У тебя зоркий глаз, кивнул Майлз. Я наведаюсь туда и взгляну на эту б/у Кейт. По правилам они должны были проверять находки друг друга.
Это и я могу сделать, вызвалась Тик, когда ее отец принялся очищать тарелки, прежде чем поставить их в посудомоечную машину.
Не сомневаюсь, заверил ее Майлз. Как дела в школе?
Нормально, пожала плечами Тик.
Если Майлзу и хотелось что-нибудь изменить в своей дочери, то самую малость, и все же, вопреки его разумению, в жизни Тик слишком многое было нормальным. Она была умницей, из тех, кто понимает разницу между первоклассным, посредственным и паршивеньким, но, как и большинству ребят ее возраста, пускаться в подробные разъяснения ей было в лом. Как тебе фильм? Нормально. А жареная картошка? Нормально. Как твоя вывихнутая лодыжка? Нормально. Все и всегда было нормально, если даже и не было, если даже на самом деле все было паршивенько. Когда полный эмоциональный спектр от отчаяния до восторга суммируется одним словом, что прикажете делать родителям? Еще более Майлза беспокоила мысль, что нормально часто используют в качестве затычки в разговоре, надеясь, что человек, задавший вопрос, попросту отвалит.
И Майлз придумал хитрый ход: не отваливать. Но и не продолжать расспросы, потому что на них ответят тем же уклончивым словом. Надо молчать. Хотя далеко не всегда эта хитрость срабатывала.
У меня новая подруга, разразилась наконец Тик целым предложением, когда Хобарт, содрогнувшись, затихла. Девочка поднялась, чтобы вынуть чистую посуду.
Майлз ополоснул руки и подошел к шкафу, куда Тик убирала теплые тарелки. Взяв одну с полки, он придирчиво осмотрел ее. Тарелка сверкала чистотой. Хобарт еще поживет.
Кэндис Берк. Она тоже ходит на рисование. Сегодня она украла канцелярский нож.
Зачем?
Наверное, у нее такого не было. Каждую фразу она начинает с о боже, о господи. Типа, о боже, о господи, у меня тушь потекла. Или о боже, о господи, ты даже тощее, чем в прошлом году.
Последнее, догадывался Майлз, не было выдуманным примером. Тик, и раньше худую как палка, теперь все чаще подозревали в анорексии, в прошлом году даже вызывали в медпункт и расспрашивали о ее режиме питания. Майлза с Жанин тоже вызвали, и произошло это до того, как Жанин резко похудела, так что, глядя на родителей Тик, заполнивших собою почти целиком крошечный школьный медпункт, сама собой напрашивалась мысль, что девочка не без ухищрений довела себя до состояния тростинки.
Майлз тщился вспомнить, знает ли он Кэндис Берк. В городе фамилия Берк нередко встречалась.
Как она выглядит?
Толстой.
Сильно или слегка?
Она такая же толстуха, как я худышка.
Иными словами, не слишком, ввернул Майлз. Дочь-подросток шарахалась от его комплиментов. По правде говоря, Майлз считал ее неотразимой красавицей и регулярно пытался объяснить, что ее популярности среди мальчиков мешают только ее ум и чувство юмора. Интересно, из каких она Берков?
Она живет с матерью, пожала плечами Тик, а мать с новым бойфрендом в конце Уотер-стрит. Она говорит, у нас с ней много общего. По-моему, она влюблена в Зака. Все время твердит: О боже, о господи, он такой милый. Как ты это выдерживаешь? То есть он же был твоим, а теперь нет.
Ты сказала ей, что она не много теряет?
При упоминании Зака Минти, бывшего бойфренда Тик, Майлз до сих пор скрипел зубами, хотя с их разрыва минул не один месяц. Майлз лелеял надежду, что столь своевременное знакомство с Донни на Винъярде освободит его дочь от какой-либо остаточной привязанности к подростку, за которым, как и за его отцом и дедом в свое время, всегда нужен был глаз да глаз. Молчание дочери встревожило Майлза.
Все бы ничего, сказала она наконец, но сейчас я не только без Зака, у меня и ни одной подруги не осталось.
В течение полугода две лучшие подруги Тик уехали из города.
Кроме Кэндис, напомнил Майлз.
О боже, о господи, заверещала Тик в притворном ужасе, я забыла про Кэндис!
И ты забыла меня, опять напомнил Майлз.
Тик посерьезнела, дернула плечом:
Ты прав.
И дядю Дэвида.
Нахмуренные брови, извиняющийся тон:
Да.
И твою маму.
Едва заметная морщинка на лбу. Длить перечень Майлз не стал, и Тик позволила себя обнять, покорно скользнув в его неловкие, слишком широкие объятия. Обычно, предвидя эту медвежью ласку, Тик поворачивалась боком, и ее плечо впивалось Майлзу под грудину. Причину такого поведения ему объяснила Жанин: вероятно, развивающаяся с опозданием грудь у их дочери побаливает; из этого объяснения Майлз понял, почему сама Жанин не очень любила обниматься с ним.
Конечно, мы не те друзья, которых ты имела в виду, сказал Майлз дочери, но мы не кто-нибудь.
Да. Шмыгнув носом, Тик зарылась лицом в его рубашку.
Ты собираешься написать Донни?
Зачем? Я никогда его больше не увижу.
Кто знает, пожал плечами Майлз.
Я. Тик отодвинулась от него. И ты. Она вернулась к посудомоечной машине.
Тебе уроки задали? спросил Майлз. (Тик помотала головой.) Хочешь, я загляну попозже и отвезу тебя домой?
Мама обещала заехать, сказала Тик. А если она забудет, идиот меня довезет.
Эй. Майлз дождался, когда она повернется к нему лицом. Полегче с ним. Он старается. Просто он не понимает, как ему существовать рядом с тобой.
Лучше бы ему вовсе прекратить существовать.
Тик.
Да ладно, ты сам его люто ненавидишь, но не признаешься. Интересно почему?
Потому что. А вдруг одним признанием дело не ограничитсявот почему. Потому что, когда Дэвид предложил убийство как способ положить конец ежедневным визитам Матёрого Лиса, Майлзу пришлось унимать разыгравшееся воображение.
Командир! возопил Уолтер Комо, когда Майлз вышел из кухни. Поди сюда на минутку.
Уолт снял верхнюю рубашку, отметил Майлз. Под рубахой Уолт всегда носил белые футболки с логотипом своего фитнес-клуба на груди слева и всегда на размер меньше, чтобы каждый мог полюбоваться его по-прежнему бугристым накачанным пятидесятилетним торсом и бицепсами. Дэвид, конечно, был прав. Уолт готовился водрузить локоть на пластиковую стойку и предложить Майлзу помериться силой.
Сейчас буду, отозвался Майлз и повернулся к Дэвиду, который с помощью Хораса наполнял салфетницы: Нашел помощника на вечер?
Шарлин, ответил Дэвид. По-моему, это она только что припарковалась.
Может, мне задержаться?
Ни-ни.
Майлз пожал плечами, а Дэвид ухмыльнулся:
Тебе пора сматываться, и, понятно, через черный ход.
Не иначе.
Позади ресторана крайнее парковочное место рядом с мусорными баками занимала десятилетняя джетта Майлза, к ней пристроился еще более обшарпанный хендай эксель Шарлин. Майлз старался производить как можно больше шума, приближаясь к Шарлин, чтобы не напугать ее, но радио в ее машине орало, и она вздрогнула, когда Майлз возник у дверцы.
Господи, Майлз, прохрипела она, зажав зубами косячок и опуская стекло. Под старую песню Роллинг Стоунз потянуло сладким дымком. Ты меня до инфаркта доведешь. Я уж было приняла тебя за того копа-придурка. Имелся в виду Джимми Минти.
Извини, сказал Майлз, хотя и не был искренне огорчен.
Женщины в большинстве своем отлично знали, чего от него ждать, и не скрывали этого. Во всяком случае, Жанин. И не воображай, что ты меня поразил, Майлз. Ничуть, заявила она, согласившись выйти за него замуж. Сам же Майлз был удивлен тем, что сделал ей предложение, и соответственно полагал, что и Жанин удивится, но нет. Она называла его самым прозрачным мужчиной на свете. Даже и не думай о карьере преступника, предупреждала она. Только захочешь ограбить банк, а копы уже будут в курсе, какой именно ты выберешь.
Как вы тут без меня на прошлой неделе? спросил он Шарлин.
Не шибко. Хотя ужинов прибавилось.
Ну, к этому мы почти привыкли.
Ребята из колледжа опять зачастили.
Ужины были относительным новшеством. Еще год назад ресторан работал только в утренние и обеденные часы, но Дэвид предложил открываться и по вечерам в выходныев надежде привлечь иную публику; миссис Уайтинг была против этой затеи, опасаясь, что они потеряют старых, испытанных и преданных, клиентов. Майлз сумел довести до ее сведения, что многих из старых-преданных след простыл, умерли либо уехали. В итоге миссис Уайтинг согласилась, но сперва убедилась, что они не потребуют рекламного бюджета, не внесут никаких изменений в меню завтраков и ланчей и не станут вымогать у нее денег на дорогостоящий ремонт в оправдание новому и более изысканному обслуживанию по вечерам.
По задумке Дэвида они начали с заманивания студентов, сочинявших за бесплатную еду отзывы на рестораны для студенческой газеты. Колледж находился в семи милях вверх по реке, в Фэрхейвене, и даже Майлз не верил, что студенты протопчут к ним дорожку, учитывая, что их родители ежегодно выкладывают минимум по двадцать пять тысяч на обучение, жилье и мелкие расходы своих детей. Но, видимо, кое-какие деньжата еще оставались. Когда студенты принялись наведываться в Имперский гриль, машины на парковке перед рестораном пополнились рядком БМВ и ауди. Летом эта роскошная армада вернулась в Массачусетс и Коннектикут, что притормозило наплыв клиентов, но вечером по пятницам и субботам посетителей набиралось достаточно, чтобы не закрывать ресторан сразу после ланча. Другой революционной идеей Дэвида стало обслуживание частных вечеринок.
Вы сегодня с Дэвидом вдвоем управитесь?
Да запросто. Репетиция свадебного обеда на двадцать человек.
Окей, сказал Майлз, не сумев скрыть разочарования от своей ненужности.
Шарлин, кажется, поняла его настроение и сменила тему:
А вы с Тик хорошо отдохнули?
Прекрасно. И наверное, зря я делился своими восторгами. Теперь Уолт подумывает открыть фитнес-клуб на острове.
Я видела его фургон перед входом. Хочешь, я ему сейчас такое устрою, что у него член отсохнет?
Оставь, ответил Майлз, зная, что Шарлин подобное по силам. В свои сорок пять ей более чем хватало женской властности, чтобы вгонять в ступор самодовольных качков из колледжа. Я все равно ухожу.
Он выдавливает тебя из твоего же ресторана. Так нельзя, Майлз.
Да я рад, что он приходит. Если бы не он, я бы там дневал и ночевал.
С тех пор как они с Жанин расстались, Майлз жил в квартире над рестораном. Он собирался навести в квартире чистоту и уют, но за минувшие полгода далеко с этим не продвинулся. Половина жилого пространства была по-прежнему забита картонными коробками из подвальной кладовой, запасами, перенесенными наверх много лет назад, когда разлилась река. Майлз также подозревал, что и с вентиляцией в квартире не все в порядке: в холодную погоду он часто просыпался с тяжелой головой и ему не хватало воздуха. В прошлом апреле он даже собрался попросить у Жанин разрешения ночевать в гостевой спальне, пока он не избавится от головных болей, но когда Майлз явился к Жанин с этой просьбой, оказалось, что Матёрый Лис уже поселился в его бывшем доме. Лучше уж задыхаться в Гриле, решил Майлз.
Ладно, если ты уходишь, так давай уходи, а я пока докурю косячок, сказала Шарлин.
Кури себе на здоровье. Кто тебе мешает?
Ты. Я чувствую себя неуютно, когда курю травку в твоем присутствии.
Поскольку фраза Шарлин смахивала на оскорбительный упрек, Майлз не мог не поинтересоваться почему.
Потому что ты из тех людей, у кого никогда не получается надежно скрыть свое неодобрение.
Майлз вздохнул. Вероятно, Шарлин права. То же самое ему не раз говорила Жанин. До чего же странно, однако, то, как тебя воспринимают другие люди. Майлз всегда считал себя образцом толерантности.
Глава 2
Отец марк, возвращаясь с обхода лежачих больных из его паствы, столкнулся с Майлзом; тот, стоя позади церкви Св. Екатерины, пялился на колокольную башню со шпилем. В детстве Майлз был заядлым верхолазом, настолько бесстрашным, что его мать столбенела от ужаса. Приготовив ужин, она выходила позвать его в дом и всегда искала сына на уровне земли, к его вящему удовольствию, ему нравилось окликнуть ее с высоты, вынуждая поднять голову и обнаружить сына среди ветвей под голубым небом, и ее узкая ладонь мгновенно тянулась прикрыть разинутый рот. В ту пору Майлз думал, что у матери плохо с памятью, если она каждый раз ищет его на земле, когда он то и дело поднимается в небо. Став отцом, он понял, как ей, наверное, было страшно. Она не смотрела наверх, потому что вокруг было слишком много деревьев, слишком много ветвей, слишком много опасностей. Лишь когда Майлз ловко спускался вниз и спрыгивал на ноги, у нее получалось улыбнуться, хотя она и ругала его и требовала обещания, которого он все равно не исполнит. Ты прирожденный верхолаз, говорила она по дороге домой. Каких высот ты достигнешь, когда вырастешь! Аж дух захватывает!
Теперь у Майлза захватывало духпрактически при любом подъеме. В какой-то момент своей жизни он начал до жути бояться высоты, и от мысли о покраске башни у него подгибались колени.
Когда я был маленьким, сказал отец Марк, я думал, что Бог живет там наверху.
В башне? спросил Майлз.
Отец Марк кивнул:
Мне казалось, когда мы поем гимны, мы зовем Его спуститься к нам. Конечно, мы именно это и делаливзывали к Нему. Но Его буквальное присутствие согревало.
Мужчины пожали друг другу руки. Майлз уже переоделся в заляпанную краской одежду, но за работу еще не принялся, и рука у него была сухой. Небо, пока он добирался из ресторана к церкви, угрожающе потемнело.
Сам Господь всего в нескольких этажах от нас так близко.
А я как раз думал, как башня далеко от нас, признался Майлз. Правда, я размышлял о покраске.
В этом вся и разница, заметил отец Марк.
На самом деле я размышлял не столько о покраске, сколько о том, как бы не рухнуть с этой высоты.
Любопытно, подумал Майлз. В детстве его, как и отца Марка, радовала воображаемая близость к Богу, тогда как взрослые людивозможно, потому, что их помыслы редко бывают чисты, находят утешение в отдаленности Всевышнего. Хотя Майлз не назвал бы свои помыслы нечистыми, он предпочитал представлять Господа всеблагим, а не всезнающим. Ему нравилось воображать Бога похожим на свою мать, нагруженным слишком многими обязанностями и слишком измотанным, чтобы ни на секунду не спускать глаз с шустрого мальчонки, но из любви к ребенку и боязни за него при каждом удобном случае проверявшим, как он там. Разве это так уж глупо? У Господа наверняка имеются и другие проекты, кроме Человека, как и у родителей куча дел, кроме воспитания детишек. В воображении Майлза Господь, улучивший наконец минутку вновь обратить внимание на детей своих, качает головой и бормочет: Боже правый, опять они чудят. Задерганный Господь и, наверное, ошарашенный тем, сколь многие из чад его влезли на деревья с тех пор, как он в последний раз бросал на них заботливый взгляд. Господь, что ладонью зажмет приоткрывшийся ротиз страха за ребенка: силы небесные, пацан вот-вот себя покалечит! Господь, который вдруг, сам того не ожидая, испытывает гордость: аллилуйя, мальчик и впрямь верхолаз!
Забывчивое, витающее в облаках божество, признавал Майлз. Впрочем, когда Господь обращает пристальное внимание на своих проказливых детишек, они обычно заняты кое-чем похуже, нежели лазание по деревьям.
Если такой Бог и существовал и если он когда-либо опасался, как бы Майлз ни причинил себе вреда, теперь ему уже не о чем волноваться. Сколь бы многообещающим ребенком Майлз ни был, ни одной вершины он так и не покорил, и теперь, в сорок два года, он так боялся высоты, что подолгу топтался у стальных дверей стеклянных лифтов, подавляя желание уйти прочь и мешая другим войти в кабину.
Мы же договорились, башняне твоя забота, сказал отец Марк.
Вроде договорились.
Изначально идея Майлза состояла в том, чтобы самому покрасить здание церкви, а на башню кого-нибудь нанять и таким образом сэкономить приходу кучу денег, но оба подрядчика, с которыми он разговаривал насчет покраски башни, запросили за работу столько, сколько стоило бы выкрасить церковь целиком. Рассердившись на Майлза, намеревавшегося взять на себя легкую и безопасную часть работы, они дали ему понять: то, чего не хочет делать он, не хочет никто, а значит, придется раскошелиться. Их правота была для Майлза как удар под дых.
Беда в том, признался Майлз своему другу, что каждый раз, когда я смотрю вверх, чувствую себя виноватым.
А ты не смотри вверх.
Отличный совет от духовного лица, сказал Майлз, снова задрав голову, и в этот момент почувствовал, как на щеку упала капля.
Отец Марк тоже поднял голову, и на него тоже закапал дождь.
Идем в ректальный дом, выпьем по чашке кофе, предложил он. Заодно расскажешь о своем отпуске.