- Да, господин. Девять лет.
- Девять лет? Тогда у тебя нет оправдания, чтобы не осознавать важность дисциплины и правил. Тебе также известно максимальное наказание за кражу во время активной кампании против врагов Рима.
- Да, господин.
- И каково наказание?
Селен заколебался, а затем взглянул на Макрона. - Пожалуйста, господин, центурион сказал, что нас должны избить и, мы будем рыть выгребные ямы.
- Да что ты? - Корбулон посмотрел на Макрона и приподнял бровь. - Это правда?
- Да, господин.
- Тогда, может быть, ты мог бы напомнить мне, каково максимальное наказание за кражу?
- Смерть, господин.
Корбулон кивнул. - Верно, смерть.
- Простите меня, господин, - прервал его Селен. - Как я уже сказал, это была моя идея. Эти двое из последнего набора. Они еще новенькие. Они не заслуживают смерти. Если вы собираетесь кого-нибудь казнить, казните меня, а этих парней побейте.
- Молчать! Не тебе решать, кого и как наказывать. Это моя прерогатива, легионер Селен. Ты переступил черту. Я принял решение. Все трое приговорены к смерти. Приговор должен быть подтвержден письменно вашему командиру и приведен в исполнение людьми вашей же центурии.
Макрон увидел, что нижняя губа одного из молодых людей дрожит, и почувствовал укол разочарования оттого, что легионер может показаться таким слабым. В то же время он чувствовал, что мог бы принять предложение Селена, будь он командующим. Одна смерть послужит примером, препятствующим дальнейшему воровству. Казнь всех троих была пустой тратой двух человек, которые, если бы у них была возможность, могли бы превратиться в достойных солдат, как только извлекут уроки из этого опыта.
Из темноты выбежала фигура. Старший центурион Третьей когорты. Он обменялся приветствием с командующим, прежде чем Корбулон указал на приговоренных.
- Центурион Пуллин, ты узнаешь этих троих?
Пуллин подошел ближе и кивнул. - Да, господин. На лицо. Но они не из моей центурии.
- Но они из твоей когорты?
- Да, господин.
- Их поймали на краже еды с продовольственного склада. Я приговорил их к казни.
- Казни? - удивился Пуллин, но в мгновение ока его самообладание восстановилось.Да, господин.
- Ты возьмешь их под свою стражу и проведешь казнь с первыми лучами солнца. Они умрут от рук своих товарищей, как того требуют правила.
- Да, господин. Я позабочусь об этом.
- Еще кое-что, Пуллин. Там, где есть один человек, готовый украсть, будет больше. Поскольку трое из твоих солдат сговорились сделать это, я боюсь, что проблема может быть широко распространена в твоей когорте. Я объясняю это плохим руководством. Твоим руководством. Поэтому ты возьмешь свою когорту из этого лагеря и присоединишься к сирийским ауксиллариям. Ваши люди будут на таком же пайке, и вы, как сирийцы, будете спать под открытым небом. Кажется, что примера префекта Орфита и его людей было недостаточно для остальной армии. Возможно, они извлекут уроки из судьбы ваших людей. Я не допущу, чтобы хорошие солдаты жили рядом с ворами, центурион Пуллин. Ты понимаешь?
Центурион, казалось, собирался возразить, но потом передумал и кивнул.
- Да, господин. Я отдам приказы с первыми лучами солнца.
- Ничего подобного ты не сделаешь, - надменно возразил Корбулон. - Сделай это сейчас. Я хочу, чтобы твоя когорта вышла из этого лагеря, и ты немедленно отдашь приказ. И я знаю, к чему может привести неуместная преданность некоторых солдат своим товарищам. Если кто-либо из этих людей сбежит до того, как будет приведено в исполнение их наказание, то те кто их охранял, займут их же места.
Пуллин с отчаянием посмотрел на Макрона, но тот отказался показать какую-либо реакцию на судьбу другого офицера. Командующий сказал, и вопрос был решен.
Пуллин сглотнул и кивнул.Да, господин. Немедленно.
*************
Глава ХХІІІ
На рассвете стоял сильный мороз, покрывающий пейзаж белым инеем, и первая стража дня топала ногами и сильно дула в руки, пытаясь согреться на сильном морозе. Некоторые из мужчин все еще поддерживали огни костров, и несколько столбов дыма мягко вились в чистое небо. Лагерь начинал шевелиться, люди вставали со своих спальных мест, потирая суставы, в то время как некоторые из их товарищей зевали и кашляли, слишком внезапно вдохнув холодный воздух. Центурионы и опционы ходили от хижины к хижине, пробуждая своих людей резкими криками и поторапливая их надеть доспехи и оружие для утреннего построения. Выйдя из своих хижин, они выстраивались по центуриям и стояли по стойке смирно, пока центурионы открывали свитки и вводили числа на вощеных таблицах, чтобы опционы отнесли их в штаб, так как писарь полководца должен был составить точный отчет о численности личного состава на сегодня.
Та же самая процедура выполнялась в каждой когорте армии по всей Империи, размышлял Макрон, когда преторианцы выстраивались перед своими укрытиями, недалеко от штабного шатра. Было ли это где было холодно, например, в горной местности или на границе вдоль Рейна, или же в жаркой бесплодной пустыне за тысячу километров отсюда, солдаты Рима поднимались, чтобы выполнить тот же распорядок, как они делали это более двухсот лет. Ему нравилось время от времени думать об этом. Чувствовать себя частью братства, которое охватывает весь известный мир и заставляет врагов Рима трепетать перед перспективой столкнуться с ними в битве. «Или нет», - улыбнулся он себе. «Некоторые из этих ублюдков-варваров просто не осознавали, когда их побили, и скорее пали бы, как бешеные псы, чем подчинились. Как те друиды в Британии. На данный момент они почти истреблены, и к тому времени, когда Макрон и Петронелла поселятся в Лондиниуме, в провинции будет мир, и друиды будут на пути к тому, чтобы стать простой деталью повествования истории завоевания острова.
Когда последний из преторианцев занял свое место, центурионы начали перекличку, делая отметки на своих восковых табличках для каждого имени. Как только Макрон завершил подсчет первой центурии, другие центурионы подходили один за другим и выкрикивали численность своих подразделений. Макрон подсчитал их и протянул свою вощеную табличку опциону Марцеллу. - Отнеси это в штаб.
Они обменялись салютом, прежде чем опцион побежал к хижине полководца, затем Макрон повернулся к преторианцам и втянул воздух.
- Вторая преторианская когорта! Смирно!
Сразу же мужчины встали, выпрямив грудь, расправив плечи, ловко глядя вправо, чтобы выровнять строй перед поворотом лиц вперед. - Это было еще одно хорошее построение, - одобрительно кивнул Макрон. Хотя лица мужчин выглядели немного истощенными, а их доспехи, казалось, висели на них более свободно, чем несколько месяцев назад.
- Сегодня состоится казнь. Как вы, возможно, слышали, вчера ночью трое солдат было поймано на краже со складов. Экзекуция будет за пределами лагеря, и мы будем сопровождать командующего. Это шанс для когорты сделать то, что у нее получается лучше всегохорошо выглядеть на параде, - добавил он с натянутой иронией в адрес тех, кто мог обидеться на эту насмешку по поводу своих действий в бою. Казнь всегда была мрачным делом, и Макрон предпочитал отвлекаться от мрачного настроения. - Так что имейте в виду, что мы будем на виду перед теми, кто будет смотреть с вала, и нашими товарищами из сирийской когорты и третьей когорты Шестого легиона. Дадим убедиться, почему мы лучшие из солдат императора. Центурион Порцин!
- Господин?
- Возьми контуберний и получи восемьдесят черенков для кирок со склада. Положи их в повозку и приготовь, чтобы она последовала за когортой, когда мы выйдем с командующим.
- Да, господин.
Макрон остановился и снова оглядел своих людей, прежде чем закончить.
- Когда прозвучит второй час, когорта снова соберется за пределами штаба. Разойтись!
Командующий Корбулон вышел из своей хижины и надел шлем, надежно завязав ремни. Гребень был сделан из жесткого конского волоса, а не из плюмажных перьев, которые были в моде среди высших армейских офицеров, склонявшихся к показухе. Его посеребренный нагрудник блестел, а перевязанная через него лента и его военный плащ были очищены и прибраны его личным рабом. «Его полированные наголенники дополняли великолепный внешний вид, но его суровое выражение несколько подрывало эффект», подумал Макрон.
- Давай, центурион, - прорычал Корбулон, шагая к своей лошади, и один из преторианцев помог ему сесть в седло. Он взял поводья и вывел своего коня из огороженного тросами штабного комплекса на главную улицу, ведущую через лагерь к воротам. Макрон отдал приказ выступать, и преторианцы с группой знаменосцев армии во главе колонны последовали за полководцем. В задней части колонны двое мужчин тянули тележку с черенками для кирок, которые должны были быть использованы, чтобы забить осужденных до смерти. Дежурные солдаты выстроились вдоль маршрута, в угрюмом молчании наблюдая, как проходит процессия. Многие стояли вдоль вала, чтобы стать свидетелями казни. Обычный шум выкрикиваемых приказов и грохот инструментов отсутствовал, а тишина, которая царила над лагерем, была гнетущей.
Корбулон вывел преторианцев из ворот, через мостик над рвом и на открытую площадку с одной стороны от линий, занятых сирийцами и людьми из когорты легионеров. Последние уже были выстроены с трех сторон открытого квадрата. Центурион Пуллин стоял посередине с осужденными, которые были босиком в своих туниках со связанными за спиной руками. Корбулон повернул к ним свою лошадь, а Макрон повел преторианцев выстроиться вдоль открытой стороны площади. Как только они заняли позицию, он приказал людям с телегой перетащить ее к центуриону Пуллину.
Последовала тишина, нарушаемая лишь слабыми насмешками со стен Тапсиса, пока защитники города издевались над тем, что для них выглядело как еще один бестолковый парад римлян. Затем Корбулон заговорил громко и четко, чтобы люди на валу тоже услышали его слова.
- Мы здесь, чтобы засвидетельствовать наказание трех легионеров, которые опозорили себя, украв еду из общих складов. Эти люди решили поставить свой аппетит выше преданности своим братьям по оружию. Они стали стыдом людей своей когорты и посрамили легион, в котором им выпала честь служить.
- Мы голодали! - крикнул Селен, пока его молниеносно не ударил витисом по плечам центурион Пуллин.
- Вы не голодали, - ответил Корбулон. - Вы просто были голодны, как и все мы. Как и я. Тем не менее, только вы выбрали воровство. Голод и лишенияудел солдат в походе. Наш долгвыстоять в таких условиях и продолжить работу по разгрому врагов Рима. И когда мы одерживаем наши победы, мы получаем добычу, которую забираем у этих врагов, - он слегка повернулся в седле, чтобы указать на город. - Когда падет Тапсис, вы сможете обеспечить себя всей едой, вином и женщинами, которые лежат за этими стенами. Это наша награда, и пока она не станет нашей, мы должны мириться с голодом и холодом. Мы должны принять это, потому что это сделает нас сильнее. Нет таких высот, которых мы не сможем достичь, если мы сможем вытерпеть все невзгоды. Это то, что делает солдат Рима самыми опасными из всех людей в известном мире
Его взгляд остановился на осужденной троице. - Что мы не можем терпеть, что делает нас слабыми, так это отсутствие дисциплины. Есть дисциплина, установленная военными уставами, но это только часть того, что формирует римского солдата. Более важна дисциплина, которую он сам применяет к себе. Римский солдат никогда не ставит себя перед своими братьями. Он делится с ними едой. Он разделяет их неудобства и в бою разделяет их риск. Он готов отдать свою жизнь не только за Рим, но и за людей по обе стороны от него. И именно поэтому мы не можем терпеть тех, кто бесчестит эту связь. У тех, кто это делает, судьба одна. Центурион Пуллин! Исполняй приговор.
- Да, господин! Вторая центурия, опустить щиты и копья и выйти вперед!
Товарищи осужденных сделали то, что им приказали, и остались без оружия.
- Переходим к тележке! Берем по одному черенку, а затем образовать колонну из двух, на расстоянии четырех футов друг от друга. Двигаться!
Легионеры выстроились в линию позади телеги, где преторианцы выдали им орудия казни: трехфутовые отрезки закаленного дерева, служившие дубинками. Когда они были экипированы, мужчины заняли свои позиции. Центурион взял Селена за плечо и собирался направить его к промежутку между линиями, когда Корбулон резко крикнул.
- Не он. Он идет последним. Если кража была его идеей, как он утверждает, то пусть он посмотрит, что случится с теми людьми, которых он убедил быть своими соучастниками в преступлении. Я хочу, чтобы у него была возможность испытать угрызения совести за смерть своих товарищей до того, как придет его очередь.
- Да, господин. - Пуллин оттолкнул легионера в сторону и схватил одного из молодых людей, который позволил без борьбы поставить себя на место, его лицо онемело от ужаса.
Пуллин обратился к двум шеренгам мужчин. - Если я увижу, что кто-то из вас наносит удары не в полную силу, вы будете привлечены к дисциплинарной ответственности за невыполнение своего долга. Приготовиться!
Две стороны смотрели друг на друга, и мужчины подняли дубинки. Насмешки Тапсиса утихли, когда защитники поняли, что это был необычный парад, и теперь они с болезненным благоговением молча наблюдали, как Пуллин встал позади первой жертвы и резко толкнул ее вперед. Молодой легионер споткнулся и упал на колени между первой парой в строю, и они хлестали своими дубинками, били его по рукам, не желая целиться ему в голову и брать на себя бремя тех, кто его забьет до смерти. Юноша вскрикнул, пытаясь подняться, затем уперся ногами и бросился дальше, опустив голову. Когда он проходил между линиями, посыпались новые удары. Он не прошел больше десяти шагов, когда его ударили по затылку и он снова упал. Когда оружие поднималось и опускалось, его череп раскололся с мягким треском, который достиг ушей всех собравшихся вокруг. Избиение продолжалось, и Макрон увидел, как кровь капает с головок дубинок, когда ими били снова и снова.
Пуллин, который следил за продвижением жертвы, проревел приказ прекратить, и ближайшие палачи отступили, грудь вздымалась от их усилий. Он наклонился, чтобы ткнуть тело концом своего витиса, затем приказал оттащить его в сторону, пока он возвращался за следующей жертвой. На этот раз произошла борьба: осужденный корчился в тисках центуриона и умолял о пощаде.
- Не причиняйте мне вреда, братья! - кричал он мужчинам своей центурии. - Помилуйте, ребята! Вы мои товарищи Я голодал!
- Тихо, ты! - рявкнул Пуллин, повернулся позади него и схватил его за плечи.
Легионер попытался дать отпор, затем повернулся к полководцу. - Ублюдок! - выплюнул он. - Ты нас всех уморишь голодом, раньше чем это все закончится! Я проклинаю тебя!
Пуллин толкнул его между двумя шеренгами. Легионер не пытался бежать и уверенно зашагал вперед, как будто маршировал на параде. На этот раз первая пара не проявила пощады и набросилась на его голову. Первый удар попал ему в челюсть, кровь и зубы брызнули наружу от удара. Второй удар сломал ему шею, и он рухнул кучей между двумя мужчинами, которые, к счастью для него, ускорили его конец безжалостным шквалом ударов.
Тело оттащили в сторону, и центурион вернулся за Селеном, толкнув его на позицию. Затем, в последний момент, когда Пуллин собрался с силами, чтобы подтолкнуть осужденного к смерти, раздался голос Корбулона.
- Стой!
Первая пара легионеров уже была готова к нанесению удара, они опустили дубинки, но стояли наготове. Пуллин ослабил хватку и отступил на шаг. Селен стоял, дрожа, его тело напрягалось нервной энергией, когда полководец погнал лошадь вперед. Он остановился рядом с легионером и указал на него, обращаясь к остальной когорте.
- Я щажу этого человека не потому, что он заслуживает жизни, а потому, что он ее не стоит. Селен потратит то, что осталось от его жизни, как объект презрения. Каждый день его жизни будет напоминать ему о товарищах, которых он предал и стал виновником их смерти. Каждый день его жизни будет напоминанием остальным о судьбе, постигшей тех, кто подводит своих братьев по оружию. Он будет причиной ваших страданий, связанных со сном на открытом воздухе. С этого дня Селен останется не более чем ходячим смертным приговором. Его единственный шанс на искуплениесмерть в бою.
Корбулон дал мужчинам немного подумать над его словами, прежде чем повернулся к Пуллину и издал тихий приказ. - Избавься от тел. Церемония казни окончена.
Затем он развернул своего коня и пустил его рысью, возвращаясь к воротам лагеря, не дожидаясь своего преторианского эскорта.