Трубку повесил.
«Да-а,думаю,влипла в историю! Какому-то незнакомому человеку в семь утра выкидывать деньги в окно, чтобы его отец-академик смог купить на эти деньги боржом! Более идиотскую ситуацию трудно придумать!»
Нет уж, не пойду к соседке в семь утра треху занимать! Хватит и рубля на боржом его отцу!
Слышу, раздался под окном свист, выкинула я ему, как договорились, спичечный коробокушел.
Через короткое время снова слышу его свист. Выглядываюстоит с обиженным, злым лицом. Губы так свело обидой, что даже свистнуть как следует не смог.
Сколько ты мне выкинула?
Рубль. А что?
Ты сама, наверное, понимаешь, что можно купить на рубль!
«Да,думаю,здорово мне повезло!»
Иди-ка ты,говорю,подальше.
И окно захлопнула. И все!
Однажды сижу во время антракта, еле дышуприносит билетерша букет роз!
Сразу все упало у меня: «Он, идиот... Лучше бы пачку пельменей прислал!»
И вот встречает меня у выхода церемонно. Прекрасно сшитый новый костюм.
Мне кажется, здесь немного морщит...И с обиженным лицом ждет непременных горячих возражений.
И все! Каждый разстоит у входа, как истукан!
Подружки мне говорят:
«Колоссальный у тебя, Ирка, парень!»
Знали бы, какой он колоссальный!
Каждый день: стоит, аккуратно расчесанный на косой пробор, непременно держа перед собой коробочку тающих пирожных. Приводит в свой дом, знакомит непременно с какими-то старыми тетушками, потом под руку ведет к себе.
У каждого свой стиль. У этогоочаровывать манерами! Чашечки, ложечкивсе аккуратно. За все время, может быть, один раз вылетел от меня к нему дохленький флюидик, да не долетел, упал в кофе. Кофе попили сдох!
Потом, при расставании, целует руку. До часов уже добрался! Конечно, при его темпах...
Однажды Ленка меня спрашивает:
Ну как он, вообще?
А-а-а!говорю.Бестемпературный мужик!
Но все терпела почему-то. Недавно только произошел срыв.
Встречает у выходапирожных нет! Церемонно приглашает в ресторан.
Приходимуже накрыто: шампанское и букет роз!
«Сейчас бы,думаю,мяса после спектакля!»
Поесть,говорю,можно? Дорого?
Это,говорит,не имеет значения!
А сам небось в кармане на маленьких счетикахщелк!
Сидим. Смотрит на себя в большое зеркало, через плечо, и говорит с грустью:
Да-а-а... Вот у меня и виски уже в инее!
Какой еще иней?говорю.Что за чушь?
Откинул обиженно голову... Потом стал почему-то рассказывать, какая у него была неземная любовь. Она считала его богом, а он оказался полубогом...
Видит, что я его не слушаю, вскочил, куда-то умчался.
Тут появляются вдруг знакомыемонтажники наши, из постановочного цеха.
О, Пантелеевна,говорят.Привет! Закурить, случайно, не найдется?
У меня,говорю,только рассыпные... Да чего там,говорю,садитесь сюда!
Приходит мой ухажеру нас уже уха, перцовка, дым коромыслом. Он так сел, откинув голову, молчал. Пил только шампанское, а закусывал почему-то только лепестками роз. Видит, что на него никто не смотрит, вскочил, бросил шесть рублей и ушел.
Но на следующий день снова явился...
2. Он говорил
Первая
Да. У меня с этим тоже хорошо!
Недавнозвоню одной.
А куда мы пойдем?сразу же спрашивает.
А что,говорю,тебе именно это важно?
Нет, конечно, не это, но хотелось бы пойти в какое-нибудь интересное место.
Например?
Ну, например, в ВТО!
Почему это в ВТО? Ты артистка, что ли?
Нет, ну вообще приятно провести время среди культурных людей!
Уломала все-такипошли в ВТО.
Ой!говорит.Ну обычная вэтэошная публика!
Тут я несколько уже дрогнул. Нельзя говорить: «вэтэошная», «киношная». «Городошная»это еще можно.
И главное, сидит практически со мной, а глазами по сторонам так и стрижет!
Ой, Володька! Сколько зим! Ну как не стыдно? Сколько можно не звонить?
Тот уставился так тупо. Явно не узнает. Действительно, не понимаетсколько же можно не звонить?
Прямо,мне говорит,нельзя в ВТО прийти, столько знакомых!
Потом стала доверительно рассказывать про Володьку: так будто бы в нее влюблен, что даже не решается позвонить, пьет с отчаяния дни напролет! Слушал я ее, слушал, потом говорю:
Иди-ка ты спать, дорогая!
Вторая
Больше всех почему-то дядька с теткой переживают за меня.
Четверть века прожил уже, а жены-детей в заводе нет! Мы в твои-то годы шестерых имели!
Да как-то все не выходит,говорю.
Ну хочешь,говорят,приведем мы к тебе одну красну девицу? Работает у нас... Уж так скромна, тихаглаз на мужчину поднять не смеет!
Ну что же,говорю,приводите.
Только уж ты не пугай ее...
Ладно.
И утром в субботу завели ее ко мне под каким-то предлогом, а сами спрятались. Сидела она на стуле, потупясь, что-то вязала, краснея как маков цвет. А я, как чудище заморское, по дальним комнатам сначала скрывался, гукал, спрашивал время от времени глухим голосом:
Ну, нравится тебе у меня, красавица?
И куда она ни шлавсюду столы ломились с угощением.
Наконец, на третий примерно час, решился я ей показаться, появилсяона в ужасе закрыла лицо руками, закричала... С тех пор я больше ее не видел.
Третья
Однажды друг мой мне говорит:
Хочешь, познакомлю тебя с девушкой? Весьма интеллигентная... при этом не лишенная... забыл чего. Только учти, говорить с ней можно только об искусстве пятнадцатого века, о шестнадцатомуже пошлость!
Да я,говорю,наверное, ей не ровня. Она, наверное, «Шум и ярость» читала!
Ну и что?говорит.Прочитаешьи будешь ровня!
Это ты верно подметил!говорю.
Подучил еще на всякий случай пару слов: «индульгенция, компьютер»,пошел.
С ходу она ошарашивает меня вопросом:
Как вы думаете, чем мы отличаемся от животных?
Обхватил голову руками, стал думать...
Тем, что на нас имеется одежда?
Ине попал! Промахнулся! Оказывается, тем, что мы умеем мыслить. Больше мы не встречались.
Четвертая
Встречает меня знакомый:
Слушай, колоссальная у меня сейчас жизнь, вращаюсь всю дорогу в колбасных кругах. Хочешь, и тебя могу ввести в колбасные круги?
Ввел меня, представил одной. Как-то позвонил я ей, договорились о свидании.
Приходитна голове сложная укладка, на теледжерсовый костюм (на базе, видимо, недавно такие были).
Зашли мы в шашлычную с ней, сели. Вынимает из кармана свой ключ, уверенно открывает пиво, лимонад.
Приносит официант шашлык. Она:
Что это вы принесли?
Официант:
Как что? Шашлык... Мясо.
Она:
Знаю я, что это за мясо! Вы то принесите, которое у вас на складе! Знаю как-нибудьсама работаю в торговле!
Дикую склоку завела, директора вызвала. Пошла с ним на кухню поднимать калькуляцию.
Возвращаетсязлая, в красных пятнах.
Вот так,говорит,я уж свое возьму!
«Ты,думаю,наверно, и не только свое возьмешь!»
Стала она рвать сырое почти мясо, на меня хищные взгляды кидать.
Посмотрим,урчит,поглядим, на что ты способен!
«Да,думаю,ждет меня участь этого мяса!»
Знаете,говорю,я чувствую непонятную слабость. Я должен непременно пойти домой, на несколько секунд прилечь... Всего доброго.
Пятая
Недавно я с отчаяния додумался зайти в кафе. Девушки молодые, одетые модно, у стойки сидят.
С одной попытался заговоритьполучил в ответ надменный взгляд.
Мне кажется, я читаю!
Ей кажется, что она читает.
Хотя, в общем-то, разговор их известен. Если двое ихобязательно почему-то говорят, что они польки или что они двоюродные сестры. На другое ни на что фантазии не хватает. Такойизвестно ужепроисходит разговор:
Здравствуйте. Вы кого ждете?
Не имеет значения.
А после куда пойдете?
Не важно.
А пойдемте ко мне!
Это зачем еще?
Чаю попьем.
А мы чай не любим.
А что же вы любите?
Молоко.Хихиканье.
И долго вы будете здесь сидеть?
Пятнадцать суток.Дикое хихиканье.
И в этот раз одну такую сумел зачем-то разговорить на свою голову. Сразу же целый ворох ненужных сведений был на меня высыпан: как вчера на дежурстве придумала в шкафу спать, где халаты; как на свадьбе у брата все гости передрались в кровь...
И лепечет ведь просто так, явно не различает меня в упор, думает, что я ее подружка какая-нибудь.
Но на следующий день договорился зачем-то с ней встретиться. Почему-то на вокзале назначила.
Прихожу на следующий деньона ждет. Вся замерзла, кулаки в рукава втянула, ходит, сквозь зубы: «С-с-с!»
Тут только сообразил я, почему на вокзале,она же за городом живет! По болоту пробирается, подняв макси-пальто, до электрички, потом в электричке полтора часа... И все это для того, чтобы чашечку кофе выпить надменно.
С ней подружка ее. Пальто такое же. А может, одно пальто на двоих у них было, просто так быстро переодевали, не уследишь.
Смотрит на меня с явной ненавистью. Как-то иначе она, видимо, меня представляла. А подружка молча тянет ее за рукав в сторону.
Ты что?говорю.Я же тебе одной свидание назначил.
Без Люськи,злобно так говорит,никуда! Мне она дороже тебя!
Рот так захлопнула, глаза сощурилаи все!
Ну что ж,говорю,может быть, в столовую какую-то сходим?
Да ты что?говорит.За кого ты нас принимаешь?
А что такого? В столовую, не куда-нибудь!
Пришли, сели. И все. Про меня забыли. Словно десять лет со своей подружкой не виделась, хотя на самом деле, наверно, наоборотдесять лет не расставались.
...А Сергеева видела?
Сергеева? Ой, Люська! Пришел, весь в прикидену, ты ж понимаешь!
Моя-то фамилия не Сергеев! Может, потом они и меня будут обсуждать, но пока моя очередь не наступила.
Вижу вдругиз сумки у нее кончик ломика торчит, изогнутый.
А ломик зачем?спрашиваю.
Посмотрела на меняс удивлением, что я еще здесь.
А чтобы жахнуть,говорит,если кто-нибудь плохо будет себя вести.
Слушай,говорю.Сделай милость, жахни меня, да я пойду.
3. Они
В общем,он говорил,когда я тебя увидал, я уже в жутком состоянии был! В жутком!
И я тоже, что интересно,улыбаясь, отвечала она.
Да? А выглядела прекрасно.
А может, мне ничего и не оставалось, кроме как прекрасно выглядеть!
Сначала, когда я тебя увидел, меня только боль пронзила. Надо же, подумал, какие есть прекрасные девушки, а мне все время попадаются какие-то жутковчихи! Потом, гляжу, ты все не выходишь и не выходишь...
А я только тебя увидела, сразу подумала: надо брать!Она засмеялась.
Серьезно,говорил он.По гроб жизни буду себе благодарен, что решился тогда, с духом собрался. Батон, который все грыз на нервной почве, протягиваю: «Хотите?» И вдруг эта девушка, чудо элегантности и красоты, улыбается, говорит: «Хочу»и кусает.
А как я бежала сегодня, опаздывала! Ну все, думаю, накрылся мужик!
Они сидели за столом в гулком зале. Онанемного склонившись вперед, держа сигарету в пальцах точно вертикально. Замедляла дым во рту, потом начинала его выпускать.
Они спустились по мраморным ступенькам, пошли к такси.
У самой машины она задержалась, перегнувшись, быстро посмотрела через плечо назад, на свои ноги.
Онуже в машинепридерживал рукой открытую дверцу.
Добрый день!сказала она шоферу.
Здрасьте!сказал тот не оборачиваясь.
За окном падал мокрый снег.
Что-то я плохо себя чувствую,сказал он.
Да?.. А меня?сказала она, придвигаясь.
Машина как раз прыгала по булыжникам, но поцелуй в конце концов получилсясначала сухой, потом влажный.
Ну... Есть точно не будешь?
...Не точно.
...Ты зайчик?
Практически да.
Потом он увидел вблизи ее глаз, огромный, с маленьким красным уголком. Он счастливо вздохнул и чуть не задохнулся от попавшей в горло пряди ее легких сухих волос.
И снованеподвижность, блаженное оцепенение, когда слышишь, как шлепает, переливается вода в ванне, и нет сил пошевелиться, привстать.
Две поездки в Москву
1
Московский дворик перед глазамидеревянные скамейки, высокая блестящая трава, одуванчики на ломающихся, с горьким белым соком трубочках. А я сижу за столом и опять ей звоню, хотя вчера только думалвсе, слава Богу, конец. И вот опять.
Звоню, а сам палец держу на рычагеесли подойдет муж, сразу прервать. Но нет... Никого... Гудок... Гудок.
Далеко, за семьсот километров, в пустой комнате звонит телефон. Положил трубку, встал. Жарко. Единственное удовольствиеподойти к крану, повернуть. Сначала выливается немного теплой воды, а потом холодная, свежая. Положил голову в раковину. Вдруг кран начал трястись, стучать, как пулемет, вода потекла толчками. Ну его к черту, закрыть. Ходить по комнате, размазывая потемневшие холодные прядки на лбу. Провести рукой по затылку снизу вверхкороткие мокрые волосы, выпрямляясь из-под руки на место, приятно стреляют холодной водой за шиворот. Но скоро все высыхает.
Подошел к двери, выбежал, хлопнул. Все идут потные, разморенные, еле-еле. Уже неделю такая жара. С того дня, как я приехал в Москву. А вернеесбежал. Так прямо и схватился за эту командировку. А здесь меня брат поселил в своей пустой кооперативной квартире на окраине. Странные эти кооперативные квартиры. Все одинаковые. И как-то еще не чувствуется, что люди здесь жили и еще долго будут жить.
Институт, правда, оказался рядом, так что в самом городе я почти и не был, все ходил здесь по дорожкам, по огородам. И уж стало мерещиться, что вся жизнь пройдет здесь, на этой вытоптанной траве, среди пыльных, мелких, теплых прудов...
Познакомил нас с ней мой друг Юра. И сразу понял, что зря. Сразу же между нами почему-то такое поле установилось, что бедный Юра заерзал, задвигался, и вообще удивляюсь, как не расплавился.
Что в женщине больше всего нравится? А всегда одно и то жечто ты ей нравишься, вдруг чувствуешь, как она незаметно, еле-еле подтягивает тебя к себе. И замечаешь вдруг ее взгляд, и осторожно думаешьнеужели?
А наутро я пришел к ней по какому-то еще полуделу, что-то мы придумали накануне. И вот сидел на табурете, а она ходила по комнате в мохнатом халате, нечесаная, и мы говорили еще о каких-то билетах, но все уже настолько было ясно... Она мне потом рассказывала, что тоже это почувствовала и очень испугаласьеще накануне утром меня и в помине не было.
Все несколько отклонилось от обычной схемы, и муж нас застал в первый же день, когда ничего еще не было и мы сидели с ней за три метра друг от друга и толковали о каких-то мифических билетах.
Как я узнал, муж ее был джазист, причем первоклассный, отнюдь не из тех лабухов, что играют на танцах или в ресторанах,нет, он занимался серьезным, интеллектуальным джазом, порой трудным для восприятия. Я знал несколько таких: абсолютно не пьющие, серьезные, даже чересчур серьезные, прямо профессора.
Однажды я был на их джем-сейшене, слышал его знаменитый виброфон... Вот идет со всеми и вдруг отходит, отклоняется, меняет строй, ритм, вот уже девятнадцатый век... восемнадцатый... семнадцатый! Вот идет обратно... нагоняет.
Потом играли «хот». Быстро, еще быстрей, все разошлось, разбренчалось, казалосьне соберешь!.. Но нет, в конце концов все сошлось. Здорово.
Вспоминая это, я смотрел, как он снял черный плащ, оставшись в замечательном синем пиджаке с золотыми пуговицами, потом расстегивал боты, расчесывал пушистые усы... Мне он сразу понравился. Нравится он мне и сейчас, после всего, что произошло.
Он пошел по комнате и вдруг увидел меня за шкафом.
Та-ак,сказал он,те же, вбегает граф.
Мы с благодарностью приняли его легкий тон.
Раз уж попались,говорил он,будете натирать пол. Я давно уже собираюсь...
Потом мы сидели, все трое, и молча пили чай. Я вдруг хрипло проговорил:
Может, с моей стороны это нахальство, но масла у вас нет?
Он засмеялся, принес из кухни масло.
И только когда я вышел на улицу, только тогда страшно перетрухнули то больше не за настоящее, а за будущее. Я уже чувствовал, что это так не кончится. И действительно, весь день ходил как больной, а наутро снова к ней явился.