Не помешаю? спросил он.
Роберт вздрогнул, голос брата его испугал, он забыл, что в доме еще есть люди. Посмотрел на Рифа, спросил:
Ты хочешь со мной поговорить? тот кивнул. Присаживайся.
Риф уселся рядом, заговорил с особым юношеским задором.
Чувствовалось, что ему не с кем поболтать по душам и он несказанно рад, что такая возможность ему наконец-то представилась.
Я счастлив, что у меня есть такой взрослый брат. Здорово, что ты приехал. А, если ты поселишься здесь, будет еще лучше. Нам тебя не хватало. Во всяком случае, нам с мамой. Она очень страдала все эти годы. Я слышал, как они с отцом ссорились из-за тебя. Мне было странно слушать их перебранку. Я удивлялся, почему они не любят тебя так, как нас. Однажды я даже спросил: «Он что, вам не родной?» Мама вскрикнула, замахала на меня руками, а отец расхохотался и ушел к себе. Тогда они мне так ничего и не ответили. И я решил, что ты им не родной сын, иначе, как еще можно все это объяснить. Но теперь я вижу, что заблуждался, придумывая свою историю. Мы все похожи друг на друга, почти как близнецы. Никто не скажет, что мы не родные люди.
Внешнее сходство это не главное, сказал Роберт. Сходство должно быть духовным. Тогда и только тогда жизнь наполнится яркими красками радости.
У нас этого нет, вздохнул Риф. У нас сплошная чернота, словно мы живем в подземелье и никак не хотим его покинуть. Нас никто не держит в этом подземелье. Мы сами упорно держимся за него, не желаем расстаться с вековыми предрассудками, накопленными нашими предками, усмехнулся. Мы не бедные люди, но дрожим над каждым пенсом. У нас большой сад, но в нем почти нет цветов. У нас много слуг, но все они злые и завистливые люди.
Берут пример с хозяев, вставил свое слово Роберт.
Наверно, сказал Риф, поднялся. Ладно, пойду, мне завтра рано вставать. Я беру уроки верховой езды. Хочешь со мной?
В другой раз, сказал Роберт.
Ловлю на слове, Риф протянул ему руку. Доброй ночи, брат.
Доброй ночи, Риф.
Утром Роберт поднялся в комнату матери. Она крепко спала, улыбаясь чему-то во сне. На щеках играл румянец, дыхание было ровным, спокойным. Роберт опустился на колени, поцеловал ее в теплую щеку. Она не проснулась. Он вышел, тихонько закрыв дверь.
Наверно, мама ошиблась насчет своего ухода, подумал он. Отправился в сад.
Ровно в полдень, с последним ударом часов раздался истошный крик Рахили:
Ма-а-а-а-ма!
На этот крик сбежались все домочадцы. Рахиль стояла у раскрытой двери, держалась за живот и голосила:
Почему? Почему? Почему? Почему это досталось мне?
Потому что сегодня твой день, сказала Робин с издевкой. Ты сама выбрала эту участь, сестричка.
Какая же ты жестокая, Робин, процедила сквозь зубы Рахиль.
Ты не лучше, парировала та.
Она отодвинула сестру от двери, вошла в комнату. Посмотрела на улыбающееся лицо матери, сказала:
Спасибо тебе за все, вытащила из шкафа сундучок с драгоценностями, прошла мимо плачущей сестры в свою комнату.
Вернувшийся домой, Риф стремглав помчался наверх. Замер на пороге. Ему не хотелось верить, что мамы больше нет. Он с большим трудом сделал несколько шагов, опустился на колени, сжал холодную руку матери, и заплакал. Он поднялся с колен лишь тогда, когда в комнату вошел отец. Они обнялись.
Оставь нас, попросил старик, подтолкнув Рифа к двери.
Закрылся и вышел через час еще более сгорбленным и старым.
Нужно что-то сделать, сказал он, ни к кому не обращаясь. Что-то, что делают в таких случаях.
Отец, никто из нас не знает, что делают в таких случаях, простонала Рахиль. Она сидела на полу и раскачивалась из стороны в сторону. Для нас это шок. Это
Нужно отнести маму вниз, сказал Роберт.
Он сделал глубокий вдох, перешагнул порог, посмотрел на мать. Она лежала в той же позе и улыбалась. Только румянец исчез со щек.
Надеюсь, тебе хорошо, проговорил Роберт, погладив ее по голове. Спи спокойно, дорогая, пусть ангелы, которых ты видела, оберегают тебя.
Пусть, раздался рядом тихий голос.
Роберт обернулся. Никого. Только штора покачивается от ветра, да в открытое окно заглядывает смешная птичка с оранжевым хохолком на макушке и что-то щебечет.
Все будет хорошо, прошептал Роберт, склоняясь над кроватью.
Происходящее было похоже на сон. Роберт медленно выпрямился, взял на руки холодное тело матери, понес его вниз
Дом наполнился людьми и звуками. Роберт ничего не понимал, не воспринимал. Он механически делал то, что ему говорили. Зачем нужно это делать? Так принято
Роберт начал воспринимать реальность только после похорон. Он сидел в гостиной, смотрел на старинные часы и думал о том, что еще один отрезок жизни завершен. Отрезан. Ему, Роберту, нужно что-то делать. Но он не знает, что.
Останешься? голос Робин ударил его в сердце:
Да, машинально ответил Роберт, думая о двуличии сестры.
У могилы матери она несколько раз прижималась к его груди, просила не бросать ее, стать ей защитником, опорой. Он что-то ответил.
Ответил так же машинально, не придав значения вопросу. И лишь потом осознал, что объятия Робин не похожи на объятия сестры, нуждающейся в поддержке. В ее объятиях Роберт почувствовал страсть и понял, что ей нужен не помощник и защитник, а мужчина для удовлетворения плотских желаний. Это Роберта рассердило.
Разве можно думать о земном в такую минуту? хотел выкрикнул он, но не смог, голос пропал, потерялся где-то.
И сейчас, когда он думает о бренности всего живого, в ее вопросе звучит надежда. Робин говорит нежно, с придыханием, словно Роберт ее возлюбленный:
Останешься?
Нет, отвечает он слишком резко, чтобы она поняла, что он никогда не станет ее любовником, потому что он ее родной брат.
Часы бьют двенадцать раз. Роберт поднимается и уходит. Он идет на вокзал, берет билет на ближайший поезд и уезжает на край света
Кондуктор стучит в дверь его купе, сообщает о том, что поезд прибыл на конечную станцию. Роберт выходит на перрон. Ему не важно, как называется место, куда он прибыл. Для него это край света. Здесь его никто не знает, и это прекрасно, потому что ему необходимо побыть одному.
Роберт идет к горизонту, не разбирая дороги. Кто-то окликает его. Он оборачивается медленно, нехотя, спрашивает не очень учтиво:
Что? Что вам угодно?
Привет, говорит крестьянин, протягивая ему тонкую женскую руку.
Роберт пожимает ее, а потом смотрит в лицо незнакомца. Из-под соломенной шляпы выглядывают смеющиеся глаза.
Вы? восклицает Роберт.
Я! отвечает незнакомец, подбрасывает вверх свою шляпу, отбегает в сторону и звонко смеется голосом Лианы Джулианы.
Что вы здесь делаете? удивляется Роберт.
Путешествую, отвечает она, подхватив свою шляпу. Я наряжаюсь в крестьянские одежды, хожу пешком, ночую под открытым небом, пью с лепестков росу.
Зачем вам это?
Это мне нужно для того, чтобы написать правдивую книгу путешествий, ответила она нараспев. А вас, что привело сюда?
Мне хотелось отыскать край света, признался он.
Вы на верном пути, Роберт. Пойдемте, я вам его покажу, сказала она и пошла вперед.
Мистика какая-то, подумал Роберт. Несколько минут назад я вспоминал о том, что не пришел на свидание с этой барышней, что забыл о ней, о Тильде и вот явление в крестьянском наряде. Не скрою, видеть ее мне очень приятно.
Роберт, идите скорее сюда, крикнула Джулиана. Он улыбнулся, пошел на ее зов.
Вот смотрите! победоносно воскликнула она, когда он подошел.
Они стояли на вершине холма, с которого открывался фантастический вид. Внизу лежала долина, поросшая ковылем. В лучах закатного солнца она казалась розово-фиолетовой. Трава волновалась на ветру и была похожа на морские волны.
Вы слышите песню ковыля, Роберт? спросила Джулиана, глядя вдаль.
Нет, признался он. Пока не слышу.
Ковыль поет колыбельную солнцу. Он его провожает и готовится к встрече с луной, сказала Джулиана, усевшись на траву. Посмотрела на Роберта. Не стойте памятником скорби, присаживайтесь. Я знаю про все, что с вами приключилось.
Откуда? спросил он, усевшись рядом.
Тильда была на панихиде, а вы ее даже не заметили, ответила Джулиана. Мне жаль, что ваша мама ушла, вздохнула. Но это, к сожалению, неизбежно. Все мы когда-нибудь уйдем туда, она запрокинула голову к небу, повторила:
Ту-у-у-да посмотрела на Роберта. Не грустите слишком долго.
Не буду, пообещал он.
Джулиана распласталась на траве, закинула руки за голову, спросила:
Что вы собираетесь делать, Роберт?
Не знаю, ответил он.
Ложитесь рядом, предложила она. Сейчас появятся звезды, будем их считать.
Он улегся на траву, закинул руки за голову, улыбнулся:
Вы удивительная девушка, Джулиана. Вас мне послало провидение.
Я вовсе не приведение, проговорила она, приподнявшись над ним. Я похитительница человеческих душ. Я
Он не дал ей договорить, обнял, поцеловал в губы. Она вскочила, задохнулась от возмущения:
Вы, вы Что это вы себе позволяете?
А вы? он поднялся с травы, сделал шаг. Джулиана попятилась и чуть было не свалилась вниз. Роберт удержал ее, ухватив за широкую льняную рубаху.
Милая вы моя, Джулиана, сказал он нежно, притянув ее к себе. Будьте кем угодно, приведением, похитительницей, укротительницей, только не исчезайте из моей жизни. Живите, дышите, смейтесь, плачьте, любите, злитесь, делайте, что угодно, только будьте рядом, умоляю вас.
Ах, Роберт, она прижалась к нему всем телом. Милый мой Роберт, как мне хотелось услышать эти слова. Именно эти, а не какие-то другие. Но я не была уверена, что кто-то произнесет их, а вы взяли и произнесли, да так, словно выкрали их из моей головы. Выходит, это вы похититель, а не я, она подняла голову, посмотрела на него, попросила:
Поцелуйте меня, пожалуйста.
Он прикоснулся губами к ее губам.
Роберт, вы чудо, проговорила она, уткнувшись в его грудь.
Джулиана, вы неземное создание, проговорил он, коснувшись губами ее волос.
Мы ведь с вами встретились не случайно, сказала Джулиана, когда они снова уселись на траву.
Я это понял с первой минуты, сказал он.
Она крепко сжала его руку, сказала:
Я говорю о нашей сегодняшней встрече. Я за вами следила. Я этот наряд надела, чтобы вы меня не узнали. А вы вообще никого не видели. Шли, как лунатик. А я за вами шла. Глупо, да?
Нет, ответил он, с интересом на нее посмотрев. Не перестаю удивляться вам, моя дорогая. Я бы ни за что не додумался, идти за кем-то следом. Хотя он улегся на траву, закинул руки за голову. Какое красивое звездное небо. Какие крупные звезды. Интересно, почему они падают?
Чтобы влюбленные могли загадывать желания и мечтать, ответила она, распластавшись на траве. Давайте помечтаем, Роберт.
Давайте, Джулиана, согласился он. Помечтаем о том, как здорово было бы провести ночь на краю земли, глядя на море и звезды.
Это не мечта, а реальность, Роберт, сказала Джулиана. Мы с вами проводим ночь на краю земли. Внизу волнуется море ковыля, а над нашими головами сияют звезды.
Ты не боишься замерзнуть? спросил он, неожиданно для себя, перейдя на «ты».
Нет, ответила она. Мы же не будем лежать на земле всю ночь. Мы отправимся на постоялый двор, приподнялась, посмотрела на Роберта.
Ты этого хочешь? спросил он растерянно.
Нет, она замотала головой. Нет, нет, нет. Я хочу, чтобы в целом мире никого кроме нас не было. Ни-ко-го. Не зря же мы примчались на край света.
Не зря, подтвердил Роберт.
Останемся здесь до утра, сказала она, прижавшись к нему. А утром отправимся в обратный путь.
В обратный путь, повторил он
Утром они уехали назад первым поездом. Сидели друг против друга, смотрели в окно и молчали. Колеса стучали:
Туда-туда-туда
Бе-да, бе-да, бе-да
Знаешь что, воскликнули Роберт и Джулиана одновременно. Рассмеялись.
Говори, сказала она.
Нам нужно пожениться, иначе я не смогу тебя взять с собой в миндальную долину, Роберт крепко сжал ее руку. Только вначале мне нужно завершить одно важное дело.
Хорошо, она кивнула. Встретимся у Тильды завтра в полдень.
Завтра в полдень, он поцеловал кончики ее пальцев, вышел из вагона первым. Взял извозчика, поехал домой.
Распахнул дверь, прошел в гостиную, остановился перед старинными часами. Их мерное тиканье подействовало на него успокаивающе. Он улыбнулся, сказал:
Привет!
Привет. Я знала, что ты вернешься.
В простенке между часами и окном стояла Робин. Роберт ее сразу не заметил и теперь растерялся. Ему не хотелось видеть никого из домашних. Он обрадовался, что в доме никого нет, что ему никто не помешает, но
Привет, еще раз сказала Робин и широко улыбнулась.
Она шагнула вперед, намереваясь обнять его. Роберт от объятий уклонился. Он встал на то место, где только что стояла Робин, открыл дверцу часов, протянул руку к маятнику.
Что ты делаешь? взвизгнула Робин.
Забираю свои часы, ответил он, отсоединяя маятник. Это оказалось совершенно не сложным делом. Маятник словно ждал, что его вот-вот снимут. Едва Роберт дотронулся до него, он отвалился от крепления, а Роберту осталось лишь подхватить его. Что он и сделал.
Ты не имеешь права это делать, Робин схватила его за рукав. Отец еще жив.
Я знаю, поэтому забираю только маятник, сказал Роберт спокойным голосом.
Лицо Робин побагровело и от этого стало ужасно некрасивым. Глаза налились кровью, губы задрожали. Она выкрикнула:
Это низко, подло, гадко! Ты вор, вор, вор!
Ты права, сказал он, улыбнувшись. Я украл из вашего дома зло. Ваша задача заполнить образовавшуюся пустоту нежностью, добротой, любовью, радостью. Перестань злиться, Робин, зло уродует тебя, отодвинул сестру, пошел к выходу.
В дверях Роберт обернулся, сказал:
Ра-дуй-ся, сестра, ра-дуй-ся, и тогда судьба преподнесет тебе много-много удивительных подарков. Прощай.
Он ушел. А она схватилась за сердце, плюхнулась в кресло, простонала:
За что, Господи?
Брызнувшие из глаз слезы рассердили Робин. Она вскочила, помчалась в свою комнату, чтобы никто не увидел ее заплаканных глаз. В комнате она дала волю своим эмоциям. Она колотила кулачками по подушке и кричала:
За что? За что? За что?
За все хорошее, сказала Рахиль с изрядной долей сарказма. Она проходила мимо комнаты сестры и по-привычке задержалась у двери. Она не стала, как обычно, прикладывать ухо к замочной скважине, все было и так прекрасно слышно.
Плачь, плачь, железная Робин. Так тебе и надо, Рахиль скрестила на груди руки, усмехнулась. Наконец-то ты поймешь, что такое горечь обиды. Наконец-то ты почувствуешь, как больно, когда тебя обижают близкие люди, которые должны тебя поддерживать, жалеть, оберегать, любить, вздохнула. Жаль, что ты никого никогда не любила, Робин. Жаль
Робин не слышала ее слов. Она рыдала от боли и отчаяния. Это были ее первые настоящие слезы. Само слово «настоящие» ее пугало, потому что в самой Робин не было ничего настоящего. Она вся была соткана из лжи, лукавства, лицемерия и ненависти. С детства она усвоила одно простое правило: ее любой каприз будет выполнен, едва отец увидит слезы. Робин манипулировала родителями, издевалась над сестрой и братом. Ей доставляло удовольствие смотреть на страдания других. А теперь она сама оказалась в их положении. Она льет слезы, стонет и не знает, как успокоиться. Мысли сменяют одна другую, но от них становится еще больнее, еще обиднее, еще жальче себя.
Неужели, Роберт прав, и я действительно сама себя разрушаю? Если это, в самом деле, так, то мне необходимо спасать себя. Спасать, как можно скорее. Но я не знаю, как это сделать. Может, попробовать чему-нибудь порадоваться. Но чему? Тому, что Роберт утащил маятник? Нет, я не желаю думать про этого негодяя, из-за которого со мной происходит такое безобразие
Робин поднялась, подошла к зеркалу, ударила себя ладонью по одной, потом по другой щеке, сказала строго:
Хватит ныть. Не забывай, что ты железная Робин.
Слезы закончились. Робин несколько раз глубоко вздохнула, процедила сквозь зубы:
Не смей распускаться. Ты теперь в доме главная. Отец будет делать все, что ты захочешь. Поводов для слез нет. Нет и быть не может