Умереть на рассвете - Евгений Шалашов 8 стр.


Раньше жена была рабой мужа, он что хотел, то и делал со своей женой. В настоящее время дело обстоит в другом виде. Мужья стали умнее, считают жену как подругу жизни, а не рабу и дают ей полную свободу. Зато отношения жены изменились. Свою свободу они пересолили и теперь стараются подчинить себе мужа, ввиду чего отношения мужа с женой нехороши. Между невесткой и свекровью существуют еще старые традиции, что «свекровь и невестка непримиримые враги». Но уже есть, появляются первые ласточки хорошей совместной жизни. Хотя и мало, но уже есть. Вообще все-таки деревня хотя и черепашьими шагами, и с трудом, но развивается и принимает в себя различные нововведения, т. е. деревня постепенно прогрессирует.

Глава пятая. Враг трудового народа

 Значитфамилия, имя, отчество?  казенно-равнодушным голосом спросил чекист.  Сколько лет, какого сословия?

Иван, сидевший на табурете, намертво вмурованном в пол допросной камеры, покорно вздохнул. Назвавшись, отвечал дальшеот роду тридцать три года, по происхождениюкрестьянин, до семнадцатого года был на фронте, партийная принадлежностьсочувствующий большевикам, в годы Гражданской войны опять же на фронте, имеет ранения и именное оружие от комфронта. В данный моментбезработный. Мурыжили вторую неделю. Вроде бы все, что можно, выспросили в самом начале. Ан нетпо десять раз записывали ответы на одни и те же вопросы, словно и не было у Советской республики недостатка в бумаге. То, что он защищался от грабителя, оказавшегося чекистом, не верил никто. Или делали вид, что не верят.

Череповецкое губчека, с февраля ставшее губернским отделом ГПУ РСФСР, занимало дом бывшего виноторговца Горбаненко. Может, не самое подходящее место, но должно же губернское управление где-то находится! К тому же новое название ГПУ еще не прижилось и «гепеушников» по старой памяти называли чекистами. Огромный подвалбывшее винохранилище, был переделан во внутреннюю тюрьму. Если принюхаться, еще чувствовались винные запахи, хотя все вино было выпито еще в семнадцатомупившихся до поросячьего визга революционеров отливали холодной водой. Кое-кто, дорвавшись до дармовщины, протрезветь не сумелпошел на тот свет пьяным! Был здесь штурм Зимнего дворца в миниатюре. Кормили сноснона завтрак и на ужинломоть хлеба с воблой, в обед «шрапнель» или щи из капусты. В выходные к завтраку добавляли куриное яйцо! Для питья и умывания стояло ведро, а на оправку выводили по требованию арестанта. Словом, грех жаловаться. Одно плохосмертельно хотелось курить. Махорку отобрали при аресте, а попросить папироску в одиночной камере было не у кого. Под нарами отыскалась «заначка» от предыдущих сидельцевпарочка окурков, ломаная спичка. Расщепив ее пополам, кое-как протянул два дня.

Сегодня, судя по яйцу, был выходной, но чекисты работали.

 Кого из руководящего состава губкома, губисполкома или губчека вам надлежало убить? Кто послал?

 Никого я убивать не собирался, никто не посылал,  упрямо повторял Иван в десятый или сотый раз и добавил:  К террористам, левым и правым эсерам не принадлежу и никогда не принадлежал.

 А мы, гражданин Николаев, не настаиваем, что вы принадлежите к социал-революционерам,  торжествующе заявил чекистмолодой парень в кожаной куртке.  У нас есть доказательства, что принадлежите к одной из монархистских организаций.

 К какой организации? К монархической?  удивился Иван.  Да вы что, опухли? Я супротив царя два с лишним года воевал!

Не удержавшись, Николаев сказал все, что он думает о царе, монархистах и дурнях, кто причисляет честных красноармейцев к кадетам и прочим контрикам.

Чекист слушал не перебивая, словно пытался запомнить все многоэтажные загибы. Потом с видом циркового фокусника, что вытаскивает из шляпы испуганного кролика, полез в карман.

 Это ваше?  развернул тряпицу с наградами.

 Мое,  не стал отрицать Иван.

 С какой целью носили с собой портреты царя Николашки?  задал чекист неожиданный вопрос.

 Какие портреты?  не понял Иван.

 А это что, хрен в пальто?  повысил голос дознатчик и ткнул обгрызенным ногтем в медаль «За беспорочную службу», на которой красовался портрет последнего императора.  А этотеща твоя?  ткнул «В 300-летие дома Романовых», где были профили первого и последнего Романовых.  Так с какой целью?

 С какой целью?  оторопел Иван.  Никакой цели не было. Просто носили все.

 Что значитпросто так?  повысил голос дознаватель.  Вы носили с собой символы свергнутой власти и портреты кровавого царя?

 Я эти награды кровью заработал. А уж носить ли, выкидыватьмое дело! Да и не на груди я их носил, а за пазухой.

 Значит, за царя кровь проливал, награды от него получал?  с удовлетворением сказал чекист.  Так и запишем

 Пиши, мне не жалко,  пожал плечами Иван и попросил:  Ты бы закурить мне дал да воды попить принес.

 Ничо, на тот свет без курева пойдешь.  Ивану Николаеву стало не по себе. Конечно, трусом он не былотвыкаешь пугаться за шесть с лишним лет войны, но все же Одно дело, когда словишь пулю или осколок в бою и другое коли тебя к стенке поставят. Эх, нагляделся он, как к стенке-то ставят. Ничего хорошего!  Ты, мил-друг, меня с контрой-то не равняй,  мягко сказал Николаев, подавив дрожь в кончиках пальцев.  Я, к твоему сведению, в Череповце Советскую власть устанавливал и на фронте против белых воевал!

 Ты хайло-то не разевай, фронтовик сраный!  презрительно бросил ему в лицо дознаватель.  Много вас, героев, развелось. Думаешь, если на фронте вшей кормил, так все можно? Да я таких, как ты, итит твою, сотню положу!

 Чего?!  набычился Иван.  Сотню, говоришь? Да мы таких, как ты, раком ставили!

Николаев соскочил со стула, сгреб чекиста за отвороты кожаной куртки, приподнял и приложил об стену. Дознаватель издал жалобный писк и стек на пол, как весенняя сосулька с крыши Видимо, услышав шум, в камеру ворвались два здоровых лба, с веселым азартом набросившиеся на подследственного.

«Дратьсяэто вам не кулаками махать! Драться нужно так, чтобы супостату было тесно, а тебепросторно! Поняли, долбодуи?!»  добродушно приговаривал ротный фельдфебель Елкин, награжденный крестом за Порт-Артур, отшвыривая от себя очередного недотепу. Сколько соплей и расквашенных носов, набитых шишек и синяков было у новобранцев, пока постигали нелегкую премудрость «окопной драки»! Но зато когда врывались в австрийские окопы, то им было просторно, а австриякам тесно. Если бы у каждого солдата был такой фельдфебель, так и войну бы выиграли в году пятнадцатом!

Оглядывая допросную, где на полу корчились поверженные «супостаты», Иван едва не упустил из виду «дознатчика», подававшего признаки жизничекист, малость очухавшись, тащил из кобуры револьвер! Будь это обычный наган, извлечь не составило бы труда. У этого же был маузер в громоздкой деревянной кобуре. Отобрав оружие, стукнул парня кулаком в живот.

Иван Афиногенович связал всех их же собственными поясами, без зазрения совести выгреб из карманов кисеты с табаком (у одного даже пачка «Герцоговины» нашлась) и с наслаждением закурил. Стараясь не слушать угрозы, чтобы не врезать разок-другой, позатыкал парням рты, сотворив кляпы из листов бумаги, «позаимствованных» из картонной папки, на которой было выведено химическим карандашом: «Дело гр-на Николаева И.А., виновного в преступлениях против Советской власти». Матюгнувшись, Иван полистал разнокалиберные листочки.

Как следовало из рапортов, «доведенных до сведения начальника Череповецкого отдела ГПУ, в ночь с 20 на 21 июня (по новому стилю), 1922 года «агенты Череповецкого отдела ГПУ Полозков, Киселев и Королев, заметив на углу Советского проспекта и улицы Ленина неизвестную подозрительную личность, остановили оную для проверки документов, но в ответ на справедливое требование оная личность выстрелила из револьвера системы Нагана, метя в сердце чекиста Королева, но промахнулась. Сделав покушение, преступник ударил в лицо агента Полозкова, потом бежал, но был задержан сотрудниками губчека вместе с милицейским патрулем». Рапорта, составленные на обороте дореволюционных ценников магазина «Зингер», были одинаковыетютелька в тютельку!

Далее шли листы, характеризующие гр-на Николаева. На осьмушке тетрадного листочка комендант Вологодского кавалерийского полка Михаил Семенович Рябушкин, сообщал, что в ответ на запрос «о личных и деловых качествах гр-на Николаева Ивана Афиногеновича, крестьянина, русского, беспартийного, ранее не судимого, в бытность его начальником Череповецкого транспортного отделения ВЧК, может сообщить следующеевышеозначенный Николаев при задержании неустановленной мешочницы буржуазного происхождения, вместо поступления с оной по законам революции, выругал мешочницу и подчиненных нецензурной бранью и отпустил домой, попустительствовав тем самым нарушению соцзаконности. Кроме того, оный Николаев самолично отдал мешок зерна мелкобуржуазному прохиндею Сухареву, о чем он, Рябушкин, уведомлял руководство». Иван усмехнулся. Кузька Сухарев, он точно прохиндей. А вот с мешочницей было по-другому. Младший агент Рябушкин, поймав на вокзале старуху-учительницу из Мариинской гимназии, ездившую в деревню менять на хлеб уцелевшие от экспроприации вещи, притащил бабку в отдел и принялся сочинять рапорт для передачи ее в ревтрибунал, а он, начальник трансчека, выставив мешочницу вместе с мешком, велел катиться к едреной фене! Мусику же приказал идти и проверять документы у подозрительных мужиков, похожих на переодетых офицеров.

Примечания

1

Мануфактурой в деревне называли ткань, произведенную на фабрике.

2

Пелиться (диалект.)  лезть.

Назад