Никто не обмолвился ни словом, пока Брюс не обернулся к храпящей, тяжело дышащей, очумелой верховой лошади и не взялся за поводья. Трепещущий в нем страх обратился в гнев из-за услышанного, из-за хитроумных козней и, правду говоря, из-за его собственного тайного умышления против Бьюкена.
Мысленным взором он мимолетным, выкручивающим кишки проблеском увидел громадные челюсти пса и его длинный, распластавшийся в прыжке силуэт. Дернул поводья, выпутывая из зарослей, почувствовал, как они подались, потом снова зацепились, и в раздражении рванул изо всех сил.
И смерть, выдранная из земли, осклабилась ему.
Замок Дуглас
Назавтра
Охота окончилась, шлейфом сырого дыма почти в полном безмолвии потянувшись обратно к замку. Брюс, оживленный и взвинченный сверх всякой меры, флиртовал с графиней еще отчаяннее, хотя та отделывалась вымученными репликами, всей кожей ощущая сердитый взор Бьюкена.
Никто не мог удержаться, чтобы не поглядывать на телегу с трупом, впрочем, Хэл видел, что Киркпатрик ехал молча, ссутулившись по-кошачьи, с лицом незрячим и непроницаемым, будто у каменного изваяния святого. Этот человек только что лицезрел покушение на своего сеньораему бы трубить зубодробительную тревогу, а он таращится вперед, не видя ничего.
Ему следовало, сказал Хэл после Симу, быть вроде мыши, вынюхивающей в лунном свете других сов.
Следовало бы полагать, согласился Сим, но рассеянно, потому что пришел с темного внутреннего двора, дабы доложить, как видел Мализа и двоих других в кожаных тужурках, с сальными ухмылками подгонявших графиню, будто ослушавшегося подмастерья, к шатру графа Бьюкенского. А от донесшегося оттуда шума у всех прямо зубы заныли.
Сидя в уюте кухни, укутав старые конечности, чтобы угомонить ноющие суставы, Сивый Тэм одобрительно закивал: граф Бьюкенский наконец-то надумал вразумить свою блудную женку.
Жена, да собака, да дуб завалящий, речитативом произнес он, чтоб были добрее, лупи их почаще.
А дуб-то пошто, господин? вопросил один из кухарчат, и Тэм растолковал: порой такое дерево перестает приносить ценные желуди для свиней, так что крепкие мужи, включая коваля с его кузнечным молотом, ходят вкруг дерева, осыпая его крепкими ударами. От этого по дереву снова бегут соки, и оно оживает.
Псаренок, несший объедки для борзых, слыша тошнотворные звуки, подумал, что графиню охаживают кузнечным молотом. Но сомневался, что соки у нее побегут быстрее.
Худшее было еще впередиво всяком случае для Хэла, когда уже подползало утро; Древлий Храмовник явился из мрака, словно призрак, и, сделав паузу, чтобы набрать в грудь воздуха, как перед нырком в холодную воду, изрек:
Нуждаюсь воззвать к твоей подмоге.
Хэла будто морозом обдало.
Я, как всегда, верен Рослину, осторожно ответил он и заметил, как голова у старика при этом дернулась. «Ага, значит, я прав, подумал Хэл. Он призывает меня как сеньор».
Прежде нежели мой сын вошел в лета, медленно проговорил Древлий Храмовник, аз бых государем Рослинским. Аз учих юного Брюса ратному делу.
На это Хэл промолчал, хоть этот факт и объяснял многое по поводу присутствия Храмовника при графе Каррикском.
Егда сын мой созре, аз вверих Рослин ему, отдаше свою душу и длань Господу, продолжал Храмовник. И ни разу о том не пожалелдоселе.
Он воззрился на Хэла, поблескивая в свете факела глазами с набрякшими под ними мешками.
Негоже, абы меня зрели сражающимся за ту али другую сторону, повел старик дальше. Но Рослин должен спрыгнуть.
К Брюсу, бесцветным тоном обронил Хэл, получив в ответ кивок. А Путь Сьентклеров? добавил Хэл, слыша в собственном голосе отчаяние. Путь Сьентклеров заключался в том, чтобы ветви рода имелись и по ту, и по другую сторону конфликта. И чем бы дело ни кончилосьтриумфом или разгромом, Сьентклеры выживали всегда.
Древлий Храмовник покачал головой.
Сей конфликт чрезчур велик, а Сьентклеры чрезчур поредели суть. На сей раз мы вынуждены спрыгнуть на одну сторону и уповать на Господа.
Вы желаете, дабы я служил Брюсу вместо вас, без всякого выражения заявил Хэл. Храмовник кивнул.
Удивляться тут нечему. Рослин связан присягой графу Марчу, Патрику Данбарскомуследовательно, и Хердманстон за ним вослед, но граф Патрик стакнулся с Длинноногим, а поскольку его сына и внука пленили англичане, Древлий Храмовник склоняется в пользу тех, кто им противостоит.
Мой отец начал было Хэл, но Древлий Храмовник перебил его:
Дома. Он прислал весточку, иже граф Марч отказывается поспособствовать возвращению мне моих мальчиков. Просто в наказание за мятеж, сказывает он. Граф Каррикский обещал помочь с выкупом.
Ну вот, получайпродан по цене двух человек из Рослина. У Хэла во рту пересохло. Хердманстон поставлен под удар, и отец вместе с нимоднако же Хэл понимал, что Древлий Храмовник положил это на чашу весови все равно счел цену приемлемой.
Значит, мы выступаемкуда? спросил Хэл, скрепив дело столь же прочно, как отпечатав перстень в воске.
Мгновение Древлий Храмовник казался совершенно раздавленным, и Хэл, уразумев, какое бремя обрушилось на его костлявые плечи, вдруг захотел хоть чем-то его поддержать. Но ложь застряла у него в горледа и следующие слова Древлего Храмовника все равно обратили бы все в насмешку.
Эрвин, произнес тот, и вымученная усмешка раздвинула его белоснежную бороду. Уж Брюс-то пускается договоритися с мятежниками.
Хэл еще долго глазел в пространство, где был Древлий Храмовник, когда тьма уже поглотила того, пока его не разыскал Сим, хмуро поинтересовавшись, с какой стати он буровит дыры во тьме. Хэл поведал, и Сим надул щеки.
Сиречь мы мятежники? провозгласил он, разводя руками. Ей-богу, сие посеет раздор меж нами и вьюношей, который тоже только что просил нашей помощи. Не стану о том поминать.
* * *
Граф Бьюкенский находился в сводчатом подвалесамой холодной дыре в Дугласе, ставшей местом упокоения таинственного трупа. В мягком рассеянном свете раннего утра было видно, отчего Брюс побелел, как плат, когда тело от его рывка выскочило из перегноя чуть ли не ему в лицо.
Киркпатрик тоже выглядел оглоушенным, впрочем, никто не напевает славословия маю при виде полусожранной гнили, несомненно бывшей человеком, да притом явно состоятельным, судя по качеству остатков одеяний и перстням, до сих пор украшающим его полуобглоданные пальцы.
Значит, не грабеж, потому что разбойник снял бы кольца и обшарил бы подмышки и муди, где разумные люди держат бо́льшую часть своей крупной монеты. У покойника был кошелек с мелочью в заплечной суме вкупе с чем-то вроде запасной брака, но никакого оружия. Поначалу никто не хотел даже близко подойти к трупу, кроме Киркпатрика, а когда тот его покинул, то заперся с Брюсом.
Брезгливо морщась, Бьюкен принял бремя ответственности на себя и теперь поманил Хэла и Сима Врана к тому месту, где на плитах пола лежали смердящие останки. И медленно проговорил на безупречном английском, дабы понял Сим Вран, скверно разумеющий по-французски:
Сивый Тэм поглядел, но почти ничего, кроме того, что тот мертв не меньше года, не сказал. Говорит, он всего лишь охотник, но вы сами и Сим Вранте самые, кто ведает о телах, убиенных насильственно. Я склонен согласиться.
Хэлу пришлось не по душе нежелательное умение, коим пожаловал его Сивый Тэм, равно как не хотелось ему сидеть взаперти с Бьюкеном после событий на охоте и беседы с Древлим Храмовником; но, судя по всему, граф был не настроен, чтобы его планы порушились из-за какого-то мелкопоместного дворянчика из Лотиана и пары великолепных псов. Хэл не мог не восхититься, как тот походя отмахнулся от несостоявшегося кровавого убийства, но не хотел быть накоротке с этим человеком, имеющим предписание охотиться на мятежников на севере, изданное отдаленной грозой в лице короля Эдуарда.
Думал было отказать графу под тем предлогом, что не хочет даже близко подходить к гнойным останкам, но видел лицо Киркпатрика в тот миг, когда поводья Брюса выдрали пугало из земли, а потом во время долгой обратной поездки. Да к тому же любопытство подпортило бы отказ, и без того представляющий собой наглую ложь. Сглотнув, движимый желанием знать, Хэл поглядел на Сима Врана. Тот в ответ лишь пожал плечами.
Мудрец колеблется, дурак решителен, со значением проворчал он, а потом, видя, что слова не произвели ни малейшего влияния, последовал за Хэлом к мертвечине, стараясь дышать ртом, чтобы приглушить обоняние.
Хвала Христу, проговорил Бьюкен, закрывая нижнюю часть лица ладонью.
Во веки веков, в один голос откликнулись оба.
Потом Сим потыкал своей облаченной в латную рукавицу рукой в останки, приподнял что-тото ли ткань, то ли гнилую плотьи указал на небольшую отметку на иссиня-черном лоскуте.
Заколот, объявил он. Снизу вверх. Кинжал с узким клинкомпоглядите на края вот тут. Судя по виду, махонький, с желобками. Прямо в сердце, порешил насмерть.
Хэл и Сим переглянулись. Удар мастера, нанесенный особенным оружием, и держать при себе подобный кинжал будет только человек, использующий его для убийства регулярно. Сгоряча Хэл чуть не спросил Бьюкена, не охотились ли они с Брюсом в этих лесах прежде и не лишились ли при этом пажа. Подумал о двух дирхаундах, умасливаемых елеем и похвалами, и о мертвом алане, похороненном горюющим доезжачим.
Итак, провозгласил Сим. Душегубство особенное, аки помышляете, Хэл? Когда убивец его бросил, как мыслите?
Это был клочок тканинесколько нитей и лоскуток не более ногтя, застрявший в пряжке ремня заплечной сумы покойника. Он мог принадлежать и плащу самого убитого, и другому предмету его одежды, потому что вся ткань сгнила и выцвела, но Хэл так не думал, о чем и сказал.
Сим задумался, почесывая седую щетину на подбородке, спугнул вошь и гонялся за ней, пока не изловил двумя пальцами и небрежным щелчком отшвырнул прочь. Обернулся к Хэлу и Бьюкену, жаждавшему оказаться подальше от гнилостных останков, но намеренному оставаться здесь столько же, сколько и остальные, дабы поддержать честь и долг графа сих пределов.
Вот оно как было, я думаю, сказал Сим. Человек, коего знает оная несчастная душа, подходит к нему достаточно близко, дабы нанести удар. Они во тьме, знаете, нос к носу, что мне невдомек. Потом вьюнош с кинжалом бьет
Он изобразил удар, потом сграбастал Хэла за грудки и толкнул его, будто швыряя оземь. Он был силен, и Хэл, пойманный врасплох, запнулся, но Сим его поддержал, торжествующе ухмыльнувшись и кивком указав на место, где они сцепились пряжка к пряжке, причем нога Сима оказалась между ногами Хэла.
Тот, оступаясь, выпрямился, и Сим отпустил его, а затем растолковал только что случившееся озадаченному Бьюкену, понимавшему объяснения Сима на говоре лотийских низменностей с пятого на десятое. Будто треск поленьев в камине, подумал граф.
Истинно, сказал Хэл в заключение, все так и получилось, верное дело. Отличная работа, Сим Вран.
Что отнюдь не объясняет, подал голос Бьюкен, кем был сей человек. В таких одеждах он не крестьянин; Киркпатрик только это и сказал, когда был здесь.
Так и сказал? задумчиво проронил Сим, а потом внимательно пригляделся к покойнику: наполовину пожелтевший скелет, наполовину черные ошметки гнилиотчасти тканей, отчасти плоти. Какое-то насекомое выбежало из рукава, пробежало по костяшкам пальцев и заползло под рябой кожаный кошель. Сим потеребил кошель, чтобы снять его, стараясь не обращать внимания на треск мелких косточек и дуновение гнилостной вони от потревоженной плоти. Открыл его, вытряхнул содержимое на ладонь и поглядел. Серебряные монеты, кусок металла на шнурке из конского волоса, медальон с отчеканенной Пречистой Девой с Младенцем.
Значит, не грабеж, заявил Хэл, а потом, нахмурившись, указал на бурый костяк руки: Однако же палец отрезан.
Абы снять туго сидящий перстень, прояснил Сим с уверенностью человека, не чуждого подобному, и это откровение заставило Бьюкена приподнять бровь.
Однако же другие перстни не взяли, указал он, и Хэл вздохнул.
Сызнова кружево подсказок, произнес он, разглядывая содержимое кошеля. Медальонпредмет достаточно заурядный, из припаса торговца индульгенциями, дабы оградить от зла, но каплевидный слиток и шнурок оказались загадкой.
Для рыбалки? неуверенно предположил Бьюкен. Хэл сдвинул брови, не зная, что это такое, но вряд ли сия штуковина предназначалась для рыбной ловли. Кроме того, снурок с узелками через равные интервалы тянулся почитай в человеческий рост.
Сие отвес, изрек Сим. Коим пользуется каменщик, дабы отметить, где хочет отсечь камень, видите, натираешь снурок мелом, держишь свободный конец и даешь грузу повиснуть, потом дергаешь его, аки струну арфы, дабы оставить меловую черту на камне.
А узлы?
Мерка, ответил Сим.
Каменщик? повторил Бьюкен, уразумевший лишь это. Это непогрешимо?
Хэл поглядел на Сима, вопросительно подняв брови.
Непогрешим ли я? Набросится ли собачонка на кровяную колбасу? вознегодовал Сим. Я рожден в Лидхаусе, близ крохотного монастыря Святого Макловия, в коем обретаются тиронезийцы. Моего отца возвысили до работы с монахами, каковые имеют дар Божий к строительству.
Тиронезийцы? Знаю сей орден, встрепенулся Бьюкен, разобравший в сумбуре шотландской речи это слово. Они строгие бенедиктинцы, обретающие славу в ручном труде. Они искусны; не они ли исполнили работы в аббатствах Селкерка, Арброта и Келсо? Считаете, этот каменщик был тамошним бенедиктинцем?
Может статься, поне таких одежд не носит ни единый монах, поколь мне ведомо, провозгласил Сим. Но мой тятя возвысился от гужа до трудов с ними в камнеломнях, а опосля прибыл в Хердманстон, дабы вырыть колодезь. Доколь я не пришел в возраст, дабы уйти с сим юным Хэлом, я труждался на рытье и сухой кладке. Мне ведомо пользоваться отвесом; сии узлы отмерены в римских футах.
Он прикрыл глаза, припоминая.
Святой Августин сказывает, что шесть есть идеальная цифирь, поелику сумма и произведение его составляющиходин, два и триесть одинаково. Сиречь, квадрат в тридесять шесть футов есть божественный идеал, премного излюбленный каменщиками, строящими церквы. Хвала Христу.
Открыв глаза, он наткнулся на потрясенные взоры Хэла и графа Бьюкенского и заморгал от смущения, пока они с запинкой разбирались в затверженном наизусть ответе, чуть не онемев от искушенности Сима в счислении.
Так, добров подсчетах я не силен, поне ведаю цену вечернего пития. Но батюшка вколотил в меня отвесы, поелику без оных несть лезно ни рыть, ни построить даже кособокого домишки.
Думаешь, то был каменщик из Святого Макловия? требовательно вопросил граф, щуря глаза и вытягивая шею, тщась понять. Сим тряхнул головой.
Сие есть каменщик, непогрешимо. Да к тому ж мастер, коли сии тонкие сукна о чем-то говорят.
Истинно, с кривой усмешкой обронил Хэл. С той поры, как Эдуард Английский порушил прошлым годом добрые крепости, осмелюсь сказать, что для мастеров-каменщиков в Шотландии несть числа работы.
Не наша проблема, вдруг отрезал Бьюкен, жаждавший вырваться из этого места. Сгреб с ладони Сима грузик, шнурок и медальон и небрежно швырнул в кучу на столе, провозгласив: Улики. Упакуем сие и доставим английскому юстициару в Скун. Пусть с этим разбирается Ормсби. Мне же надо подавить мятеж.
Эрвин
Праздник Святого Венанция Камеринского, май 1297 года
Свет канделябров заставлял тени плясать и изгибаться, обращая епископа в чудище. Не то чтобы Уишарт и так-то выглядел наипервейшим прелатом Шотландии, сидя, будто здоровенный медведь, в нижней сорочке, с седыми волосами, завивающимися колечками ниже перепачканной шеи, над которой красовалось лицо, смахивающее на морду мастифа, припечатанную лопатой.
Не на такую охоту ты подряжался, а, Роб? проклокотал он, и Брюс выдавил чахлую улыбку. Абы найти труп ведаем ли, кто се?
Последние слова сопровождал проницательный взгляд, но Брюс не пожелал встретиться с ним глазами, решительно тряхнув головой.
Бьюкен отправил останки на телеге к Ормсби в Скун. Я говорил, что надо обратиться к шерифу Гезльригу в Ланарке, но он настоял на обращении к юстициару. Резко оборвав, он бросил взгляд на людей, столпившихся в главной зале поместья Буртрихилл. Он знал? Знал ли Бьюкен, что Гезльриг уже мертв, а Ланарк спалили дотла? прошептал Брюс, и Уишарт встревоженно взметнул ладонь, словно отмахиваясь от докучной мухи.