Испытания прошли успешно. И кафедра, и мой руководитель от этого только выиграли. Наконец-то с моей диссертацией стало вытанцовываться что-то определенное, тогда-то увидела свет моя первая статья. Потом пошла их целая череда. Наша технологическая схема полностью себя оправдала. Результат превзошел все ожиданияоказался на порядок выше, чем у оппонента. Эти данные широко публиковались, внедрялись в производство. Рецензентом у меня был академик из Ленинграда. Член-корреспондент Академии наук! Вопреки грозным прогнозам шефа я успешно защитилась: ни одного черного шара не получила.
На защите завистники вытягивали шеи, артистично изображая несуществующий интерес к моей теме, кивали, играя роль придерживающихся со мной одного и того же мнения, хотя раньше на самом деле в их намерения входило совсем другое. Честолюбивые, не умеющие скрывать разъедающие их амбиции, не пришли, сослались на нездоровье. Отмечала я и натурально одобрительные взгляды своих коллег. То, что комиссия пришла к полному согласию, следует объяснить не только высоким уровнем диссертации, но и тем огромным впечатлением, которое произвел академик на всех членов ученого совета. Благодаря его имиджу, отпал целый ряд недомолвок, и вопросы задавались исключительно научные и очень важные. Не рискнули недруги напакостить. Я была отомщена и наслаждалась чувством удовлетворения. Мы победили! Единственное, что вызывало во мне негодование, так это наличие не умолкавших и после успешной защиты домыслов сплетников. Благо ученый был в возрасте. Каких только собак на меня не вешали! До сих пор это меня гложет. Конечно, в ладу и согласии со всеми жить невозможно. Как ни старайсяне получится. Но должны же быть определенные рамки приличия в общении друг с другом.
«Наделали шуму в научном мире На десятилетие определили развитие направления Ваша диссертация послужила поводом для возведения вас в ранг основоположников новой теории применительно к космическим исследованиям научное направление включено в сферу национальных интересов». И все в том же духе. Таких высоких эпитетов я раньше никогда в своей жизни не слышала. Резонанс был потрясающий. Впечатление сногсшибательное. Это были слова председателя. Я смущалась, а он говорил, что работа того стоила Не ожидала, что так меня возвеличат. Я скромно помалкивала и думала в порыве радостного простодушия: «За меня говорят мои дела. Не бог весть какая победа, но все же. Не кричать же о своей удаче на каждом перекрестке. Если бы судьба не поставила на моем пути прекрасного профессора, состоялась бы моя карьераэто еще большой вопрос». И профессор тоже наслаждался триумфом, получая удовольствие от того, что большинство наших ученых взирали на него с профессиональным уважением, если не с восхищением.
Потом на кафедре говорили, что приятно поражены моей интуицией, знаниями, неуёмной напористостью, что теперь у них рассеялись все сомнения. Доказывали, будто не препятствовали мне, а просто считали, что решение не должно быть чересчур поспешным. К тому же мы, мол, были ограничены недостаточным уровнем развития нашей материальной базы Как нескоро на нас снисходит прозрение! Говорят, женщине позволительно быть наивной. Ой ли! Хотя, конечно, если не делать карьеры, да при хорошем муже.
Я слушала эти нелепые оправдания, и в сердце моем находила пристанище затаенная досада на этих, в общем-то, неплохих людей. Прошла не одна неделя, прежде чем обида окончательно улеглась. «Польщена»,только и отвечала коллегам по аспирантуре на их комплименты. Не могла отказать себе в удовольствии гордым молчанием подчеркнуть свое достоинство, хотя в голове, честное слово, иногда плясали ехидные фразы. Но перед лицом победы прежние стычки казались чем-то мелким, недостойным внимания. Было бы преувеличением сказать, что, защитившись, я возомнила из себя невесть кого. Нет, конечно. Я просто поставила точку еще в одном трудном деле и поднялась на ступеньку выше. Передо мной открылись новые перспективы, не совсем радужные, но все же. Врать перед тобой не стану: почувствовала необыкновенное облегчение и яркую радость. Чувство было незнакомое, пьянящее. Не всякий год бывает отмечен таким приятным событием! Понемногу начинала ощущать себя совершенно иным человекомуверенным. Знаешь, Инна, позже добрый десяток ученых заработал свои титулы, анализируя мою диссертацию. Это тоже приятно.
Правда, жуткая усталость все же приглушала радость. Каких усилий стоила мне аспирантура, история умалчивает. Тернист был мой путь, но желаемый результат достигнут, и это главное. Сама не понимаю, как только выдержки хватило! После всего этого я имела право демонстрировать изрядный оптимизм, не боясь, что он может быть дурно истолкован коллегами А теперь вот с меня новый шеф за аспирантов спрашиваетэта моя постоянная нагрузка, и я надеюсь, что для них что-то значу, что играю в их судьбе не последнюю роль.
С получением квартиры у меня появилась возможность комфортно обставить свой быт и отдых. Теперь я все свое свободное время посвящаю сыну. Моя жизнь укладывается в простую формулу: сынработаодиночество души. Свобода не открыла передо мной наслаждения жизнью. Напротив, как это, оказывается, всегда случается у нас, у русских, возникали другие помехи, а с ними и новые проблемы. Я, как и прежде, кручусь, точно белка в колесе, с наибольшей пользой используя каждую минуту. Наверное, не умею жить иначе. Иногда вспоминаю мамины размышления: «Когда болезнь заставляла посмотреть смерти в лицо, мне хотелось наслаждаться жизнью, предаваться неизведанным страстям, которых я была лишена, наверстывать упущенноеначать, допустим, путешествовать. Но стоило опасности миновать, я снова возвращалась к прежней скудной жизни, к мелочным заботам. Основная тому причинаотсутствие денег, не позволяющее переложить на кого-то хотя бы временно бремя ежедневных забот. Или все-таки наша инертность и неумение отдыхать?» Что-то потянуло меня на лирику
Моей подруге Ольге больше повезло с научным руководителем. Молодой и энергичный, он смело одобрял ее осторожные предположения, переплетал их со своими идеями и поднимал «на-гора». Защита у нее прошла быстро, без сучка и задоринки. В Москве осталась, замуж вышла. У каждого своя судьба. И предначертанность моей отчетливо проступала на каждом отрезке жизни...
Значит, ты даже не пыталась возобновить отношения с Андреем?Это я вернулась к более интересовавшему меня вопросу.
Конечно, нет. В прошлое никогда не стоит возвращаться. Помнишь старуху Изергиль у Горького? Я с нею согласна. К тому же, как известно, счастья много не дается в одни руки. Я была чересчур счастливой четыре года студенческой любвивот что дала мне судьба.
На этом твое сходство с горьковской старухой закончилось. Она-то жила хоть и не по нашим понятиям, но на полную катушкудо самой старости влюблялась и любила, а ты упертая однолюбка.
Не перебивай, а то брошу рассказывать,деланно сердито остановила меня Лена и продолжила исповедь:
После защиты распределили меня в университет на кафедру теории упругости материалов. Никогда не думала, что стану преподавателем. Еще в детстве, глядя на своих учителей, зареклась работать с детьми. Не вдохновлял меня опыт и некоторых моих педагогов.
Когда я появилась на месте своей новой работы, заведующий, опустив глаза долу, предложил мне временно поработать в НИИ, потому что мое место преподавателя занял «чей-то» племянник. Оскорбил он мое ярко выраженное чувство справедливости. Тогда-то я впервые натолкнулась на стойкое противостояние руководства. Помнится, сначала, почти ослепнув от бессильной ярости, охватившей меня, не могла произнести ни слова, будто погрузилась в омут отчаяния, потом до сознания дошло, что в разговоре перешла на крик. Не спасло и то, что моя путевка на надежное будущее была со штампом выдающегося профессора. К своему огорчению поняла, что если не смирюсь и перейду дорогу чьему-то там родственнику, все равно отомстят, найдут повод выгнать. Это нетрудно было предугадать, но мне еще хотелось верить в лучшее в людях. А во взгляде моего нового начальника без слов читалось: «Если вы не глупая, то» И я больше не отстаивала свое желание занять законное место и отказалась защищать свои интересы, поспешно заняв отходную позицию. Только так я могла остановить, возможно, нескончаемый поток нападок, обвинений, подсиживаний, не способствующих творческой работе и корректным отношениям в коллективе. Кто бы осмелился утверждать, что я неправа! С полным основанием считаюникто.
С тех пор взяла себе за правило слепо не нарываться на непорядочность или грубость руководителей. Думаешь, приучили, что последнее слово всегда остается за начальником? Нет. Мне дали понять, что с ними придется считаться. Но характер-то остался при мне, и я стала учиться обходить острые углы и искать новые тропинки к достижению цели. И позже, в НИИ, зная истинное положение дел, вопреки ожиданиям руководства, часто в чем-то не соглашалась, отвергала ни с чем не сообразные предложения, которые состояли преимущественно в желаниях начальников свалить на кого-то безденежную или «общественно полезную» работу, уволить неугодного. Не поддавалась на уговоры, спорила, чтобы сохранить свое лицо, но сама никогда не искала поводов для ссор.
По правде говоря, именно неудачи научили меня быть в высшей степени осторожной и в словах, и в делах, приучили просчитывать всевозможные ходы, поэтому, как правило, непредвиденного не случалось. Училась с первого взгляда схватывать оттенки настроения начальника, и это не раз выручало в трудные моменты жизни, позволяло мгновенно вырабатывать правильную линию поведения в разговоре с вышестоящим лицом. И, тем не менее, много еще было в жизни разочарований, обид. Энергия и необъяснимое чутье выручали. Иногда думала: «Что со мной сталось? Ведь это уже не я. Плохо это или хорошо? Кто бы научил надежным, эффективным способам сохранять в неприкосновенности благоприличие, кто бы помог не растерять достоинство и чувство справедливости? Нет, всего надо добиваться самой»
Достаточно скоро я получила в свое распоряжение группу инженеров и лаборантов. Как потом выяснилось, очень слабенькую. К тому же прежний руководитель не спешил сдавать своих полномочий. И первое время, давая мелкие указания, я ограничивалась лишь тем, что наблюдала за их неукоснительным исполнением. Но я не протестовала. Что-то подсказывало мне, что прежде чем принять на себя все полномочия полностью, я должна с трезвой и беспощадной головой проанализировать возможности своего характера и поведение.
Начала с самого простого: привыкала носить соответствующую статусу одежду и вырабатывала определенную манеру общения с подчиненнымито есть приучала вести себя как руководитель. Потом я должна была разобраться с каждым своим сотрудником, изучить поле его деятельности, способности, желание работать. Затем следовало освоить новую науку: обращать на себя внимание руководства. Стараться быть на виду, но делать это так, чтобы невозможно было догадаться, что все это происходит преднамеренно.
Для этого необходимо было научиться быть полезной руководству своими советами и рекомендациями, чтобы оно чувствовало в них потребность. Еще на пятом курсе, во время подготовки дипломной работы к защите, мой руководитель, Лилия Хабиббуловна пыталась объяснить мне азы общения в коллективе. Это была неплохая школа зарабатывания настоящего, а не авантюрного авторитета как в группе, так и в отделе. Пригодилось мне и владение истинно женским искусством, заключающимся в том, чтобы из недостоверных посылок извлекать верную информацию и делать правильные выводы, то есть выделять истину из лжи, используя предположения или полуправду, опираясь на знание психологии и привычек подчиненных. Училась выбирать, с кем поддерживать дружеские отношения, с кем завязывать новые, важные знакомства, которые могут пригодиться в будущем, а кого игнорировать.
И всюду были свои «за» и «против». Не хотелось совершать ошибок, боялась наносить обиды. Первое время в жарких спорах никогда не называла виновных по именам, никого прямо не обвиняла, хотя понимала, что любой двурушник может не соответствующим способом истолковать мои слова, и я окажусь между двух огней или, как принято у нас выражаться,между молотом и наковальней. И тогда последствия будут самыми непредсказуемыми. Я считала главным, чтобы слова критики были сказаны и услышаны, чтобы им суждено было стать достоянием гласности, и их приняли на вооружение. Трудно было строить взаимоотношения, но все равно шла по пути, от которого меня некоторые пытались отстранить.
Во взаимоотношениях в новом коллективе определенно держала курс на смягчение обстановки, старалась избегать таких ситуаций, об участии в которых потом могла бы горько пожалеть, пыталась расположить к себе сотрудников. Да и как могло быть иначе, если я всю жизнь хотела добрых отношений между людьми и стремилась к этому? Я достаточно настрадалась от острых клювов завистников, не прощавших мне моих способностей и трудолюбия, вонзавших свои злобные коготки в самые чувствительные места моей души. Я всячески старалась никоим образом не выставлять напоказ свои заслуги, потому что даже самый мелкий промах в моем обычном поведении обращал на себя внимание и вызывал подозрение и пересуды. Уж мне-то об этом, как никому другому, было известно! Я видела эти проявления как раз там, где, как меня уверяли, не должно быть подобного.
Но самой больной темой для меня всегда оставалось сохранение чувства собственного достоинства. И то, что постоянно приходилось решать эту проблему, причиняло мне даже больше беспокойства, чем денежный вопрос. Как и прежде, от мужчин я продолжала отделываться шутками; позже ироническую дистанцию взяла на вооружение в борьбе с их колкостями. (Ничего не поделаешьиздержки работы в мужском коллективе.) Хороша я была бы, если бы ничего не вынесла из опыта работы на заводе. В довершение всех бед не обходилось без открытых непристойных приставаний. Мужчины и тут исходили из своей первоначальной и основополагающей, примитивной предпосылки: опирались на существующее в народе расхожее мнение о матерях-одиночках.
Не скоро я научилась проявлять характер в этом вопросе. Нетрудно догадаться, что сначала пытаясь найти удовлетворительное объяснение этим фактам, искала веские причины прежде всего в себе. В случае крайней необходимости прибегала к грубости. К тому времени я неплохо усвоила повадки разного типа мужчин. В своих действиях я не всегда пыталась сойти за амазонку, хотя иногда вела себя воинственно, дерзко бросая вызов ничтожествам, чтобы сочли меня, по меньшей мере, опасной, заслуживающей если не уважения, то хотя бы стремления держаться от меня подальше. Многим приходилось принимать угрозы и брать на заметку мои предупреждения.
Некоторые жестоко мстили за отказ; в основном те, что выше чином. Люди несколько другие, чем на заводе, да суть их одна, как это ни горько признавать. Доля уверенности в существовании мужской порядочности во мне осталась, хотя часто приходилось глотать обиды, призывая на помощь всю свою волю и мудрость. И все же эти унижения не шли ни в какое сравнение с теми, которые я выносила в первый год работы. И все же Такая вот она жестокая проза жизни.
Говорят, страдания обогащают. Может, так оно и есть, но поменьше бы их Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. Уверенность в своей правоте позволяла мне оставлять позади целые пласты неприятных моментов своей жизни, не испытывая при этом угрызения совести, разве только сожаления, что они были, потому что твердо зналато прошлое уже завершено, выводы сделаны и надо идти вперед и смотреть в будущее. Эта жизненная позиция и ежедневная максимальная загруженность помогали мне не оставлять от невзгод слишком глубоких следов на сердце. Ведь у меня было нечто иное, самое важное, что постоянно держало в напряженном состоянии и в вечном беспокойстве,мой сынок Ладно, оставлю эти грустные факты в стороне, отмечу главное: все-таки добилась я своего!
Прошел год. Меня уже не прельщала перспектива просидеть всю жизнь в НИИ. Я предпочитала преподавание, но руководство вуза будто забыло о моем распределении на кафедру. И все-таки судьба иногда посылает нам кое-какие знаки, подсказки. Важно их не просмотреть, не упустить. На этот раз ей опять было угодно за все мои страдания преподнести мне подарок.
Так или иначе, в окружающей нас природе и в человеческом обществе все взаимосвязано и действует одновременно. Мы только пока не знаем, за какие нити должны дергать и какие высшие силы этим командуют. Я, конечно, приверженец материалистической теории, но кто знает, кто знает Некоторые аспекты идеалистической концепции, как ни странно, с возрастом тоже стали вызывать у меня интерес и симпатию. А когда-то, на заре нашей туманной юностипомнишь нашу любимую присказку?я была катастрофически категорична в этом вопросе.