Макрон, и впрямь облегчившийся в утку, лежал на ней, хмуро разглядывая потолок. Рана его была рваной, глубокой, сильно загрязнилась и могла оказаться фатальной, не догадайся он наложить на ногу жгут. Врач после чистки и обработки зашил ее, но оставил отверстие для выхода гноя. Макрону было велено оставаться в постели, пока дело не пойдет на поправку, в ответ же на поток брани хирург с невозмутимой улыбкой заявил, что его подопечный не единственный центурион в легионе и что какое-то время упомянутый легион как-нибудь без него обойдется, а потом, полюбовавшись еще раз своей работой, ушел. У него не было времени на болтовню. Его помощи ждали десятки парней, которым не повезло в заварушке. Большинство раненых он поставил на ноги за пару дней, кое-кто, правда, отправился на тот свет, несмотря на все старания персонала, остальные хотя и нуждались в уходе, но постепенно выкарабкивались из критического состояния, так что все, можно сказать, шло хорошо. А по-настоящему радовало то, что все пациенты в палатах были свои. Варвары, убегая, добили своих потерявших способность двигаться сотоварищей, благодаря чему госпиталь был избавлен от возни с грязными, дурно пахнущими дикарями.
Зато те кишели теперь в поселении, лепившемся к крепости, ведь варварская деревня была целиком спалена. Счастливчикам удавалось выпросить прибежище у родственников, ранее презираемых как римских прихвостней, а теперь бравших за это реванш. Менее везучим предстояло зазимовать в наспех сооружавшихся вокруг лагеря примитивных шалашах и землянках. Было очевидно, что очень не многие из них доживут до весны, ибо ни на сочувствие легионеров, ни на сострадание соплеменников этим людям рассчитывать не приходилось. Первые были злы на них за мятеж, вторыеза возросшую подозрительность римлян, сильно портящую их привольное бытие.
Колокольчик прозвенел снова, на сей раз громче, и санитар, вразвалочку направлявшийся к офицерским палатам, невольно ускорил шаг.
Ну ты, увалень, пошевеливайся! проревел Макрон. Мне что, сто лет тут махать этой штукой?
Прошу прошения за задержку, командир, извинился санитар. Дело в том, что один из наших раненых при смерти и я хочу проследить за вещами покойного. Чтобы они достались его друзьям, а не кому-то еще.
А они их получат?
Да уж конечно. Мы с ребятами позаботимся, чтобы его пожитки были отданы кому следует.
Небось лишь после того, как заберете свою долю.
Конечно, командир.
Стервятники хреновы.
Стервятники? Санитар обиженно покачал головой. Это всего лишь привилегия нашей службы. Итак, что угодно центуриону?
Убери это, Макрон выдернул из-под задницы утку. И прибавь огня. Здесь что-то холодновато.
Есть, командир. Санитар кивнул, осторожно взял утку и поставил на низенький столик. Сегодня славный денек, командир. Безветренный, ясный.
Ну-ну. Но все равно здесь очень зябко.
Вовсе нет, командир. Просто тут хорошо проветрено. Это полезно.
Какая может быть польза от этакой холодрыги? Я тут загнусь от неевот и все.
«Вот хорошо бы», подумал про себя санитар, однако спорить не стал, а подбросил в очаг щепок, разворошил уголья и даже на них подул. Слабые язычки пламени вяло зашевелились.
Вот, другое дело. А теперь унеси от меня этот горшок.
Есть, командир.
Санитар забрал утку и направился к двери, возле которой его чуть не сбил с ног влетевший в палату Катон. Однако дежурный, явив чудеса гибкости, сумел увернуться от столкновения и, не пролив ни капельки офицерской мочи, выскользнул в коридор.
Катон подошел к койке:
Рад видеть тебя, командир.
Ага, рад. Выбрался раз в три дня, вот и вся твоя радость.
Так ведь дел-то невпроворот, командир. Как нога?
Не гнется и, сволочь, болит, когда пробую ею шевелить. Но клистирные трубки считают, что с ней все в порядке.
Командир, ты и впрямь выглядишь лучше, чем раньше.
Врач уверяет, что нагноение незначительное и рана вот-вот заживет.
Стало быть, командир, ты скоро вернешься в центурию?
Макрон внимательно посмотрел на Катона, потом ворчливо сказал:
Вообще-то, молодой оптион должен бы радоваться, что начальник в отлучке. Это дает ему возможность примериться к его должности.
Так и есть, командир. Я, конечно, радуюсь, но
Но?
Но я и представить себе не мог, сколько всего свалится на мою голову. И муштра, и проверка казарм, а также оружия, снаряжения, и забота о провианте. А вдобавок ещебесконечная писанина.
Вали ее на Пизона. Я делаю именно так.
Да, командир, он очень старается. Пизон есть Пизон. Но мы только что получили приказ составить полную опись снаряжения и личного имущества наших солдат. Мало того, из штаба прислали распоряжение до конца недели сдать под расписку в казну все наличные деньги и никому не иметь свыше десяти сестерциев на руках. Скажи, у центурионов всегда такая запарка?
Нет, сынок, не всегда.
Макрон призадумался. Судя по словам паренька, легион вот-вот должен был сняться с насиженного шестка. Приказ сдать деньги понятен. Монеты весят немало, а ничто лишнее не должно отягощать в походе солдат. А вот со списком имущества дело поинтереснее. Эта затея указывает, что марш будет долгим. И потому у легионеров изымут все личные вещи, чтобы что-то принять на хранение, а что-то продать. Хуже всего, заключил Макрон, что ему придется к месту нового назначения трястись в больничной повозке. Радости от такого путешествия мало. Маршировать, может быть, и утомительнее, но всяко приятней и веселей.
Известно, куда нас направят?
Официально нет, командир. Но пробежал слушок, что в Британию. Вместе с другими войсками.
В Британию? Да на кой она Риму? Дикий сырой остров, там одни топи. Позариться на него может лишь тот, у кого не в порядке с башкой.
Так говорят, отозвался Катон. А потом, командир, где это сказано, что у нашего императора с головой все в порядке?
Верно замечено, рассмеялся Макрон. Послушай, я понимаю, что на тебя навалилась куча всего, но тут уж ничего не поделаешь. По существу, командование центурией и заключается в такого рода работе. Тебе просто нужно малость привыкнуть, а документы и прочее пусть оформляет Пизон.
Да с этим-то у меня как раз все нормально, пробормотал Катон. Загвоздка в другом.
В чем же?
Думаю, что во мне, командир. Похоже, я не гожусь для того, чтобы отдавать людям приказы. Не получается у меня, вот и все.
И почему же?
Катон, переступив с ноги на ногу, покраснел:
Конечно, я оптион, и по уставу солдаты должны меня слушаться, но это не значит, что им по нраву, когда такой такой, скажем прямо, сопляк начинает указывать им, чего делать, чего не делать. Нет, они, разумеется, мне повинуются, но без охоты с ленцой. И без этого без уважения, что ли.
Без уважения? Ну так что ж? Уважение не дается со званием или должностью, его надобно заслужить. Все с этим сталкиваются, особенно молодежь. Хитрость в том, чтобы завоевать доверие подчиненных, а остальное остальное придет.
Но как мне завоевать их доверие, командир?
Для начала перестань ныть. А потом действуй как оптион, вот и все. Будь с ними построже.
Командир, у меня не получится.
Что за хрень ты городишь? Не получится. Как это не получится? Непременно должно получиться!
Макрон оперся на локти и, поморщившись, переместил ногу в более удобное положение.
Катон.
Да, командир.
Подбрось в огонь побольше поленьев, да сухих, а то от этих угольев никакого тепла. И закрой окно.
А надо ли, командир? Говорят, свежий воздух укрепляет здоровье.
Свежий, может быть, но не холодный. Толку от этого окна никакого. Так что закрой его. И поживей!
Есть, командир.
Катон, не мешкая, закрыл окно и подложил в очаг пару поленьев.
Ты заметил? спросил Макрон.
Что, командир.
Как быстро и четко ты все проделал?
Катон недоуменно кивнул:
Но, командир
Это то, что тебе нужно сейчас вырабатывать. Командный непререкаемый тон. Тренируй его, и он станет естественным, как дыхание.
Я попробую, командир.
Да уж, попробуй. Ну, что с тобой было еще? Макрон откинулся на подушку и замер. Лицо его сделалось медно-красным в отсветах пламени весело затрещавшего очага. Не стой столбом. Сядь на табурет и выкладывай.
Катон помялся.
Сегодня утром меня вызывали к легату.
Да? улыбнулся Макрон. И что же сказал легат?
Не так уж много. Сказал, что награждает меня венком и знаком воинской доблести. Я не совсем понял почему.
По моей рекомендации, почему же еще? опять улыбнулся Макрон. Ты ведь спас мне жизнь, если помнишь? Хотя чуть было не сломал при этом штандарт. Но ведь не сломал же. Награду ты заслужил, и, я полагаю, когда на твоем ремне появится знак отличия, многие станут к тебе относиться иначе. Все настоящие воины уважают боевые награды. Теперь ты герой. Чувствуешь? Тыгерой!
Катон опять покраснел:
Откровенно сказать, я так не считаю.
Да почему?
После единственного сражения какой я герой?
Ну уж сражения. Скорей стычки.
То-то и оно, командир. Стычки, в которой я если и нанес врагу хоть какой-то урон, то лишь случайно. Где же тут героизм?
Пластать врагов вовсе не героизм, а работа, мягко промолвил Макрон. Оно, конечно, тоже засчитывается в заслуги, но твой случайдругой. Послушай, тебе ведь было вовсе не обязательно возвращаться за мной, ты сам, без приказа, решился на это. Хотя все шансы были против тебя. По-моему, для такого поступка требуется настоящее мужество, и я горжусь тем, что такой парень, как ты, служит рядом со мной.
Катон с недоверием уставился на Макрона:
Это серьезно, командир?
Конечно. Разве я когда-нибудь молол языком попусту?
Никак нет, командир.
Ну то-то. Так что и ты не болтай лишнего, а принимай все как есть. Я полагаю, состоится торжественная церемония?
Так точно, командир. Через два дня. Парадное построение. Будут вручаться награды всем отличившимся, включая Вителлия.
Вот как? Макрон усмехнулся. Ну что ж, это украсит его послужной список. Будет чем хвастать по возвращении в Рим.
Потом, уже вечером, намечен прием. Легат приглашает всех командиров третьей когорты. То есть, конечно, тех, что остались в живых.
Значит, все будет просто и по-солдатски. Очень похоже на Веспасиана. Чинно и без особых затрат.
Командир, ты тоже туда приглашен.
Я? Макрон пожал плечами и указал на свою ногу. Как я смогу явиться туда?
Я спросил об этом легата.
Спросил? Ну и что он ответил?
Он пришлет за тобой носилки.
Носилки? Вот радость, заворчал внутренне довольный Макрон. Значит, весь вечер я буду лежать там, как болван, да еще что-то мямлить? Нет сынок, это все не по мне. Я не любитель занудных сборищ.
Тогда откажись, командир.
Отказаться? Макрон поднял бровь. Парень, приглашение командира легиона для солдата значит больше, чем повеление самого Юпитера, подкрепленное всеми его громами и молниями.
Катон улыбнулся и встал:
Мне, пожалуй, пора. Что принести тебе в другой раз, командир? Может быть, что-нибудь почитать?
Нет, брат, спасибо. Нужно дать отдых глазам. Что мне не помешает, так это добрый кувшинчик вина, ну и игральные кости. Для тренировки руки.
Для тренировки? Катон был слегка удивлен, поскольку считал, что числа на кубиках выпадают случайно и никакая техника тут ни при чем. Ладно, кости так кости.
И вот еще что! окликнул Макрон.
Командир?
Напомни Пизону, что он должен мне пять сестерциев и что я в них нуждаюсь.
Глава 15
Центурион Бестия, шествуя вдоль рядов новобранцев, придирчиво осматривал их одежду, оружие и снаряжение. Во многих отношениях эти проверки являлись едва ли не самой тягостной в обучении вещью. Маршировка, муштра и практика с оружием требовали лишь физических усилий, при минимуме умственных, а вот для подготовки к смотру нужны были время, старание и сноровка, граничащая со своего рода искусством. Каждый элемент снаряжения следовало привести не просто в порядок, но в идеальное, безупречное состояние. Разумеется, на сей счет имелись уловки, но такой въедливый жучила, как Бестия, знал их наперечет и куда лучше своих подопечных. Все это понимали, и новобранец мог предпринять попытку надуть его разве что по великой глупости или с отчаяния. Именно поэтому сейчас Катон нервничал и молился всем известным ему богам, чтобы центурион не присмотрелся к глянцу на его поясе и портупейных ремнях. Посещение госпиталя не оставило ему времени, чтобы довести кожу до блеска, и вместо того он по совету Пиракса просто покрыл ее лаком. Стоя недвижно с копьем в правой руке и щитом в левой, Катон явственно ощущал витавший вокруг него запашок. Если Бестия дотронется до липкой кожи, обман раскроется, и тогда взбучки не избежать.
Бестия еще издали углядел свою жертву и устремился к ней, едва скользнув взглядом по четверке стоящих перед Катоном солдат.
А! Оптион! произнес он с расстановкой. Как это мило, что сегодня ты соизволил вспомнить о нас.
Как и в других случаях, это язвительное замечание было несправедливым, ибо если Катон и пропускал занятия, то не по собственной воле, а будучи освобожденным от них приказом легата.
И что же ты, значит, у нас теперь вроде герой, мастер Катон?
Катон молчал, глядя прямо перед собой.
Я, кажется, мать твою, задал тебе вопрос, с нажимом произнес Бестия и повернулся к сопровождавшему его оптиону. Скажи, разве я, мать его, не задал ему вопрос?
Так точно, командир, с готовностью отозвался оптион. Ему, мать его, был задан вопрос.
Так почему ты молчишь, недоносок?
Да, командир! отчеканил Катон.
Что «да, командир»?
Да, командир, я у вас теперь вроде герой.
Я прошу прощения, сынок! сказал ласково Бестия. У меня, должно быть, совсем плохо со слухом. Не слышу тебя, хоть убей. Ну-ка ответь мне снова. И громче!
Да, командир, я у вас теперь вроде герой! гаркнул Катон.
Да неужели? А впрочем, почему бы и нет? Надо думать, германцы тут же обделались, завидев такого вояку. Мне и самому-то порой жутковато глядеть на тебя. Представляю, какого ты нагнал на них страху.
Новобранцы покатились со смеху.
Заткнитесь! рявкнул им Бестия. Я давал вам, бабье, разрешение смеяться? Отвечайте, давал или нет?
Никак нет, командир! хором ответили новобранцы.
Так вот, герой, ты теперь должен соответствовать своей славе.
Бестия ел юношу взглядом, стоя так близко, что тот видел каждый шрам на лице ветерана, каждую родинку и даже простудную красную сыпь, обметавшую крылья его гневно раздутых ноздрей. Потом центурион наклонился, наморщил нос и громко чихнул. Он отступил на шаг, извлек из кармана грязную тряпицу и трубно высморкался. Катон просиял.
Что скалишь зубы, сопляк? Никогда раньше не видел простуженного человека?
Никак нет, командир.
Я с тебя глаз не спущу, оптион хренов, пообещал Бестия, пряча платок. Допустишь оплошность, пощады не жди! Он повернулся и зашагал дальше.
Можно подумать, я от тебя ее жду, пробормотал себе под нос Катон. И обмер, ибо помощник Бестии еще не ушел и стоял в двух шагах. «Ну все», подумал юноша, но оптион только хмыкнул, потом подмигнул ему и поспешил за уже распекающим кого-то центурионом. Катон облегченно вздохнул.
В то утро порядок занятий был изменен. Новобранцев строем вывели из крепости и повели к специальной площадке, рассеченной на неодинаковые участки линиями разноцветных флажков. У площадки стояла упряжка тупо жующих жвачку быков. Центурион снял с подводы кирку с лопатой.
Кто из вас скажет, что я взял в руки, бабье?
Новобранцы молчали, опасаясь подвоха.
Молчите, тупицы? Что ж, ничего другого я от вас и не ждал. Так вот, эти штуковины могут показаться вам обычными инструментами землекопов, но в действительности они представляют собой опору римской империи. Да-да, опору, я знаю, что говорю. Именно с помощью этих безобидных с виду предметов возведены самые грозные и неприступные крепости Ойкумены. Римские армии, при всем их могуществе, время от времени терпят поражения, римские крепостиникогда! Может, кто-то из вас слышал байку о том, что легиону предстоит передислоцироваться?
По рядам прокатился тихий гомонто было первое официальное подтверждение слухов, уже десять дней будораживших всех солдат. Бестия дал шуму утихнуть и только тогда заговорил снова.