Можно было обратиться к частному детективу. Он бы сына нашёл, навёл бы о нём справки, сделал бы фотографии, но Наташа не шла ни к какому детективу. Так ли уж она хотела про сына все знать? Нет, по-настоящему не хотела. Иногда ей приходило в голову, что онгей, и не зря отправился именно в Сан-Франциско. Кто с ним рядом? Может какой-то мужчина, который взял на себя все заботы? Наташа и сама не знала, обрадовалась бы она, узнав правду. Лучше ничего не знать, делать вид, что их с Эдей только двое. Марик где-то живёт, у него, она надеялась, была сносная жизнь, он возможно счастлив, а если нет, она всё равно не могла бы ему помочь. Лучше не знать. Не знатьлегче. Если она изредка с кем-нибудь разговаривала по телефону, её про сына давно не спрашивали, знали, что не надо, что его как бы нет. Ей просто не хотели делать больно. Но было ли ей по-настоящему больно. Было, но редко, потому что Наташа предпочитали о плохом не думать, ей удавалось, но не всегда.
В минувшую среду, которая уже полгода была для Наташи выходным, она, уступая странному импульсу, вдруг открыла страницу «Музея декабристов». Она и сама не могла бы объяснить, зачем она это сделала, ведь ей никогда не хотелось блуждать в интернете в поисках информации. Она на работе слишком много сидела перед экраном и дома старалась себя пожалеть. А тут она это почему-то сделала. Ага, хроника событий расследования, дознания, допросы, суды, приговоры, а главное весь большой список участников, тех, кто действительно тогда в этот морозный зимний день стоял на пустой площади, офицеры и нижние чины, те, кто не стоял, но был членом обществ, сочувствующие, не доложившие начальству, что в курсе готовящихся событий, «знавшие об умысле на цареубийство», свидетели, приятели, сослуживцы. Пара сотен фамилий. Но где же князь Львов, её предок? Его не было в списках. Википедия давала самые полные списки по разрядам, предка не было ни в одном. Да, был князь Львов, камергер, но он родился в 1863 году, какое он мог иметь отношение к декабристам. Был другой князь Львов, член Временного правительства. Опять не тот. Наташа нашла некоего Львова, троюродного брата декабриста Лунина, он приезжал в Сибирь, но ни на какой Сенатской площади не стоял. Какие-то ещё братья Львовы, но не те Как же так получалось, что красивой семейной истории грош цена! Как так может быть? Дедушка был правда Львов, он-то про декабриста Львова всем им рассказывал. Не может же быть дыма без огня. Молоденький офицер, дворянин вышел со своими солдатами, его судили и сослали, в ссылке он женился на простой деревенской девушке, у него родился сын, Наташин прадед, отец дедушки. Прадед стал священником, а дед судьей это же всё не могло быть неправдой. Но исторические источники этих фактов не подтверждали. А вдруг дедушка интересничал, и никакой он не князь? А тогда и она не княжна. Ну подумаешь не княжна, какая теперь уж разница, но Наташа с детства, ещё с маминых недомолвок привыкла считать себя княжной Львовой по матери. Она и вела себя немного «как княжна». А теперь Наташа грустно выключила компьютер. Да мало ли, что она не смогла найти информации о декабристе Львове. И зачем она только полезла в интернет. Не знатьвсегда лучше. Если не знаешь, то можно надеяться, а так ещё одна, так любимая Наташей, иллюзия рассеялась. Настроение её резко упало. Наташа как всегда принялась думать, что она плохая мать, дочь, жена а тут ещё она и не княжна никакая Да не может быть. Наташа отказывалась в это верить. Быть княжной, хотя она никому бы в этом не призналось, казалось ей почему-то важным.
Галочканаивная
Галина Борисовна всё не выключала телевизор. Надо выключать. Ну сколько можно смотреть ящик. Она сидела перед экраном на старом довольно продавленном кресле и смотрела передачу про здоровье с Еленой Малышевой. Малышева всё правильно говорила, но Галина Борисовна и так давно знала прописные истины, просто надо меньше лекарств принимать, организм же сам себя лечит. Голова её предательски клонилась набок, глаза закрывались, Галина на пару минут засыпала, начиная посапывать, потом просыпалась и снова смотрела в экран. «Это я днём так утомляюсь, что хочется просто глаза прикрыть», думала она. Признаваться себе, что она спит перед телевизором, Галина Борисовна решительно не хотела. Это всё-таки стыдно, хоть никто и не видит, что с ней происходит. Рядом на диване полулежал Валя, её муж Валентин Иванович. Галина прекрасно знала, что телевизор он не смотрит, а просто уставился в прострации в одну точку в углу. Он не здоров и целый день дремлет, ни на что не обращая внимания. «Валя, ты слышал, какие она упражнения рекомендует для спины? Валя?» Валентин ей ничего не отвечал, но Галина упорствовала: «Валюша, просыпайся. Нельзя тебе целый день спать. Это неправильно и тебе вредно. Мы с тобой сейчас выйдем погулять». Галина слышала свой собственный голос и у неё создавалась иллюзия, что они разговаривают. Мир иллюзий давно не казался Галине Борисовне странным, он её даже безотчетно привлекал. Время перед старым, плохо настроенным телевизором, берущем только три программы, представлялось ей семейным временем. Валентинеё семья, каждый вечер она его усаживала на диван, и они сидели совсем недалеко друг от друга. Валентин никуда не спешил, его с недавних пор совсем ничего не беспокоило и не тревожило. Ему всё равно, какая там передача, а для неё этот просмотр новостей по Первому каналу, который Оля презирала, мученье, долг. Сейчас они выйдут, пройдутся пять минут по двору, больше Валентин не выдерживал, она его покормит. Раньше, ещё пару недель назад, Галина Борисовна кормила мужа на открытой террасе, но сейчас похолодало. Кормить его стало нелегко, он плохо открывал рот, жидкая пища вытекала, надо было без конца вытирать подбородок. Твёрдую пищу ему совсем нельзя: зубной протез не держался, Валя почти не жевал и мог подавиться. Стирать в условиях сельского дома было трудно, и Галина повязывала мужу тряпку под подбородком. Он сидел за столом, как большой ребёнок. Ухаживать за ним тоже теперь надо было, как за маленьким. Галина привыкла, но себя всё же жалела. После еды его надо было вести в туалет, расстегивать штаны, пальцы Валентина совсем не слушались, хотя проблема была вовсе не в пальцах, просто он не мог сосредоточиться на действиях. Потом шла процедура совсем неприятная: менять памперс, укладывать на диван около телевизора, укрывать одеялом. А потом Ура! Наконец-то она останется одна, предоставленная сама себе. Спокойно поест, вымоет посуду и пойдёт в спальню наверх, там теперь интернет. Проверит имейлы, почитает и заснёт. Назавтра опять всё будет то же самое: грустная рутина, от которой ей никуда не деться. Ещё недавно они с Валентином спали в одной постели наверху, но забираться наверх по лестнице стало для Вали мученьем, он пару раз падал, она его еле поднимала. Плохо, что они теперь спят порознь, они же муж и жена. Но делать нечего
Они живут на даче, неподалеку от посёлка Пустошка Псковской области. До Москвы ночь пути. Люди в поезде морщатся, когда понимают, что оказались в купе с инвалидом. Скрыть это уже не удаётся. Надо бы, наверное, уезжать домой в московскую квартиру, тем более, что стало холодно, но Галина Борисовна твёрдо решила сидеть на даче до 1 октября, кровь из носу. Зачем ей была нужна «кровь» она и сама бы не взялась объяснить. Дала себе зарок, надо его выполнять. Галина Борисовна многого не умела, но это она умела в совершенстве: убедить саму себя, что она права, что делает что-то правильно. Сбить её с единожды принятого решения, было практически невозможно. До 1 октября сидеть в Пустошке надо потому, что Валюше на воздухе лучше, да и она вдали от цивилизации не подвергается московским соблазнам. Её долгне оставлять мужа одного, и она не оставит! Это правильное решение и нечего давать себе поблажки, что бы там ни говорили. Какая разница, какая погода? 1-гозначит 1-го. В Галине Борисовне всегда было что-то неуловимо мазохистское, хотя если бы ей об этом сказали, она бы не согласилась. Оначеловек долга, молодец! Неважно, что сейчас Валентин не может оценить её подвигов.
Впрочем, он никогда не мог. Сколько она делала для семьи, а кто это ценит? Муж не ценит. Галина Борисовна начинала заводиться, ей даже захотелось свою досаду на несправедливость мира кому-нибудь высказать, но было некому. Не ему же, старику с бессмысленным взглядом, который ей никогда не мог быть подспорьем.
В это лето ей всё-таки удалось прокатиться в Швейцарию на выпускной вечер внука. Мальчик её пригласил, что отказываться? Нет уж. Тем более, что она тут как раба, имеет в конце концов право. Как уж её Оля отговаривала! А почему бы и нет? Кому от этого плохо? Хоть летом надо что-нибудь придумывать. Она всегда умеет придумать как отпраздновать праздник оригинально, не так как у всех. Это дурацкое сидение за столомскучно, пошло, банально.
Прошлым летом ей исполнилось 75 лет, так она такой юбилей устроила, ни у кого такого не было. Галина Борисовна мешала на плите кашу и улыбалась. Вот какая идея: никаких застолий, надоело. Вместо сидения за столом все гости отправятся на экскурсию в прошлое. Её прошлое, детство, ранняя юность. Надо пройти по переулкам, зайти в кафе, съесть лёгкие закуски, потом выйти к Чистым прудам, оттуда мимо её школы, мимо того места, где был их дом, они подойдут к другому кафе, где их будет ждать чай с пирожками. Разве не интересно всем окунуться в атмосферу её послевоенного детства. Она будет идти впереди под руку с Валюшей и всем всё рассказывать как экскурсовод. «Что? Пожилые люди? Трудно идти? Что за ерунда. Не могут пару километров пешком пройти?»Галина Борисовна с удовольствием вспоминала юбилейную экскурсию и свои аргументы против скептиков. Встретились у метро, небольшая группа немолодых людей, девчонки-подружки из института с мужьями. Этих на такие вещи и уговаривать не надо. Галина вспомнила, как они один раз, когда Олег приезжал в Москву, пошли к друзьям в гости в Строгино, там все вместе вышли чистить снег с площадки и заливать каток для детей. Мороз и солнцедень чудесный Забытое озорное ощущение субботника. Одно удовольствие лопаткой помахать. А Олег, сын, был явно недоволен. Ему что лень было снег чистить? Молодой, сильный он, что переломился? До сих пор Галина Борисовна хранила в памяти его недовольную гримасу.
А сейчас опять. По Олегу было видно, что прогулка по Чистым прудам не так уж его вдохновляет. «Вот, Олег, моя школа видишь?» Да плевать ему было на её школу и на место, где был их дом. С Валей под руку идти не получилось. Как она сразу не подумала, что не получится. Валя шёл слишком медленно, тяжело опираясь на руку Олега, который практически тащил отца на себе. Валентин мелко переставлял ноги, выворачивая носки, глядел прямо перед собой. Пару раз сильно споткнулся, Олег его еле удержал. Лучше бы Валя под ноги смотрел. Она всё время настаивала, что Валюше надо тренироваться, а то совсем распустился. Так нельзя. Олег с отцом плелись в самом конце процессии, оба ничего из её объяснений не слышали. Она же для них старалась. Оля с Наташей, дочери, шли рядом. Галина развеселилась, раскраснелась, было немного жарко. Юра со Светой тоже сильно отстали, Галина слушала тяжёлое натужное Юрино дыхание, Света поддерживала мужа. «Ну вот, запыхался. Ходить надо больше, спорт не оставлять», своих пожилых однокашников Галине было вовсе не жалко. Ею овладел кураж, и она совсем на Олега с отцом не оборачивалась. Это её праздник, пусть все делают, как ей хочется. Что тут такого. Перед самым кафе, куда первой зашла старшая дочь Оля, Галина оглянулась на сильно отставших сына с мужем. Олег держал отца двумя руками, Валентин заваливался на один бок. Галина стала приглашать гостей вовнутрь.
Валентин её тихо раздражал: ну почему с ним это случилось? Откуда она взялась, эта болезнь Паркинсона? Чем она вызвана? Они не сразу и заметили, что с отцом что-то не так. Ну чай несколько раз немного разлил, она и значения не придала. Почему-то долго возился со шнурками, у него сделалась странная шаркающая походка. Пошли к врачу, который в первый раз стал им говорить о паркинсонизме. Галина Борисовна не поверила: ничего у него нет. Просто устал, слишком много сидит, надо больше спортом заниматься. Каждый вечер она выводила Валентина гулять, заставляла заниматься с гантелями. Пришлось принимать таблетки. Уж как она не хотела, но Олег из Америки настаивал. Как он мог настаивать, он даже не видел отца? Какое-то время ей казалось, что болезнь, если это вообще была болезнь, застопорилась, и даже после лета в Пустошке, наступило улучшение. Валентин тоже старался не обращать на болезнь внимания, ходил на работу, но справлялся там с трудом. Стал медленно говорить, с затруднением, терял мысль. Он брал в рот еду и долго не глотал. «Глотай, Валя, что ты сидишь!»кричала ему Галина, но он смотрел мимо неё, ничего не отвечая. А вдруг его с работы выгонят, этого Галина побаивалась. «Мама, отцу надо уйти, он там всем мешает. Какой из него теперь начальник?»Оля папу «сдавала». «Нет, нет, ни за что. Уйти с работыэто для него смерть», Галина даже и слышать не хотела о пенсии. Олег из Америки тоже её убеждал, что отцу пора уйти, что, дескать, это не дело, он и сам не работает и место занимает. Неужели она, мама, не понимает. «Да нет, они не осмелятся его выгнать. Слишком его на работе уважают. Да он больной стоит их всех здоровых. С его-то опытом. Может ему и трудно с людьми, но работа-то от этого не страдает», Галина Борисовна умела мастерски убедить себя в чём угодно. Надо работать до гробовой доски, умереть на работе. Вот как надо. Надо-тонадо, но Галина смотрела на маскообразное лицо мужа, на полное отсутствие у него мотивации для любых действий, даже самых простых. Валентину стало трудно контролировать положение своего тела. Но у него ещё бывали минуты просветления и тогда он был её прежний Валюша. Надежду она не теряла, но Олег ей говорил, что отец в итоге не сможет держать мочу и кал и возможно станет совсем слабоумным. «А это мы ещё посмотрим» Галина Борисовна не желала себя расстраивать и верить таким неутешительным прогнозам. Олег «каркал» и очень её этим злил. Вот средняя дочь Наташа, наоборот, за всё бралась, только бы папу вылечить. «Мы, мама, его будем нашей любовью лечить. Бог нам поможет», вот что она говорила. Галина Борисовна рассказывала о лечении любовью Олегу, но он только молчал в трубку. Иногда вдруг принимался возражать, говорил, что это глупости, и тогда Галина Борисовна спорила с ним назло. «А ты что предлагаешь? Сидеть сложа руки? Папу надо спасать. Ты же врач», вот что она ему в трубку кричала и часто принималась плакать от обиды на его черствость.
Гости расселись за столом, принесли закуски, нарезанный сыр, колбасу, рыбу. В бокалы налили шампанское. И тут Валя захотел сказать тост. Прекрасно начал, осмысленно, цветисто, умно, метко, как только её Валюша умел. Олег помог отцу встать, Валина рука с бокалом мелко подрагивала, немного вина пролилось, но ничего все же знают, как Валечке тяжело, но он всё-таки нашёл силы поздравить жену. Галина улыбалась. Валентин сказал первые фразы, такие правильные, складные. Потом последнюю фразу повторил, потом ещё раз, потом стал повторять её механически, превращая в бессмысленный набор слов. Чем закончить он не знал, внезапно забыл, что хотел сказать. Может и помнил, но слова рушились, не складывались ни во что связное. Тост превратился в испорченную пластинку. Люди сидели с налитыми бокалами и ждали Олег стал тянуть отца за рукав, чтобы он сел. Галина Борисовна улыбалась по инерции, потом Валин брат из Израиля, Слава, помог Олегу посадить отца, Галина извинилась. Да что тут извиняться, все и так всё понимают, но что-то сломалось в атмосфере праздника, Валентин испортил его, испортил ей настроение. И что он вылез, это Олег не уследил. Она же не может всё контролировать. Как неприятно. Валя конечно хотел как лучше, но ему теперь надо быть осмотрительнее, покрасоваться хотел. Галина Борисовна забыла, что ещё минуту назад она гордилась своим Валюшей, его способностью красиво и умно говорить. Не вышло. Может, не надо было его совсем на экскурсию брать? Да как она может так думать! Галине Борисовне стало стыдно за свою мимолетную слабость. Экскурсия закончилась, больше эксцессов не было, они благополучно вернулись домой. Олег был зол, говорил, что устал тащить папу на себе. Совсем распоясался. Ничего страшного Устал он Она с папой целыми днями возится, всё на ней А он, он Вообще о ней в Америке не думает.
В тот его приезд они с Олегом поссорились. Они часто бывали друг другом недовольны, когда он приезжал. А происходило это, наверное, потому, что Галина Борисовна слишком многого ждала от сына. И вообще они по-разному понимали, что такое семейное торжество. Олег ей всегда пытался объяснить, что он не может приезжать часто и поэтому хотел бы просто провести с ней время. Хорошо звучит, да в том-то и дело, что он не может приезжать часто, вот оно ключевое слово. Она хочет друзей приглашать, чтобы было весело, чтобы все видели, какой у неё сын. Родные приезжают: Наташенька, Слава. Собрались в кое-то веки вместе всей семьей! Шумно, бестолково, квартира заполняется людьми. Как это может не нравиться? Как? Да какая разница где и не чем спать, что есть? Это же совершенно неважно. Главное они вместе. Все спать ложатся, а она всегда готова с Олегом на кухне сидеть, хоть всю ночь. Ну хоть раз она отказалась с ним общаться с глазу на глаз. А спать? Ну подумаешь, спать! Дома отоспится. А ведь в каждый свой приезд он норовит из дому уйти. К кому-то ездил, с кем-то встречался. А она? А потом будет говорить, что ради неё приезжал. Как бы не так! Один раз попросил её билеты в театр купить, ну она купила даже не в один театр, а в два. Ну и что? Опять не угодила: зачем два раза? И Оля, конечно, с ними ходила, это же само собой разумеется, что сестра с ними пойдет. Был недоволен. Ну чем, чем? Так обидно было. Да, она обиделась, да, кричала, что было бы лучше, если бы он вообще не приезжал. И ведь это правда. Приезжает, она так его ждёт, а потом у него то друзья, то конференция, то ещё что-то А ей что, крошками с барского стола довольствоваться?