Евгений Васильевич ШалашовУмереть на рассвете
Об авторе
Евгений Васильевич Шалашов родился в 1966 году в Вологодской области. В 1983 году поступил на исторический факультет Вологодского государственного педагогического института. Так как отсрочек для студентов в те годы не было, в 19841986 годах проходил службу в войсках ВВС Северо-Кавказского военного округа.
Еще будучи студентом, активно занимался научной деятельностью. Опубликовал несколько статей по источниковедению. По окончании института поступил в аспирантуру историко-архивного института РГГУ (кафедра источниковедения, научный руководитель д.и.н., проф. Е.И. Каменцева), работал научным сотрудником Череповецкого музейного объединения.
Из-за политических и экономических изменений в стране аспирантуру пришлось оставить и искать другое место работы. В 1990-х годах работал следователем УВД г. Череповца, экономистом банка, журналистом. После некоторой стабилизации в стране вернулся в науку, начал заниматься преподавательской деятельностью в школе и вузе. В 2000 году поступил в аспирантуру Череповецкого государственного университета, выбрав специализацией историю литературы.
В 2004 году защитил диссертацию по теме «Творчество А.А. Кондратьева 18991917 годов». Написал более 70 научных работ, опубликованных в России, Израиле, Сербии, Украине. Особые предпочтенияисторическое краеведение, вспомогательные исторические дисциплины и история русской литературы Серебряного века.
Кроме того, из-за своего «милицейского» прошлого автор сохранил дружеские связи со своими бывшими коллегами и стал «летописцем» правоохранительных органов города Череповца.
Первое обращение автора к художественной литературе пришлось в конце 1990-х годов, когда он начал писать и публиковать сказки. Позже пришла идея романа в жанре альтернативной истории «Что бы было, если бы декабристы победили?». Идея романа вынашивалась несколько лет, потом обрела контуры и в 2010 году была опубликована издательством «Вече». Так состоялось рождение литератора Евгения Шалашова.
В дальнейшем автор обращался к различным жанрам литературы, но главным для себя считает исторический роман. В настоящее время продолжает заниматься преподавательской деятельностью и пишет новые книги.
Избранная библиография:
Череповецкая милиция: история и современность. Череповец. 2002; Издание дополненное2006.
Очерки по истории Череповецкого Воскресенского собора. 17771961 гг. Череповец, 2007.
Кровавый снег декабря: роман. М.: Вече, 2010.
Хлеб наемника. М.: Астрель; Астрель-СПб., 2012; (переиздано в 2013 г.).
Слово наемника. М.: АСТ; СПб: Астрель, 2013.
Десятый самозванец. М.: Вече, 2013.
Лихое время. «Жизнь за царя». М.: Яуза; Эксмо, 2013.
Цитадели. СПб.: Издательский дом «Лениград», 2014.
Парламент Ее Величества. М.: Вече, 2015.
Призраки Черного леса. М.: Центрполиграф. 2018.
Лихолетье. СПб.: Крылов. 2021.
Глава первая. Возвращение Ивана Николаева
Фрось, а Фрось, а что за праздник нынче? поинтересовался начальник волостной милиции Зотин, подъезжая к распахнутому окну. Вроде, прикинул он, до Троицы неделя еще.
Иван Николаев с войны пришел, отмахнулась вдовая солдатка, высунув голову наружу.
Вона Иван Николаев задумчиво изрек Зотин, слезая с седла. С наслаждением потянулся, потер затекшую поясницу. А кто таков? Я и не слышал.
Начволмил был прислан в волость из Череповца на «укрепление низовых звеньев сельской милиции». Но город не дальний свет и все знали, что турнули его из горотдела из-за бабы. Жена комиссару донесла, что шляется муженек по бабам, от дома отбился. Теперь уже и сама небось не раз пожалела. Мужики смеялисьновый начальник волость укрепит, как жеребец-производитель кобылу! Но смеялись беззлобновдовых бабенок и молодух после войн и революций хватало с избытком. Но с Ефросиньей Зотину не везло. Ну, никак не хотела уступать. Все бы ей хиханьки да хаханьки, но чтобы всерьезни-ни! Фроську в деревне уважали. И самогонка у нее самая лучшая в округе, хотя и гнала Ефросинья как всеиз гнилой картошки, но у нее получалась ядреная, а башка поутру не болела.
А чё про него слышать-то? Мой-то, царствие ему небесное, тока в четырнадцатом на войну ушел, а Иван уже на службе был. По нему два раза панихиду справляли, а он живехонек! Фото отцу с матерью прислалкрест с медалью на груди, как есть герой! Когда царя скинули да землю делилина побывку приезжал, а потом в Череповце в чеках служил.
В Чека? неприятно удивился начволмил, снимая фуражку с мгновенно вспотевшей лысины. Только чекистов ему тут не хватало. Это ж, будут следить за каждым его шагом, а там, того и гляди Куда глядеть, начволмил не додумал, но знал, что от чекистов ничего хорошего ждать не след.
Ну, из чеков-то его на фронт отправили, успокоила Фроська, смотрясь в оконное стекло, словно в зеркало.
Ефросинья была занятамазала щеки покупными румянами.
А облегченно протянул Зотин и спохватился: А ты-то куда навострилась?
Как куда? удивилась Фроська. Сбегаю погляжу. Чай, Иван-то, мне нечужой. Он Павлухе моему, покойничку, троюродным братом приходится. Да там и другая родня придетдавно не виделись. А ты не стой, как столб, в избу заходи. Налью уж.
Так ладно, хмыкнул начмил, снова забираясь в седло. Я съезжу пока, погляжу. Коли праздник, так самогонкиморе.
Начальнику волостной милиции отчего-то расхотелось самогонки.
Куда это ты? Аппарат, что ли, у кого забрать хочешь? насторожилась Фроська. Так ты смотримне и так житья не даютмол, связалась с милицейским, будешь ему докладать!
А то я не знаю, у кого аппараты стоят. Про всех ваших самогонщиков знаю, усмехнулся начмил. У тебя-то, прямо на поветиискать не надо!
А самогонку-то мою кто лопает?! возмутилась Фроська. Не ты ли с дружками своими?
Да ладно, Фрось, не серчай, примирительно сказал Зотин. Знаешь же, что загодя тебя предупрежу, коли кампанию объявят.
Фроська, нарумянив щеки, задумаласьне накрасить ли губки? Решив, что и так хороша, сменила гнев на милость:
Так ты в избу-то зайдешь, нет? Али так подать, как в трактире?
Начволмил огляделсявроде никто не видит, подъехал вплотную.
Налей рюмочку, попросил Зотин, но тут, как на грех, вдоль улицы появился какой-то мужик. Начмил, делая вид, что он тут случайно, тронул кобылу: В общем, поеду я.
Начальник волостной милиции был калач тертый. Здраво размыслив, припустил кобыленку обратно в Абаканововолостную столицу. Ну, гуляет деревня Демьянка, так и нехай гуляет. Можно, конечно, как велит на совещаниях начальник уездной милиции товарищ Михайлов, получив информацию о пьянке-гулянке, ехать в деревню всем личным составом, вооружаться да подымать сельских активистов, предупреждать всяческие правонарушения в зародыше! Ага, держи карман! Ежели вывести весь личный состав волостной милициистаршего милиционера Степанова с младшим милиционером Соловьевым, так они первыми и упьются! А потом им ли морды набьют, они ли кого пристрелят, а отвечать ему, начволмилу! Один выговор по партийной линии есть, а тут могут и партбилет отобрать! А без партбилета и с должности турнут, а то и вообще из милиции. А где нынче работу сыщешь? Нет уж, лучше уехать, от греха подальше. В Демьянку можно вернуться завтра, когда там убьют или искалечат кого. Вот тут он злодея арестует и заодно протокол по изъятию аппарата составит.
У Николаевых дым коромыслом! Мать и жена с утра с ног сбились, пытаясь приготовить угощение. Угораздило Ивану прийти в июне, когда старые запасы подошли к концу, а на огороде, кроме зеленого лука, ничего нет!
Худо-бедно наварили картошки (проросшая, но сойдет!), собрали остатки свеклы и квашеной капусты да наготовили ушат винегрета. На заправку вылили полбутылки масласердце кровью обливалосьсамим бы хватило до Ильина дня. Отец прошелся с бреднем по речке, наловил пескарейв былые времена кошка бы отвернулись, а нынче и для гостей сойдет! Нажарили четыре сковородки! Хорошо, но мало и от соседей стыдно. Как же без мяса-то? Спасибо, кум дал в долг баранью голову и ножкихолодца наварили.
Чего было многотак это самогонки! Картошка зимой подмерзлане выбрасывать же? Хотя Советская власть не отменила сухой закон, но гнал каждый второй, не считая первого, выпившего бражку, не дождавшись первача. Милиция время от времени отбирала самогонные аппараты и составляла прытоколы (или, как там правильно-то: протоколыне выговоришь), но гнали. Как в деревне без самогонки? Туда-сюда, свадьба-похороны, дело какое отметить али работу спроворить, лошаденку нанять. Нельзя без нее, родимой!
Народу собралось столько, что пришлось занимать у соседей столы и лавки. И то еле уместились! Братья Василий и Яков, с женами и детьми, двоюродные братаны из Панфилки, дальние и ближние соседи. Со всей округи собрались родичи, сваты-кумовья. Приперлись и те, кто всегда готов выпитьзакусить на дармовщинку, а выгнать неудобноэтот, давний друг, с которым Ванька собак гонял, с этим вместе в школу ходил, у тогогулял на свадьбе, а другойнепонятно кто, но тоже кем-то кому-то приходится.
Ивану Николаеву повезло! Одногодкикто в германскую полег, кто в Гражданскую. Оставались в деревне мужики, что успели повоевать. Но таких, чтобы две войны от «звонка до звонка» прошли, больше не было! Ранен, конечно, Иван не один раз. В Галиции австрийским штыком зацепило (в мякоть, кость не задета), потом немецкой пулей (ничего, навылет), а еще контузия. Газом их полк травили, но мимо прошло! Ну, был еще след от ножа (это уже в восемнадцатом, когда в Чека работал), а потом шрапнелью под Каховкой «приголубило». Главное, что башка на месте, руки-ноги тоже.
Гости ели и пили весь вечер. Вначале, как и положено, поднимали стаканы за Ивана, за его подвиги на германской. Про Гражданскую говорили скупо. Но после третьей-четвертой рюмки разговор зашел о том, что волновало всех сельчан. Новая экономическая политика была объявлена еще в прошлом году, но толком еще не поняли, в чем тут соль.
Ты, Афиногеныч, про новую политику расскажи. Ты-то, сам-то, как думаешь? спросил кто-то из мужиков.
Иван Николаев, крепкий и ладный мужик (чай, в гвардию кого ни попадя не берут!), почесав затылок, принялся вспоминать передовицу из газеты, попавшейся в поезде. Газету он на раскурку пустил, но почитать успел. Пока думал, в разговор вступил Спиридон Кочетов, местный богатей, владелец двух коней и трех коров.
С десятины в налог только двадцать пудов зерна берутчё не отдать-то? А я с нее, с десятины-то, все сто пудов возьму, мне и на еду, и на семена хватит, и на продажу останется. Раньше-то, пока продразверстка былавсе подчистую выгребали, а нончезнай не ленись! Худо живут пьяницы да лодыри!
Это я-то лодырь? возмутился безлошадный Андрон Даньшенков. Ты-то продналог отдал, не поморщился, а мне каково? Мне продналогу этого за двадцать десятин насчитали, а где у меня двадцать? Половина земли бурьяном заросло. А теперь получается, должен я Советской власти.
Ну, ты-то не лодырь, снисходительно посмотрел на него Спиридон. Только на хрена было бабе твоей столько детей рожать? Десять душ! Было бы у тебя спиногрызов поменьше, давно бы лошадь справил!
А я чё? смутился Андрон. Баба-дура, кажный год рожает.
Рожает-то от духа святого али сосед помогает?! заржал Спиридон, а Даньшенков окончательно скис. Кочетов, просмеявшись, захрустел огурцом и сказал, ни к кому не обращаясь: Вот раньше-то приезжали продотрядовцы, из кого они зерно вышибали? Из меня! А чего я должен за всю деревню отдуваться?
Ты, Спиридон, ври, да не завирайся! строго сказал Яков Николаев, старший брат Ивана. У всех выгребали, не у тебя одного.
Ладно, мужики! примирительно сказал Иван, не желавший ссоры в первый же день. Война закончилась, теперь легче будет. Дали мы отпор белогвардейской своре, теперь заживем! Давайте-ка еще по чарочке.
Выпили, потянулись к остаткам расплывшегося холодца.
Кто-то из мужиков, кого Иван не помнил, сообщил:
В Абаканово торгованы приехали. Не из Череповца, а, как бы не соврать, не из самого ли Питера? За сто яиц коробку спичек дают, шкуры на соль меняют. У меня кожа лошадиная была, невыделанная. Хотел скорняку отдать, запамятовал, думал, выбросить придется, так за нее два с лишним пуда отвалили!
Ух ты, два с лишним пуда! заволновались мужики. А чё еще-то берут?
Вроде на восемь белок нечищеныхтри фунта соли, малину сушеную, да грибы сушеные хорошо берут. В городе-то откуда грибам взяться?
Так чё ты раньше-то молчал?! вскипел Спиридон Кочетов. У меня энтой малины да грибов с прошлого года осталосьхошь жопой ешь!
Ну, завтра и съездишь, невозмутимо отвечал мужик. Они там целую неделю меняться собирались. Соль, спички, мануфактура. Седни-то уж всяко торговлю свернули, ночь скоро.
Ах ты, мать твою за ногу, еще и мануфактура?! длинно выругался Кочетов, вскакивая из-за стола. Ладно, Иван, побегу я. С утра дел много, а тут еще это. Надобно же все подготовить да увязать.
Гости сожрали холодец, смолотили пескарей (кошка облизывалась, но ей и косточек не оставили), слопали капусту с огурцами. Ближе к полуночи, поняв, что закуски больше не будет, а пить в горло не лезет, начали расходиться.
Ты, Ив-ван, млдец! Увжаю! пьяно икнул Герасим Ухановкосолапый мужик, ростом на голову выше остальных. Кем он ему приходится, Иван не помнилне то свояком, не то братом четвероюродным.
Спасибо на добром слове! отозвался Иван, выпивший не меньше других, но оставшийся почти трезвым.
Дай я тя пцлую! облапил его Герасим, норовя поцеловать слюнявыми губами прямо в губы.
Иди с бабой своей целуйся! увернулся солдат. Освобождаясь от объятий, брезгливо обтер липкую щеку.
Ты чё, не увжаешь? пьяно обиделся Герасим. Набычившись, сел рядом.
Иван отвечать не стал, принявшись скручивать папироску.
Табачком угостишь? спросил Герасим и, не дожидаясь ответа, нахально потянулся к кисету.
Николаев, перехватил загребущую руку, оторвал от газеты клочок, насыпал табачка, подал Уханову. Тот попытался скрутить «козью ножку», но все рассыпал.
Раззява, хмыкнул Иван.
Пожалев мужика, отдал тому свой окурок.
Хорош, табачок-то. Турецкий? затянулся Герасим, обсасывая самокрутку, как леденецсо чмоканьем и чавканьем.
С Кубани.
Уханов хотел вернуть окурок хозяину, но Иван, глянув на обслюнявленную газету, брезгливо отмахнулся и свернул новую.
Ну, чё в деревне-то нового? поинтересовался Иван.
Герасим скривился, почесал давно не мытую башку:
А чё у нас нового? Все по-старому. Выпить, да в морду кому дать. Я вон в девятнадцатом годе, на Рожество, Оську Пшеницына прибил, похвастался Герасим. Помнишь Оську-то?
Оську Иван помнил. В конце семнадцатого вместе с войны пришли. Пшеницын говорил, что досыта вшей в окопах покормил и крови накушался, добровольцем в армию не пойдет. Многие так говорили. Думали, все, навоевались! Ан нет, Советская власть стала забирать в РККА не только добровольцев, а всех подряд. Слышал, что убили Оську, но думал, что на фронте.
Мы с ним выпили, слово за слово, он мне в морду, я ему в рыло! Он меня топором к-как вдарит! Во, след остался, разворошив волосы, показал Уханов шрам вполголовы. Добро, что обухом, а не острием! А я его к-как поленом наверну, так у него и череп вдребезги! Утром просыпаюсьмать твою в душу, не помню ни хрена, башка в крови! Как это я кровью-то не истек? Генахасынок мой, в Абаканово съездил, фершала привез. А следом милиционеры катят. Фершал башку зашил, милиционер в тюрьму отвез! Шесть лет дали, год отсидел.
А чего так мало?
Так анмистия вышла, в честь второй годовщины революции. Год отсидел, зато на фронт не взяли. Так ладно, что не взяли. Хрен ли там делать?
Слушая пьяные откровения Уханова, Иван начал потихонечку закипать.
Сынки-то твои, были на фронте? По возрасту должны.
На фронте-то? хохотнул Герасим, докуривая. Чё они там забыли? Вшей кормить да кровушкой умываться? Чужой крови не жалко, а коли своей? Не хрен было кровь-то лить, лучше было водку пить! заржал мужик, довольный, что сочинил складуху. Раза три брали, а они сбегали. Ну и чё? Дали по пять годков за дезертирство, а по полгода не отсидели! Анмистия им вышла Хе-хе. Чё за Советску власть воевать, коли нам и тут хорошо?