По другую сторону укутанная в тяжелую суконную шаль ехала санитарка Дашенька, девушка лет шестнадцати. Веселые глаза в закуржавелых пушистых ресницах радостно поглядывали вокруг.
В середине дня подъехали к райсовету. Председатель, высокий пожилой казах, принял их радушно, пригласил остановиться у него.
Игорь Ильич, протирая запотевшие очки, близоруко смотрел их на свет. На приглашение охотно согласился, поблагодарил.
Терять времени не будем, обратился он к Вале. Селений много, за неделю всё нужно обследовать. Вы с Дашенькой поедете в аулы, а я пойду, загляну в районную больницу, посмотрю, что там за тиф.
В первом казахском ауле было семь-восемь глинобитных домиков, утонувших в снегу. Белые бельма стылых оконцев смотрели на улицу. Такие же глинобитные низкие постройки во дворе. Кучи кизяка, занесенные снегом, лохматые злые собаки. Ни деревца, ни кустика, бескрайняя белая пустынная степь вокруг и ветер, жгучий морозный ветер.
Валя с Дашей заходили в избушки, пригнувшись в низких дверях. Внутри глиняных мазанок пол устлан кошмами, где побогаче ковром. Низкие столики и куча детей. Встречали их приветливо, уважительно величали «дохтуром». Охотно, смеясь, ставили градусники. А при осмотре на вшивость контакт сразу терялся, обижались. Валя оправдывалась, объясняла необходимость своих действий, они соглашались, кивали головами, но теряли к ней всякий интерес. Дружба на этом кончалась. До вечера Валя успела обследовать еще два подобных аула. Всё было благополучно.
Уже смеркалось, когда они подъехали к длинному дому председателя райсовета. Как у всех, тесный квадратный двор в кругу каких-то построек из глины с окнами и без них. Во дворе возилась куча бедно одетых ребят в больших рыжих лисьих малахаях, игравших с собаками на снегу. При появлении шофера и Вали они с любопытством уставились на них черными блестящими глазенками, круглолицые, румяные. «Дети есть дети, всегда хороши», любовно смотрела на них Валя.
Дом разделен на две половины с отдельным входом. Валя с шофером и Дашенькой вошли в первую дверь и оказались в сравнительно большой комнате, застланной кошмой, с длинным низким столиком в середине. Игорь Ильич уже был там, сидел на полу, около стола, на котором стоял ведерный медный парящий самовар.
Только они перешагнули порог, хозяин встал к ним навстречу, помог Вале раздеться, пристально разглядывая ее. Широким жестом руки пригласил всех к столу:
Проходите, садитесь, будьте гостем! сказал он.
В комнате, после мороза, приятно тепло.
Молчаливая молодая казашка поставила на стол блюдо с бешбармаком (вареной бараниной с сочнями).
Ну, как у вас? спросил Игорь Ильич.
Всё в порядке: ни больных, ни вшей не видели, в трех аулах были.
А я что говорил? поблескивал очками Игорь Ильич. Паникеры! Но приказ есть приказ! Обследовать район придется. Завтра и я подключусь, вы поедете одна, а я с Дашенькой, и глаза его повеселели. «Вот старый греховодник, она же тебе во внучки годится!» улыбнулась Валя.
А что у вас в больнице? Правда, тиф?
Представьте себе, сыпной тиф! Самый настоящий! Фельдшер у вас в больнице умница! похвалил Игорь Ильич, обращаясь с Курмантаеву. Поставил диагноз правильно, изолировал заболевших, лечит, как положено, дезинфекцию провел. В общем, молодец! Всё сделал как надо.
Фельдшер у нас старый, знает дело. Наверное, не первый раз встречается с тифом.
Мама так боялась за меня, рассказывала Даша. Заразишься, говорит, помрешь. Даже всплакнула. Я говорю, что буду только прожаркой вещей заниматься. Вот, говорит, и нахватаешься вшей. Смешная какая, и покрутила белобрысой головой.
Та же молодая казашка принесла блюдо с бараньей головой и подала его хозяину. Тот вырезал ухо, положил на тарелку и поставил ее перед доктором, второе ухо перед Валей. Она заметила, что Курмантаев всё чаще останавливает на ней свой теплый взгляд. «А я, однако, понравилась ему, улыбнулась Валя, нравиться всегда приятно».
За ночь потеплело. Медленно падал крупными хлопьями снег, устилая всё, словно тополиным пухом. От его сверкающей белизны на улице светло и свежо.
Как хорошо! вздохнула полной грудью Валя.
Совсем плохо, озабоченно ответил шофер. Засыплет дороги, заплутаем в степи. Аулы остались дальние.
У последних мазанок райцентра стояли, разговаривая, два старых казаха. Шофер открыл дверцу:
Как проехать в аул Бекет?
Аул Бекет? переспросил один из них. Езжай прямо крестьянской дорогой, никуда не сворачивай, приедешь в Бекет!
Ехали прямо, никуда не сворачивали, а через час снова приехали в райцентр, стояли всё те же казахи и всё еще разговаривали.
Нет, надо просить проводника! Можно хуже закружить! растерялся шофер.
Курмантаев сначала вроде хотел отказать, но, увидев умоляющие глаза Вали, подобрел. Скоро они ехали с пожилым казахом Аязбаевым, очень гордым, что его «дохтур» попросил проводить до аула.
Далеко до аула Бекет? спросил шофер.
Километров сто будет, шибко поедешь шестьдесят! ответил Аязбаев. Шофер улыбнулся, ему понравился ответ: быстро поедешь короче путь!
Валя снова ехала в зеленом ящике, хорошо еще, что Курмантаев дал ей свой тулуп. В нем тепло. Часа через три показались такие же маленькие занесенные снегом глиняные мазанки, сараи, штабеля кизяка, и также ни деревца, ни живой души. Даже собак не видно. Затерянное в море снега селение. Зашли в первую избушку и ахнули. Вся семья в тифу, и взрослые, и дети! Сразу семь человек! Во второй избе один, в третьей двое. В следующий домишко их не пустили:
Все здоровы! кричали им через дверь.
Ну, что же, сегодня отвезем этих больных в больницу, а завтра Игорь Ильич приедет сюда сам, расстроилась Валя.
Застелили пол в ящике кошмой, погрузили всех больных, укутали одеялами. Трое без сознания, в бреду, все пытались соскочить, кричали что-то по-казахски. «Хорошо, что есть помощник! подумала Валя о проводнике. Мне бы одной не справиться. Пожилой, а сильный, удерживает, спокойно уговаривает их на своем языке. Что бы я одна делала? Правильно, что нас сюда прислали: поумирала бы половина без медицинской помощи в далеком от людей селении. Нет, надо все аулы объехать и обследовать, а вдруг есть еще такая беда!» Двадцать человек в фанерном ящике тесно. Машину бросало из стороны в сторону. Валя сидела на полу, держала на руках трехлетнего малыша. «Пить, пить», плакал он. «Потерпи, маленький, потерпи, скоро приедем!» утешала она.
Заткало паутиной сумерек райцентр, кое-где чуть теплятся оконца скупым светом, зато издалека ярко горели большие окна больницы. Шофер сбегал за Игорем Ильичом. Тот выскочил, даже полушубок не успел застегнуть.
Вот те на! суетился он. Где ты их столько набрала?
Валя рассказала, что это только из трех домов, в остальные не пустили.
Умный народ, раз заболело несколько человек, остальные изолировались, никого не пускают. Молодцы! Думаю, что там здоровые, но проверить надо. Завтра поеду туда сам. Придется взять с собой милиционера, могут и меня не пустить. Ну, иди, отдыхай. Я останусь здесь. Ночь спать не придется. Трое очень тяжелые, да и эти могут после дальней дороги отяжелеть!
Валя устала, спала крепко. Всю неделю еще колесили по степи Игорь Ильич и Валя, ни одного аула не пропустили. Больше больных тифом не было.
В последний вечер, перед отъездом, Курмантаев подсел к Вале, положил свою большую мягкую ладонь на ее руку, лежавшую на столе.
Такая красивая, молодая, мотаешься по аулам? Еще сама заболеешь. Оставайся у меня третьей женой. Мука есть, баран есть, хорошо жить будешь.
А два мужа иметь можно? у Вали смешливо дрогнули уголки губ.
Зачем тебе два мужа? Я один управлюсь, широко улыбнулся он.
У меня один муж есть, и сыночек есть. Жаль, конечно, но опоздали вы, Курмантаев. Он ошарашено смотрел на Валю, недоверчиво вглядываясь: шутит она, смеется? Или правду говорит?
Не обижайтесь, я правда замужем. Будете в Омске, заходите. Мы тоже гостям рады, с мужем познакомлю. Валя вырвала листок бумаги из блокнота, записала адрес и подала ему.
Не надо, верю. Ну, есть, так есть, не сердись, не знал этого, сказал огорченно. Грузно поднялся, упираясь руками в колени, и, пригнув голову в низких дверях, не спеша вышел из комнаты.
А что? Может быть, останешься, Валя? озорно поблескивая очками, улыбался Игорь Ильич. «Баран есть, мука есть, хорошо жить будешь!»
Третьей женой! Ужас какой! засмеялась Даша, запрокинув голову.
Старый обычай еще живет пока, задумчиво сказала Валя. Эта молодая казашка, вероятно, его вторая жена, очень хорошенькая!
А командует всем первая, я видел ее властная женщина! Она бы дала вам жизни! смеялся Игорь Ильич.
Метался мелкий скупой снежок на холодном ветру. Серое кипящее небо прикрыло со всех сторон бескрайнюю тоскливую степь. Дрожали от ветра и холода промерзшие колючки перекати-поле. Куда ни глянь, везде колеблющееся марево под огромным беспокойным куполом живого грозного неба. Ни одного жилья на сотни километров, ни человека, ни птицы. Далеко-далеко то появлялся, то исчезал, как мираж, какой-то аул. А может быть, и не было его, а только казалось Вале. «И здесь живут люди, и любят свою бескрайнюю степь», удивленно думала она.
Глава 17
Дома Валю радостно встретила Вера Васильевна:
Сегодня отоварили карточки, мясные талоны, полукопченой колбасой. Я на все взяла. Семь килограммов еле дотащила. А то будут еще отоваривать или нет? Почти полтора часа выстояла с Мишуткой в очереди. Только что пришла. На столе лежала большая темно-коричневая ароматная куча кружков колбасы.
Это целое богатство! запах разжигал аппетит. Валя подхватила сына, подняла его над собой. Он довольный дрыгал ногами, визжал, смеялся от удовольствия. Поцеловала румяную, еще холодную щечку.
Пойдем, сына, есть колбасу, мы теперь богатые!
И суп, и щи из нее можно сварить, хлопотала около стола Вера Васильевна, а с картошкой отварить, как вкусно!
Валя разрезала первый кружок, мясо проросло зеленой плесенью. Второй, третий, десятый то же самое. Из всей кучи только три кружочка на вид были хорошими. Вера Васильевна чуть не плакала.
Что же теперь делать? сокрушалась она.
Как что? Выбросить! Есть ее нельзя отравимся.
Да разве можно выбрасывать колбасу? ахнула Вера Васильевна. Да что вы? и замахала руками. Вот что, я ее проварю подольше, а потом поем.
Ради Бога, не делайте этого! Черт с ней! Не умирать же из-за нее.
Нет, нет, этакое богатство! Что вы? Что вы!
Ну, хорошо. Поварите часа два и покормите сначала кошку, если она не сдохнет, будем помаленьку есть. А чтоб дальше не портилась, давайте мы ее положим в сетку и повесим через форточку наружу, пусть замерзает.
Утром горздрав направил Валю в городскую больницу врачом-ординатором в хирургическое отделение.
Вы без пяти минут доктор, четырехмесячную практику прошли, убеждал начальник отдела кадров, а у нас работать некому. Понимаете, безвыходное положение: все врачи на фронте, а здесь сейчас столько народу! Столько эвакуировалось к нам! Город по населению в несколько раз стал больше, чем до войны, его тоже обслуживать надо. Ничего, нам простят, была бы голова хорошая. Там клиника, старые опытные специалисты, не одна будете, помогут. Советуйтесь чаще с товарищами, не стесняйтесь.
Валя пришла в отделение как раз в тот момент, когда в ординаторской собрались после обхода врачи, чтобы перекусить. На столе, на плитке, парил белый эмалированный чайник.
Могу я увидеть зав. отделением? громко спросила Валя.
Я зав. отделением, повернулась к ней высокая располневшая женщина, русые волосы которой аккуратно заправлены под жестко накрахмаленный колпак, розовые губы радушно улыбались, Ксения Павловна Дюжева, протянула она руку.
Я к вам направлена горздравом для работы в качестве врача, но институт еще не закончила, только прошла практику после четвертого курса в терапевтическом отделении.
Очень хорошо, вот вам будет практика в хирургическом отделении. Мы будем рядом, всегда поможем. Врачи ведут по семьдесят человек, одна писанина задушила, хотя б немного разгрузимся. Вот, познакомьтесь: Елизавета Семеновна Романова клинический ординатор. У нас в клинике базируется кафедра госпитальной хирургии медицинского института. Елизавета Семеновна, темноволосая, с подвижным нервным лицом, средних лет женщина, высокомерно и холодно посмотрела на нее. На лице ее было написано возмущение. «Вероятно, потому, что у меня нет диплома, а я согласилась работать врачом», подумала Валя, и настроение у нее испортилось.
Мария Николаевна, подошла и представилась небольшого роста врач, пышущая здоровьем.
Игорь Семеныч, пробасил тощий хирург, опустив с высоты жирафа голову, испытующе разглядывая ее поверх очков.
Марина Алексеевна, смеялась рыжими глазами молодой доктор.
Садитесь с нами перекусить, пригласила Ксения Павловна, потом пойдем на перевязки, и я познакомлю вас с больными ваших палат.
Валя достала из сумочки бутерброды с колбасой и торжественно положила на стол.
Угощайтесь!
О! Да вы богачка, оказывается! несколько рук потянулись и взяли по кусочку. Два кусочка осталось Вале. «Интересно, кормила бабушка кошку этой колбасой или нет?» подумала Валя, с удовольствием прожевывая соленый, плотный кусочек. Увидев на столе телефон, позвонила домой.
Вера Васильевна, вы кормили кошку колбасой? Да? Ну, как она, не сдохла еще? Нет? Хорошо, сами пока не ешьте, положила трубку и увидела вытянутые лица врачей. Елизавета Семеновна посмотрела на Марию Николаевну, спросила озабоченно:
Как ты думаешь, сразу промыть желудок или подождать немного?
Давай подождем.
Не бойтесь, колбаса не вся испортилась. Вы хорошую ели, весело улыбнулась Валя.
Не паникуйте, поддержала Ксения Павловна, на вид, вкус, запах нормальная колбаса.
Елизавету Семеновну это, однако, не успокоило. Она с ужасом прислушивалась, что делается внутри нее не тошнит ли уже?
Лучше, наверное, промыть, и не хочется, чуть не плакала она.
Как хотите, махнула рукой Ксения Павловна. Пошли работать.
Не успели дойти до двери, зазвонил телефон. Ксения Павловна вернулась, взяла трубку, выслушала.
Хорошо, сейчас идем. В приемное отделение поступил ребенок с болями в животе, пойдемте, посмотрим вместе, обратилась она к Вале.
На кушетке лежал мальчик лет четырех, худенький, с грустными длинными ресницами и светлыми вьющимися легкими волосами. Губы и зубы сухие. «Пить», просил он слабым страдальческим голосом, с трудом ворочая шершавым языком.
Ксения Павловна подняла рубашку. Живот плоский и плотный, как доска. Она, слегка касаясь пальцами, пощупала его. Мальчик сморщился и схватил ее за руку, когда она коснулась слева, внизу.
Это острый живот.
А точнее?
Если б это было справа, можно было думать об аппендиците. Может быть обратное расположение? «А что еще может быть? У ребенка?» Валя молча вспоминала.
Чаще всего инвагинация! пришла на помощь Ксения Павловна. Принимайте ребенка, обратилась она к сестре приемника. Кто привез ребенка?
Я, отвечала молодая встревоженная женщина.
Вы кто ему будете? Мама? женщина замялась.
Почти что мама.
То есть? Не поняла.
Видите, воспитываю Сереженьку я. Отец их оставил, мать моя сестра, вскоре завербовалась на север, и вот уже три года я не имею от нее известий. Не знаю даже, жива ли она, или нет. Он еще не ходил, когда она уехала. Кроме него, у меня еще четверо, все погодки. Сами понимаете, волновалась она, он мне тоже как родной.
Понимаю. Дело в том, что Сереже нужна срочная операция. Нам нужно согласие родителей.
Считайте меня приемной матерью.
Хорошо, Ксения Павловна взяла историю болезни, написала диагноз и приписала: «на операцию приемная мать дала согласие». Распишитесь, вот здесь. Женщина взяла ручку.
А меня можно положить вместе с ним?
Нет, вы дома нужнее. Доверьтесь нам, постараемся выходить Сереженьку, не беспокойтесь. Всё, что необходимо, сделаем.
Женщина расписалась, подошла к ребенку, поцеловала в лобик, он протянул к ней руки, она поцеловала их и, заплакав, пошла к двери.
У Вали навернулись слезы.
О! Доктор, это не годится, у нас такие трагедии каждый день! Это хирургия! Тут глаза не успеют просохнуть, если плакать! Идите в операционную, скажите, чтоб готовились к операции, сами начинайте мыть руки. Будете мне ассистировать.