино и смотрела мультики за день до того, как все случилось. Черри просто с ума сходила по Микки Маусу и даже ее противогаз был выполнен в форме головы мышонка. Впрочем, Энту все равно нравилось говорить с нейона была милой, и к тому же он предпочитал разговоры с девочками.
Примерно через две недели после того, как его привезли сюда, Энт открыл глаза и посмотрел через проход, но не увидел Черри. Он смутился: он плохо спал, кошмары сковывали его, как цепи, и он просыпался с криками на матрасе, вымокшем от пота и мочи. Кровать Черри была аккуратно заправлена, а новые простыни и колючие одеяла, по-видимому, ждали кого-то еще.
Где Черри? спросил он у Руби.
Ты что, не видел? Она читала комикс, а теперь взглянула на него поверх с жалостью во взгляде.
Нет. Куда она исчезла?
Бедняжка умерла ночью. Разве ты не слышал, как она кричала, пока они не пришли за ней?
Энт сглотнул и еще раз посмотрел на опустевшую кровать.
Я я, должно быть, спал.
Конечно, ты спал, но, даже несмотря на весь шум, который ты обычно производишь, я была уверена, что ты
Неужели она была так больна? Он уставился на подоконник высоко над кроватью Черри, где сидел его мишка.
Конечно, была. У нее кожа посинела. Шрапнель попала ей в ногу. Руби не отличалась сентиментальностью. Они отрезали ее прошлой ночью, и это была последняя надежда. Сестра сказала, что она умерла во время операции. Руби с удовлетворением покачала головой. Сердце остановилось.
Колин, толстый нытик, лежавший с другой стороны от Руби, быстро заморгал:
Заткнись, Руби!
Пожалуй, это даже к лучшему, продолжала мудрая не по годам Руби. Куда бы она делась?
Я сказал, заткнись, Руби, иначе сердце остановится у тебя! сказал Колин яростно. Просто заткнись!
Но ведь это правда! Руби заговорщически повернулась к Энту. Никто так и не пришел за ней, верно? Никто ее не навестил. Внезапно она умолкла. Я имею в виду
Энт снова откинулся на подушку, отвернувшись от нее. Он редко бывал груб, его мать умела прививать отличные манеры, но он больше не мог заставить себя слушать.
Прости, Энт, сказала она. Я просто сказала это, потому что она Прости.
Прости.
Вдруг двери в конце длинной комнаты с грохотом распахнулись. Кое-кто из детей поднял глаза, но Энт впервые-нет. Он услышал приближающиеся шаги. Его израненная нога снова заныла от того, что он пошевелилсякорки саднило каждый раз, когда его поврежденная кожа натягивалась под грубыми простынями, ион почувствовал, как один из струпьев раскрылся. Шаги стали громче. Он улыбнулся, когда мимо процокала каблуками сестра Эйлин, а за нейнезнакомая дама в серой куртке. Они обе подошли к кровати в дальнем конце комнаты.
Джон? сказала сестра ледяным голосом. Миссис Хейверс здесь, чтобы отвезти тебя в новый красивый дом. Садись, дорогой. Нет, нет, будь добр, не плачь. Давай-ка одевайся.
Никто не придет за ним. Теперь он понимал это, даже если другие не понимали.
Папу убили всего на второй месяц войны. Из-за того, что не было боев и никто не умирал, люди начали называть события сороковых годов Фальшивой войной, отчего Энту стало странным образом легчетолько Филип Уайлд умер по-настоящему, когда его самолет сгорел во время учебного полета в Ньюквее, только его отец, инженер и авиационный штурман, погиб на месте.
Филип Уайлд был героем, сказал представитель Королевских военно-воздушных сил Великобритании, наведавшись к ним, чтобы сообщить о случившемся. Не волнуйтесь, он не страдалон так и не понял, что происходит.
Мама и Энт даже смеялись над этими словами, когда вояка ушел.
Уж я бы точно сообразила, что происходит, если бы мой самолет превратился в огненный шар, острила мать, закуривая и вливая в себя остатки джина.
Смеяться над случившимся было ужасно некрасиво, но они все равно это делали-капеллан КВВВ, пришедший на следующий день, сказал, что всему виной шок.
Вот черт, и я! вторил матери Энт, обхватив руками колени. Он не мог перестать смеяться, он захлебывался весельем, он просто булькал от хохота. Уж я-то бы отлично понял, если бы сгорел живьем!
Не чертыхайся, милый!
И даже глядя, как умирает его мать; даже видя лужицу рвоты, оставленную чистеньким до скрипа новичком-добровольцем Группы противовоздушной обороны, который взялся за него первым, бросив мать позади-половина ее тела была оторвана; даже когда они вытягивали его из-под груд кирпичей, труб и тряпок, развевающихся на летнем ветру, жалких остатков того, что некогда было домом его семьи, Энт не мог перестать шептать: «Уж я-то бы отлично понял, если бы сгорел живьем!» Он был уверен, что ему просто необходимо продолжать говорить это, продолжать шутить-мама ненавидела серьезных людей. Да, одна из медсестер ударила его на следующий день, и он понял, что не должен говорить это вслух. Да, они пришли к нему и сказали, что он пропустил ее похороны, и он начал задаваться вопросом, правда ли это, что она не вернется. Но только когда умерла Черри, он впервые понял по-настоящему: все, что он видел той ночью, было взаправду, этоего жизнь, не морок, не фантазии с картинок, из детских выдумок или кошмаров.
Прошел месяц с тех пор, как он прибыл в больницу, и июль уже почти уступил место августу, когда ему впервые приснилась мама и их маленький домик с красной дверью в Камдене. Во сне он видел ее идущей из крохотного садикавсе еще смеющейся над чем-то, и чей-то голос, ясно и твердо, сказал ему: «Дома больше нет. Ее нет. Отца нет. Отныне ты сам по себе». Потом эта сцена и люди, участвующие в ней, пропали, распались, как кусочки магнитного театра, который родители подарили ему на Рождество в прошлом году. Фасад дома, персонажи на сцене, декорациистены гостиной с фотографиями и радиовсе это исчезло, умчалось в никуда, как бумага на ветру. Годы спустя, уже взрослым, он вспоминал об этом осознании как о худшем моменте своей жизни. Часто он думал, что все его несчастья проистекали именно из этих горестных днейтьма ждала его и, заполучив однажды, уже не желала отпускать. До самого конца своей жизни он боялся темноты.
А потом однажды пришла она.
Энт сидел и читал книгу о затерянных сокровищах Центральной Африки, лениво ковыряя корки на ногах- доктора грозились связать ему руки, чтобы он не делал этого, и не понимали, не желали понимать, почему он продолжал и почему получал такое удовольствие, глядя на то, как струпья вырастают вновь и вновь. В окне над головой Энта громко жужжала синяя мясная муха. Он мог слышать детей, играющих на улице-тех, кто уже достаточно выздоровел, чтобы играть. Забавы были тихими, не похожими на ту уличную возню, которую устраивали дети у его дома.
Стояло лето. Интересно, чем занимались его друзья? Он не знал, чем можно заниматься летом, когда идет война. Забавно, если задуматься. Энт снова попытался улыбнуться, но не смог.
К тому времени он испытывал облегчение каждый раз, когда раздавались шаги и оказывалось, что пришли не за ним. Лучше уж было страдать, чем рассчитывать на что-то большее. Вот почему Энт превратил свое лицо в маску безразличия, думая, как гордилась бы им мама, и улыбнулся женщине, идущей по коридору. Женщина была одета в разнообразные оттенки коричневого и черногокоричневые ботинки, блузка с высоким воротом и длинная коричневая шелковая юбка в складкувсе увенчано замысловатым бархатным жакетом с узором в виде павлиньих перьев.
Когда незнакомка наклонилась к нему, Энт как раз лениво размышлял, как она умудряется таскать на себе такую кучу одежды в эту жару. Он кивнул ей, и кончик ее носа дернулся. Нос у нее был длинный, слегка загнутый книзу, волосы растрепались, а тонкие, красные, словно обваренные руки порхали вокруг так, словно не были никак связаны с телом. Но ее глазавот что по-настоящему привлекло его внимание. Темно-зеленые, красивые, выразительные и полные жизни, они сверкали, когда она говорила, и смотрели на него так проницательно, что заставляли забыть и про длинный крючковатый нос, и про странную, слегка неряшливую одежду. Она разговаривала с ним, ее рот шевелился, и оттуда вылетали какие-то звуки
Дорогой Энт, я очень рада, что нашла тебя и что ты цел. Оказалось, она крепко сжимает его руку, а медсестра кивает.
Энт слишком удивился, чтобы ответить. Он был уверен, что что-то в ней кажется ему знакомым, но его сломанный мозг никак не мог понять, что же это. Ее глаза непрерывно вращались в глазницах, когда она улыбаласьвыглядело это так, словно она пытается околдовать его.
Извини, что оставила тебя здесь надолго. Возникли сложности с возвращением. В итоге мне пришлось сесть на поезд в Баcру и ждать корабля в Англию. Временами было непросто, сказала она бодро, словно рассказывала о прогулке в парке. Но все-таки мы сюда добрались!
Она присела на кровать, убирая за ухо прядь каштановых волос.
Интересно, сказала она, кивая на книгу. «Перстень Царицы Савской». Генри Райдер Хаггард. Замечательно, просто замечательно. Скажи-ка, ты любишь истории о приключениях?
Он молчал.
Энтони отлично читает и очень любит книги, сказала сестра. А теперь, Энтони, поздоровайся со своей тетей.
Комок пульсирующей боли забился у Энта в черепе. Ледикоторая выглядела, как ему теперь казалось, немного похожей на пеликана, что он видел в зоопарке, долговязая, с длинными руками, вся какая-то сложившаяся, просто улыбнулась. Она поставила сверток из мятой коричневой бумаги на кровать рядом с ним.
Я сказала, поздоровайся с тетей, повторила медсестра с угрозой в голосе.
Она мне не тетя. Я никогда ее не встречал раньше.
Женщина кивнула, а сестра цокнула языком от раздражения.
Не будь дурачком. Конечно, тетя.
Энт сказал максимально корректно:
Сестра Эйлин, она мне не тетя.
Ну, вообще-то это почти правда. Я ему не тетя, подняла глаза странная женщина. Я его двоюродная бабушка. Филип был моим племянником. Милый Филип. Точности ради, я думаю, кто-то должен был на это указать.
Понятно, сказала сестра Эйлин без энтузиазма. Энтони, поднимайся. Приведи в порядок свои вещи. Мисс Уайлд забирает тебя.
Но я не начал Энт. Его охватила паника, он содрал одну из корок на руке и отодвинул сверток в сторону, чтобы показать сестре Эйлин.
Смотрите-это кровотечение. Я не знаю, кто она. Я не знаю мисс Уайлд. Вы не можете заставить меня пойти с ней. Кто вы такая? выпалил он, обращаясь к незнакомке, и понял, что грубит.
Мисс Уайлд, казалось, не повела и бровью.
С какой стати ты должен это знать? спросила она. Она постучала по книге. У нас, однако, одна и та же фамилия, и я, кажется, вспоминаю, что время от времени посылала вам один или два тщательно отобранных подарка.
Энт прищурился, поднеся книгу ближе к лицу.
Ее тоже подарили вы?
Вообще-то да. В ней много надуманного, но приключенческая часть отличная. На самом деле мы не знаем ровным счетом ничего о Царице Савской, но зато я бывала в копях царя Соломона.
Серьезно? против собственной воли Энт сел. И где они находятся?
Под Иерусалимом. Медь в шахтах раскрасила песок в разные цвета. Красный, зеленый, синийкак радуга.