Позвольте мне поговорить с её милостью, проговорил он, еле шевеля губами.
Вы с ума сошлипросить меня о таких вещах?
Я мог бы предать забвению эту историю с Реммером
Шантаж? В лице Морбонда ничего не дрогнуло. Какой вздор. Пишите свой донос, я готов ответить перед законом. Он сунул рапиру в ножны, двинулся к двери, оглянулся. Кстати, воздаю должное, Гренцлинвы поступили по-рыцарски. Пока не восстановите здоровье, пользуйтесь моим столом и кровом. Но, разумеется, баронессу вы больше не увидите. Храни вас Господь. Морбонд вышел.
В этот день его не пригласили к завтраку.
Гренцлин безо всякого аппетита выхлебал принесённый лакеем бульон и поплёлся в капеллу. Конечно, он не надеялся, что Севенна придёт. Ему просто нужно было помолиться.
За окнами было пасмурно, в капелле стояла полутьма, цвета витражей словно потускнели. У первого ряда скамей Гренцлин опустился коленями на подставку, сложил руки на груди и возвёл взгляд к лику Создателя.
Господи, спаси и помилуй, прошептал он. Господи, я не прошу тебя об исцелении. Я намеренно пошёл на риск и готов принять все последствия. И конечно, я не смею просить об утолении моей греховной страсти. Это искушение, которое я должен побороть сам. Господи, прошу об одном. Укажи мне путь. Вразуми. Дай понять, что мне делать дальше. Ему мучительно хотелось почесать лицо под бинтами. Господи, Ты даровал мне ум, и я всегда им гордился. Может быть, Ты решил наказать меня за эту гордыню, создав ситуацию, которую я не могу понять умом? Мои чувства к ней греховны, это очевидно. Но греховно ли желание вернуть ей похищенное? Ведь Ты знаешь, что я ничего не попрошу взамен, никогда
Дверь позади хлопнула. Неужели Севенна? Не смея надеяться, Гренцлин торопливо положил земной поклон и обернулся.
Мейстер Суэво грузно опустился на одну из задних скамей. Понятно: пришёл для обещанного разговора на ясную голову.
Что вам угодно, мейстер? Гренцлин подошёл к нему и сел по ту сторону прохода.
Давайте сразу к делу. Алмеханик глянул на него поверх очков. Нам с вами нужно договориться, как составить отчёт о расследовании.
Может быть, сначала устраним взаимное недоверие? Мне сложно доверять человекуесли можно так вас назватьизобличённому в похищении графини Тленикс. Как вы это объясните?
Там был не я, одна из моих копий, и вы же прекрасно понимаете, что мы сделали это по высочайшему приказу.
Да, понимаю. Но зачем четыре девушки? Почему не одна?
Король пожелал иметь выбор. На мой взгляд, это было жестоко и расточительно, но воля заказчиказакон для Гильдии. Или вы хотели спроситьпочему все четыре личности оказались в одной машине?
Нет, этот вопрос совершенно лишний. Ведь мы же не собираемся обвинять короля в саботаже собственного приказа.
Вы понятливый человек, господин Гренцлин. На редкость понятливый. Алмеханик вздохнул. Могли бы далеко пойти Слушайте, зачем вы совершили эту глупость? Неужели ради женщины?
Вам, вероятно, непонятны такие чувства. Но для нас, людей, они важны.
Почему непонятны? Я тоже был некогда человеком. Суэво дотронулся пальцем до своей груди. Здесь тоже крутится лента с записанной памятью, и в ней немало любовных воспоминаний. Он самодовольно улыбнулся. Да и сейчас Я, конечно, бесплоден, но вся оснастка при мне, и отменно работает на радость прекрасным дамам
Гренцлин поморщился.
Побойтесь Бога. Здесь не место таким речам Впрочем, я так и думал, что вы бывший человек. Сколько же вам лет на самом деле?
А вот это непростой вопрос. Я прожил сто сорок, но с вашей точки зрения, я ещё не родился на свет. Право же, вам лучше не задумываться над этим парадоксом.
Почему же? Парадокс вполне разрешим. Вы прибыли из будущего?
Суэво глянул на него с удивлением и уважением.
Не ожидал, что вы так легко додумаетесь до этой идеи.
Motio transtemporalis? Идея не нова, мейстер. Тот же Арродес в «Theatrum naturae» предположил, что время есть поток эфирной субстанции в четвёртом измерении пространства. И что можно двигаться против его течения, если найти необходимую силу и точку опоры. Значит, вы у себя в будущем построили некий корабль, идущий вверх по реке времени?
Суэво помедлил.
Не знаю, имею ли я право об этом говорить, но чтобы рассеять взаимное недоверие Нет, Гренцлин, это не корабль. По воле Троорла в нашем мире иногда возникают хрономалии, скажем так, водовороты на реке времени, которые могут затянуть пловца, но не утопить, а выбросить выше по течению. Мы научились предсказывать, где и когда возникают хрономалии, и рассчитывать, в какой момент прошлого выбрасывают. Так мы и попали к вам.
Раз уж вы так откровенны, может, объясните и вашу цель?
Некоторые научные открытия привели, вернее, приведут, к страшнейшему мировому катаклизму. Наша цельпредотвратить его, а ради этогозамедлить развитие науки у самых её истоков. То есть в ваше время.
Придушить арродистов? Захватить монополию в науках и держать под спудом все опасные знания?
Именно, Гренцлин. Вы просто невероятно догадливы. Может, догадаетесь и о причине моей болтливости?
Я так скоро умру, что мне можно выбалтывать что угодно?
На этот раз не угадали. Я же сказал, что самое меньшее несколько месяцев вы протянете. Я откровенен с вами, потому что хочу сделать вам предложение. Не от себя, от Гильдии.
Я вас слушаю.
Стать одним из нас.
То есть?
Вашу личность перепишут на пергаленту и перенесут в машину. Внешний облик можно сохранить. Кстати, это означает избавление от люциевой болезни, да и вообще бессмертие.
Предложение интересное. Ни на секунду у Гренцлина не возникло желания его принять, но нужно было выяснить, чего хочет Суэво. А что взамен?
Сущий пустяк: составить правильный отчёт об этом деле.
А, понимаю. Отвести от вас обвинения?
Именно, Гренцлин. Мы-то с вами знаем, что в неполадке виноват король, он сам это знает, и скоро будет знать, что мы знаем. Он, разумеется, понимает, что вы не напишете этого в отчёте, и ждёт, что вы свалите всё на Гильдию. Вы, должно быть, уже сообразили, что король нас не любит, а он ожидает, что вы это сообразите и что пожелаете выслужиться, утопив нас. Даже если в вашем отчёте не будет прямых обвинений против нас, он ухватится за любой намёк, любую возможность истолковать его не в нашу пользу. Если будет публично объявлено, что Гильдия создала негодный автокат, это сильно ударит по намне смертельно, но сильно. Наши привилегии могут быть отозваны. Вы же будете осыпаны высочайшими милостями, но ни бессмертия, ни даже лишнего года жизни король вам не даст.
Гренцлин понимающе кивнул.
Могу ли я спросить, почему вы действуете в отношении меня не кнутом, а пряником? Да ещё и таким дорогим?
По-вашему, это пряник?
Ах, вот оно что! Ну конечно, вы намеренно подставили меня под люцию. Теперь вам кажется, что я у вас в руках. Отменная работа, просто отменная. Но что если я скажу нет?
Вам не дорога собственная жизнь?
Мне дорога собственная душа, мейстер. Душа, которую Господь создал бессмертной и без вашей помощи.
Душа не существует вне вещественного носителя. Она бессмертна только в бессмертном теле. Впрочем, вы скажете, что это ересь. Хорошо. Тогда как насчёт баронессы?
Гренцлин насторожился.
Что вы имеете в виду?
Мы можем вернуть ей память.
Что? Записать обратно на живой мозг?
Не совсем.
Гренцлин встал. Хорошо, что лицо забинтовано и по нему не прочесть, как подействовали эти слова. Он сжал в кармане кассету.
Я подумаю над вашим предложением, мейстер.
Он зашагал к выходу, не оборачиваясь. Суэво ничего не сказал вслед.
9
Дежурный гофмаршал в напудренном до снежной белизны парике и расшитой позументами ливрее с удивлением посмотрел на Гренцлина.
Вы явились на высочайшую аудиенцию в маске, сударь?
Инвестигатор молча приподнял кожаную коломбину.
Ах, вот как Гофмаршал с трудом удержал невозмутимое выражение лица. Пожалуй, да, сударь. Вам лучше остаться в маске. Соблаговолите пройти за мной.
Они зашагали по галерее, увешанной батальными полотнами. Полуциркульные окна до пола смотрели в парк, на большие фонтаны.
Приём начнётся в одиннадцать часов, заговорил на ходу дежурный гофмаршал. Вас вызовут по имени. Аудиенция продлится около пяти минут. Отвечайте только на вопросы его величества, сами вопросов не задавайте. Отказом на высочайшие пожелания не отвечайте. Выходя, не поворачивайтесь к его величеству спиной. Они вошли в белую залу, полную людей. Здесь я оставлю вас, господин Гренцлин.
В зале стояли группами и вполголоса переговаривались мужчины вельможного вида, все в париках и сверкающих золотом кафтанах с орденскими лентами. Гренцлин выглядел среди них призраком, живым трупом в его чёрном сюртуке, с чёрной фазаньей двууголкой под мышкой, в маске, да ещё и землисто-бледный и отощавший за два месяца люциевой болезни. Его сторонились. Разговоры затихали при его приближении. Всё это было привычно. Гренцлин почти не волновался. Должно быть, ещё и потому, что принял с утра десять капель опиума, просто чтобы заглушить неутихающие боли в животе.
Коллежский адъютор Гренцлин! раздался чей-то торжественный голос.
Провожаемый странными взглядами, Гренцлин направился к дверям с резными золочёными вензелями «W III».
Король Вратислав Третий стоял у окна, как на парадном портрете, на фоне искусно драпированной портьеры с геральдическими льваминизкорослый мужчина средних лет в чёрно-жёлтом полосатом дублете. Лицо монарха было невыразительным, белый шрамик стягивал угол слегка перекошенного рта в гримасу вечной скуки. Гренцлин отвесил поклон по предписанной формедвууголка в левой руке у пояса, правая рука по шву.
Ваше Голос, как обычно, подвёл его. Гренцлин заговорил громче:Ваше королевское величество
Примите мою благодарность, инвестигатор, произнёс король тихо, без выражения. Вы заслужили её как никто другой. Я внимательно прочёл ваш отчёт. Расследование проведено не только блестяще, но и в высшей степени политически тактично. (Гренцлин не мог понять, кроется ли упрёк за этой похвалой). Вы избегаете однозначных выводов, но склоняетесь к тому, что виноваты не алмеханики, а арродисты? Что это они изменили прескрипт?
Именно так, ваше величество. Я выяснил, что незадолго до смерти Арродес скрывался в монастыре святого Ирмерия. Один из помогавших ему монаховбывший ученик Гильдии. Когда машина пришла в монастырь по следам Арродеса, то обратилась к этому монаху за мелким ремонтом, и он, злоупотребив её доверием
Да-да, я дочитал до этого места. Расследование будет стоить вам жизни, не так ли?
Гренцлин снова поклонился.
Высшее счастие для меняотдать жизнь на службе вашему величеству.
Мне сказали, что врачи дают вам около месяца. Сильно страдаете?
Опиум пока помогает, ваше величество.
На что-то ещё надеетесь?
Разве только на чудо, ваше величество.
Знаете, как сказал один сочинитель: ещё не прошло время жестоких чудес, загадочно выразился король. Разумеется, казна покроет все расходы на лечение, и это меньшее, что я могу для вас сделать. Держитесь. Даю слово, что память о вас будет увековечена. Не смею более задерживать.
Вратислав Третий протянул руку для прощального поцелуя.
10
Лил дождь. С улицы донёсся окрик кучера, скрип рессор, плеск копыт и колёс по лужам. Карета остановилась под окном. Кто-то приехал в эту гостиницу. Может быть, и к нему в гости. Гренцлин был одним из немногих постояльцев «Бархатного Приюта». Мало кто решался жить рядом с нимумирающим, да к тому же от люции, неведомого злого духа алмеханических волшебных машин. С него поэтому брали втридорога, но казна платила, а Гренцлину было всё равно.
Он лежал в липкой от пота постели и тупо смотрел в белый потолок, разлинованный чёрными балками. Ночная доза в тридцать капель ещё действовала, боль в животе почти не ощущалась. Что ж, вот он и прожил ещё одну ночь. Назло врачам он живёт уже пятый месяц. Может быть, ему даже стало лучше, он почти перестал кашлять кровью, но не стоит надеяться на чудоведь у него уже не раз бывали временные улучшения, а потом снова наступал ад Ему было уже почти всё равно, выздороветь или умереть. Лишь бы всё это наконец прекратилось.
В дверь просунулась смущённая физиономия гостиничного слуги.
К вам дама, сударь. Из благородных
Севенна?! Господи, неужели? Гренцлин уже перестал надеяться увидеть её. Он задвинул ногой горшок под кровать, пригладил грязные поредевшие волосы, натянул на грудь одеяло.
Проси!
Да, Севенна. Она вошла, еле протиснув юбки в узкую дверь, в дорожном замшевом казакине и шляпке с остро заломленным пером. Что-то в ней неуловимо изменилось. В улыбке, взгляде, румянце на щеках будто стало больше юности, в движенияхбольше свободы но духи всё так же пахли мятой, и всё так же выбивался из-под шляпки непокорный локон. Это была она, всё такая же нежная, прекрасная, недоступная Увидев Гренцлина, Севенна не смогла сдержатьсяна миг её лицо исказилось ужасом и жалостью. Но она заставила себя приветливо улыбнуться.
Рада вас видеть, господин Гренцлин. Но как жаль, что при таких обстоятельствах!
Ваша милость
Умоляю, молчите, если вам трудно говорить. Я пришла выразить благодарность и величайшую признательность Она приложила унизанную перстнями руку к своему сердцу. Господин Гренцлин, я обязана вам всем. Я знаю, что вы пожертвовали жизнью, чтобы вернуть мне память. Я чувствую себя безмерно виноватой. Я не заслужила такой жертвы с вашей стороны. Я не знаю, чем смогу вас отблагодарить.
У Гренцлина потекли слёзы. Счастье. Острейшее счастье, равного которому он не испытывал никогда в жизни. Видеть её, слышать от неё такие слова Он даже не мечтал о таком, даже не смел мечтать. Он хотел сказать, что её благодарность и есть высшая награда, что теперь он умрёт счастливым, но горло сдавил спазм
Знаете, мои родители были против, продолжала Севенна. Из-за детей. Ведь я теперь не смогу их иметь. Поэтому я колебалась. Но господин барон так настаивал и я решила, что правильнее будет поступить по воле мужа. Ведь я была такой безвольной, такой пустой, безо всяких собственных побуждений Вспоминаю себя тогдашнюю и ужасаюсь: как я жила? Будто какая-то пелена затягивала ум Я тогда согласилась только чтобы угодить господину барону. Но не сомневайтесь, я и сейчас поступила бы так же. Я ни о чём не жалею. Да, я кое-что потеряла. Зато нашла себя. Вновь стала сама собой.
Севенна расстегнула бисерную пуговку манжеты.
Помните?
Гренцлин кивнул. Слёзы так и текли по его изуродованному лицу.
Севенна поддёрнула рукав, обнажая руку до локтя, и подала ему.
Потрогайте.
Он прикоснулся к нежной тёплой плоти чуть ниже локтевого сгиба и осторожно надавил. Сквозь мякоть слабых мускулов его палец упёрся в металл. Локтевое сочленение. Гидравлический плунжер.
Они считали из мозга вторую часть моей памяти, сказала Севенна, застегивая манжету. Соединили обе части и записали сюда. Она показала на свою грудь. И теперь я помню всю свою жизнь. Теперь у меня есть детство. Да, я стала машиной, но клянусь, во мне сейчас больше человеческого, чем тогда. И всё это благодаря вам, господин Гренцлин. Всё благодаря тому, что вы пожертвовали собой.
Севенна наклонилась над ним, овеяв запахом мяты и дождя, закрыла глаза и коснулась его пересохших губ своими губами.
Люди и механизмы, живое и мёртвое, прошлое, будущее всё стёрлось, всё стало пустыми словами, всё потеряло значение.
Севенна выпрямилась. Взгляд её затенённых ресницами голубых глаз стал значительнее, таинственнее.
Я не могу вернуть вам здоровье, господин Гренцлин. Но я хочу скрасить ваши дни. Кто знает, сколько их ещё будет. Сделать вас хоть немного счастливее. Она обернулась к двери и повелительно крикнула:Венетта, войди!
И в комнату вошла вторая Севенна.
Точно такая же, но одетая в грубое саржевое платье служанки, чепец и деревянные башмаки. Её глаза были пусты. Они остановились на Гренцлине, и во взгляде не появилось ни страха, ни отвращениябудто копия Севенны не имела понятия о том, каким должно быть правильное человеческое лицо.
Я назвала её Венеттой, пояснила первая Севенна. Это уменьшительное, меня так называли в детстве. Надо же было как-то отличать её от меня. Но вы можете называть её Севенной, если хотите Венетта! Это Гренцлинтвой новый господин. (Копия с безразличным видом поклонилась ему). Ты должна служить ему и исполнять все его желания. Она смущённо обратилась к Гренцлину:У вас, наверное, уже немного осталось желаний но она сможет за вами ухаживать, готовить еду