Прямо вот так вот сидят и ждут?
Я почему-то подумал, что предводитель хунхузов смеётся надо мной или проверяет.
Ну, конечно, в его голосе прозвучало удивление.
Но работа палача не самая почётная у нас в России.
Но кому-то её надо делать, сказал он серьёзно.
Но Россия и Китайцивилизованные страны. Воров надо судить по закону и наказывать по решению суда.
Их судили по закону братства вольных храбрецов и вынесли справедливый приговор.
А может быть, они хотели просто отделиться от братства и создать своё?
Разве мы звери, Се Ляо Гай? Об этом надо было сказать и отделиться. Когда вольные храбрецы из одного братства затевают какое-нибудь дело, то они оповещают об этом всех окрестных братьев, чтобы не навредить друг другу. А эти конокрады всё решили провернуть втайне от братства. Кто же так делает? Так ты будешь их наказывать?
Давай сначала ты расскажешь, Веймин, как вы их нашли, это же интересно.
Ожидание казнистрашней самой казни.
А у нас говорят: перед смертью не надышишься. Пусть дышат. Сейчас поставят самовар и принесут вишнёвое варенье.
Лю Веймин улыбнулся, сел за стол, достал свою трубку.
Хао. Да что рассказывать? Даланьба Хэ Яочуан со своим братством промышлял на Сунгари и Амуре, грабил купеческие лодки как китайские, так и русские. И прибрежными селениями тоже не брезговал.
Пират?
Да, речной пират, можно и так сказать.
Ты расскажешь потом о его подвигах?
Хорошо, расскажу. Так вот, на реке Амур китайские солдаты и ваши казаки очень сильно прижали его братство, он ели выбрался с горсткой людей из той заварухи и пришёл сюда отдохнуть, набраться сил. На Сунгари к ним прибился У Чжимин и два его товарища. Хэ принимал всех, люди ему были нужны. Но клятву братству они не дали, сказали, что сделают это позже. Так что формально они не хунхузы, вернее хунхузы, но не братства Хэ Яочуана. По их рассказам, они промышляли угоном скота в Даурии на реке Аргунь. Только побили их братство сначала монголы, потом казаки и У Чжимин со своими товарищами подался сюда на восток в поисках лучшей доли. В твоём посёлке У Чжимин случайно увидел лошадей, когда сопровождал Хэ в Харбин. И они решили украсть лошадей и продать какому-то японцу с Формозы (Тайвань). И как они сумели так быстро договориться? Формоза же далеко?
Двадцатый век, пожал я плечами, существует телеграф для этих целей и, даже, телефон.
Да, может быть, согласился Лю Веймин и продолжил. Они договорились не только продать ему коней, но и стать его конюхами на Формозе.
То есть, они решили покончить с хунхузничеством?
Ши (да).
Похвально.
Но какой ценой для всех нас? Что бы было, если бы приехал человек от того японца, одобрил бы лошадей и они бы угнали их на японскую часть железной дороги?
Это было бы ужасно.
Было бы ужасно. И для тебя и для братства вольных храбрецов. Так ты пойдёшь убивать конокрадов?
Нет, Лю Веймин, избавь меня от этого удовольствия. Одно дело убивать людей на войне, другое дело казнить их, пусть даже и заслуживающих казни. Боюсь, что эта казнь отравит мне всю жизнь. Неужели они сидят и ждут казни безо всякой охраны? Они один раз пошли против братства, почему сейчас они не могут пойти?
Куда же они пойдут? удивился Лю Веймин. Куда бы он ни пошли, их поймают и приведут ко мне или принесут их головы. Мы относимся к смерти не так как вы, «рыжие черти». Для нас смерть это такое же проявление жизни как пить, есть, спать с женщиной.
Как-то не очень вериться, сказал я. Если эти трое больше всего провинились передо мной, а я их прощаю, простишь ли ты их?
Почему ты их прощаешь? удивился Веймин.
Наш Бог велит прощать и молиться за врагов своих.
Прощать врагов своихглупо.
Но относится к смерти как к еде или снутоже удивительно.
У каждого свои обычаи, согласился Веймин.
Так простишь ты их. Пусть они уезжают далеко, на юг, например.
Что они там будут делать, Се Ляо Гай? Слонов воровать? На юге лошадей нет.
Так всё же? настаивал я.
Лю Веймин долго молчал, курил свою трубку, потом сказал:
Что ж, если ты так настаиваешь, Се Ляо Гай, пусть так и будет. Пойдём.
Куда?
К конокрадам. Они же нас ждут.
Шли мы недолго, примерно в пол версте от посёлка, действительно без всякого конвоя, трое хунхузов сидели на земле, руками обхватив колени. Они вскочили, увидев нас, посчитав, видимо, что их пришли убивать.
Лю Веймин оглядел их пронзительным взглядом и сказал что-то грозное на китайском языке. Конокрады недоумённо смотрели на него и глаза их расширились от изумления. Лю Веймин повторил свои слова уже менее грозно. Трое хунхузов бросились на колени и долго кланялись мне и Веймину, говоря слова благодарности, потом встали и быстро пошли к лесу.
Лю Веймин повернулся ко мне:
Ты доволен, брат мой?
Ши, се се (да, спасибо), сказал я как мог по-китайски, а то я бы переживал о их гибели.
После этого случая, простые хунхузы, они называют себя ди сюн ди, что значить «являющиеся братьями», смотрели на меня с явным восхищением, мой авторитет вырос в их глазах, и они стали на самом дели мне друзья. После этого я поверил, что не один из них не причинит мне ничего дурного.
А смерти, я думаю, китайцы боятся, как и все, просто они более послушны и дисциплинированны.
16.12.2020г.
Вагон с французским шампанским
Наступила зима, сопки покрылись снегом.
Хунхузов в лагере Лю Веймина почти не осталосьподались в города проматывать добычу, вознаграждая себя за летние труды. Весной все соберутся опять.
Такое зимовье хунхузы называют ди ин цзыземляной лагерь, потому что некоторые фанзы врыты в землю. Обычно лагерь тщательно скрывают и сидят в нём всю зиму как в тюрьме, никуда не выходя, что бы не выдать его расположение. Ведь там храниться весь арсенал хунхузов, их казна и всё прочие имущество братства. Но Лю Веймина это не касалось. Где его ставка знали все и со всем руководством, как китайским, так и российским у него были хорошие отношения.
Китайская фанзаэто двухкомнатный дом, разделённый на кухню и жилое помещение, стены сделаны из глины вперемешку с рубленой соломой, столбы и балки оформляют крышу, крытую тростником, потолка не было, и на поперечных балках сушат одежду. Но главное в фанзе это кан. От очага на кухне, вдоль стен тянется широкий деревянный настил, обмазанный глиной, в нём спрятаны трубы, по ним тёплый воздух и дым выходит наружу через высокую трубу рядом с домом. Ночью на кане спят, днёмедят, пьют, играют в карты или просто сидят и курят трубку.
Вот и мы сидели на кане за маленьким столиком, скрестив ноги по-турецки, и пили зелёный чай с всякими сладостями. Мыэто я, Сергей Павлович Верещагин, горный инженер, китайцы зовут меня Се Ляо Гай или просто капитан, иногда Се сяньшэн (Се господин), глава местных хунхузов Лю Веймин и гостивший у него Хэ Яочуан, глава другого объединения хунхузов. Он промышлял разбоем на реках Амур, Сунгари и Уссури, но этим летом его изрядно помяли китайские войска и наши казаки, потерял много своих людей и вынужден был искать спасения в лагере Лю Веймина. Это был человек приятной наружности, ему было не больше тридцати лет, а, скорее всего, 27-28. И он прекрасно говорил по-русски. Все главари хунхузов в Маньжурии и Приморье говорят на русском языке, владея им в той или иной степени, но Хэ Яочуан говорил на нём не только правильно, но и почти без акцента.
Ну, рассказывай, капитан Флинт, сказал я, как ты с Амура доплыл до Уцзими?
Да хорошо, что доплыл. Если бы не казак один с Игнашево, Пахом его зовут, мог бы и не доплыть.
Пахом Игнатьевич Иволгин? Откуда ты его знаешь?
Я его не знаю, ответил Яочуан, он меня знает.
Не говори загадками, пожалуйста.
Слышал ли ты, капитан, об Амурской Калифорнии?
Конечно, слышал. И Пахом мне о ней рассказывал. У меня целая тетрадь исписана его воспоминаниями. Её ещё называли республика на Желтуге.
Да. Так вот на Желтуге я прожил с родителями около года, пока её не разгромили китайские войска. Мне тогда было лет шесть или семь, я мало, что помню.
Постой. Твоего отца звали Хэ Цзиньхэй?
Это так.
Тогда всё понятно, откуда тебя Пахом знает.
И откуда? поинтересовался Лю Веймин.
Я потом тебе расскажу. Ты слышал о Желтугинской республике, Веймин?
Слышал. И для меня загадказачем её разгромили? Кому она мешала? Золото, что добывали старатели в республики, покупали в основном китайские купцы.
Ну, Вейминдва имперских народа русские и китайцы сами, без чьей либо помощи организуют буржуазную республику. Конечно же, это не понравилось. К тому же, они хотели присоединиться на правах автономии к Российской империи, а не к китайской. Ну, рассказывай, капитан Хэ. А, кстати, ты знаешь, кто такой капитан Флинт?
Знаю. Я читал «Остров сокровищ» на английском языке. Кроме русского языка, я ещё знаю и английский. Да, капитан, я получил хорошее образование.
Ты из богатой семьи, капитан Хэ?
Ну, как сказать? Отец вынес золото с Желтуги и не прогулял его, а направил в дело. Отец дал нам с братом блестящее образование, а сестру удачно выдал замуж. Брат и сейчас ведёт дело отца, а мне просто не повезло, хотя должен быть самым богатым в семье.
А вот это интересно, воскликнул я, и как так получилось, что ты стал разбойником?
Хэ Яочуан посмотрел на меня недоумевающим взглядом и спросил:
Так мне рассказывать, как я стал хунхузом или как мне не повезло на Амуре этим летом?
Давай начнём сначала Яочуан, сказал я, расскажи, как ты выходец из богатой семьи стал нищим разбойником?
Ты ему не очень верь, Ляо Гай, усмехнулся Лю Веймин, не такой уж он и нищий. Предприниматель в нём как был, так и остался. Не повезло этим летом, повезёт в следующем.
Хэ Яочуан скромно улыбнулся.
Ну, рассказывай, сказал я ему.
Я сошёл на вокзале в Харбине одетый по последней моде, в английском смокинге с трость в руке, в шляпе-котелок на голове и с сигарой в зубах. Мои вещи нёс носильщик-китаец. Встречал меня мой двоюродный брат Фу Сянцзян, сын сестры моей матери. Он был мелким подрядчиком на угольной шахте. Фу Сянцзян и вызвал меня сюда, написав письмо моему отцу. Отец выдал мне две тысячи золотом, если переводить на русские деньги и сказал:
Что же, сын, попробуй. Если не получитьсяне переживай, потеря этих денег не такая уж и большая, только оставь небольшое количество денег на возвращение домой.
Слова отца для меня были как вызов: я решил вернуться домой не меньше, как миллионером. Но я последовал совету отца, и часть денег перевёл в русские золотые рубли, полуимпериалы вы их называете, и спрятал в надёжном месте, ни кому не сказав об этом, даже брату. Остальные деньги пустили в оборот. Я мотался от Инкоу до Владивостока, сбывая добытый уголь. Благодаря моим знаниям русского языка, да и английского тоже, и хорошим манерам, я добился не плохих успехов. Брат трудился на шахте.
Шла война и уголь был нужен. И не только уголь. Мы занимались всем, чем только можно. Фирма «Братья Фу и Хэ К0 » процветала. Через два года мы держали в Харбине два винно-бакалейных магазина.
Со своими партнёрами по винно-бакалейному делу я работал честно и надеялся, что и они ведут себя так же. На шахте творилось что-то невообразимое, что меня очень сильно удивляло. Шахта принадлежала Российской империи, а подрядчики частные, что российские, что китайские. Какие работы выполнял подрядчик, никто точно не знал, кроме самого подрядчика, сколько работает на него людей, тоже никто не знал, китайцы для русских все на одно лицо, впрочем, как и русские для китайцев. И сколько добывали угля, было абсолютно не ясно: по бумагам одно на деле совершенно другое. Главное, что бы русскому управляющему шли деньги в карман и не забывали и про китайских чиновников. Сянцзян уверял меня, что все так работают и по-другому тут нельзя, а если будешь работать честно, то у тебя будут большие неприятности.
Но неприятности нас всё же настигли. Что-то видно не понравилось ни китайской, ни русской администрации. Наверное, то, что мы быстро поднялись. Нам сообщили, что мы обворовываем государственную компанию, причём нам это сообщили те, кто сам принимал в этом участие. Остальные подрядчики смотрели на это молча и безучастно. Русские подрядчики крестились, китайские благодарили предков, что эта участь их не коснулась.
Нас с братом прогнали с шахты, мы заплатили огромный штраф, у нас остались лишь два магазина и дом. И, как оказалось ненадолго.
Пришёл китайский чиновник и попросил нас перенести дом в другое место.
Как это так? не понял я.
Эта земля уважаемого господинаи чиновник назвал имя, которое я не запомнил.
Этого не может быть! воскликнул я. Когда мы строили дом, я проверял, земля была ничья.
Это ошибка, улыбаясь, сказал чиновник. Вот бумаги, ознакомьтесь.
Я смотрел бумаги и ничего не понимал, земля действительно была чужая.
Сянцзян отвёл меня в сторону и сказал:
Не спорь, Яочуан, это бесполезно. Дай ему денег, что бы от нас хотя бы на месяц отстали.
Взятка была принята, нам дали месяц отсрочки. Что-то надо было делать. Сянцзян предложил всё продать и перебраться в Инкоу или Владивосток.
Зачем нам бежать? возразил я. Мы не чём не виноваты. Или виноваты?
Брат потупил взгляд.
Не виноваты, но
Говори.
Нам предложили уступить семьдесят процентов.
Уступить? Это отдать даром?
Да.
Кому?
Не знаю, мне не сказали. Но пообещали, что эти тридцать процентов будут равны теперешним ста. Ты был в это время во Владивостоке, поэтому я тебе и не сказал. А потом я узнал, что состояние наше действительно вырастет, через нашу компанию будет проворачивать незаконные операции, благодаря этому господину. Но за все его операции будем отвечать мы. Нас могут даже казнить. Я отказалсяжизнь и свобода дороже, но я не думал, что нам за отказ будут мстить.
Я тебя услышал, брат. Странно, конечно. Отказали и отказали, других бы нашли.
Сейчас я думаю, что нас наказали затем, что бы другие были сговорчивей.
Продали мы магазины и дом, дом совсем за гроши и его, кстати, не сломали, он до сих пор стоит в Харбине. А мы купили маленький домик, где на первом этаже устроили бакалейную лавку, а на втором этажежилые помещения. Оставшийся капитал решили пустить в оптовую торговлю вином и той же бакалеей. Причём сделали так, что бакалейная лавка по документам никакого отношения к оптовой торговле не имела. Всё шло хорошо, и я думал, что все неприятности позади. Но это оказалось не так.
Однажды вечером, я ужинал в ресторане и ко мне подошёл человек, немец, он представился мне как Хайнрих Шульц. Он назвал фамилии людей, которых я знал и с которыми у меня были дела, и сказал, что они меня ему рекомендовали.
Вы моя последняя надежда, сказал Шульц, выручайте.
Я посмотрел на него удивлённо.
Мне очень нужны деньги, пояснил он, причём срочно. Но я не в долг. У меня имеется вагон с французским шампанским, ещё там коньяк и так, по мелочи. Скоро Рождество, шампанское будет в ходу. И я хочу его продать вам.
И он назвал цену, которая меня больше чем устроила и у меня как раз были такие деньги.
Но я, извините, должен убедиться в наличии товара и проверить правильность оформления документов.
Разумеется, сказал Шульц, завтра утром.
И мы договорились о встрече.
Утром я проверил все бумаги на товар и сам товар. Всё было в порядке и бумаги и товар, мы даже распили бутылку шампанского. Я начал сбывать товар, а через два дня пришли китайские полицейские и арестовали меня и мой товар. Меня обвинили в связи с хунхузами, и что я продаю их фальшивый алкоголь. Я всё отрицал, но это было бесполезно. Сянцзян собрал всю наличностьсвою и моюи отдал дао-таю. Дао-тай обещал разобраться. Через два дня меня отпустили, но перед этим для порядка избили палками. Чиновник лично присутствовал при экзекуции, ему видно нравилось наблюдать за страданиями людей. Меня били палками, я орал, а он тонко улыбался и гладил пальцами свои усы.
Очнулся я в каком-то грязном притоне. Мне дали трубку с опиумом, что бы заглушить боль во всём теле. Там и нашёл меня Сянцзян. Месяц я отлёживался и в бреду мне представлялась жирная лоснящаяся морда дао-тая, его тонкие усы и толстые пальцы с грязными ногтями, тонкая улыбка и прищуренные глаза. Он смотрел на меня как кот на сметану. Я рычал от злости и клялся себе, что отомщу.
Мы с братом оказались почти разорены. У нас осталась только лавка с бакалейным товаром, записанная на Фу Сянцзяна. Мой вагон с двухсот ящиками шампанского исчез при каких-то железнодорожных обстоятельствах. Концов найти было не возможно, мне только улыбались и разводили руками. Я во всём винил дао-тая.