Тут же раздался еще звонокот каждой фразы второго разговора распирало его еще сильней.
Тэк... тэк...только приговаривал он.Тэк!Он повесил трубку.Женщина, старик!ликующе воскликнул он.Говорит, полюбила с первого взгляда! Вот так!Он бросил горделивый взгляд в зеркало.
«А когда ж был этот первый взгляд?»хотел спросить я, но не спросил.
Все! Уходи!Он зашагал по крохотному номеру.Сейчас во всех церквах заутрени идутдуй туда!
Я хотел спроситьчто, церквами он тоже заведует?но не спросил.
Я вышел во тьму и мороз. Из темноты на меня волнами шла какая-то энергия. Приглядевшись, я увидел толпы людей, пересыпавшиеся с угла на угол,но автобусы с прижатыми дверями проходили не останавливаясь.
Я решил пойти пешком. Спешить мне было абсолютно некуда. Дело в том, что в городе Ю. я родился и не был тут уже тридцать лет. Светало. Город производил нехорошее впечатление. Старые дома еще разрушались, новые дома разрушались уже. Чувствовалось, что десятилетиями никто не думал про город, потом недолгое время кто-то думал, воздвигал какой-то дом, характерный для той эпохи, и снова шли десятилетия запустения. Нехорошо для города оказаться не в моде, в стороне от всяческих фестивалей, когда на город наводится свежийпусть даже и поверхностныйблеск. Здесь этого не было и следа.
«Хорошо, что я отсюда уехал!»мелькнуло ликование. «Но ведь вернулся же!»придавила тяжелая мысль.
Собираясь сюда лет уже десять (правда, не думая, что навсегда), я с волнением думал, что не узнаю тех мест, где ездил в коляске. И вдруг я словно попал в сон, который периодически снился мне,я снова оказался в том самом месте, которое помнил только во сне: те же деревянные двухэтажные дома, те же «дровяники» на краю оврага... Ничего не изменилось за тридцать лет! Тяжелый, темный сон про мое детство в чахлом квартале оказался не таким уж далекимдействительность не отличалась от него!
Еще одно обстоятельствоправда, не такое важноетревожило меня. Ни в поезде, ни в гостинице я не успел зайти в туалет... осквернить родные места я, конечно, не мог... Я схватил такси и помчался в центрно там все интересующие меня учреждения оказались закрытыправда, по веским, уважительным причинам: в одном туалете проходила политинформация, в другомпрофсоюзное собрание, в третьемперсональное дело. Казалось бы, надо радоваться столь бурной общественной жизнино что-то удерживало меня.
Номер был закрыт изнутри, а на дверях туалета в курилке висела малооригинальная табличка: «Закрыто по техническим причинам». Как насыщенно, интересно здесь живут!
Закрыто по техническим причинам!горделиво проговорил администратор, сверкая очками.
Ну, понятно,пробормотал я.
Кстати,продолжил он (что же тут может быть «кстати»?подумал я),вашего друга (он сумел произнести эти слова с презрением и в мой адрес, и в его) дожидается тут какой-то товарищ (снова презрение), однако на стук и телефонные звонки ваш приятель не реагирует. Может быть, он вас устроит?еще более пренебрежительно кивнул на меня администратор, обращаясь к гостю.
Со скамеечки поднялся мешковатый, бородатый мужик.
Синякова,ткнув мне руку, пробормотал он.Главный режиссер Театра драмы и комедии.
Очень приятно,пробормотал я. Не скрою, меня изумило, что он назвался женской фамилией. Я подумал, что ослышался, но после оказалось, что нет.
Разумеется,заговорил администратор, подходя с ключом,у нас имеется возможность открыть номер своими средствами, нораз уж вы пришли...
Разумеется... извините... подождите здесь!Я взял у администратора ключ, открыл, просунулся в узкую щель... мало ли что там?
В номере было пусто, на постели были видны следы борьбы... за занавескойя задрожалтемнел какой-то силуэт.
Эй... кто там?выговорил я.
Это ты, что ли?прохрипел голос, и высунулась Лехина башка.
Ну ты даешь!с облегчением опускаясь в кресло, проговорил я.Чего прячешься-то, выходи!
Не могу!заикаясь проговорил он.Я голый! Этадождалась, пока я впал в забытье, и всю одежду увела, даже белье! Неужто Геха ее подослал? Ну друг! Хорошо, что хоть шапка цела!Он внезапно захихикал.Откуда ей знать, что в такой лабуде такие деньги! Умен!Леха погладил себя по шапке.Отцепи меняне могу больше!свободолюбиво воскликнул Леха.
Я отцепил. Кутаясь в занавеску, как Цезарь в тогу, Леха пошел по номеру.
Жалко, шмоток больше не захватил!воскликнул Леха.
Там тебя главный режиссер театра ждет,проговорил я.
Мужик, баба?испуганно вскрикнул Леха.
На всякий случай я уклонился от ответа.
Сейчас позову.
Зови!произнес Леха, перекидывая лишнюю материю через плечо.
Появился режиссер. Набычившись, он смотрел на Леху. Тот, надо сказать, держался неплохо. Можно было подумать, что последняя мода диктует именно такой стиль: тога и ушанка.
Слушаю вас!величественно проговорил Леха.
Синякова,пробормотал тот.
Машина, надеюсь, у подъезда?поинтересовался Леха.
Синякова кивнул. Перекинув конец материи через себя, Леха двинулся из номерамы последовали за ним.
В машине я спросил режиссера, не японец ли он. Он ответил, что нет. Просто, когда его назначили главным, он решил вместо своей неблагозвучной взять фамилию жены и написал соответствующее заявление в соответствующие инстанции. Когда он получил паспорт, там было написано: Синякова. «Но ведь вы просили фамилию жены?»сказали ему. С тех пор он вынужден ходить с этой фамилией. Случай, в общем-то, обычный, но чем-то он растрогал меня.
В театре Леха держался отменно. Прямо с порога завел речь, что всякий истинно интеллигентный человек должен ходить в помещении в ушанке. Всюду замелькали ушанки. Народ тут оказался сообразительный. На площадке второго этажа попался и скромно поклонился молодой человек в шапке с накрепко завязанными ушами. Леха благосклонно подозвал его к себе, расспросил, кто он такой, к чему стремится. Тот скромно отвечал, что фамилия его Ясномордцев, он уже два года после института числится режиссером, но самостоятельной работы пока не получил (Синякова с ненавистью глянул на него).
Талантливую молодежь надо выдвигать!строго глянув на главного, проговорил Леха. Синякова молча поклонился. Мы последовали далее.Кстативаш новый заведующий литературной частью!вдруг вспомнив обо мне, проговорил Леха. Синякова с ненавистью глянул на меня и поклонился так же молча.
Когда мы, оглядев буфет, снова спустились в холл, над гардеробом уже появилась молодецкая надпись: «Головных уборов гардероб не принимает!»
Я думаю, мы сработаемся!благожелательно глянув на главного, произнес Алексей.
Где все взяли столько ушанокбыло неясно, видно, разорился какой-то спектакль о войне. Я, единственный вне шапки, выглядел нонсенсом, но моя близость к Лехе оберегала меня. Синякова тоже надел ушанку, но из пижонистой замши, и уши принципиально не завязал, чтобы выглядеть независимо. Мы проследовали в ложу.
«Отелло»наш лучший спектакль!наклонившись к Лехе, прокричал Синякова. Поскольку все были в ушанках, приходилось кричать.
Мне, как новому заведующему литературной частью, было интересно, выйдет ли Отелло в ушанке, но Ясномордцев, назначенный сопостановщиком, нашел оригинальное и тактичное решениеОтелло, разминая пальцы, все время мял ушанку в руках. В минуты душевных потрясений он чуть ли не раздирал ушанку на части. Я, как верный уже царедворец, покосился на Леху: не покажется ли ему это крамолой?но тот взирал на происходящее благосклонно, и я успокоился.
Перед самым удушением Отелло с треском порвал ушанку, оттуда вывалилась серая вата (режиссерская находка!). Леха, видимо, потрясенный, неподвижно смотрел на сцену, потом вдруг сорвал с себя ушанку и тоже разорвал ее пополам. Окаменев, Отелло стал смотреть в ложурешив, видимо, что Леха отнял у него главную роль для себя. Сообразительный осветитель перевел луч с Отелло на Лехуно Леха, не обращая внимания ни на кого, в отличие от Отелло, весь белый, терзал свою шапку на куски. Клочки ваты он кидал в изумленный зално вот вата кончилась, и премьер, ссутулившись, удалился во тьму. Я нашел его в бархатном закутке. Постаревший лет на сто, он сидел в кресле, держа пустую шапкину кожуру.
А... деньги где?выговорил я.
Он, неподвижно глядя в точку, ничего не ответил. Видно, дама, похитившая его одежду, заодно произвела и трепанацию шапки.
Нуесли это они устроили!Леха, налившись вдруг ненавистью, рванулся на сцену.
Ты чтосбрендил?остановил я его.Откуда они про содержимое твоей шапки могли знать?
А почему же они тогда... тоже шапки надели?
Я пожал плечом.
А эта... откуда могла знать?обессиленно проговорил он.
Интуиция... опыт,предположил я.
Занавес на сцене медленно опустился, действие заглохло само собой, не в силах выдержать соперничества с реальными трагедиями реальной жизни.
Мы побрели из театра. Он нес ненужную уже шапку в ненужной (или нужной?) руке.
Вот так вот проходит слава!скорбно произнес он. Я, впрочем, не совсем понял, когда была слава, у кого и какая.
Все понуро шли за нами с шапками на головаххотя шапки в данном случае, может, уместнее было бы снять? Леху, естественно, это раздражало, Лехе, естественно, мерещилось, что в шапках у них полно денег.
А нугеть отсюда!рявкнул он. Лицедеи отстали.Гехе звонюпусть разбирается!Он рванулся к телефонной будке.
Через четверть часа мы сидели в приемной Хухреца. Прежде я не видел его, поэтому, естественно, волновался. Я старался вспомнить, что слышал от Лехи. Конечно, не только тяжелое школьное детство объединяло ихкроме того, они служили вместе во флоте, а главное, оба занимались спортом, а именно спорт отбирает людей, жаждущих любым путем сделаться первыми.
Мы вошли.
...А я ее за человека держал!выслушав бессвязный рассказ Лехи, произнес Хухрец.Дай, думаю, с корешом познакомлю, чтобы не скучала она, значит, за старое!Хухрец потемнел лицом.Ну что же, как говорится, будем карать!Он нажал кнопку на одном из телефонов.Машину к подъезду!обронил он.
Поездка эта отпечаталась в моем мозгу крайне неотчетливособытия были настолько странными, что плохо укладывались в голове. Шофер на секунду притормозил перед чугунными воротами какой-то усадьбычерез мгновение ворота были распахнуты. Скрипя тормозами, резко сворачивая, мы мчались среди каких-то бледно-желтых флигелей.
«Какое-то ободранное заведение!чувствуя себя уже причастным к красивой жизни, пренебрежительно думал я.Могли бы и отремонтировать!»
В узких проулках было уже темно. Вот рябой свет фар высветил на глухой стене странную надпись: «Выдача вещей». Шофер заложил очередной лихой вираж. Хухрец радостно загоготал, буквы исчезли. Наконец свет фар уперся в какую-то глухую чугунную дверь. Водила нетерпеливо засигналил. Послышался тягучий, медленный скрип. Полоска тусклого света озарила нас. Какой-то абсолютно пьяный человек в клеенчатом фартуке дурашливо поклонился до земли, когда мы входили.
Помещение представляло собой склад, вернее, свалку всякого хозяйственного барахласломанные стулья, покрашенные белой краской шкафы, прислоненные друг к другу панцирные кроватные сетки. Посреди всей разрухи красовался старинный стол с львиными лапамиХухрец по-хозяйски уселся на него.
Где сама?спросил он клеенчатого.
Счас придет!как-то двусмысленно улыбаясь, ответил тот.
Некоторое время спустя из мглы появилась тучная женщина в грязном белом халате, с большим пористым лицом и пронзительными глазками. Увидев ее, Леха вскочил и окаменел, как изваяние.
А... суженый!презрительно глянув на Леху, проговорила она.
Леха побелел еще больше.
Познакомьсяэто наша Паня Тюнева!Геха Хухрец зачем-то представил хозяйку мне.
Я молча поклонился. Мне не совсем были ясны мотивы нашего пребывания здесь, но я был в незнакомом мне городе, в отрыве от привычной мне жизниможет быть, тут так полагалось проводить вечера?
Негоже пустым столом гостей встречать!рявкнул Геха.
Хозяйка повелительно глянула на клеенчатоготот скрылся.
Ну так что скажешь батьке?сверля хозяйку взглядом, проговорил Хухрец.Я тебя с лучшим моим корешом познакомил (он кивнул на смертельно бледного Леху), а ты что творишь?!
А что я творю?!кокетливо поведя могучим плечом, проговорила Паня.
А ты не знаешь?! (Разговор Христа с Магдалиной.) Человек к тебе всей душойа ты шестьдесят пять тысяч схрямзила у него?
А это еще надо доказывать!нахально проговорила она.
Чего доказывать?продолжал воспитательную работу Хухрец.Тут, как говорится, и к гадалке не надо ходить: кроме тебя, в номере не был никто!
Мало ли куда он в шапке своей шастал!ответила Паня.
Откуда ж известно тебе, что они в шапке были?припечатал Хухрец. Паня осеклась.Этого мало тебе?Хухрец царским жестом обвел помещение.Сколько в месяц имеешь-то тут? На одной одежонке небось...Он кивнул на несколько детских пальтишек, раскиданных по стульям.
Да что я имею-то?заверещала она.Это, что ли, богатство-то?Она подняла двумя пальцами потрепанное детское пальтишко и швырнула обратно... (Что онаест, что ли, детишек?мелькнула мысль.)Засунул в дыру поганую, нашел, как избавиться!Они скандалили, не таясь от Лехи, который как-никак официально считался Панькиным хахалем.
Положение спас клеенчатый: сыпанул на стол несколько грязных картофелин, поставил закопченную кастрюлю с пригорелой кашей. Угощение было странноватым, но и все вокруг было настолько необычным, что я не удивился.
И это все?!кинув на Паньку соколиный взгляд, воскликнул Хухрец.А младенцовки не поставишь, что ль?
«А это еще что?» Самые жуткие предположения колыхнулись во мне.
Клеенчатый впился взглядом в Панюта, секунду помедлив, кивнула. Клеенчатый скрылся, потом возвратился, прижав к фартуку липкую пятилитровую банку с мутной жидкостью. Он расплескал ее по детским железным кружечкам: на моей кружечке был зайчик, на Лехинойягодка, на Гехинойслоненок.
Ну, за то, чтобы еще не видеться лет пять!Хухрец захохотал, схватил зубами сырую картошку и радостно захрустел.
Судя по вкусуи действию,в кружечках оказался спирт, но какой-то нечистый. Веселье было тоже каким-то мутным. Хухрец с хрустом пожирал картошку и громко хохотал. Паня, почти полностью закрывая Леху, сидела у него на коленях и, кокетливо ероша его волосенки, игриво повторяла фразу, от которой он вздрагивал и бледнел:
А без шапки-то лучше тебе!
Я, взяв кастрюльку с пригорелой кашей, стыдливо отошел. Дабы устраниться от происходящего, стоял, уставясь в стену, и вдруг внимание мое привлек разрисованный лист. Я подошел поближе... «Обязательства работников АХЧ... Детской инфекционной больницы2». Ком каши колом встал в моем горле. Я зажал рот рукой. Вот, оказывается, где происходит наше гулянье! Я глянул на Хухреца. Он, словно фокусник, жрал одну сырую картофелину за другой.
Но ведь это... детский продукт!еле слышно проговорил я.
Паня слегка развернуласьодин ее пронзительный глаз смотрел на меня.
Серенький... разберись!кратко скомандовала она клеенчатому.
Тот подошел ко мне и деловито ткнул в глаз. Я сполз по стене на цементный пол. Кастрюлька покатилась. Все дальнейшее воспринималось мной еще в большем тумане, чем раньше. Передо мной появились ноги Хухреца.
А тыорех! Крепкий орех!прогромыхал его голос.Но я тебя раздавлю!Потом, судя по ногам, он повернулся.Все! Едем в черепахарий!скомандовал он.
Я поплелся за ними. Не оставаться же мне было в больниценепонятно в качестве кого?
Все вместе мы уселись в машину. Паня по-прежнему плющила Леху своим весом. У меня на коленях оказался клеенчатый. Правда, вел он себя довольно прилично, один только раз он шепнул, на повороте склонившись ко мне: «Пикнешьгорло перегрызу!»и это все.
Показался черепахарийгигантское круглое строение. Существование его в городе, где многого необходимого еще не было, казалось странным. Мы вошли внутрьшвейцар в форме Нептуна приветствовал нас. Огромный стеклянный цилиндр занимал почти все пространство, вокруг него вились тропические заросли, в них и был накрыт огромный стол: кокосы, ананасы, дорогостоящий коньяк «Енисели». Черепахи с ужасом взирали на нас через стекло.
Консервы с цунами открывать?спросил услужающий.