Bella Германия - Шпек Даниэль 11 стр.

Тут вернулся Джованни и объявил Марко, что желает поговорить со мной наедине. Марко подчинилсякак младший старшему.

Джованни наполнил бокалы и тихо спросил:

 Так чего он хотел?

 Кто, Марко?  не поняла я.

 Винсент.

 Он действительно отец Винченцо?

Видит бог, мне нелегко далось произнести это имя вслух.

Джованни быстро осушил свой бокал.

 Disgraziato,  пробурчал он и еще некоторое время бормотал что-то, будто забыв о моем существовании, а потом вдруг поднял на меня глаза и ответил резко:  Нет.

Это прозвучало настолько категорично, что я мигом насторожилась.

 Мы едва знакомы,  сказала я.  Он хотел с моей помощью выйти на сына, и я подумала, может

 Что ему было нужно?

 Не знаю. Он как будто хотел примириться.

Реакция Джованни на упоминание одного только имени Винсента меня поразила. Нет, не неприязнь, это было неприкрытое презрение. Словно бы я, сама того не заметив, перешагнула границу дозволенного и приблизилась к чему-то ужасному, что наложило на это имя табу и определенно имело отношение к Джульетте и ее смерти.

Вернулась Розария, положила на стол тяжелый фотоальбом в клетчатом переплете, обняла меня за плечи.

 Вот. Здесь много фотографий твоего папы.

Она улыбалась. Джованни тоже просиял. Он придвинул альбом к себе, пролистал. Вставленные в кармашки снимки были подклеены, страницы разделены хрусткой шелковой бумагой. Жизнь семьи в картонном переплете. Джованни открыл страницу с тремя фотографиями. Сверху от руки шла надпись явно женским почерком: Matrimonio a Salina. И дата: 15 agosto 1968.

Снимки выцвели и имели характерный для фотографий шестидесятых годов желтоватый оттенок. Вот жених и невеста танцуют на деревенской свадьбе. Праздничный стол под оливами накрыт белой скатертью, на заднем плане виден клочок моря. На втором снимке я узнала Джованни и Розарию. Крупный планглаза Джованни такие же круглые, шевелюра гуще. Розария, уже тогда плотная, млеет в его объятиях.

 Ты был красивый мужчина, Джованни  Она рассмеялась.

Джованни лукаво подмигнул мне:

 Полюбуйся, в кого она меня превратила.

Я высматривала Джульетту. На третьем, групповом снимке я сразу ее узнала. Джульетта стояла рядом с Джованни.

 Смотри, как ты на нее похожа,  воскликнула Розария.  Dio buono! Incredibile!

Я замерла, вновь потрясенная сходством. Джульетта была примерно моих лет, около тридцати пяти. Она изменилась с тех пор, как снималась с Винсентом на фоне Миланского собора. Пропала безудержная радость в глазах, взгляд потускнел. Джульетта серьезно смотрела в камеру, держа за руку кудрявого подростка.

 Твой папа,  ласково представил мальчика Джованни.

 Какой он был хорошенький!  зацокала языком Розария.

 А у тебя есть дети?  спросил Джованни.

 Нет.

Повисла неловкая пауза. В их мире, где взрослых вечно окружал выводок bambini, бездетная женщина моих лет смотрелась жалкой калекой.

 Так радуйся!  подбодрил меня Джованни.  Детиэто катастрофа Кто, ты думаешь, проел мне лысину?

Я разглядывала фото. Джульетта с Джованни, Винченцо с матерью. Где же его отец?

 Вот его отец.  Джованни показал на смуглого мужчину, который стоял чуть позади остальных и пристально смотрел на Джульетту.

Энцо. Каменная стена. Плечо, на которое всегда можно опереться. Сегодня такие мужчины большая редкость. Напрасно я пыталась найти сходство между ним и сыном. Винченцоподвижный, с умными, пытливыми глазамиотносился к тому типу детей, которые «сами по себе», ни в мать ни в отца. Джованни угадал направление моих мыслей. Он пролистал назад и показал фотографию Винченцо с Джульеттой и Энцо, сделанную несколькими годами ранее. Десятилетний мальчик гордо держался за руль велосипеда на фоне обшарпанной дощатой двери.

 Вот твои бабушка с дедушкой.

И снова эта не терпящая сомнений уверенность, на этот раз меня разозлившая.

 Но Винсент говорит, что отец он.

Я хотела его спровоцировать. Похоже, дар, переданный мне,  это ложь. И он же причина, по которой я стала персоной нон грата не в одном порядочном семействе. Возможно также, именно поэтому у меня до сих пор нет детей. Ведь каждая семьякак мне кажется, по крайней мере,  держится на замалчивании некоторых эпизодов своей истории. Причем, как правило, довольно важных. Ложь сплачивает, в отличие от правды. Но в молчании ложь вызревает до катастрофы. А потом все разлетается на куски.

Я встретила испуганный взгляд Розарии.

 Что он еще рассказал тебе о нас?  спросил Джованни.

 Что Джульетта забеременела от него. Это правда?

Розария вздрогнула, словно я помянула нечистого. Джованни подался ко мне, опершись о стол крепкими руками:

 Правда всегда двулика, дорогая Джулия.

Тогда я объяснила, что явилась сюда не для того, чтобы улаживать старые дрязги. Что прекрасно справилась со своей жизнью и без отца и просто хочу знать, почему он нас бросил.

 Где он сейчас?  спросила я.

Джованни с Розарией переглянулись.

 Он жив?

Sì,  заверила Розария.  sì, он жив, certo.

Я задумалась. Но с какой стати ей лгать? Розария вздохнула и собиралась продолжить, когда ее перебил Джованни.

 Этого Винченцо,  он ткнул пальцем в снимок,  этого bravo ragazzo больше нет. Есть другой Винченцо

Он отпил из бокала. Было видно, что Джованни стыдится племянника, бросившего семью. И это тоже замалчивалось. Скелет в семейном шкафу, вызволенный моим появлением.

 Винсент не сказал, что случилось с Джульеттой?  спросил Джованни.

Я покачала головой.

 Он только рассказывал, как они полюбили друг друга. Как он хотел забрать ее из Милана, а ваша семья этому воспротивилась.

 И больше ничего?

 Нет. Кроме того, что он вернулся в Германию и до сих пор не может ее забыть.

Джованни многозначительно поднял брови и разлил остатки вина по бокалам. Розария придвинулась к нему и что-то прошептала по-итальянски. Я догадалась по ее глазам: она хочет, чтобы я узнала историю до конца.

 È il suo papa!

«Он ее папа»,  так я это поняла. Джованни сделал хороший глоток красного вина и пролистал альбом к самому началу.

 Вот,  указал он на черно-белое фото,  наш дом в Милане. Там родился твой папа.

На снимке была старая улица с трамвайными путями. Слеваканал. Справадоходные дома, с магазинами и тратторией на первых этажах. На другом берегу каналацерковь. Две женщины полощут в канале белье. Мир Джульетты, о котором рассказывал Винсент. Совпадало все, вплоть до мельчайших деталей. Я поймала себя на мысли, что как будто видела все это раньше.

Глава 16

Джованни

Сын Джульетты родился 11 июня 1955 года на Виа-Лудовико-иль-Моро, 13. Джульетта собиралась рожать в больнице, но Джованни и Энцо работали в ночную смену, когда неожиданно начались схватки, и мама Кончетта вызвала доктора на дом. Вместе они вытащили ребенка на свет божий. Когда Джованни и Энцо вернулись, дома их ждал малыш.

 Успел раньше отца,  пошутил доктор, и они с Энцо рассмеялись.

Совсем не склонный к патетике, Энцо разрыдался. Он взял сына на руки, нежно поцеловал в лоб и возблагодарил Господа.

Джованни никогда не видел сестру такой измученной. Роды были нелегкими и, по словам Кончетты, разрешились успешно лишь ее неустанными молитвами. Джованни сумел поднять сестре настроение, но ему не давала покоя одна мысль. Еще вчера они с Джульеттой были дети, близнецы не разлей вода, тайком курили за церковью, делились друг с дружкой самым сокровенным. И вот теперь она мать. Еще немногои их тесная квартирка затрещит по швам. Кто-то должен уйти, и этот кто-то, конечно, он, Джованни.

Не успела Кончетта сварить для всех кофе, как в дом хлынули соседи с поздравлениями. То, что Джульетта шла под венец беременной, вызвало шушуканья и пересуды в квартале. В те годы подобное было чревато скандалом даже среди миланцев, что уж говорить о сицилийской общине. Смягчающим обстоятельством стало то, что Энцо и Джульетта были помолвлены. А когда Кончетта принудила молодых к церковному покаянию, община и вовсе успокоилась и со спокойной совестью поздравила семейство Маркони с пополнением.

То, что первенец оказался мальчиком, было воспринято как благословение Божие. По сицилийской традиции он должен был получить имя деда по линии отцаВинченцо. Энцо спросил согласия Джульетты, и она молча кивнула.

Младенец оглушительно орал, пока Кончетта, нацепив на нос старые очки, разглядывала линии на его ладошке.

 Это необыкновенный ребенок,  объявила она благоговейно притихшей публике.  У него есть миссия. Такие рождаются раз в сто лет.

Вечером обитатели квартала прильнули к радиоприемникам. Квартиры же счастливых обладателей телевизионных аппаратов ломились от наплыва гостей. Джульетты, за неимением в семействе Маркони радио, не говоря уж о телевизоре, всеобщее возбуждение не коснулось. Поэтому, когда Джованни в компании других рабочих прислушивался к бормотанию старого приемника в траттории, она спокойно укладывала маленького Винченцо спать.

Между тем новость была ужасной. И не только для ветеранов автомобилестроения, у которых, как говорится, бензин тек в жилах. Позже события того дня признали крупнейшей аварией за всю историю автомобильного спорта.

Почти сразу после старта двадцатичетырехчасовой гонки «Ле-Ман» на трассе столкнулись два автомобиля. В результате немецкая «серебряная стрела» на скорости свыше двухсот сорока километров в час врезалась в заграждение, перевернулась и понеслась на зрительские трибуны, защищенные одним только дощатым бордюром да соломенными тюками. Автомобиль взорвался перед включенной камерой. Капот, передняя ось, двигатель разлетелись в разные стороны, снося людям головы. Больше восьмидесяти человек погибло на месте, более сотни получили ранения. Камера сняла дымящийся металлический остов на фоне обезумевшей от ужаса толпы.

Несмотря на то что команда компании «Мерседес» той же ночью отбыла в Германию, гонки не остановили. «Мазерати», «феррари», «ягуары» и «астон-мартины» как ни в чем не бывало продолжали движение к финишу до вечера следующего дня. Победителем стал виновник происшествияпилот британского «ягуара». Имевшим доступ к телеэкранам запомнилось его победно улыбающееся в камеру лицо.

Раздолбанный радиоприемник в траттории был немецкого производства. Возможно, брошенным нацистами при отступлении. Слушая, Джованни представлял мюнхенского инженера, приникшего к такому же аппарату по ту сторону Альп. Он не думал, что ему доведется еще когда-нибудь свидеться с этим человеком.

Винченцо и в самом деле оказался необыкновенным ребенком. Из-за врожденной патологии легких он был подвержен приступам удушья. Джульетта не оставляла сына ни на минуту. Бывало, и среди ночи приходилось вызывать врача с кислородным аппаратом.

Джульетта бросила работу. Ее угрозы вернуться на завод домашние не воспринимали всерьез. Никто не сомневался, что молодую мать ожидает участь всех женщин квартала и отныне ее мир будет ограничен семьей и детьми. Но денег не хватало. Энцо все чаще оставался в ночную смену. Покойный муж ничего не оставил Кончетте, пенсии за него она тоже не получала. Деревянная колыбельгордость и творение рук самого Энцостояла рядом с кроватью Джульетты, в спальне Кончетты. План перестановки напрашивался сам собой: Джульетта с младенцем выселяются из комнаты матери, а койки Джованни и Энцо в соседней гостиной переоборудуют в одну супружескую кровать. О такой роскоши, как детская, конечно, никто не мечтал.

Джованни души не чаял в племяннике, да и Джульетта ни за что не решилась бы сказать брату, что он должен съехать. Он по-прежнему был ближайшим ее другом, наперсником. Энцо был всего лишь муж и отец. Но даже Джованни не мог сочувствовать тому, что тяготило в то время душу сестры.

Однажды, когда они курили тайком за церковной стеной по другую сторону канала, Джульетта спросила брата:

 Как ты думаешь, в моей жизни еще будет любовь?

Джованни задумался.

 Не знаю,  ответил он, не желая огорчать сестру.  В любви ты понимаешь больше, чем я.

Оба знали, о чем говорят, точнее, о чем умалчивают. Мимо прогрохотал трамвай. Черная вода канала подернулась серебристой рябью.

 Ты веришь, что каждому человеку от рождения уготована пара?  спросила Джульетта.

 Так, похоже, только в фильмах. А в жизни твоя половинадело случая. Наши родители познакомились на поле, и большого выбора у них на острове и не было. Но что-то потянуло их друг к другу, и они поженились. Ты когда-нибудь видела, как целуются в кино? О, это совсем другое Любовь, когда у тебя в животе щекочут бабочки, но семьяэто не то же самое. Чувства приходят и уходят Черт, что бы там ни было, я-то всегда буду с тобой.

Джульетта молчала, и Джованни попробовал переменить тему.

 А что с твоим шитьем?  спросил он, имея в виду мечты сестры о карьере модистки.

 Ты же сам видишь  отвечала Джульетта.  Винченцо плачет, стоит мне оставить его на минуту. Может, и получится что-нибудь года через два, когда он выздоровеет.

Но Джованни понимал, что сестра не верит тому, что говорит. То, что он любил в ней,  ее жажда жизни, мечтательность, безумные идеивыродилось в унылую серьезность, состарившую Джульетту по меньшей мере на десяток лет.

В тот вечер Джованни твердо решил повременить с женитьбой и собственными детьми.

Настала осень, за ней зима. Джованни вынес угольную печурку из кухни в спальню Кончетты, Джульетты и Винченцо.

Однажды ночью, когда малыш кричал, а Джованни кемарил за кухонным столом, из спальни вышла Кончетта. Подогрела молоко на газовой плите и налила в стакан, который поставила на цветастую скатерть. Потом села напротив Джованни и сказала, глядя, как он пьет молоко:

 Ищи себе квартиру, сынок.

 Не беспокойся, мама,  ответил Джованни.  Я как раз собираюсь заняться этим.

Оба понимали, что это значит. Джованни не окончит курса в знаменитом Миланском политехникуме и никогда не станет инженером. Он будет до конца жизни работать на сборочной линии, если, конечно, будет работать вообще. Времена настали не лучшие. «Изетта» неплохо продавалась по лицензии за границей, но на родине не выдерживала конкуренции с массовой продукцией «Фиата». Она и вправду была современней «тополино»  эконом-рухляди времен Муссолини, но оставалась не по карману небогатому итальянскому потребителю. И это делало будущее Джованни как никогда проблематичным.

Он ушел в свою комнату. Энцо спал. Джованни откинул пахнущую мылом простыню и нащупал в матрасе тайникпрорезь, где между двумя плитками пенопласта хранился мятый конверт. Джованни достал его, пересчитал купюрынеприкосновенный запас, утаенная от матери часть зарплаты. На учебу, конечно, не хватит. И все-таки это его. Джованни хорошо помнил, чему учил его отец на смертном одре: «Устраивай свою жизнь сам, как знаешь. Не будь ничьим рабом».

Джульетта узнала о том разговоре только накануне Рождества. Никогда еще Джованни не видел сестру в такой ярости. Она обвиняла Кончетту в том, что та выставила за порог родного сына. И грозилась лично нанести визит ректору Политехникума.

 Но на что я буду жить?  спрашивал сестру Джованни.

 Ты останешься дома. Все будет по-старому. Нам с Энцо не нужна отдельная спальня, не сейчас.

 А когда?

 Не раньше, чем ты получишь диплом инженера. Ты же у меня ловкач, Джованни У тебя не только руки на месте, но и голова Посмотри на меня. Ты свободен, у тебя нет семьи. Перед тобой открыты все двери.

Джованни слушал сестру разинув рот. Меньше всего он хотел провести всю жизнь за конвейером. Но были ли инженеры такими ловкачами, какими их представляла себе Джульетта?

 Я видел вчера на заводе инженера Прети,  упавшим голосом ответил он.

Что было, то было. Прети обедал с коммендаторе Ривольтой. Потом они распрощались. Инженер сел в свою «изетту», а директорв британский «ягуар». Так кто из них двоих больший ловкач, инженер или capo?

 Ривольта аристократ, нам не чета,  возразила Джульетта.  Но кто сказал, что ловкачи непременно должны быть из знати? Аристократы часто бывают глупы как бараны. Они ведь женятся между собой, как в какой-нибудь сицилийской деревушке. Все мы знаем, что потом из этого получается Но у них есть деньги!

 Предоставь мне решать проблему денег,  ответил Джованни.  Увидишь, я стану capo, каких мало.