Я о его второй жене даже не вспомнила, покупая подарки всей родне, потому что не любила. По ее милости моя родная бабушка несчастлива Но я могла бы подумать о нем. Она же его жена, и ему, конечно, хотелось, чтобы я не обижала ее, не оскорбляла. Да, она не стоила его, моего любимого деда, да, она намного хуже по душевным качествам моей родной бабушки. Но он худо-бедно прожил с ней много лет. И я должна уважать его выбор, не перечеркивать своим поведением его жизнь. Это его жизнь и, наверное, в ней было что-то хорошее, раз он не расстался с этой женщиной. Не по инерции же он катил все эти годы? Не только же чувство мужского самолюбия не позволило ему вернуться к бабушке. Наверное, была у него к той женщине любовь в каком-то там ему только понятном виде и отображении. Я не имела права ни корить, ни осуждать его. Он сам выбрал свой путь, и то, что я считаю ошибкой, для него может быть благо.
По отдельным репликам в семье я замечала, что дочьмою матьдед любил сильнее, делился с ней заботами, проблемами, жаловался на что-то. Они хорошо понимали друг друга. Сын был рожден, когда дед вернулся к бабушке после годичного «отсутствия». Но видно, прежняя любовь в нем угасла. Он уже тогда был на распутье, пытался разобраться в себе. Долг и новая женщина разрывали, растаскивали его сердце в разные стороны. Не так был любим сын, зачатый в смутное время его души. И нечего самой себе доказывать, что, мол, ничего подобного. Факт есть факт
А может, дед будней не выдержал? Вторая жена чаще праздники устраивала. Наверное, была спокойна, легка, нарядна, весела. А бабушка под гнетом забот, которые взвалила на себя, стараясь угодить любимому мужу, была всегда усталой, измотанной. И дети были сыты, и в доме чисто, и пироги всегда на столе горячие. Да видно не то ему было важно Из последних сил весела, энергична. Но не было в ней той беззаботной легкости неработающей бездетной женщины, живущей только для ублажения мужа.
Бабушку я любила как никого на свете. И сейчас, когда ее уже нет, люблю. Жалею ее бессильные старческие слезы. И деда, несмотря ни на что, люблю, потому то жалею и оправдываю. Не по своей воле ушел, заставили, а потом привык, телом был с той женщиной, но душой рвался к детям. Судя по рассказам, стыдился своего слабого поступка. И мать, видно, давно простила деда.
Быть несчастливыминаша наследственная судьба? Просматриваю, прослеживаю родословную. Мать моя, проглатывая стыд и обиду, несла крест измен мужа, пока не заработала шизофрению, я, глупая, любила недостойного, и кончилось всё тяжелой болезнью. Всевышний спас. Дочь моя разумнее нас оказалась, вовремя ушла от мужа. Может, счастливее будет? Хотя какое счастье без любви? Милая бабушка, что ждет твою правнучку? Если душа твоя на самом деле витает где-то над нами, подскажи. Там, наверху, говорят, все умнее становятся
Сколько нас таких несчастливых?.. А теперь странные отношения (интеллигентные?) вижу я в семьях своих родственников и друзей. Расходятся, мужья женятся, а первые женыесли не замужемподдерживают дружеские отношения с их новыми семьями, с их новыми женами. Ну, только что не гарем. Ох, наверное, дорого им обходится эта дружба! А может, они таким образом, по-другому, чем моя бабушка, сохраняют в себе свою любовь и не дают развиться ненависти? Вроде бы он, бывший муж, еще остается немного ее? Уважает, ценит, советуется (если не смотрит сычом). А вторая жена разве не ревнует, не боится, что вернется он в первую семью? Наверное, не боится, если терпит этот «союз». А может, боится, потому и терпит? Такая вот многозначная система уравнений. А говорят, раньше редко расходились. Видно, это верно только для деревенских жителей».
Усилием воли Эмма переключилась на разговоры подруг.
Вина
Лере вдруг вспомнилось, как она приезжала в деревню к Лене, и та делилась с ней впечатлениями одного студенческого лета. Они тогда лежали на диване. Дождь хлестал за окном. О прогулке в лес не могло быть и речи. Все располагало к задушевным разговорам.
В тот приезд домой чужая судьба навсегда запечатлелась в моем мозгу. Из памяти изгладились многие события того печального лета, смутно припоминались лишь отдельные моменты, а это сохранилось. Не хотела вспоминать, да вот вспомнилось
Тропинка тогда тоже вела меня мимо ремонтных мастерских. Из ворот вышел высокий, крупный, плотный мужчина лет так под сорок пять-пятьдесят. Я сразу узнала его, вернее, догадалась, кто он, и почему-то не сомневалась в своей догадке, хотя видела его в прошлом году всего лишь один раз со спины.
Я приметила соседа издали, когда черты его лица были еще расплывчаты, неясны. Выделялись только темные волосы и поразившие меня два чистых, ярко-синих огонька на белом, неожиданном для деревенского жителя лице. Странные глаза: очень крупные и словно подсвеченные изнутри, лазурные. Никогда не встречала таких по мощности излучения, по теплоте. Они смотрелись как два маяка или этакие частички солнечного майского неба, от которых трудно оторваться.
Еще меня поразило его удивительно доброе лицо, которое, когда наши взгляды встретились, в секунду стало неподвижным, каменным. В глазах застыли боль и страх. В них читалось: «И она уже знает» С трудом отвела взгляд. Попыталась сделать вид, что не узнаю́ или ничего не знаю. Я же только из писем мамы черпала информацию о соседях
Внезапно нахлынули слова утешения, поддержки. Хотелось назвать его сильным, верным своим детям, поблагодарить за терпение, за надежную опору, за горькие, но прекрасные страдания во имя их счастья. Хотелось сказать, что горжусь его мужеством, победившим самолюбие и глупый мужской гонор, людскую жалость, непонимание и презрение некоторых мужчин, хотелось объяснить, что уважаю за умение разумно расставить жизненные приоритеты.
Хотелось закричать: «Вы достойны великой любви! Любовь к детям держит вас рядом с ними, придает силы. Дети пока не в полной мере понимают ее, но они повзрослеют и оценят. В моих глазах вы герой, настоящий человек. Вы во много раз лучше тех, кто кичится силой тела, потому что вы сильны душой. Я восхищаюсь вами». (Ты же помнишь, какой восторженной я была в ту пору.)
Боже мой! Сколько теплых, ярких, искренних слов признательности застряло в моем горле.
А я ничего не сказала. И мои глаза больше не встретились с его взглядом. А все почему? Побоялась вторгнуться в чужую жизнь и навредить. Подумала, что не поймет, обидится, если вынесу на поверхность его души то, что он прячет в самую ее глубину. Боялась сочувствием нарушить зыбкое равновесие сил и чувств, которое ему удается столько лет сохранять в себе во имя семьи. Вдруг я явлюсь той последней каплей в его терпении и толкну его на безрассудный поступок? А он такой красивый, добрый, редкий
Изобразила безразличное лицо. И этим тоже могла обидеть. Поздно, я не подготовилась, не успела сделать вид, будто не догадываюсь, кто передо мной. Я не смогла быстро принять разумное решение, не справилась со своими чувствами. Немудрено, что растерялась. Слишком мало было времени на размышления. Ведь сначала я ощутила лишь свое волнение, а когда захлестнули эмоции, не удалось мне направить мысли в нужное русло. «Не представилась возможность не спеша, трезво оценить ситуацию»,оправдывала я себя.
Я медленно прошла мимо, опустив глаза, с трудом пересиливая желание оглянуться, а потом заторопилась, чтобы скрыть свое запредельное смятение, разброд чувств, щемящую боль за несправедливо обиженного, жестоко наказанного судьбой человека. Быстрой ходьбой я старалась заглушить ноющую боль неуверенности.
«Что сказал ему растерянный взгляд посторонней девушки, опешившей от неожиданной встречи? Понял ли он мое смятение или его в данный момент обуревали свои более сильные, скорбные мысли униженного человека?» Он шел медленно и тяжело, онемевший, под грузом своей непосильной, многогранной беды. Но от меня не ускользнуло, что он тоже не подал виду, что узнал меня. А может, мне это только показалось или то был результат его нервной заторможенности? Стараясь совладать с волнением, вопросами к себе я пыталась загасить фонтан своих все разрастающихся эмоций.
Я сразу представила себе бестактных, подчас пьяных работников МТС, их грубые насмешки, грязные, ежедневные намеки, то громкие, то затихающие при виде его, пошлые рассказы о поведении его жены с очередным, кратковременным «хахалем». Сердце мое сжалось до спазм от непосильного давления чужой беды. Чувства поглотили меня. Я остановилась, прислонилась к березе, чтобы прийти в себя.
Обидно. Ни у кого из его детей нет небесно-чистых, удивительно добрых глаз, у всех серо-зеленые, наглыематери. Так писала мне мать Какой же он все-таки молодец! Не пьет, не устраивает потасовок, чтобы не пугать детей. Пытаясь сохранить семью, переезжает из района в район. Все надеется, что жена перебесится, ей ведь уже далеко не двадцать лет.
Опять склонилась к березе: задохнулась его горем и уже осознаваемым его старшими детьми позором. Две его дочки уже старшеклассницы. Женщины меньше язвят. Сочувствуют своим «подругам по несчастью», вот и помалкивают. Мужчины более жестоки. Почему? У них крепче собственнические чувства, приправленные уязвленным мужским самолюбием и неуверенностью? А может, я, наивная, ошибаюсь, меряя мужчин своей женской меркой? Не доросла еще до понимания их психологии, не имея личного опыта.
Женщины часто терпят позор мужских измен, потому что чувство ответственности перед детьми у них превозмогает все остальное. Им приходится терпеть, если муж единственный кормилец в семье и если к тому же они не имеют своего жилья Может, зря терпят? Соседка, что напротив нас живет, после смерти мужа-алкаша расцвела, четырех детей подняла. А ведь как бил
Почему же этот мужчина терпит унижения? Должна же быть какая-то веская причина. Желание обладать такой темпераментной женщиной, любовь к ней? Любовь к детям? Это более чем достаточные основания для объяснения факта верности семье. Но, говорят, мужчина не может испытывать к детям такую же гамму чувств, на которую способна женщина. Видно, могут. В своей, пока еще короткой жизни, я хоть и очень редко, но наблюдала такие примеры.
Сосед видел, что я поспешила скрыться. А вдруг он счел мою торопливость презрением к нему, нежеланием даже одну минуту находиться рядом с «прокаженным»? Слезы побежали по щекам. Вернулась. У ворот МТС пусто. Не заходить же в цех-сарай. Зачем? Выслушивать насмешки, ставить соседа и себя в неловкое положение, вызывать домыслы, сплетни мужчин? Глупо. Не вернешь того упущенного мгновения, когда можно было сказать честные, сердечные слова. Не смогла, не сориентировалась. Смутилась, растерялась, струсила.
Сложное это делолезть в чужую душу. Невозможно предвидеть реакцию. Не по отношению ко мне. Его к себе. Сама я переживу и резкость, и грубость. Не навредить бы бедняге. А может, как раз мое слово и помогло бы ему? Пока он сам справлялся. Что бы он сказал мне? «Со свиным рылом, да в калашный ряд?» А может, сочувствием размягчила бы, расправила зажатое бедой сердце, уважением укрепила бы его веру в себя, в правильность его христианского путитерпения? Мол, Бог терпел и нам велел, мол, терпение окупится сторицей хорошими детьми. Ведь хоть и в усеченном виде, но любовь у них к нему существует.
А вдруг ему нельзя расслабляться, чтобы вытерпеть незаслуженную кару, нельзя разжимать сердце, сжатое в тугую пружину. Многие мужчины считают его вахлаком, лопухом. А может, только внешне? Ведь он выделяется среди них, по многим статьям их превосходит. А вот большинство женщиня уверенахотели бы иметь такого работящего, стойкого, терпеливого, незлобливого мужа.
Вспомнила о его жене, и мое сердце ожесточилось. Мать сообщала в письме: «Высокая, стройная, ладная. Не поверишь, что кучу детей родила. Лицо простое, ничем непримечательное, обыкновенное. В чертах нет строгой классической правильности. И только иногда в голосе отдельными нотками прорывается сила и уверенность, а в движениях внезапно проявляется то хорошо скрываемая увертливость хищной самки, то кошачья грация, то напористость и властность. А так женщина как женщина. Пройдешь мимо, не оглянешься».
Почему она ради похоти жертвовала судьбами своих детей, калечила их психику? Душа ее червивая, темная, страшная в своем безобразии и жестокости? А зачем тогда рожала? А может, была причина такому поведению? Когда приглядываешься к человеку, то обнаруживаешь в нем много неожиданных черт, разрушающих уже сложившийся образ
Нет ей оправдания! Была бы одинокаятвори что хочешь. Сама за себя в ответе. А тут дети Я ненавидела ее с остротой и едкостью личного чувства, презирала без тени даже брезгливого сочувствия. Во мне еще плакало не такое уж далекое детдомовское детство. «С нее станется, она еще не такое может отколоть, стерва»,зло думала я о незнакомой еще мне соседке. Ее семья переехала в наше село меньше года назад.
Вдруг перед моими глазами возникло зрелище содрогающегося в петле тела О господи, зачем мне это Закружилась голова, все поплыло. Я очутилась в какой-то нематериальной реальности. Затошнило Видение быстро отступило, исчезло, остался горький осадок в душе, дрожь и неуверенность в ватных ногах, а вокруг какая-то раздражающая туманная оболочка... Но и она постепенно растаяла.
Мысли снова вернулись к отцу многочисленного семейства. Может, он в моих глазах прочел жалость к нему? Наверное, он уважает себя, может, даже втайне гордится своим подвигом, каждодневно совершаемым ради детей, так, как гордимся мы, женщины, своим самопожертвованием, а я своей жалостью оскорбила, унизила его Именно такой возможности мне следовало бы избежать любым способом при встрече с ним. Ведь знаю, у меня слишком честный взгляд. Я оголяю им души людей, поэтому часто его прячу, чтобы не задевать, не будоражить, не злить.
А на следующее утро по селу прокатилась волна страха и сочувствия: Дмитрий Старков свел счеты с жизньюповесился. Шептались у колодцев женщины, молчаливо, угрюмо курили на лавочках мужчины.
Сердце мое ухнуло в яму ужаса. Неистребимое чувство вины захлестнуло меня. «Неужели это я подтолкнула его к самоубийству? Ведь он же жалел себя. И именно моей порции жалости не хватало ему, чтобы решиться умереть. Может, добрым словом, хвалой я могла бы предотвратить беду? Я не знала, как поступить, я слишком молода и глупа, чтобы выбрать правильное в таких случаях поведение,оправдывала я себя, стараясь заглушить страх вины.Может, он еще кого-нибудь встретил после меня? Боже мой, неужели мой взгляд был той самой последней каплей? Но я же опустила глаза. Господи, прости, прости, если» Совсем извелась я со своими мыслями.
Возможно, он на самом деле уже давно и абсолютно сознательно принял решение уйти из жизни, давно думал о неотвратимости этого поступка. Наверное, в его случае, доведенный до отчаяния человек перед тем, как покончить с собой, не говорит сам себе пафосных слов. Он готовится, свыкается с мыслью о смерти, сомнения уже не одолевают его, думает о ней спокойно, без надрыва, как о чем-то, к нему не относящемуся
Нет, не мог он не думать о семье, о детях, как не мог он уйти к другой женщине и тем самым предать их. А разве, уйдя из жизни, он не предал их? Может, поэтому говорят, что грех самоубийства не замолишь? Нет, все-таки у этой мысли религиозные корни. Вроде бы против Бога пошел, который определил ему другую меру нахождения на земле. Верующие люди, наверное, реже убивают себя. Неужели атеисты проще идут на такой шаг?.. А был ли он атеистом?
Я читала библию в детстве. Бабушка потихоньку ее мне подсовывала, когда родителей не было дома. По христианским заветам получалось, что если плохого человека накажут (допустим, убьют) на Земле, то он уйдет к Всевышнему уже безгрешным, а тот, убивший, попадает в ад за самый страшный из всех грехов. Казуистика какая-то. Может, я своим малым умишком что-то не так поняла? Может, смерть соседаего приношение, его дань любви к Богу?.. Нет, нет, в религию мне лучше не окунаться там исходят из других посылов
Может, Старков устал и хотел, чтобы его пожалели хотя бы посмертно? Нет. Не думаю. Могла ли его успокаивать мысль о смерти, как о решении всех его личных проблем, как избавление от постоянного унижения? В критических ситуациях на самом деле кажется, что смертьединственный выход. Устал слушать от людей одно и то же, отвечать одно и то же, убеждать, просить, чтобы оставили в покое, выслушивать за спиной ядовитые шепотки: «Что-то с ним неладное, что-то он скрывает». Трудно бороться с собой в одиночку.
А вдруг он в какой-то миг обнаружил в самом себе еще одну неожиданную слабостьнизкий порог восприятия жизни, и поэтому, пусть даже с отвращением, обратился к простейшему, с его точки зрения, способу ухода, который подсказывала ему его измученная фантазия. Посчитал, что многого хотел, но мало чего добился. Готовился долго, озабоченно, но бестолково, полубессознательно