Держи, мой милый. Для тебя пока сигареты. Все-таки Хичкок великий режиссер. Надеюсь, тебе понравилась лента «Головокружение» привезли на закрытую дачу Свердловского обкома партии прямо из Москвы. Эйтингон заказал сеанс, помня, что Саше нравятся серьезные фильмы:
Советское кино он может посмотреть в компании сокурсников, усмехнулся Наум Исаакович, но американских лент он еще год не увидит Эйтингон был рад встрече с мальчиком:
Только мне опять приходится разыгрывать комедию, вздохнул он, изображать возвращение из дальней командировки. Ладно, сегодня мы побудем вдвоем, а завтра сюда пожалует Саломея и остальные участники операции по сообщениям с севера, Команч, на котором в Советский Союз явилась шпионская миссия, пока не нашли. Наум Исаакович долго рассматривал карту окрестностей колонии, где сидел Валленберг:
В тех местах черт ногу сломит он водил карандашом по бумаге, непроходимая тайга, горные хребты, тысячи мелких рек и озер. Однако подходящих посадочных площадок не так много они понятия не имели, где именно его светлость и Ягненок спрячут легкий самолет. В руки Стэнли эти сведения не попали. Полковник Веннерстрем, в Швеции, тем более ничего не знал. Единственное, в чем Эйтингон был уверен, это в том, что гости пересекли воздушную границу СССР. Соответствующие службы в Карелии заранее получили предупреждение, однако они не могли поднимать истребители, для сопровождения Команча:
Иначе его светлость сразу понял бы, что дело неладно, напомнил себе Эйтингон, они, наверняка, имеют при себе рацию для связи с Лондоном. Нельзя рисковать Стэнли, время для его переезда в СССР пока не пришло Наум Исаакович надеялся, что самолет отыщут и уничтожат:
Таким образом, мы отрежем им пути отступления, сказал он Саше за обедом, намазывая икру на свежий калач, а дальше в дело вступит подразделение быстрого реагирования, дорогой Скорпион услышав новую кличку, студент Гуревич, смешливо, отозвался:
Это мне больше нравится, чем быть Александром Яковлевичем, товарищ Котов. Но вряд ли я после окончания училища вернусь к настоящей фамилии Эйтингон потрепал его по крепкому плечу:
Что делать, милый, такая у нас стезя. Что касается твоего желания поехать на заставу, то оно похвально, однако вряд ли это получится Саша понимал, что его ждет дальнейшая учеба в Москве:
Среди работников Комитета мало молодежи, свободно говорящей даже на одном языке, а я знаю четыре в последний год, следя за успехами кубинских коммунистов, Саша не мог не взяться за испанский язык. Поболтав с ним, товарищ Котов одобрительно заметил:
Неплохо, весьма неплохо. Молодец, что не забросил занятий, даже здесь Саша рассмеялся:
В суворовском училище все считают, что меня на полгода перевели в Москву. Что касается Политехнического института, то после окончания операции меня уберут из списков, словно я там никогда и не учился Эйтингон десять лет назад прочитал грязный пасквиль, как выражался покойный Берия о романе Оруэлла:
В книге тоже так делали, вспомнил Наум Исаакович, кто владеет прошлым, тот владеет будущим. Комсомолец Гуревич не существует, он никогда не существовал. Туристов, студентов, ждет загадочная гибель. Все займутся поисками группы, а мы тихо сделаем свое дело, и привезем его светлость, с Ягненком и Волковым, в Москву Валленберга пока оставляли в живых:
Он может пригодиться, сказал Эйтингон Шелепину, такими людьми не разбрасываются. Он не старик, и, кажется, не выжил из ума по соображениям безопасности Саломея не посылала отчетов из камеры БУРа, однако выступала на завтрашнем совещании:
О том, что она привечала Валленберга, она ничего не скажет, хмыкнул Эйтингон, понятно, что швед клюнул на ее прелести Саша налил им кофе:
Фильм отличный, товарищ Котов, однако «Оскара» ему не дадут. Академия предпочтет веселую, развлекательную ленту юноша помолчал:
Товарищ Котов, я у вас никогда не спрашивал Саша помялся, вы знали моего дедушку Свердловск пестрил черно-красными афишами второго фильма дилогии о Горском. Саша каждый день слышал о сходстве с героем революции и гражданской войны:
Ты только блондин, говорили его соученицы, а так вы одно лицо с актером Саша видел прижизненные фото деда:
Артист подобран отлично, подумал он, действительно очень похож. И он не снимался в ролях всяких колхозников Горского играл молодой актер, выпускник театрального училища. Эйтингон стряхнул пепел в тропическую раковину. Он не собирался лгать мальчику:
Но о Кукушке ему ничего знать не надо. Впрочем, я скажу правду. Если не считать митингов, я видел Горского два раза в жизни. Я приносил документы в «Метрополь», где он жил, между поездками на фронт, и относил их в Кремль он так и сделал, добавив:
Я тогда был чуть старше тебя, мой милый. Горский для меня он показал рукой, обитал где-то наверху, как Владимир Ильич. Мы смотрели на них, как на недостижимый идеал героев революции Саша повертел изящную чашку:
Хотел бы я попасть в те времена, горячо сказал юноша, сейчас не с кем воевать, товарищ Котов. На Кубе победила революция, остались только шпионские миссии, вроде этой он поморщился:
Вы были в Испании, потом сражались с фашизмом Эйтингон откинулся на спинку покойного кресла:
Уверяю тебя, борьба далеко не закончена. Нас ждут сражения в Азии, Африке, Латинской Америке. Не зря ты учишь испанский язык, Эль Алакран Саша покраснел:
В Свердловске хороший студенческий клуб, товарищ Котов. Я не только испанским занимался, но еще и музыкой. То есть, я умел играть на фортепьяно, но здесь были курсы гитары Саша указал на дешевый инструмент:
Я даже разучил песню, к нашей встрече, правда, пока на русском языке, и привез сюда гитару Эйтингон смотрел в искренние глаза мальчика:
Правды он никогда не узнает. Мистер Холланд и мистер Горовиц его родня, однако Саша считает, что его отец происходит из черты оседлости. Отлично, пусть считает и дальше Эйтингон ожидал, что в случае успеха операции, ему дадут встретиться с детьми:
Или хотя бы позвонить девочкам и Павлу. С ребенком Саломеи вышла осечка, но эту операцию мы не провалим. Я не имею права так поступать. Мне дали увидеться с Сашей, это хороший знак он кивнул:
Играй, милый, я с удовольствием послушаю у парня оказался приятный баритон. Наум Исаакович узнал песню:
Молодец, он перевел слова с испанского. Должно быть, наткнулся на брошюру о той войне, в студенческой библиотеке звенела гитара, Саша улыбался:
Там, где бурные воды Харамы
Мы докажем рабочую твердь
И подняв наше красное знамя
Победим и страданья и смерть!
Наум Исаакович вспомнил:
Петр таким был, в тридцать шестом году. У него тоже горели глаза, я надеялся, что он станет мне преемником, надежной заменой. Проклятая власовская тварь, хорошо, что он сдох о смерти Воронова в Патагонии ему рассказала Саломея:
Впрочем, она только краем уха слышала разговоры его светлости о той миссии подумал Эйтингон, ничего, скоро мы встретимся наедине, и узнаем подробности. О Янтарной Комнате мы тоже у него спросим он отстучал такт по столу:
Саша никогда не предаст советскую власть, я уверен. Его не поймают в медовую ловушку, не подсунут очередную Антонину Ивановну Саша опустил гитару, Наум Исаакович подмигнул ему:
В тридцать шестом году мы это пели в Мадриде, поднявшись, он обнял Сашу, и споем еще, я уверен.
Черный ГАЗ-12 мягко покачивался на расчищенной от снега дороге.
Рядом со съездом с шоссе, поставили стеклянную будку ГАИ. Узкая полоса асфальта, вьющаяся среди сосен, вела ко второму посту милиции, охраняющему ворота в дачный поселок Свердловского обкома партии. На обочинах белели пышные сугробы. Над серым асфальтом шоссе порхали, перекликаясь, снегири.
Внутри лимузина, среди вороха шотландских пледов, уютно пахло кофе. В воздухе витал горьковатый аромат лаванды. На полу разбросали иностранные журналы, пачки сигарет, оранжевые шкурки мандаринов. На заднее сиденье водрузили несколько подушек.
Рыжие волосы растрепались. Пассажирка, зевнув, приподнялась. От водительского места салон отделили плексигласовой перегородкой. Палец со свежим маникюром нажал кнопку, Циона поинтересовалась: «Долго еще?». До нее донесся уважительный голос шофера:
Не больше четверти часа, товарищ. Здесь ограничение по скорости по мнению Ционы, лимузин тащился, словно черепаха. Свердловск они не навещали, объехав город по окружной дороге, но даже на шоссе обкомовский водитель упорно отказывался нажать на газ:
Словно он везет драгоценную вазу, зевнула Циона, ладно, я хотя бы выспалась
Колонию она покидала в валенках, ватнике и шапке-ушанке. В вохровской машине ее ждала шуба. В Ивделе капитан Мендес воссоединилась с багажом. Саквояжи прислали машиной из Свердловска. Женщина носила изящные ботинки, твидовое платье и платок итальянского кашемира. В парижской сумочке лежал ее паспорт и офицерское удостоверение.
Из управления внутренних дел, по особой связи, Циона позвонила профессору, как она, смешливо, за глаза, называла мужа. Покуривая, она слушала нудное жужжание. Новоиспеченный Герой Социалистического Труда рассказывал о новогодней вечеринке в институте. Циона рассматривала свои ногти:
По соображениям безопасности маникюршу сюда не привезут, но надо озадачить милиционеров поисками инструментов. В городке должна найтись парикмахерская. Пусть отрабатывают содержание, дармоеды ей доставили маникюрный набор. За полгода жизни в СССР Циона неплохо освоила язык, однако говорила с сильным акцентом:
Ничего, кому надо, меня понимают она открутила крышку термоса, а остальных я заставляю себя понимать Циона помнила, как Максимилиан отдавал приказы в Будапеште:
Он не повышал голоса, но по его осанке и жестам было ясно, что он имеет право распоряжаться. Ему не отказывали, не могли отказать никто не отказывал и Ционе. Вместо ордена, по окончании операции, она вытребовала себе квартиру в Москве. Собираясь в колонию, на Северном Урале, она сказала Шелепину:
Вы отправляете меня на закрытые курсы, преподавателем, но я не намерена прозябать в общежитии голос женщины заледенел, я жена выдающегося ученого, офицер разведки, в конце концов выдающийся ученый не покидал остров, но Циону планы мужа не интересовали:
Захочет, пусть навещает Москву. Я, так и быть, раз в месяц прилечу к нему в гости. Надо поддерживать видимость брака, пока за мной не приехал Максимилиан оказавшись в Москве, Циона хотела отправить весточку в Цюрих, по известному ей адресу. Шелепин обещал ей трехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной:
И служебный автомобиль, она вспоминала карту Москвы, надо подумать, как связаться с Максом, не вызывая подозрений. Он пользовался документами княжества Лихтенштейн Циона сомневалась, что в столице СССР есть представительство крохотного государства:
Через главный почтамт письмо отправлять нельзя. Работники соблюдают инструкции, при подаче конверта надо предъявлять паспорт Циона надеялась на командировку в Восточный Берлин:
Британцы меня хорошо подготовили устроившись с ногами на сиденье, она пила кофе, город я знаю. Я уйду через зональную границу, но сначала надо достать местные документы. И надо найти нашего мальчика она сглотнула, нашего сына. Максимилиан обрадовался Фриде, однако он ждет наследника фон Рабе. Прямо он ничего не говорил, но я все видела по его глазам Циона велела себе никуда не торопиться:
Время есть, она рассеянно смотрела в затемненное окно, надо как следует подготовить операцию. Мне должны доверять, снять с меня конвой и наружное наблюдение ее охранник сидел рядом с шофером, шурша «Известиями». Циона еще не знала, как отыщет своего ребенка:
Я его не видела, поняла женщина, я была без сознания, из-за начавшихся судорог. Его унесли, отдали мерзавке Генкиной, или Елизаровой Циона внимательно изучила фото воровки, но СССР кишел похожими женщинами:
Тем более, сейчас, когда все закутаны в тулупы и платки одну из работяг, как презрительно думала Циона, она увидела на автобусной остановке, на окружной дороге. ГАЗ пронесся мимо. Циона разглядела замотанного в одеяла младенца, на руках у девушки:
Может быть, Генкина опять попадется на краже. Но мальчик мог умереть Циона отерла глаза, мерзавка могла сдать его в детдом дома ребенка в Казахстане и Узбекистане ничего о подкидыше не сообщали. Циона обещала себе поговорить по душам с Генкиной:
Как я поговорю по душам с Джоном, нехорошо улыбнулась она, когда его отыщут в таком исходе событий женщина не сомневалась:
Письмо Валленберга подлинное, пусть хоть под микроскопом его проверяют на зоне можно было достать бумагу и химический карандаш, они клюнут на приманку о Валленберге Циона не думала:
Он все равно, что мертв, его рано или поздно расстреляют, она щелкнула зажигалкой, у него половины зубов нет и голова лысая. Доходяга, как выражаются в лагерях. Но СССР не удалось его сломать, как в книге Оруэлла. Он не Уинстон Смит, он не пошел на предательство на зону Циону привезли с тщательно разработанной легендой. Валленберг поверил ее якобы аресту, в конце войны, в Польше:
С той поры я больше десятка лет болтаюсь по лагерям, Циона затянулась сигаретой, мне отвесили большой срок, за бандитизм Циона рыдала у него на плече, моля избавить ее от неминуемого расстрела:
Я обещала выйти за него замуж, хмыкнула женщина, сказала, что люблю его, что в Будапеште была девчонкой и ничего не понимала по легенде, Циона знала кое-кого из охранников БУРа:
Их перевели со мной из женской колонии, шептала она Валленбергу, за деньги они отправят письмо в Москву. Конверт перебросят через ограду шведского посольства Циона потянулась:
Он всему поверил и все купил. Но ничего не случилось, она усмехнулась, хотя охранников предупредили, они бы не вмешались. Господин Валленберг джентльмен, он не позволил себе ко мне притронуться, даже после десятка лет колонии Циона поняла:
С осени ничего не было, а отсюда я лечу в Москву. Профессор подождет, ничего страшного. Но надо найти кого-то, для здоровья похлопав себя по щекам, собрав волосы в хвост, она нащупала ногами ботинки. Подол платья задрался, Циона провела рукой по черному нейлону чулка:
Совещание большое, будут молодые офицеры. Товарищ Мендес заслужила отдых. На даче, наверняка, есть баня. Надо вызвать мастера, привести в порядок волосы, ногти
Шлагбаум поднялся, створка железных ворот отъехала в сторону. ГАЗ скрылся за мощной оградой дачного поселка.
За окном большой кухни девичьего этажа общежития политехнического института покачивалась деревянная кормушка для птиц. Красногрудый снегирь, схватив кусочек замороженного сала, вспрыгнул на запорошенный снегом карниз. День оказался серым, туманным, но теплым.
Люда Дубинина открыла форточку:
От плиты будет жарко, объяснила девушка, не шутка, сварить две сотни пельменей сварить на вечеринку приходила вся будущая туристическая группа. Склонившись над засыпанным мукой столом, Маша раскатывала тесто:
Семь парней, а всего двенадцать человек. Саша Гуревич еще навещает родственников, товарищ Золотарев, инструктор городского клуба, встретит нас в Ивделе девочки, Люда и Зина Колмогорова, показали Маше на карте будущий маршрут. Через два дня, двадцать третьего января, они выезжали на пригородном поезде на север области, в Серов:
Пересаживаемся на узкоколейку Зина Колмогорова водила пальцем по карте, и отправляемся в Ивдель. Дальше рельсы не идут, девушка улыбнулась, товарищ Золотарев организует грузовик, в деревню Вижай после ночевки в Доме Колхозника им предстояло пройти на лыжах к горе Ортотен:
Не больше пары сотен километров, в общей сложности, небрежно заметила Зина, но у вас в Куйбышеве такого снега не бывает Маша, обиженно, отозвалась:
Бывает и побольше. Ты видела, что я отлично хожу на лыжах комната Зины и Люды больше напоминала склад туристического снаряжения. Согласно путевке, Маше полагалась свободная койка в спальне, где жило восемь девушек. Задобрив вахтершу шоколадкой, из собранного матерью пакета, Маша получила разрешение обосноваться на пустующей кровати в комнате девушек: