Браун покачал головой.
У нее нет привычки беспокоиться.
На стуле лежал плед, которым я обычно укрывала ноги. Я взяла его и накрыла мистера Брауна.
Полежите здесь, сколько потребуется. Поспите, если хотите. Когда проголодаетесь или захотите пойти, позвоните в звонок. Я положу его вот сюда.
Я положила звонок на столик рядом с Брауном и направилась к двери. Но не успела ее открыть, как Браун снова заговорил. Решив, что он опять будет извиняться, я сказала ему прекратить.
Да нет, не это, он махнул рукой. Другое.
Что такое?
Он помолчал, а затем сказал:
Я надеялся, что что-нибудь увижу.
Что увидите?
Пока я был под землей.
Не понимаю.
Я думал, что что-нибудь увижу. Какой-нибудь знак. Монского ангела, например.
И что, увидели?
Браун покачал головой:
Нет, ничего такого. Только пустота.
Я зашла пожелать Роберту спокойной ночи. Он сидел в кровати. Я заметила, что у него появилось несколько новых рисунков Маттерхорна, которые теперь начали захват второй стены в его комнате.
Мама, а мистер Браун умрет? спросил Роберт.
Нет, Робби.
Ты уверена?
Совершенно уверена.
Он как будто недовольно вздохнул.
Я думала, мистер Браун тебе нравится.
Нравится.
Хочешь я тебе почитаю?
Роберт тут же преобразился:
Да, пожалуйста!
Из стопки на столе я взяла книгу о греческих героях и открыла миф об Орфее и Эвридике. Орфей любил свою жену Эвридику так сильно, что, когда ее укусила змея и она умерла, он спустился в подземное царство, собираясь вернуть ее в царство смертных.
Стоит Орфей на берегу Стикса. Как переправиться ему на другой берег, туда, где находится царство Аида? Вокруг Орфея толпятся тени умерших. Чуть слышны стоны их, подобные шороху листьев, падающих в лесу поздней осенью. Вот послышался вдали плеск весел. Это приближается ладья перевозчика душ умерших Харона. Причалил Харон к берегу. Просит Орфей перевезти его вместе с душами на другой берег, но отказал ему суровый Харон. Как ни молит его Орфей, все слышит он один ответ Харона: «Нет!» Ударил тогда Орфей по струнам кифары, и разнеслись по берегу Стикса ее звуки. Своей музыкой очаровал Орфей Харона; слушает он игру Орфея, опершись на весло. Под звуки музыки вошел Орфей в ладью, оттолкнул ее Харон веслом от берега, и поплыла ладья через мрачные воды Стикса. Перевез Харон Орфея. Вышел он из ладьи и, играя на золотой кифаре, пошел к Аиду, окруженный душами, слетевшимися на звуки его кифары.
Мама начал Роберт.
Да, дорогой.
А мистер Браун всегда ходит в одном и том же?
Не знаю.
А как думаешь, белье он меняет?
Уверена, что да.
Но как же ты можешь быть уверена?
Давай я еще тебе почитаю? Или будешь спать?
Спать.
Я закрыла книгу, зажгла свечку на столике рядом с кроватью и выключила свет. Роберт, однако, остался сидеть. Тени так причудливо легли на его лицо, щеки, что на мгновенье мне показалось, будто на меня смотрит Фрэнк. Смотрит очень серьезно и с каким-то упреком. Но тут тени изменили свое положение, и Роберт вновь стал ребенком.
Мама
Да, дорогой.
Думаешь, мистер Браун найдет сокровища?
Не знаю.
Но ты ведь надеешься, что да?
Да, надеюсь.
Я тоже очень надеюсь, сказал он.
Но слишком сильно рассчитывать не надо, ты ведь понимаешь.
Понимаю.
Спокойной ночи, Робби. До завтра.
Спокойной ночи, мама.
Я лежала в кровати и слушала радио: обсуждали, как менялась мода с течением веков. Потом пустили номер Венди Той«Голубая Мадонна»танец под баховскую сюиту 3. Когда она отыграла, я выключила свет и улеглась, надеясь, что скоро засну. Но не тут-то былоголова отказывалась отключаться.
Я пролежала часа два или три, а потом услышала скрип. Мистер Ломакс, у которого мы покупали этот дом, привозил дерево с Дальнего Востока (поэтому у нас так много деревянной обшивки), и каждый раз, когда холодает, дерево сжимается, и весь дом начинает ходить ходуном. Я полежала еще немного, затем накинула халат, надела тапочки и подошла к окну.
Я отвела занавеску и посмотрела на сад, залитый лунным светом. Все прекрасно просматривалось вплоть до реки, луна отражалась в воде. И даже в отражении на ее поверхности виднелись темные кляксы лунных морей.
Я уселась на подоконник и стала глядеть наружу, стараясь отогнать мысли, что пикировали на меня, словно стая разъяренных птиц. Было одно воспоминание, выкинуть из головы которое давалось труднее всего: вот Роберт бежит по траве, он раскинул руки, щеки надуты. А я его оттолкнула. Так себе мать. Я это прекрасно понимаю, и мысль эта не дает покоя, давит на меня. И я постоянно думаю, что хорошей матери из меня уже и не выйдет.
Все, что я могу (правда, с каждым днем все в меньшей степени) это любить и поддерживать его. И защищать. Кажется, что я стою на невидимой границе его миравечно на пороге, не в состоянии его переступить. Мне бы так хотелось быть такой же бойкой и резвой, как он, но у меня нет ни сил, ни воображения под стать его.
Через некоторое время я пошла его проведать. В коридоре через эркерное окно довольно ярко светил свет. Я встала у его комнаты и прислушаласьбыло слышно, как он дышит. Медленно и, судя по всему, спокойно. Сама не знаю почему, видимо, чтобы не стоять на месте без дела, я прошлась по коридору в сторону от моей комнаты. Дом перестал скрипеть, и стало тихо. Передо мной лежала ковровая дорожка. И хотя я прекрасно понимала, что бодрствую, было ощущение, что хожу как во сне. Ноги мои передвигались будто сами по себе: я прошла через один дверной проем, потом другой.
Вскоре я добралась до той части дома, которой пользовались нечасто. Даже когда Фрэнк был еще жив, мы редко сюда заходили, разве что когда принимали гостей. По обеим сторонам коридорадвери, которые вели в спальни, в которых никто никогда не останавливался, по крайней мере при нас.
Я дошла до конца коридора, развернулась и собиралась идти обратно. Но тут я что-то услышала. Какой-то стук. Повторяющийся, будто кто-то отмеряет равные промежутки времени. Звук шел из комнаты слева.
К моему удивлению, дверь оказалась приоткрыта. Когда я проходила мимо нее до этого, не заметила. Но теперь я точно видела зазор между дверью и косяком, из которого вырывался серебристый лунный свет. Тем временем повторяющийся отстукивающий звук метронома продолжался.
Я открыла дверь шире. Комната, как и сад, была залита белым светом, напоминавшим изморозь.
Звук стал громче, намного громче, чем я ожидала. Настолько громче, что я сразу заметила его источник. Почему-то окно оказалось открыто, и деревянный шнур занавески раскачивался и бился о стену.
Я прошла через комнату и без особых усилий закрыла окно. И вот тут я заметила, что кровать в этой комнате стояла заправленная. Во всех остальных комнатах на кроватях белья не былозастилать их было не для кого. А вот эту кто-то заправил: простыни, подушки, аккуратно сложенное одеяло лежало в ногах.
А еще мне показалось, что я уловила какой-то запах, едва пронизывавший воздух. Духи, и как будто что-то еще. Что-то медицинское, вроде мази.
Я включила свет и прищурила глаза. Но и этой вспышки мне хватило, чтобы заметить кое-что еще. Кровать не просто была застелена, на ней виднелись два смятых силуэтакто-то на ней спал. Следы присутствия людей были заметны на подушках и на простынях. А еще я заметила два придавленных следа в центре одеяла.
Я села на край кровати и прошлась рукой по бельюна ощупь холодное. На прикроватной тумбочке стояли кружка и чашка. Кружек таких я у нас раньше не виделакоричневая, глиняная, с узкой серебряной каемкой. Кажется, на этой каемке даже был след от губ.
Рядом с кружкой стояла фотография мужчины, сидящего верхом на лошади, а чуть нижестихотворение:
Том Пирс, Том Пирс, одолжите мне свою серую кобылу.
Все время вниз, с попутным ветром,
Потому что я хочу на ярмарку Виддекомб.
Ви Билл Брюэр, Ян Стевер, Питер Герни,
Питер Дэви, Дэн Уиддон, Арри Аук,
Старый дядя Том Коббли и все остальные,
Старый дядя Том Коббли и все остальные.
Утром я проснулась в своей кровати, совершенно не помня, как вернулась. Я оторвала голову от подушки, и на ней осталось даже больше волос, чем обычно. Я поспешно их стряхнула, пока не пришла Эллен.
Глупо делать вид, что я обрадовалась, когда узнала, что мистер Рид-Моир и мистер Мэйнард собрались к нам заехать. Я чувствовала себя уставшей и хотела провести это утро в одиночестве. Но отказать им в визите было нельзя.
Прежде чем стать палеонтологом, мистер Рид-Моир трудился портным. Видимо, поэтому он всегда одет с иголочки. Сегодня на нем был голубовато-серый костюм и галстук в цвет. В руках он держал книгу. Высокий и хорошо сложенный, он двигался легко и изящно. Тело его выглядело гибким, и сам он казался весьма чувственным. Следом зашел мистер Мэйнард.
Миссис Претти, промурчал Рид-Моир. Как всегда, рад вас видеть.
Я предложила им сесть, и они устроились на разных концах дивана. Я посмотрела вниз на ковер и порадовалась, что никаких следов после вчерашнего инцидента с мистером Брауном не осталось.
Чем могу быть полезна, джентльмены?
Мы по поводу мистера Брауна.
Да? А что мистер Браун?
Сначала я решила, что они пришли справиться о его здоровье. Но оказалось, что нет.
Наш музей участвует в раскопах в Стэнтоне, продолжал Рид-Моир. Римская вилла. И мы хотели закончить с ней до того, как что-то начнется. Браун работал в Стэнтоне, пока не приехал сюда. Мы рассчитывали, что он закончит здесь и вернется туда. Короче говоря, нам бы очень хотелось, чтобы он вернулся в Стэнтон уже сейчас.
Я и не знала, что мистера Брауна отправили сюда на каких-то условиях.
Нет никаких условий, миссис Претти, мистер Рид-Моир улыбнулся и положил ногу на ногу. Не в этом дело. Но насколько я понимаю, работа здесьнесмотря на все усилияпродвигается уж очень медленно. И мы решили, что пора вызывать мистера Брауна обратно.
Но ведь это дело мистера Брауна? Надо спросить его.
Мы с ним говорили, сказал Мэйнард.
Рид-Моир повернулся и не сводил с Мэйнарда глаз, пока у него не изменился цвет лица. Затем он вновь повернулся ко мне.
Мы коротко переговорили с ним, пока шли сюда, сказал он.
И что он сказал?
Браунчеловек простой, начал Рид-Моир. Ему все вокруг видится либо в черном, либо в белом цвете. И это, конечно, одно из его достоинств. Он считает, что раз жалованье ему платите вы, то и делает он так, как скажете вы.
А вы с этим не согласны, мистер Рид-Моир?
Я тоже человек простой, миссис Претти. По-своему. Меня заботит только процветание музея. Как я и сказал, раскопки в Стэнтоне очень для нас важны. И если они увенчаются успехома я склонен думать, что так оно и будет, мы очень многое узнаем о жизни римлян в Саффолке. И в свете нынешних событий нам приходится делать выбор между Стэнтоном и, уж простите за искренность, менее значительным предприятием. Безусловно, раскопки в Саттон-Ху любопытны, тем не менее пока что ничего примечательного обнаружено не было.
Позвольте уточнить, мистер Рид-Моир, сказала я. Вы хотите сказать, что мистер Браун должен немедленно оставить работу, которую ему поручила я, и отправиться в Стэнтон, чтобы делать вашу работу?
Не мою, ответил он, издав мягкий смешок, а работу, порученную музеем. Все дело в музее.
Я прошу прощения.
Он качнул головой, как бы извиняя меня.
Понимаю, что мои раскопки, наверное, кажутся вам делом глупым и смешным, сказала я.
Рид-Моир хотел что-то возразить, но, видимо, передумал.
Но, быть может, вы сочтете возможным потерпеть мои капризы еще немного. В конце концов, я долгое время оказывала музею поддержку.
Так и есть, миссис Претти.
А потому я рассчитываю на ваше расположение.
Он сидел неподвижно, закинув ногу на ногу.
Сколько вам нужно времени, миссис Претти? спросил он.
Я глянула в окноначался дождь. Капли стучали по листьям плюща, размывали по клумбам грязь.
Мне бы хотелось, чтобы мистер Браун занялся еще одним курганом. Как закончитможет ехать в Стэнтон.
Еще один курган? Голос его зазвучал не так мягко. То есть еще одинцеликом?
Именно так.
Но может потребоватьсябоже мойчуть ли не три недели. А может, и больше, если погода не улучшится. Мне вовсе не хочется давить на вас, миссис Претти, но я должен сказать, что любая проволочка ставит потенциально важную находку под угрозу. Вполне вероятно, что в Стэнтоне мы обнаружим крупнейшую римскую виллу на севере от Филикстоу.
Мы посмотрели друг на друга.
Возможно, я неясно выразилась. Я хочу, чтобы мистер Браун закончил с еще одним курганом.
Рид-Моир продолжал на меня смотреть. Взгляд его был прямым, а сидел он все так же, аккуратно положив ногу на ногу. И хотя двери в гостиную были закрыты, я все равно слышала, как в коридоре тикают дедушкины часы.
Но мне не хочется быть чересчур категоричной, продолжила я. Если мистер Браун ничего не обнаружит к концу, скажем, следующей недели, я отправлю его к вам.
На этот раз Рид-Моир отреагировал быстро:
К концу недели Получается, к концу месяца. Хорошо.
Благодарю за ваше терпение, мистер Рид-Моир, сказала я. Возможно, вы хотели обсудить еще что-то?
К слову, да.
Он протянул книгу, которую держал все это время:
Я подумал, что, возможно, вас заинтересует моя последняя книга.
Очень мило с вашей стороны.
Она про кремний.
Кремний? повторила я голосом куда более удивленным, чем следовало бы.
Рассказываю о залежах в Кромере, Норфолк.
С удовольствием почитаю, сказала я.
Он поставил обе ноги на пол и затем встал. То же сделал и Мэйнард. Проводив их до входной двери, я попрощалась. Рид-Моир слегка прикрыл веки, а Мэйнард печально улыбнулся.
Дождь шел весь день. Роберт сидел дома и играл со своими паровозиками в детской. Говорил, что ему и одному весело и что обойдется без компании. Я была внизу и оттуда слышала, как поезд туда-сюда бегает по железной дороге. День подходил к концу, и мы оба отправились спать раньше, чем обычно.
На следующее утро погода лучше не стала. Но, несмотря на дождь, мистер Браун сказал, что нужно возвращаться к работе. Вместе с Джейкобсом и Спунером они выгребли землю, которая сошла на Брауна, положили доски вдоль траншеи, чтобы избежать повторных оползней, и продолжили раскопки.
В восемь тридцать мистер Лайонс привез меня в Вудбридж, где я должна была сесть на поезд в Лондон. В дороге я открыла книгу Рида-Моира о кремнии. Читалось с трудом, и я отложила ее, одолев всего пару страниц.
Мы доехали до Ливерпуль-стрит, и там я встала в очередь за такси. Мне нужно было добраться до выставочного центра «Эрлз Корт». Мы ехали по Стрендуодной из главных улиц Лондона, и я почувствовала необычную атмосферу веселья, взволнованности. Что-то такое витало в воздухе, чего до этого я не замечала. Люди прогуливались по тротуарам и, как всегда, глядели на витрины магазинов. Мужчины в рубашках, женщиныв блузках. И все же в их беспечности, казалось, было что-то преувеличенное, ненастоящее. Они шли, словно плохо связанные фигуры, которые в любой момент могли неподвижно замереть.
Таксист рассказал, что накануне вечером недалеко от его дома в Баттерси проводили обучение: как вести себя при воздушном налете. Надзиратель ездил по улицам и выбрасывал из машины разноцветные теннисные мячики. Желтые и зеленые мячикигаз; красный цветфугас, а с красными полоскамибомбы. Обучение, сказал таксист, радостно смеясь, оказалось полным фиаско. Несмотря на уговоры надзирателя, люди сразу поднимали мячи и начинали бросаться друг в друга.
В Гайд-парке вырыли окопы. От Уголка ораторов теперь расходились зигзагообразные линии. Чтобы вырыть окопы, пришлось вырубить очень много деревьев. Несколько пней все еще торчали из земли. Дерево выглядело мягким и белым, как куриное мясо. Дальше по Бэйсуотер-роуд, на западной стороне озера Серпентайн, я была удивлена, увидев огромный кратер, наверное, сорок футов глубиной и вдвое больше в диаметре. Земля в верхней части была темно-коричневой, а внизужелтой. Неподалеку на дороге выстроилась очередь из машин. Некоторые из них были с прицепами.
Хотя я не спрашивала, таксист откинулся на спинку своего сиденья и начал рассказывать, что в окрестностях Лондона обнаружили двадцать участков с залежами песка. Людям говорили, что надо набирать мешки и обставлять дома двери и окна. Однако пока что почти никто этого делать не начал. Таксист высадил меня на Неверн-сквер. Конечно, здесь не было мешков с песком или чего-то подобного. Все выглядело как всегда: те же террасы из оранжевого кирпича с длинными, недружелюбными окнами, те же цветочные горшки с жесткими и сморщенными цветами, те же матовые колокольчики над дверями.