Да, я совершенно одна. У меня нет ребенка, а значит, я больше не мать, и нет мужчины, так что я не жена и не любовница. У меня есть чудесные друзья, которых я люблю и знаю, что это взаимно, но нет человека, для которого я стала бы центром вселенной, как и он для меня. Только Хайзум. И поэтому я ужасно боюсь стареть. В итоге я окажусь в доме Хэппи Эндов, потому что больше обо мне будет некому позаботиться, и, возможно, именно это я и заслужила.
Дорога от ворот усеяна скелетами еловых шишек, объеденных белками и сброшенных с высоты в надежде попасть по какому-нибудь ничего не подозревающему прохожему. Собираются вороны, предвкушая появление Салли с ужином. Они непрестанно толкаются и громко кричат от голода и нетерпения. Я вижу, как она шаркает вдалеке в своем огромном пальто, словно растрепавшаяся посылка. Нерешительно машу рукой, сомневаясь, что она меня увидит и узнает, и спешу за Хайзумом. Он разогнал голубей и теперь яростно лает на высокое дерево, явно ругая какую-то белку, которая сжульничала при игре в догонялки и забралась на ствол. Моросящий дождь усилился, и, несмотря на шапку, шарф и пальто, меня колотит от холода. А может, от мыслей о медвежатах, цветах и вертушках, что лежат в сырой траве на детских могилах.
7
Дорогая Маша! Как ты?
Епифания целует воздух возле обеих моих щек, а потом пристально смотрит в глаза, положив руки на плечи. Она понимающе поднимает брови.
Хм. Возьму тебе выпить.
Епифаниянастоящий друг. Из тех, кого можно смело брать в разведку, если вдруг возникнет необходимость. Мы подружились в школе, вместе путешествовали после университета, а потом вместе работали. Она всегда была рядом со мной: в хорошие, в плохие и в крайне скверные времена. Епифания прибегает в паб «Кок энд Кертан» и обольстительно хлопает ресницами в сторону привлекательного бармена, лет на двадцать ее моложе и куда более женственного, чем следует. Епифания твердо уверена, что название паба соответствует внутреннему убранству, безумной смеси викторианского борделя и раздевалки мюзик-холла. Кроваво-красные шторы с пышными оборками, как на юбках у танцовщиц канкана, и бутылочно-зеленые бархатные стеганые диваны, заляпанные пивом и прожженные сигаретами для пущей колоритности. На фоне бордово-кремовых флоковых обоев висят в рамках черно-белые фотографии звезд немого кино и артистов мюзик-холлов и подписанная фотография Барбары Картлэнд. Над открытым каминомужасающая композиция из чучел маленьких ярких птиц, сухих цветов, листьев, бус, лент и чучела мыши, погребенная под большим стеклянным куполом. Она завораживает своим уродством, словно плод сотрудничества Дэмьена Хёрста и Лоры Эшли. С потолка свисает коллекция фарфоровых ночных горшков, и повсюду витает запах выдохшегося пива, печного дыма и мебельного лака.
Машане мое настоящее имя. Епифания дала мне это прозвище много лет назад, и оно сразу намертво прилипло. Она говорит, что назвала меня в честь героини «Чайки» Чехова, чья первая реплика в пьесе звучит как «Это траур по моей жизни», намекая на тот факт, что я провожу слишком много времени, шатаясь по кладбищу. Она возвращается от барной стойки с бокалами белого вина и со звоном ставит один передо мной, широко улыбаясь.
Епифания делает большой глоток вина и откидывается на спинку стула. Ее золотисто-каштановые волосы пострижены в короткую круглую прическу, а губысловно ломтик блестящей сливы на бледном лице с высокими скулами. Она работает в местном совете, в отделе кадров, который теперь называется «Министерство развития, распределения и ликвидации людей» (Оруэлл бы оценил), где я когда-то была ее коллегой, и ей явно не терпится поделиться со мной какими-то крайне непристойными сплетнями. Паб постепенно заполняется посетителями вроде насдрузьями, которые встречаются пропустить пару стаканчиков по дороге с работы, и Епифания выразительно оглядывается, а потом театральным шепотом сообщает: «Заместитель главного пожарного был арестован в мужском туалете, одетый в женскую одежду!»
Заместитель главного пожарногорозовощекий амбал с рыжими кудрями, явный любитель стейков, пудингов с почками и пива «Гиннесс».
Его вполне справедливо отпустили без обвинений, потому что никаких преступлений он не совершал, разве только в плане стиля. Юбка-колокол, шифоновая блузка и довольно скучная двойка. Вот правда, дорогая, о чем он только думал! Облегающее платье от Дианы фон Фюрстенберг смотрелось бы куда эффектнее. С его зарплатой вполне можно себе позволить.
Я делаю глоток вина, пытаясь поспеть за весьма хаотичным ходом мыслей Епифании.
Но если его отпустили без обвинений, в чем проблема?
Епифания опускает бокал и вздыхает. Выражение ее лица меняется, моментально выдавая истинные чувства.
Какой-то хитрожопый говнюк из местного участка сфотографировал его на телефон, а теперь телефон пропал. А заместитель очень хочет сохранить дело в тайне, и провелха-ха! все утро в своем кабинете со старшим констеблем, устроив ей разнос насчет непрофессионализма ее офицеров и пытаясь найти способы минимизировать ущерб.
Я улыбаюсь, представив, как этим напыщенным индюкам пришлось иметь дело со столь неожиданной шифоновой блузкой.
Как оказалось, он вышел в таком виде лишь на один вечер, и его вскоре поймали. Выходить из дома в женской одежде для него в новинку, и когда позвала нужда, ему не хватило смелости зайти в женский туалет. К несчастью для него, местный проныра, которому было больше нечем заняться, увидел, как он заходит в мужской туалет, и вызвал полицию.
Когда я работала в совете, обсуждаемый джентльмен был молодым чиновником, относительно амбициозным и строго соблюдавшим правила, а все наши встречи производили на меня исключительно приятное впечатление. И теперь я испытала какое-то необъяснимое восхищение этим тридцатипятилетним мужчиной, которого до нынешнего момента считала здравомыслящим и скучным, как телесные колготки и мюсли с отрубями на завтрак. Я страсть как люблю скрытые глубины. Но прекрасно могу понять, почему мое внезапное одобрение разделяют далеко не все.
Думаю, они боятся, что желтая пресса раздует пламенный скандал, который может неудачно совпасть с недавним обзором зарплат начальников отделов, после которого у большинства местных избирателей сложилось впечатление, что недавнее повышение муниципального налога обеспечило старшему руководству отпуска в Тоскане.
Именно! И поэтому его выбор одежды еще более непростителен.
Я оставила работу в местном совете по многим причинам. И странно, что вообще продержалась так долго. К сожалению, текущая ситуация вполне типична. Совет заявил о политике «Управления с учетом многообразия» еще много лет назад. Была объявлена незаконной дискриминация всего и вся, в том числе трансвеститов. Но когда появился настоящий мужчина в помаде, на высоченных белых каблуках и со знаменитой огромной зарплатой сотрудника правления, высокие лица упустили блестящую возможность доказать, что среди них есть человек, который не только говорит, но и пытается довести дело до конца. Но поскольку дело это шло пошатываясь на шпильках сорок третьего размера, оно было провалено на первом же препятствии.
Несомненномногочисленные и разнообразные таланты Епифании пропадают на ее работе впустую. Но, как она мне однажды сказала, ее все устраивает. Ее реальная жизнь проходит вне офиса. Она живет в восхитительной декадентской квартире, где представляет себя героиней полотен Джованни Больдини. Квартира обставлена бархатными кушетками, украшена зеркалами с позолоченными рамами в стиле рококо, страусовыми перьями, жардиньерками, аспидистрами и антимакассарами. В гостиной стоит кабинетный рояль, накрытый расшитой шелковой рояльной шалью, и эдвардианский портновский манекен в атласном корсете и зеленом стальном шлеме. Красивый граммофон регулярно проигрывает хиты 1978 года, которых у Епифании обширная коллекция. Она делит квартиру с парой сиамских кошекони линяют на антимакассары, копаются в жардиньерках и выглядят элегантно, но слегка высокомернои бойфрендом, художником по имени Стэнли.
Епифания допивает бокал и посылает мне свой фирменный взгляд.
Итак, дорогая Маша, расскажи-каты все еще ходишь плавать?
Подруга знает о моих регулярных походах в бассейн, но даже она не в курсе об их истинных причинах.
Ходила в среду, широко улыбаюсь я, прекрасно зная, что выглядит это словно праздничный колпак на гробовщике.
Ну, очень надеюсь, что вся эта история с плаваньем происходит ради какого-нибудь шикарного мужчины в плавкахДжеймса Бонда, который рассекает по дорожкам, как олимпиец, пока ты изящно позируешь на лежаке.
На этот раз я улыбаюсь искренне.
Ага, в ноябре! На земле уже иней лежит!
Епифания идет по лезвию ножа, как заправский канатоходец. Судя по выражению лица, ей есть что добавить, но она сдерживается и молчит. Я знаю, что она хочет помочь, но не могу позволить. Хотя, даже если бы я позволила, что она может сделать?
В таком случае она предпочитает сменить тему.
Ну, а я посвятила сегодняшний рабочий день дисциплине. Воспитывала персонал.
Рассказывай! Только подожди, я повторю.
Когда вино на столе, Епифания приступает.
Ты же понимаешь, если я расскажу, мне придется тебя убить.
Разумеется. Так что давай, выкладывай. Кто что натворилякобы?
Кто-то из сотрудников столовой подмешал в кофе членов подкомитета по рационализации ресурсов Виагру. Якобы.
Ну и молодец. Подозреваю, некоторые из них могут быть ему благодарны!
Епифания смеется.
Слушай дальше. Глава подкомитета встал, чтобы произнести речь на совещании, и понял, что стоит не один. Он не знал, гордиться или краснеть!
Мы допиваем вино и утепляемся перед выходом на холодную улицу.
Ой, кстати, забыла сказать. У Рони новый парень.
Да ладно! Что за тип?
Ронимладшая сестра Епифании и ее полная противоположность.
Понятия не имею, но скоро мы все узнаем. Он придет на ужин в следующую субботу. Как и ты.
8
Элис
Капающий кран отмерял время, отдаваясь в голове болезненным стуком. Они поспорили, и она вышла из себя. Свежеиспеченный шоколадный пирог на бело-голубой тарелке смотрел на нее с издевкой.
Мне не нужен твой тупой, дерьмовый пирог!
Неужели Мэтти действительно так сказал? Ее Мэтти? Нет. Он выкрикнул это ей прямо в лицо, приблизившись вплотную. Она смогла разглядеть багровую пятнистую сыпь от утреннего бритья на подбородке и почувствовала мускусный запах подростка, его не мог скрыть никакой одеколон. Элис устало села и потерла ладонями виски. Он задержался, было уже темно, и она заволновалась. Это ведь нормально, да? Любая мать бы заволновалась. Но в глубине души она знала: ее страх становился все сильнее с каждым разом, как Мэтти уходил из дома. Она всегда боялась, что больше никогда его не увидит. Она поймала себя на том, что впала в состояние транса, металась между часами на стене и окном. Когда он вернулся домой, опоздав почти на час, ее голова была готова взорваться. Он зашел к Сэму, посмотреть его новую гитару. А не позвонил, потому что ему уже ТРИНАДЦАТЬ! Он не ребенок. У Сэма классная мама. Она отпускает Сэма в город одного и не смотрит каждый день в окно, дожидаясь его из школы, как какой-то психованный маньяк. И ему не нужен ее тупой, дерьмовый пирог!
Элис вытерла ладонью слезы. С этим она еще не сталкивалась. Мэтти всегда был милым послушным мальчиком, а теперь вдруг рядом оказался раздражительный, непредсказуемый подросток. Она даже больше не узнавала его голос. Он то рычал, то пищал, словно дуэт медведя гризли и морской свинки. А сегодня она его чуть не ударила. Но вместо этого ушла. В сад, к ограде, удерживающей буйство ежевичных кустов. Мэтти потопал наверх, в свою комнату, вымещая ярость в каждом шаге. Она видела из сада, как в окне спальни он снимает и швыряет на кровать форму. Было слишком холодно, чтобы долго оставаться снаружи, и теперь она вернулась на кухню к дерьмовому пирогу, раздумывая, что же делать дальше. Онаего мать. Она должна знать, что делать, и у него есть только она. Ни бабушек, ни дедушек, ни теть, ни дядь. Ни фей-крестных. Элис проверила лазанью в духовке. Та начала подгорать по краям, а начинка, пузырясь, потекла наружу. Наверное, от ее дерьмовой лазаньи он тоже откажется. Элис выключила духовку.
Вскоре дверь кухни отворилась, и внутрь проскользнул Мэтти в своих любимых старых трениках, робко улыбаясь. Он снова казался таким маленьким, похожим на ее мальчика. Она глубоко вздохнула.
Мэтти, я беспокоилась. Сейчас так рано темнеет, а на улице всего два фонаря. Если бы ты позвонил и спросил, все было бы иначе. Для этого и нужен телефон. Но ты не позвонил, и я начала беспокоиться, что случилось что-то плохое. С тобой, она немного помолчала и добавила: Понимаешь?
Он кивнул, опустив взгляд.
Прости, мам. Не хотел тебя тревожить.
В детстве он бы обнял ее, но сейчас слишком стеснялся. Он неловко погладил ее по рукенеуклюжий, любящий жест, после которого все вдруг стало хорошо. Элис потрепала его по волосамон по-прежнему был ее мальчикоми покачала головой с наигранным сожалением.
Ну, боюсь, это придется просто выбросить, она взяла тарелку с пирогом и направилась к мусорке.
Нееет! завопил Мэтти и проткнул пальцем шоколадную глазурь, а потом намазал ею кончик ее носа.
После ужина, когда Мэтти доделал домашнее задание, они устроились на диване, чтобы в сотый раз посмотреть «Валл-И». Мультфильм про маленького милого робота, который остался один, чтобы чистить Землю после апокалипсиса, горячо любимый Мэтти с того дня, как они впервые посмотрели его в кино. И до сих пор, что убеждало Элисее маленький, милый мальчик по прежнему живет где-то внутри долговязого подростка, сидевшего рядом с ней, и, когда в конце заиграла знакомая музыка, она точно видела, как он смахнул со своей раздраженной бритьем щеки слезу.
9
Маша
Одноквартирный дом 1930-х годов, где живут мои родители, настоящая машина времени. Каждая комната отправляет в определенный отрезок прошлого. На стене той, что некогда была моей спальней, по-прежнему крепко приделан постер с репродукцией «Красных крыш» Писсарро. Теперь загнувшийся по углам и потрепанный по краям, он был подарком на мой четырнадцатый день рождения, и тогда с двух сторон от него висели Мадонна и Бой Джордж. Одноместная кровать пуста, но я все еще помню украшенное розами стеганое одеяло, которым ее накрывали. В нем был особый, потрепанный шиктакие теперь стоят на «Эбей» целое состояние. Я помню, как покалывались перышки, высовываясь сквозь шелковистую ткань, помню пудровый, фиалковый аромат, когда я сворачивалась под ним зимними ночами. Мама много раз пыталась убедить меня поменять его на обычное пуховое одеяло, но оно было из дома моей любимой бабушки, и я отказывалась с ним расставаться. Мой белый туалетный столик стоял у окна, усыпанный разными побрякушками, столь ценимыми каждой девочкой-подростком. Блестящие флакончики с духами и яркими лаками для ногтей, тушь и тени от «Мэйбеллин» и деревянная музыкальная шкатулка, где лежал серебряный браслет с брелоками и клубок дешевой бижутерии. Теперь тут ничего нет, только пустая кровать и постер, но эти четыре стены по-прежнему хранят дух моей подростковой сущности.
Мама и папа собирались переделать эту комнату для своего внука. Но прежде чем из кладовой успели принести стремянку и сколотить стол для поклейки обоев, их планы стали неактуальны. Я не стала спрашивать, куда они дели обои с кроликом Питером и подходящее к ним постельное белье.
На лестничной площадкенебольшой застекленный шкафчик с коллекцией маленьких статуэток животных, папа дарил их маме, когда за ней ухаживал. Собаки всегда были моими любимцами, и, когда мне было шесть или семь, мне иногда разрешали доставать их, чтобы поиграть. Аккуратно. Я воспроизводила сюжет «Ста одного далматинца» ну, или его весьма вольную интерпретацию, с парой мопсов, таксой, большим догом и одним невнятным экземпляром, моим любимым товарищем по играм, который напоминал помесь овцы и ласки. Он по-прежнему стоит в шкафу, хотя и потерял в одном из наших приключений ногу. Он десантировался на пол на парашюте из дождевика, чтобы спасти одного из мопсов из цепкой хватки беспощадной долгоножки, и не рассчитал приземление, ударившись о край журнального столика во время спуска. Я приклеила его лапу обратно маленьким кусочком жвачки. Мама, наверное, до сих пор не знает.