Юрий ИвановТанго с прошлым
Глава первая
Дул сухой холодный резкий ветер. Медленно опускалась ночь на казавшийся пустым город Неукен. Зимнее июньское небо в рваных облаках было почти целиком окрашено закатным солнцем в ярко-оранжевый жизнерадостный цвет, что никак не сочеталось с некоторой угрюмостью городской окраины.
На безлюдной смотровой площадке Бока де Сапо такой же пустынной, как и вся набережная реки Неукен, медленно и одиноко прогуливалась молодая пара, по внешнему виду которой можно было предположить, что это студенты находящегося неподалеку Национального университета Комауэ. И это соображение было почти верным, если не считать того, что девушка, которую звали Глоу, была действительно студенткой университета, но только училась не в Неукене, а в Буэнос-Айресе.
Молодой же человек по имени Базиль был также студентом, но как раз этого местного Университета Комауэ, который собирался закончить через полгода, обучаясь на аграрно-индустриальном факультете. Да, звали его Базиль, но в семье потомков русских эмигрантов к нему, как правило, обращались на русский манер Василий. Сам же молодой человек считал себя настоящим аргентинцем, да и по-русски в семье у него было принято говорить на этом языке говорил он слегка напрягаясь, порой подолгу ища в своем словарном запасе правильный перевод того или иного испанского слова. Для Василия страна Россия имела весьма абстрактное значение в его мировоззрении, находясь где-то в одном ряду с такими государствами, как Австралия, Индия или Китай. Жизнь его протекала, если не считать суровой учебной дисциплины в университете для нацеленного на получение диплома студента, вполне беззаботно. Его родители, имевшие хотя и не огромное, но вполне приличное фермерское скотоводческое хозяйство в Патагонии в двухстах километрах от Неукена в сторону Чили, с трудом, но все же обеспечивали его средствами, чтобы их сын мог снимать небольшую квартиру в городе. Они почему-то были уверены, что если Василий будет жить один, то шансов на получение диплома будет больше.
Беззаботная жизнь закончилась у Василия в самом начале нового академического учебного года в конце февраля. Тогда компания близких друзей студентов-однокурсников пригласила его поехать отметить это дело в Буэнос-Айрес. У одной из студенток в этой сборной команде, с которой Василий был плохо знаком и которая была подругой его хорошего приятеля, сестра училась на медицинском факультете Университета Буэнос-Айреса, и она взяла на себя ответственность найти на ночь места в университетском городке. Эта сестра студентки из их группы и была Глоу. Когда Василий впервые увидел ее после веселого автобусного путешествия из Неукена до Буэнос-Айреса, он даже не обратил на нее внимания: черты лица у сестер были схожие, только Глоу показалась немного симпатичнее и все. Страшное случилось потом, когда вдоволь нагулявшись по мегаполису, компания студентов случайно забрела на милонгу. Они там выпили кофе, подкрепились слегка пиццей, чуть отдохнули, наблюдая за танцующими парами. Кончился очередной трек и, почти без паузы, началось вступление к «Ive seen that face before». Знакомая мелодия почему-то показалась Василию необыкновенно завораживающей, а когда Грейс Джонс начала петь «Странно, но мне это лицо знакомо», его взгляд встретился с взглядом Глоу. Она, сидя на стуле, сделала легкий кивок, и ему уже было деваться некуда Василий подошел к ней и протянул руку. Он никогда не считал себя знатоком в танго, хотя все говорили, что у него есть врожденный собственный необыкновенный стиль, несколько отстраненный что ли, если взять за основу классическое аргентинское танго. В ту сказочную ночь они всех завсегдатаев милонга очаровали своим выступлением: когда закончилась музыка, то оказалось, что они танцевали в конце одни, а остальные завороженно наблюдали за ними, оставив большую часть зала для них. Бурный шквал оваций заставил Василия с Глоу даже немного стушеваться.
Это твоя заслуга, сказала девушка, но никак не моя. Где ты так научился танцевать танго в Неукене? Может, ты родился в Буэнос-Айресе?
Если бы я родился здесь, то и танцевал бы как все, рассмеялся Василий и вдруг осекся, словно его ударило молнией: взгляд Глоу, ничего не значащий для остальных в этот момент, пронзил его сердце.
Василий собирался весело поболтать с Глоу, но не мог вымолвить даже слова, словно на него наложил кто-то заклятие немоты. Он хотел рассказать про странного друга деда то ли уголовника, то ли политического беженца из Уругвая, который, скрываясь несколько лет от властей, жил у его деда и который научил его азам капоэйры, а заодно и танго. У деда был небольшой виноградник в предгорье Анд, еще дальше на запад от хозяйства отца, и там же была начальная школа, организованная выходцами из России, и в которой он обучался вместе со своими сестрами. Этот приятель деда, не зная, куда деться от скуки, и предложил себя мальчику, в счет оплаты за предоставленное убежище, в качестве тренера по капоэйре, а в перерывах преподавателя танго. Партнершей во время танцев охотно соглашалась стать старшая из двоюродных сестер (у Василия кроме него в семье была еще младшая сестра, а у брата отца две дочери) так сам Василий стал воспринимать танго как некое продолжение капоэйры: некое расслабление после тяжелого труда. Отчего и образовался его такой холодный стиль в танце, если смотреть со стороны, но в то же время он, своими неуловимыми движениями тела, умел давать почувствовать партнерше, какой элемент будет в следующее мгновение, что было бесценно в танго. Все это хотел рассказать Глоу Василий, но не знал, с чего и как начать.
Так он, в оставшееся время до отъезда, и ходил чуть на расстоянии от Глоу, боясь к ней приблизиться, но в то же время горя желанием взять ее за руки и пойти гулять в одиночестве с ней по ночным улицам Буэнос-Айреса. Все в компании обратили внимание на его изменившееся настроение, но Василий сослался на то, что у него сильно стала болеть голова.
Вернувшись в Неукен, Василий надеялся, что это временное влечение к незнакомой девушке пройдет, но оно только усилилось, перейдя в какое-то чувство одержимости. Он стал иногда пропускать занятия; на лекциях сидел и ничего не понимал, что говорят преподаватели; стал замкнутым. Самое смешное было то, что Василий почти ничего не знал про Глоу. У него не было даже ее телефона. Он довольно плохо был знаком с ее сестрой, поэтому просто так подойти и спросить у нее телефон Глоу было, по крайней мере, неудобно. Пытаясь найти ее страницу в социальных сетях, он ничего не обнаружил, что было немного странно. Василий сам не понимал: почему он так усиленно скрывает свои чувства от всех, включая самого себя, и при этом страдает на абсолютно пустом месте? Пытаясь анализировать в минуты трезвости от этой одержимости выдуманным идеалом, он никак не мог понять: страдает от любви или же от ее отсутствия?
В середине мая, вконец измучившись и хватаясь, словно утопающий за соломинку, Василий решил написать обычное письмо Глоу. Он знал адрес, где она живет, и был даже удивлен, почему такой простейший способ связаться с Глоу не мог прийти в голову раньше. Да, письмо с признанием в любви было совершенным чудачеством, но разве влюбленные могут думать рационально? Василий потом, уже послав свое сочинение, пытался вспомнить, что же он там написал на четырех листах мелким почерком, но в памяти всплывали только туманные обрывки очертаний попыток объяснить свое болезненное состояние. И когда через две недели к нему неожиданно подошла сестра Глоу, Василий весь сжался от стыда и страха за свой проступок с этим злосчастным письмом. «Через неделю Глоу собирается поехать навестить папу, сказала она беззаботно, но вглядываясь вопросительно ему в глаза, и она почему-то хочет встретиться с тобой. Ты сможешь встретить ее в аэропорту?» «Да, конечно!» «Ну тогда вот возьми, сказала она и протянула сложенный вчетверо лист бумаги, я здесь записала день, время и номер рейса: Глоу сказала, что иначе ты сможешь перепутать. Кстати, ты можешь мне объяснить, что все это значит, а?» «Да ничего такого особенного», отводя в сторону глаза, ответил Василий. Почему-то девушка пригрозила ему пальчиком и хитро улыбнулась: «Темнишь, Базиль».
После того как Василий встретил Глоу в аэропорту, они на железнодорожном экспрессе доехали до города, высадились рядом с мостом через реку Неукен и пешком дошли по набережной до парка Эсте. За все это время они перекинулись между собой только несколькими фразами. Василий понимал, что он должен начать разговор, но никак не мог сообразить с чего и как начать разговор после того злосчастного, по его мнению, письма. И черт его дернул так все нагородить!
Ну, как ты считаешь, медленно, наконец, нарушила сама молчание Глоу, удался нам сегодняшний вечер? Не правда ли нам безумно весело?
Василий остановился и, хотел было взять руку девушки в свою ладонь, но Глоу не позволила ему это сделать. Он совершенно растерялся, не зная, что делать дальше.
Зачем это, не знаю даже, как сказать, письмо, которое ты мне написал, Базиль? продолжила Глоу. Вы, русские, вечно на ровном месте выкапываете столько всякой всячины, что не знаешь, как к этому относиться. Ты, видимо, начитался «Евгения Онегина», да? Как можно влюбиться после одного вечера?..
Ты очаровала меня после танго
Ерунда это, перебила его Глоу. Ты в своем сознании создал некий идеал и влюбился в него. Постепенно впал в подобие болезненного состояния, и началось твое безумие это я тебе говорю как будущий врач-психиатр. Но лично я никакого отношения к этому искусственно созданному тобой образу не имею, пойми меня правильно.
Василий хотел было возразить, но Глоу рукой закрыла ему рот:
Базиль, ты лучше ничего не говори ты и так столько написал в своем послании, что я не смогла даже дочитать его до конца. Ты можешь сердиться, но я изорвала письмо и выкинула. Почему это я сделала? А потому, что я не могла понять: что ты от меня хочешь? Дружить? Влюбиться в тебя и впасть в такое же безумие? Выйти замуж за тебя? Но ты же сам не знаешь, что ты хочешь. Разве я не права?
Ты само совершенство, Глоу, жалобным тоном выдохнул Василий. Какая же ты мудрая, а я непонятно что.
В моих словах нет никакой мудрости, сказала девушка и сама взяла Василия за руку. Я тебе говорю ужасную банальность. Это твое состояние пройдет, и ты сам со смехом и, может, с легким стыдом будешь вспоминать этот июнь. А если серьезно, то у меня есть жених, и мы с ним даже помолвлены. Он второй помощник на сухогрузе и скоро станет старшим помощником на большом танкере. Мне сестра говорила, что ты из русской семьи, да?
Я аргентинец, отец наполовину русский, наполовину испанец. И мама где-то также. А какое это имеет отношение к нам?
А фамилия нашего отца Геллер. Слышал такую фамилию? Это немецкая фамилия, и мы в семье гордимся тем, что наши предки из Германии. Папа один из самых известных и богатых виноделов Неукена. Его вина из Пино Нуара чуть ли не самые лучшие в Аргентине. У нас двести гектаров виноградника, и отец никогда не согласится на русского зятя даже теоретически. Понимаешь, о чем я? А твои родители занимаются скотоводством это я знаю. И, по моим сведениям, не очень успешно. Вот видишь: наши отношения ни к чему не приведут. К тому же вы, русские, всегда непредсказуемые так говорит мой папа, а я люблю, когда все делается по плану и обдуманно
Василий молчал, не зная, как реагировать на слова Глоу. Она же тем временем стала набирать на телефоне вызов такси.
И все же, Базиль, сказала девушка, закончив свое дело и взяв его под руку, объясни мне: зачем надо было писать такое длинное письмо?
Я думал, что моя любовь к тебе что-нибудь да стоит. Прости, что я ошибся. Прости, что я испортил тебе сегодняшний вечер.
О, вот и мое такси! Тебя подвезти?
Не стоит: я здесь рядом снимаю квартиру.
Глоу махнула рукой подъезжавшему такси, и когда машина уже остановилась, она резко повернулась, обняла опешившего Василия и неловко поцеловала его в губы дежурным поцелуем.
Ты лучше всех в Аргентине танцуешь танго, сказала Глоу, открывая заднюю дверь такси. Надеюсь, когда-нибудь мы еще потанцуем с тобой.
Пройдя по набережной обратно до моста и вернувшись назад к парку по соседней параллельной улице, Василий пришел к небольшому каменному двухэтажному дому, где он снимал некоторое подобие маленькой квартиры у пожилой одинокой женщины, которая была то ли знакомой, то ли далекой родственницей покойной бабушки, матери отца. Тетя Франсиска так звали хозяйку дома занималась на кухне, когда Василий незаметно прошмыгнул из прихожей сразу к себе на второй этаж. Он даже не обратил внимания на вкусные запахи, доносящиеся от стряпни пожилой женщины, хотя за весь день выпил только чашку кофе с кусочком горького шоколада. Оказавшись совершенно один в темноте комнаты, Василий сел на диван, который служил по совместительству местом его сна, и уставился глазами в светлое пятно окна, занавешенного плотной шторой. Вопрос, на который Глоу даже не обратила внимания стоит ли хоть что-то его любовь? мучил его, засасывая в какую-то черную пропасть. «Если мои чувства не имеют никакой цены, то что стоит сама моя жизнь? Какой имеет смысл вся эта бессмысленная суета: учеба, поиск и зарабатывание денег, поездки домой и обратно все пустое и все один вздор!» Эти рассуждения, которые посещают всех в тот или иной период жизни, раздирали его душу. Уязвленное эгоистическое сознание не хотело успокаиваться, а, наоборот, только усугубляло своими бесплодными и ложными размышлениями это состояние.
Василий, просидев минут двадцать, медленно снял с себя верхнюю одежду и, включив свет, зашел в ванную комнату. Он закрыл слив ванны и включил воду. Затем спокойно разделся, достал из шкафа одноразовый бритвенный станок, разломал его с помощью двери и, подобрав после этого с пола одно из двух лезвий «Жиллетта», положил его на борт ванны. Пока Василий занимался страшными своими приготовлениями, вода наполнила половину ванны. Не выключая кран, он залез в горячую воду, покрывшись при этом весь гусиной кожей, так как, медленно бродя в беспамятстве по ночному городу, его порядочно продуло жестким холодным зимним ветром. Василий взял аккуратно в правую руку полоску острого металла с бортика и завороженно уставился на ее блестящую кромку. Он ждал, пока вода наполнит ванну надо было закрыть краны и в тишине исполнить задуманное. Почему-то его волновало то, что он может затопить весь дом и тем самым причинит массу неудобств доброй одинокой женщине.
Вдруг послышался решительный стук в дверь.
Базиль, потом будешь мыться в ванне! послышался властный голос хозяйки дома. Открой дверь, мне нужно срочно с тобой поговорить.
Василий решил сделать вид, что его нет в помещении, не сознавая того, что он наливает ванну и на первом этаже сейчас гудит предательски газовая колонка, выдавая его присутствие. Он даже удивился тому, что тетя Франсиска откуда-то знает про его намерение заняться водными процедурами. Прошло несколько минут, и Василий уже решил было, что хозяйка занялась своими делами, но стук, еще более решительный, повторился вновь.
Базиль, открой дверь, иначе я сама открою своим ключом! послышался голос тети Франсиски. Почему ты не зашел ко мне, как пришел домой, а? Ты же всегда вечером ужинал со мной. Открой, сыночек, у меня очень важные новости от твоего отца. Это касается твоего деда, сеньора Пабло. Ты меня слышишь, Базиль? Я открываю дверь! Если ты в ванной вылезай срочно и надень халат!
Пальцы от перенапряжения задрожали, и Василий уронил лезвие в воду. Он машинально закрыл воду и стал медленно вставать, облокотившись о борт ванны. Уже накинув на себя халат, Василий посмотрел на себя в зеркало, грустно улыбнулся своему отражению и выдернул сливную пробку ванны.
Что ты, Базиль, вроде бы мылся, а волосы сухие, подозрительно покосилась на него рачительная хозяйка, которая, открыв своим ключом дверь, стояла в ожидании в проеме. Газ дорогой, и просто так греть целую ванну воды, чтобы просто так погреться, это непозволительная роскошь для меня, и для тебя тоже. Разве я неправа?
Вы всегда правы, тетя Фрэн, печально проговорил Василий, поправляя свой халат. Что-то случилось?
Василий, строгим голосом ответила пожилая женщина, звонил твой отец, синьор Хеньо, и сказал, что не может дозвониться до тебя с самого утра. Что это с тобой такое сегодня происходит, сынок?