Я плохо разумею по-французски, прошипел Сим Хэлу на ухо. Во имя всех святых, что за окаянный nef?
Затейливая безделица, чтобы держать столовую утварь, прошептал в ответ Хэл уголком рта, пока Брюс метался туда-сюда. В форме ладьи, дабы высокородные nobiles выказывали свою знатность.
Было очевидно, что Брюс припоминает давешний ужин, когда они с Бьюкеном и своими свитами вежливо улыбались друг другу, а тем временем подспудные страсти толще морских канатов бушевали вовсю вокруг да около, связывая их всех.
И нате пожалуйста, он еще разглагольствовал о возвращении Баллиола, неистовствовал Брюс, с недоумением простирая и воздевая руки горе. Баллиола, Боже ты мой! Его, каковой отрекся. Прилюдно лишен регалий и чести.
Поносный день для всего света державы, буркнул Древлий Храмовник из сумрака, выступая меж них и являя жутковато освещенный лик. Он, этот лик, был угрюм и изнеможен, изваян виденным и содеянным, источен утратами до подобия рунического камня, припорошенного снегом.
Из мелких баронов в короли шотландцев за единый день, обобщенно добавил сэр Уильям Сьентклер, поглаживая свою белую, как руно, бороду. Мняше о себе боле, нежели епископ имеет крестиков, иже низведен до десятка выжлецов, егеря да поместья в Хитчине. Оный не воротится, коли разценяти, аки он рва и мета, уходивши. Иоанн Баллиол полагает себя напрочь отвещавшимся с Шотландией, попомните мои слова.
Я уж поднаторел, заметил Брюс с блеклой усмешкой. Понял почти все.
Что ж, добро, беспечно ответствовал сэр Уильям. Рассуди тако: коли не хочеши того же кляпа в своем горле, разумей жене кто иной, как Макдафф да его кичливость, сгубили стуть короля Иоанна Баллиола с его воззванием к Эдуарду даровати оному права, егда король Иоанн напрочь отказа.
Брюс взмахнул одной рукой. Рукав его белой bliaut порхнул в опасной близости от свечи, заставив тени заплясать.
Право, суть я уловил прекрасно, но Макдафф Файфскийне единственный, кто попользовался Эдуардом, как сюзереном, подрыв устои трона Шотландии. Остальные шли с жалобами к нему, будто королем был он, а не Баллиол.
Сэр Уильям кивнул с суровым выражением своего белобородого лика.
Что ж, доброБрюсы никогда не приносиху присяги Иоанну Баллиолу, коли припоминаю, а Макдаффа аз помянух не столь поелику оный вздел крамолу в Файфе, сколь поколику ты трясеши гузкой с его дщершей и того и гляди уползеши во тьму, абы насесть на нея, егда ее собственный муж столь близко, же можно на него плюнути.
И встретил обжигающий взор Брюса своим сумрачным.
Сия стезя кончается пеньковой взенью, государь.
Молчание затянулось тяжкой сумрачной громадой. Потом Брюс прикусил нижнюю губу, вздохнул и поинтересовался:
Что значит трясти гузкой?
Преблуждати начал сэр Уильям, и Киркпатрик деликатно кашлянул.
Потакать незаконной связи, бесстрастно доложил он, и сэр Уильям развел руками.
Брюс кивнул, а затем склонил голову к плечу.
А пеньковая взень?
Петля палача, провозгласил сэр Уильям погребальным тоном.
А змеиный язык? спросил Сим, едва не лопавшийся от любопытства с той самой поры, как услыхал о нем раньше; ошарашенный Хэл зажмурился, чувствуя, как все взоры обращаются к нему, обжигая огнем.
Спустя мгновение Брюс угрюмо уселся на лавку, и напряжение развеялось в клочья.
Зуб для проверки соли на яд, наконец ответил Киркпатрик. Тьма его лицо не жаловаладлинное и тощее, как клинок, с прямыми черными волосами по обе стороны от ушей и глазами, будто буравчики. Лицоземлисто-серое, с резкими чертами, как искромсанная ножом глина, служило ему оружием.
Змеиный? не унимался Сим.
Обычно акулий, горестно усмехнулся Брюс, но люд вроде Бьюкена платит за него целое состояние, веря, что он взят у гада Эдемского.
Не тем мы делом заняты, это уж точно, заявил Сим, и Хэл положил ладонь ему на запястье, чтобы заставить умолкнуть.
Заметив это, Киркпатрик вгляделся в хердманстонца, оценив ширину его плеч и груди, широкое, чуть плосковатое лицо, опрятную бородку и коротко стриженные волосы. И все же от уголков этих серо-голубых глаз змеились морщины, говорившие о том, что они многое повидали и виденное состарило его. Сколько емулет двадцать пять? Или двадцать девять? С мозолями на ладонях отнюдь не от плуга или лопаты.
Киркпатрик знал, что онединственный сын обедневшего мелкопоместного рыцаря, отпрыска окрестного Рослина, потому-то сэр Уильям и поручился за него. И сына, и внука Древлий Храмовник Рослинский лишился в прошлом году в сражении под Данбаром. Обоих пленили и оставили в залог. Им повезло куда больше, чем остальным, представшим перед англичанами, еще опьяненными кровопролитием в Берике и не склонными сдерживаться.
Ни того, ни другого Сьентклера еще не выкупили, так что Древлий Храмовник получил дозволение оставить свою аскетическую, почти монашескую жизнь, дабы взять Рослин в свои руки, пока один или оба не вернутся.
Сэр Уильям говорит мне, что вы ему как сын, последний Сьентклер, наделенный молодостью, свободой, крепкой рукой и рассудительной головой, сказал Брюс по-французски.
Поглядев на сэра Уильяма, Хэл кивнул в знак благодарности, хотя, правду сказать, вовсе не был уверен, что должен испытывать за это благодарность. В Рослине еще есть детидвое отроков и отроковица, ни одному не больше восьми, но все они отпрыски древа Сьентклеров. Как бы там Древлий Храмовник ни относился к Хэлу Хердманстонскому, но только не как к наследнику, способному потеснить его правнуков в Рослине.
Это из-за него я ввел вас в этот круг, продолжал Брюс. Он говорит, что вы и ваш отец питаете почтение ко мне, хоть вы и люди Патрика Данбарского.
Хэл бросил на сэра Уильяма испепеляющий взгляд, ибо ему пришлось совсем не по душе, как это прозвучало. Сьентклеры связаны вассальной присягой Патрику Данбарскому, графу Марчу и твердому стороннику короля Эдуарда, и все же, хотя рослинская ветвь взбунтовалась, Хэл убедил отца поддержать ее на словах, но не шевельнуть и перстом.
Он не раз и не два слыхал от отца, что сидящий на заборе кончит щелью поперек задницы; но Брюс и Баллиолыискусные заборные седоки и только и ждут, когда все остальные спрыгнут на ту или другую сторону.
Мой отец начал Хэл и тут же перешел на французский: Мой отец был вместе с сэром Уильямом и вашим дедом в крестовом походе, когда король Эдуард был юным принцем.
Истинно, отвечал Брюс, я припоминаю сэра Джона. Полагаю, ныне его кличут Древлим Государем Хердманстонским, и он еще не совсем утратил львиный рык, коим славился, когда был моложе.
Он остановился, обирая болтающиеся ниточки на своем облегающем рукаве, и с горечью добавил:
Мой дед отправился в крестовый поход лишь потому, что у моего собственного отца хребет оказался слабоват.
Чти отца своего, угрюмо вставил сэр Уильям. Ваш дед любише добрую сечу, потому-то его и кликаху Поединщиком. Пленен сим мятежным государем Монфортом в Льюисе. Просто поталанило, же Монфорт закончил в Ившеме, иначе выкуп, за каковой торговашеся ваш отец, был бы губителен. Не заслуживши почти никакой благодарности за труды, сколько припоминаю.
Брюс извинился утомленным взмахом ладони; Хэлу это показалось отголоском весьма застарелого спора.
Вы прибыли сюда с двумя замечательными борзыми, внезапно заявил Брюс.
Охотиться, государь, выдавил Хэл, и ложь на миг сковала язык, прежде чем вырваться наружу. И Брюс, и сэр Уильям рассмеялись, а Киркпатрик по-прежнему просто смотрел, как затаившийся горностай.
Два псы и тридцать вершников с бердышами, мечами и самострелами, с усмешкой отвечал сэр Уильям. На кого охотишеся, юный Хэл, на толстокожих из поганских краев?
Это была достаточно хорошая уловка, чтобы привести вас в Дуглас на день раньше меня, перебил Брюс, и я рад, что вам достало разумения подчиниться своему ленному государю, так что нам не пришлось обмениваться ударами. Теперь же мне нужны ваши псы.
Поглядев на сэра Уильяма, Хэл хотел высказать вслухпросто потому что видел в этом смысл и верил обещаниям Древлего Храмовника, что не последует за сэром Уильямом в свите Роберта Брюса. Хотел высказать это, да не мог набраться храбрости выказать непокорность одновременно и Древлему Храмовнику, и графу Каррикскому.
Выжлецы борзые, государь? в конце концов пролепетал он, обращая взгляд на Сима за помощью, но увидел лишь бочонок его физиономии с недоуменным взором, не потревоженной мыслью.
Для охоты, кивнул Брюс и с улыбкой добавил: Завтра.
Чего ради? требовательно вопросил сэр Уильям, и Брюс, устремив на него холодный рыбий взор, отчеканил на чистом английском:
Королевство в огне, сэр Уильям, и я получил весть, что епископ Уишарт намерен прийти в Эрвин. Сей старый мастиф жаждет раздуть пламя в этой части державы, чтобы уж наверняка. Смелый улизнул из армии Эдуарда, а теперь я прознал, что и Бьюкен поступил так же.
Он получил предписание от короля Эдуарда быть здесь, напомнил Брюсу Киркпатрик, но тот лишь отмахнулся.
Он здесь. Комин Бьюкенский вернулся. Разве вы не чуете жаркое дуновение ветра? Все меняется.
От этого у Хэла засосало под ложечкой. Мятеж. Опять. Очередной Берик. Хэл встретился взглядом с Симом, и оба вспомнили окаянные минуты, когда убеждали Эдуардовых фуражиров не занимать фортецию Хердманстона после поражения шотландцев под Данбаром.
Итак, мы охотимся? фыркнув, вопросил сэр Уильям, приподнимая рубаху, чтобы усесться поудобнее; при этом Хэл углядел красный крестик на груди, говоривший о принадлежности старого воина к ордену тамплиеров.
Да, ответил Брюс. Улыбчивость и вежливость во плоти, а коли Бьюкен попытается выяснить, куда я спрыгну, я постараюсь не выказать. Я знаю, что он вообще не спрыгнет, коли сможет это устроить, но если и спрыгнет, то подгадает самый подходящий момент, чтобы наделать бед Брюсам.
Что ж, ваш собственный скачок размечен скверно, но вы можете прыгнуть куда ране, нежели полагаете, резко указал сэр Уильям, а Брюс выпятил губу и набычился.
Это мы увидим. Мой отец имеет право на трон, хотя Длинноногий и счел уместным назначить другого. Важно, как прыгнет мой отец, а он не желает даже седалищем поерзать в Карлайле.
Что дает вам изрядную свободу напрашиваться на неприятности, подкинул Хэл, запоздало сообразив, что произнес это вслух.
И сглотнул, когда Брюс обратил на него холодный взор; хорошо известно, что обожающий турниры расточительный граф Каррикский задолжал королю Эдуарду, который настолько откровенно проникся привязанностью к юному Брюсу, что готов осы́пать его щедрыми ссудами. Мгновение взгляд был ледяным, а затем темные глаза заискрились теплом, когда Брюс улыбнулся.
Истинно. Попасть в беду, как блудный юный сын, что позволит мне снова выкрутиться так же легко. Больше свободы, нежели у присутствующего здесь сэра Уильяма, несущего на плечах бремя всего ордена, а орден получает указания из Англии.
Клифтонправедный капеллан в Баллантродохе, проворчал Древлий Храмовник. Он дал мне дозволение вернуться в Рослин до поры освобождения моих чад, понеже новый шотландский магистр Джон де Соутри будет выполнять то, что повелит ему английский магистр де Джей. В сей паре англичане первые, а храмовники вторые. Се де Джей ввергши моего мальчика в Тауэр.
Это я понимаю достаточно хорошо, произнес Брюс, кладя ладонь на плечо старого храмовника. Как и все присутствующие, он знал, что попавшие в Тауэр редко выходят оттуда живыми.
Если Господь на стороне правды, то вы будете вознаграждены как бы вы сказали? Тосетьне?
Недурно, государь, отозвался сэр Уильям. Мы еще соделаем из вас шотландца.
На миг воздух сгустился, а Брюс застыл, не издавая ни звука.
Я шотландец, сэр Уильям, в конце концов проронил он сдавленным голосом.
Момент раскорячился, как ворона на суку, но это был сэр Уильям, учивший Брюса ратному делу с мгновения, когда его крохотная ручонка смогла как следует обхватить рукоять меча, и Брюс знал, что старика не устрашит насупленный юнец, граф он или нет.
Он питал симпатию к Древлему Храмовнику. С момента утраты Святой Земли орден мыкается по миру, и хотя присягал на верность только Папе, сэр Брайан де Джейtulchan в руках короля Эдуарда.
В конце концов Брюс чуть обмяк и улыбнулся невозмутимому, бесстрашному лику старца.
В общем, завтра мы поохотимся и узнаем, охотятся ли за нами в свою очередь, сказал он.
Право, это вы толковито, восхищенно выпалил Сим. Ох, аки вы наостривши смышление, слухая вашу светлость, будьте уверены. И все едино, есть на той примке пятель. Оный Бьюкен может попытаться пересолить ваше хлебово, и охота есть самое подходящее для того место.
Что он сказал? Примка? Пятель? вопросил Брюс.
Он приветствует ваш разум, острый, как клинок, государь, саркастически перевел Киркпатрик на французский, но объявляет о загвоздке. Бьюкен может попытаться испортить делопересолить вашу похлебку.
Брюс проигнорировал тон Киркпатрика, и Хэл понял, что этому человекууже не слуге, но еще не равномутакие вольности дозволительны. Этот Роджер Киркпатриксумрачный, нелюдимый от векакузен юного Брюса, безземельный рыцарь из Клоузберна, где господствует его тезка. У сего же за душой ровным счетом ничего, и он привязан к состоянию графа Каррикского, аки вол к плугу. И так же уродлив, отметил про себя Хэл, человек с вечно бегающими глазами, вынашивающий в темных глубинах потаенные мысли.
Пересолить мое хлебово, повторил Брюс и рассмеялся, добавив по-английски: Право, Бьюкен может устроить это на охотещепотка стрел, чуток просыпавшихся арбалетных болтов Вот потому-то мне и нужна горстка ваших всадников, Хэл Хердманстонский.
У вас и своих есть толика, указал Хэл, и Брюс улыбнулся, ощерив передние зубы, как хорек.
Имеется. Аннандейлские, принадлежащие моему отцу и не вполне следующие за мной. Мои собственные люди из Каррикадобрые пехотинцы, горстка лучников и малость верных латников. Ни один не обладает умениями ваших плутов, и, что важнее, всех их тотчас распознают как моих собственных. Я хочу, чтобы Комины обеспокоились тем, кто есть кто, особенно человек Бьюкена, некий Мализ.
Сказанный с лицом как у горностая, подсказал Киркпатрик.
Мализ, отозвался сэр Уильям, Белльжамб. Брат Фаркуара, коего Эдуард Английский в этом году соделал архидиаконом Кейтнесса.
Мерзопакостная свинья, проговорил Киркпатрик. Лицо его напоминало маску ярмарочного фигляра, и Хэл едва не расхохотался, но благоразумно прикусил язык. Мысли у него в голове закружились круговертью.
Убийства в секрете, сказал он вслух, внезапно подумав, что не знает, спрыгнул бы его отец к Брюсу или к Баллиолу. Возможно, он взял бы сторону короля Иоанна Баллиола, Тум ТабардаПустого Камзола, как по-прежнему законного короля шотландцев, оказавшись в лагере Баллиолов и Коминов. Хэл же, судя по всему, угодил к Брюсухотя каким образом, все равно загадка.
Сэр Уильям увидел уязвленное выражение лица Хэла. Он благоволил этому парню, родственнику и тезке его томящегося в оковах внука, и возлагал на него чаяния. При мысли о внуке в груди его всколыхнулась волна гнева на сэра Брайана де Джея, послужившего орудием отправки его сына в Тауэр. Он и внука Генри туда запроторил бы, подумал Древлий Храмовник, да не тут-то было; он ненавидит Сьентклеров за их влияние в ордене.
Хвала Всевышнему, вознес сэр Уильям, что внука Генри держат в пристойном английском поместье, дожидаясь дня, когда Рослин заплатит за его освобождение. В глубине души, заметенной холодными снегами зимы, он знал, что живым его сын из Тауэра уже не вернется.
И все же самым тяжким бременем у него на сердце лежало иное: судьба ордена, которыйда возбранит сие Христосде Джей может поставить на службу Длинноногому. День, когда Бедные Рыцари выступят против собратьев-христиан, будет днем их погибелиэта мысль заставила его тряхнуть убеленной сединами головой.
Брань и в лучшем-то случае дело худое, рек он, ни к кому в частности не обращаясь, но усобица меж народом одной державы куда хуже.
Брюс, взиравший долгим взглядом на лиловую рубаху, встрепенулся и кивнул Киркпатрику. Сумрачно вздохнув, тот отдал ее. «Подобающее одеяние, чтоб трясти гузкой, свирепо подумал Хэл. Я связал себя путами с человеком, думающим чреслами».
В день, когда Бьюкен и Брюс пришли в Дуглас, припомнил он, было празднество Святой Димфны.