Нет, вас ведет любовь
Коммунары. День после
Бред какой-то растерянный Лебедев повесил трубку телефона. Мигель, сбегай наверх, посмотри, что у них там стряслось.
Младший научный сотрудник отдраил закрытую на время эксперимента гермодверь и быстро затопал вверх по лестнице, поднимаясь из расположенной глубоко под землей лаборатории.
Мне кто-нибудь объяснит, что случилось? неприятным голосом спросил Куратор.
Ему никто не ответил ученые собрались над столом, раскатав по нему ленты самописцев, и увлеченно указывали друг другу на какие-то пики и провалы.
Директор подошел к двери в машинный зал и выпустил оттуда, наконец, Андрея.
А чего выключили? сразу спросил тот. Я почувствовал прокол был, но не успел даже шаг сделать
Не выключили, не отрываясь от бумажных лент, сказал Матвеев. Фаза перескочила. Вот, посмотрите градиент мощности, как я и говорил. Если бы мы сразу дали полную, сработало бы штатно, а при ступенчатом наращивании фаза у нас загуляла
Да, действительно нехотя признал Воронцов. Совсем чуть-чуть не хватило. Если бы реактор
То есть, опыт можно повторить? быстро спросил Куратор.
Да, конечно, если реактор Сейчас Лебедев снял трубку телефона и крутнул диск. Реакторная? Николай Никифорович, что там у вас?
Он молча слушал трубку и по лицу его Ольга догадалась, что с реактором не все хорошо.
Течи в первом контуре, выдавило уплотнения, активная вода в помещении. Собирают тряпками в ведра, по очереди, чтобы много бэр не набрать Надо расхолаживать ГЭУ и устранять.
Это долго?
Трое-четверо суток. Сначала сбрасывать температуру активной зоны, затем выгружать защиту свинцовые плиты и засыпку, только потом переваривать паропроводы. Но мы все равно планировали перезагрузку ТВЭЛов, их уже доставили из Обнинска. Как раз, пока расхолодим установку, и флотские подъедут.
Флотские?
У нас установлен реактор ВМ-А, один из прототипов, разрабатывавшихся для подводных лодок. Опыт его перезарядки есть только у моряков.
То есть, повторить эксперимент вы сможете не ранее, чем через неделю?
Скорее, через месяц.
Понятно, Куратор задумался.
Ольга искренне надеялась, что на это время он уедет туда, откуда он обычно появлялся, а не будет торчать в «Загорске-12», не давая ей спокойно работать.
На лестнице раздались быстрые и характерно неровные шаги, сопровождаемые стуком трости о ступени.
Оленька, с тобой все в порядке? по лестнице, торопясь, спускался обеспокоенный Иван.
Иван! воскликнул обрадованный директор. Что за паникеры в дежурке? Что за чушь несут твои охранники?
Не чушь, начальник охраны обнял жену. Я, Палыч, по-твоему, от скуки на протезе по лестницам скачу?
Да что там у вас?
У нас? Это я хотел спросить а что у нас? Это вы ученые, а мы так, «через день на ремень»
Да что случилось-то?
В девять сорок две, четко, по-военному доложил Громов, прошел короткий воздушный фронт, как волна от отдаленного взрыва. Одновременно прекратилась подача электричества, и наступила темнота.
Темнота?
Естественное освещение тоже хм погасло. На улице темно, как в новолуние. Даже темнее совершенно нет звезд.
Все с удивлением и недоверием уставились на Громова, но его вид исключал вероятность глупой шутки. Серьезный человек начальник охраны института. Ответственный.
А почему в лаборатории свет горит? спросил Куратор.
Она запитана от нашего реактора. А остальные помещения от городской линии, пояснил Воронцов.
Реактор! спохватился директор и кинулся к телефону внутренней связи.
Никифорыч! Никифорыч, дорогой, не глуши пока! закричал он в трубку. Да! Понимаю, да! Держитесь там, как хотите, откачивайте, но оставьте на минимуме! На городской линии обрыв, только на вас надежда Да, да, верю! Но хотя бы несколько часов продержитесь, без вас никак! Да, подпишу, и даже по двести грамм! Только сейчас не глушите!
Он отключился и растерянно оглядел собравшихся.
Долго не смогут, уже по двадцать-тридцать максимумов схватили. Течет контур. Надо дать свет в здание, во избежание паники.
Распределительный узел на первом этаже, в подкорпусе «Б», сказал хорошо знающий местное хозяйство комендант.
Пойдемте наверх, товарищи, тут пока делать нечего с сожалением констатировал директор, глядя на ворох контрольных лент.
Ольге пришлось помогать мужу вниз он сбежал по крутой лестнице достаточно легко, а вот подниматься наверх мешал плохо гнущийся протез. Она подставила Ивану плечо. Он не отказался, понимая, что иначе будет всех задерживать, но старался не опираться, чтобы не нагружать беременную жену. Получалось неловко и неудобно. Ольга почти физически чувствовала, как сзади ее сверлит своим рыбьим взглядом Куратор.
Ушедшие далеко вперед ученые столпились в конце лестницы, на площадке, не зная, как быть дальше в коридорах института царила полная, непроглядная темнота. Так что коменданта ждать все равно пришлось, фонарик оказался только у него. Квадратный сигнальный фонарь светил не очень ярко, видимо, батарейка уже подсаживалась, но без него двигаться было вообще невозможно кажется, Ольга никогда в жизни не была в такой полной темноте.
На первом этаже было пусто. Испытания установки специально устроили в выходной, чтобы поменьше народу можно было переключить на себя все ресурсы реактора без риска сорвать работу коллег. Темные безлюдные коридоры, слабый круг света фонаря у Ольги даже возникло какое-то детское ощущение приключения. Ей не было страшно, пока она не услышала тихий разговор мужа с директором.
Думаешь, война, Иван? спрашивал Лебедев, понизив голос.
А что мне еще думать, Палыч? Электричество погасло, связи нет даже по «вертушке», радио молчит, темнота эта
Не понимаю Почему так темно? задумчиво спросил директор, но никто ему не ответил.
Слышите? Ольга взяла мужа за плечо. Прислушайтесь!
Все остановились на полушаге и застыли. В неестественной тишине замершего в темноте института послышался тихий, но отчетливый детский плач.
Ребенок? спросил удивленный Куратор. У вас тут есть дети?
Откуда? отмахнулся Лебедев.
Кажется, даже не один Ольге теперь казалось, что плачут несколько детей.
Может, какой-то акустический эффект? Большое пустое здание, сквозняки какие-нибудь неуверенно сказал, невольно понизив голос, Воронцов.
Откуда звук? спросил Иван. Не могу понять, такая странная акустика. Гулкое всё почему-то
Потому что тихо и людей нет, сказал Матвеев. Кажется, из того коридора доносится.
Надо идти к распределительному узлу, сказал Куратор. Остальное подождет.
Там дети, настойчиво сказала Ольга. Все замолчали и в тишине детский плач зазвучал отчетливее.
Иван молча направился туда, откуда доносился звук. Поскольку фонарик был один, остальным волей-неволей пришлось за ним последовать. Вышли в один из вестибюлей. В совершенно темном большом зале пятно света от фонарика выглядело особенно жалко, большие окна на улицу были неестественно черны. Плач слышался здесь совершенно явственно, можно было разобрать, что плачут несколько детей, и тихий женский голос их утешает. Откуда доносится звук не понять, в большом помещении с колоннами он причудливо переотражался.
Эй, кто там! закричала в темноту Ольга. Товарищи, где вы?
Плач замолк.
Э-ге-гей! громко крикнул Иван. Кто там ревет? Вы где?
Мы здесь, здесь! донесся откуда-то женский голос. Тут темно и мы не знаем, куда идти! Мы в какой-то комнате
Выходите в коридор и кричите!
Вдалеке скрипнула дверь, раздался приглушенный гомон детских голосов.
Мы здесь! Ау! закричала где-то в темноте женщина.
Этот коридор, уверенно сказал Иван.
Мы идем к вам, стойте на месте! крикнула в ответ Ольга.
Мы видим ваш фонарик!
Пробежав метров пятьдесят коридора, они увидели два десятка разновозрастных детей, жмущихся к невысокой брюнетке. Младшие шмыгали носами и размазывали слезы по физиономии, старшие делали вид, что ничуть не напуганы.
Швейцер, Анна Абрамовна, завуч первой школы, представилась женщина. А это мои дети То есть, ученики, конечно.
Что вы здесь делаете, Анна Абрамовна? спросил удивленно директор. Откуда дети?
Экскурсия у нас, в рамках профориентации. Организовал Дом Пионеров и ваш администратор, Вазген Георгиевич.
Точно! хлопнул себя по лбу Иван. Вазген же подавал заявку! Я и забыл совсем. И твоя подпись, Палыч, там точно была.
Да, неуверенно сказал Лебедев. Что-то такое припоминаю А где ваш сопровождающий?
Когда свет погас, Вазген Георгиевич завел нас в кабинет, сказал ждать, а сам ушел. А что случилось? Авария? Дети напуганы
Я писать хочу! сказала маленькая девочка, на вид лет семи, не больше.
И я, и я! откликнулись другие.
И кушать сказал неожиданным ломающимся баском сутулый худой подросток.
Сейчас организуем! Ольга присела, придерживая рукой живот, на корточки рядом с маленькой девочкой. Как тебя зовут, малышка?
Марина!
Не бойся, Марина, все будет хорошо.
И свет будет?
Обязательно будет!
В этот момент, как по заказу, загудели и зажглись лампы. Одна через две, тускло, но вокруг сразу все изменилось обычный коридор, привычная обстановка, только окна темные, как будто на улице ночь.
Тетя, ты волшебница? пораженно спросила девочка.
Что? А, нет, ну что ты, милая
Но девочка продолжала смотреть на нее с восторгом и восхищением.
Так, туалет в конце коридора, распорядился Иван. Оль, отведи туда детей, потом собираемся в вестибюле. Не разбредаться! Кто голодный потерпите, чуть позже организуем питание в столовой.
В вестибюль постепенно собирались и другие ученые. Когда зажегся свет, они начали спускаться из своих кабинетов и лабораторий. Ольга с Анной, сводив детей в туалет, вернулись к остальным, а Лебедев, взяв микрофон системы оповещения ГО с расположенного у входа пульта охраны, заговорил в трансляцию:
Внимание, внимание! Говорит директор Института Терминальных Исследований Арсений Павлович Лебедев! Товарищи сотрудники, прошу всех срочно собраться в вестибюле первого корпуса! Повторяю
Одним из первых пришел потерявшийся было Мигель. Он обеспечил свет, переключив на распределительном щитке питание с городской линии на реакторную. Вернувшись затем в лабораторию, обнаружил ее опустевшей, и, пока не заговорила система оповещения, не знал, куда все делись. Он подтвердил то, что все уже видели своими глазами на улице царила полнейшая, без малейшего проблеска, темнота.
Люди всё собирались, вестибюль заполнялся несмотря на выходной день, в институте оказалось довольно много сотрудников, предпочитающих тратить личное время на дополнительные исследования, а не на отдых. Из здания реакторной по подземному переходу пришел начальник энергетиков Николай Никифорович Подопригора.
Не пидходь, Палыч, сказал он устало. Счетчик вид мене як трискачка дыр-дыр-дыр Все, глушимо. Не можна дали.
Выходец из Львова, главный энергетик института разговаривал, с точки зрения Ольги, забавно, но сейчас его выговор не веселил. Бледный до синевы и еле держащийся на ногах, Николай явно подошел к пределу человеческих сил и возможностей.
Запустимо аварийные дизеля, скильки-то в сеть дадим. А реактор глушимо, активной воды по колина. Трое вже лежать, кровью блюют. Остальным я горилки видав, пусть выводят хлопци радиацию
Понял тебя, Коля, ответил Лебедев. Сколько топлива на дизеля?
На сутки, много на двое якшо з гаража подтащить
Обеспечим. Глуши, расхолаживай, отдыхай. Как отдохнете готовьте реактор к перезагрузке топлива.
Николай, по большой дуге обходя скопления людей, и жестами отгоняя приближавшихся, убрел обратно в свои владения. Ольга сочувственно смотрела ему вслед сильный и добрый, хотя по-сельскому хитроватый, институтский энергетик был ей симпатичен. Его манера нарочито говорить на каком-то суржике казалось ей смешной оригинальностью, хотя муж морщился, качал головой и даже выговаривал Николаю: «Выйдет тебе, Коля, когда-нибудь боком эта бандеровщина». «Хрущ не выдаст, свинья не съест!» смеялся тот.
Все собрались? спросил Лебедев людей. Итак, товарищи! Мы пока не знаем точно, что произошло, но обязаны предполагать худшее. Все мы знаем, какая сложная международная обстановка в мире, как велика напряженность, и как американский империализм
Палыч, ты политинформацию не разводи! крикнул кто-то из собравшихся. Что случилось-то?
Возможно, это война, товарищи!
Люди на секунду умолкли, а потом загомонили, перебивая друг друга. Ольга почти не помнила войну, как не помнила ушедшего на нее и не вернувшегося отца. В памяти осталось только ощущение постоянного голода и холода. И еще страх когда их, одних детей, без родителей, вывозили под бомбами по льду из умирающего Ленинграда. Ей было всего шесть, и мать она больше не видела в эвакуации ее приняла в семью тетка, двоюродная сестра отца. Но многие здесь помнили войну отлично, а то и сами успели повоевать. На праздники боевые ордена и медали украшали грудь каждого второго мужчины и многих женщин. Война это самое страшное слово, которое можно было услышать сегодня.
Что с материка сообщают? в «Загорске-12», городе закрытом, бытовало «островное» ощущение жизни, и все, что за периметром охраны, называли «материком».
По проводам связи нет, товарищи, эфир тоже молчит. Поэтому первым делом я попрошу наших радистов Леонид Андреевич, вы здесь?
Здесь, откликнулся начальник лаборатории электромагнитных исследований.
Что у вас оборудованием?
У нас, среди прочего, есть всеволновая станция, но питание Все, кроме освещения, обесточено.
Питание вам дадим, согласуйте с электриками, пусть включат силовую.
А нам, а нам? загомонили остальные.
Спокойно, товарищи! Энергия пока в дефиците
Как бы подтверждая его слова, свет моргнул, погас, и начал медленно разгораться снова.
На дизель перешли, сказал Мигель, Пойду, отключу наружную подсветку и верхние этажи
Он направился было к коридору, но директор его остановил.
Мигель, подсветку наоборот включи всю и фасад, и парадный вход.
Но солярка
Лучше погаси внутреннее освещение, оставь аварийную линию. В городе света нет, пусть видят, что здесь люди, и идут сюда.
Война, говоришь?.. тихо спросил Матвеев.
А что еще, Игорь? Только вот оружия такого, чтобы Солнце погасило, я до сих пор не видал
Зато я видал, ответил ученый.
Это где же? Когда? вскинулся Лебедев.
А вот сегодня, в лаборатории
Ты о чем это?
Это он, товарищ директор, раздраженно сказал Воронцов, на установку нашу намекает. Это все, Игорь Иванович, ваши, ничем не подтвержденные, теории.
Ничем, значит, не подтвержденные посмотрел в черное окно Матвеев. Ну-ну.
Воронцов только отмахнулся с досадой.
Ольга отметила, что в отличие от скептически настроенного директора и злящегося Воронцова, Куратор слушал ученого очень внимательно.
Горящие половиной ламп люстры вестибюля погасли, на стенах зажглись тусклые светильники аварийной линии. Зато окна засветились отраженным светом наружной подсветки здания.
Товарищи, нужны добровольцы! объявил Лебедев громко. Нужно доставить солярку из институтского гаража к энергетикам.
Мы сходим! вперед неожиданно выступил Куратор, держа за локоть своего протеже Андрея.
Ольга удивилась он никак не казался ей человеком, готовым добровольно взяться за таскание бочек с топливом.
Где тут у вас гараж?
Я покажу, сказал Иван. Пойдемте. Надо только фонари взять в пультовой.
Я с тобой, быстро сказала Ольга.
Дорогая, но мы быстро, не переживай.
Прогуляюсь с вами, душно. И вообще Ольга сама не была уверена, зачем ей это нужно. Наверное, просто боялась остаться одна, без Ивана.
На улице было не просто темно, как бывает ночью. На улице была кромешная тьма, какой Ольга никогда в жизни не видела. Она обволакивала, давила на психику, пугала и тревожила воображение. Казалось, что кто-то смотрит в спину. Когда повернули за угол и сияние фасадной подсветки Института кануло в ночи, большие аккумуляторные фонари стали давать резкие ломаные тени, от движения которых девушка вздрагивала. С ними пошли два молодых техника Сергей и Василий, мобилизованные по признаку физической силы. Два лихих парня, спортсмены-многоборцы, грудь колесом но и им было явно не по себе. Они нервно оглядывались по сторонам, а посмотрев в небо, один из них (Ольга так и не поняла, кто Сергей, а кто Василий, они вообще выглядели как братья в одинаковых серых просторных штанах и белых рубахах) вдруг зашатался и схватился за плечо второго, чтобы не упасть. Девушка подняла глаза и сама присела на бетонное основание ограды над ней, там, где полагалось быть небу, было нечто чернее самой тьмы, но при этом как будто состоящее из мириад черных, немыслимым образом различимых на черном же фоне, точек. И оно неуловимо двигалось. Это было похоже на текущую по низкому небесному своду угольную пыль, и сразу начала ужасно кружиться голова.