Миссия пилигрима - Вольф Серно

Вольф СерноСтранствия хирурга: Миссия пилигрима

ПРОЛОГ

В который раз за это утро отцом Томасом овладело смутное беспокойство, какое-то глухое предчувствие, если не подспудная тревога. Все эти ощущения были ему хорошо знакомы и всегда настораживали, поскольку довольно часто оправдывались в дальнейшем. Вот и сегодня, казалось бы, все шло своим чередом. Был ясный, хотя и холодный, мартовский день 1579 года от Рождества Христова, и ничто не предвещало каких-либо неожиданностей. Как всегда, вскоре после заутрени пришли его ученики из окрестных деревень, прочли вместе с ним в часовне утреннюю молитву и теперь сидели в маленькой, с грехом пополам натопленной каморке, окна которой выходили во внутренний двор монастыря. Низко склонившись над грифельными досками, они торопливо царапали каракули.

Отец Томас беззвучно вздохнул. Это была группа из девяти мальчиков и девочек разного возраста, пытавшихся овладеть премудростями чтения и письма и помимо этого бившихся над латинскими вокабулами.

Томас опять еле слышно вздохнул. Ученики напоминали ему комок сырой глины, которому предстояло придать форму на гончарном круге. Терпение, терпение и еще раз терпениевот что было нужно, чтобы чему-нибудь научить их. Другое делоPueri oblati,официальные монастырские ученики, которые тщательно отбирались и потому быстро преуспевали в учебе. Если бы он только мог представить, с какими трудностями столкнется, когда старый аббат Гардинус на смертном одре попросил его создать школу и учить детей! Он согласился, хотя уже тогда, три года тому назад, понимал, сколько времени у него отнимет этот наказ. Драгоценного времени, столь необходимого ему для собственных изысканий. Он был врачом и приором Камподиоса, старого цистерианского монастыря на севере Испании, и помимо этого автором трактата в тысячу двести страниц, названного « De morbis hominorum et gradibus ad sanationem» . Сочинение было снабжено изумительными иллюстрациями, которые талантливые собратья кропотливо чертили долгими часами. Трактат, сокращенно называемый «De morbis», «О болезнях»,  представлял собою свод самых важных медицинских познаний и включал в себя учение о целебных травах, о лекарственных веществах и раневую хирургию вместе со сведениями о родовспоможении. Отец Томас был горд внушительным компендиумом, тем более что его собственные скромные статьи соседствовали там с работами таких знаменитых и искусных врачей, как Сусрута из Бенареса, Гиппократ, Гален, Диоскорид, Авиценна и многих других.

Он вздохнул в третий раз, теперь уже вслух. Ученики все еще писали на досках свои закорючки. С каким бы удовольствием он продолжил сейчас изучение черной горчицы и душистого колоска! Оба растения, да еще в сочетании с кольником и арникой, уже продемонстрировали впечатляющие результаты в борьбе с ломотой. А он обречен сидеть здесь и замещать брата Куллуса, в обязанности которого, собственно говоря, входило обучение чтению и письму. Да, Куллус Жизнерадостный певун и всеобщий любимец, он был чревоугодником и в еще большей мере поклонником Бахуса.

Томас, который всегда вел аскетический образ жизни, нисколько не сомневался, что именно вследствие приверженности Куллуса радостям застолья он вынужден сейчас замещать его. Тому, кто предается обжорству, не следует удивляться, если рано или поздно подагра укусит его за большой палец ноги. Услышав посреди ночи причитания брата Куллуса, Томас поспешил к нему и при ярком свете свечей осмотрел больной палец. Он был красный, как зоб индюка, и распухший, будто его накачали водой. Куллус стонал, призывая на помощь всех святых, и утверждал, что даже прикосновение пальца к одеялу причиняет ему адские мучения.

 Ты ешь слишком много жирной пищи и не разбавляешь вино водой,  упрекнул его Томас.

 О-о-ой, брат, не хватай же так сильно за сустав, ты мне его словно щипцами сжал!  взвыл толстяк, и Томасу ничего не оставалось, кроме как дать ему питье из ивовой коры и сок, выжатый из безвременника осеннего.

 Спасибо тебе, брат, огромное! Я буду за тебя молиться и поставлю за тебя свечку в часовне, если когда-нибудь смогу снова ходить. Ой-ей-ей!..

 Я оставлю тебе пузырек безвременника осеннего,  серьезно ответил Томас.  Принимай каждый час по полной ложке, всего пять раз, и упаси тебя Бог принять хотя бы на одну ложку больше. Вспомни, что писала о безвременнике святая Хильдегарда фон Бинген: «и если человек съедает его, от этого он часто умирает, потому что в нем больше яда, чем пользы».

 Ой-ей-ей!

 Куллус, послушай хорошенько! Только одну ложку! И только один раз в час. И так пять раз. Много не всегда бывает хорошо, а в этом случае как раз наоборот.

Отец Томас встрепенулся. Пока он витал в облаках, два бездельника затеяли болтовню. Это было уже чересчур.

 Тихо!  прикрикнул он, поднимаясь.  Давайте-ка посмотрим, так ли расторопны ваши стило, как языки.

Он отправился вдоль рядов сидящих, проверяя нацарапанные каракули. Томас велел им написать первую фразу из одной сатиры Сенеки. Он намеренно выбрал это задание, рассчитывая одним ударом убить сразу трех зайцев: во-первых, ученики практиковались в письме, во-вторых, они учились читать написанное, ну и, в-третьих, они с легкостью могли усвоить пару новых латинских слов. Томас преклонялся перед Сенекой, римским государственным деятелем, философом и поэтом, бывшим какое-то время советником императора Клавдия, прежде чем его призвали в наставники его наследника Нерона.

Как и следовало ожидать, успехи его подопечных были весьма скромны. Буквы на досках стояли лишком небрежно и криво, чтобы он смог удовлетвориться написанным. Единственным исключением оказалась Нина. Ее буковки были выведены ровно, слово за словом. Да, Нина, старшая дочь Карлоса Орантеса, мелкого земельного арендатора из провинции Пунта-де-ла-Крус, как всегда, отменно выполнила свое задание. Она была серьезной девочкой с большой тягой к учению и очень одаренной, чем существенно отличалась от своих соучеников. А еще она весьма интересовалась искусством врачевания, легко усваивала учение о лекарственных растениях и к тому же была удивительно хороша собой. Лицом Нина напоминала Мадоннукожа безупречна, черные глаза, опушенные длинными шелковистыми ресницами, на редкость выразительны, нос прямой и изящный, а губы алые и полные. Пожалуй, чересчур алые и чересчур пухлые для Мадонны, однако, несомненно, прекрасные

Отец Томас обескураженно пресек свои скачущие мысли. А вдруг он только что нарушил обет непорочности? «Нет-нет,  успокоил он себя,  и у священника есть глаза, и эти глаза говорят, что Нина уже не дитя. Через два месяца, в мае, ей исполнится семнадцать, и она войдет в тот возраст, когда многие ее сверстницы уже выходят замуж. Но, похоже, Орантеса, ее отца, это мало волнует. Трижды в неделю он посылает дочь в школу и явно гордится ее смышленостью»

 Вам еще надо изрядно поупражняться!  громко произнес Томас, стараясь придать своему голосу строгость.  Перепишите это предложение три раза, а потом мы его вместе прочтем и переведем. Ты, Нина, можешь передохнуть.

 Хорошо, отец мой.  Дочь Орантеса отложила стило в сторону.

Один из мальчиков полюбопытствовал:

 Отец мой, а откуда это предложение?

Томас наморщил лоб.

 Это слова из одной сатиры Сенеки. Сенека был не только поэтом, но и адвокатом, квестором и сенатором в древнем Риме.

 А что это такое, э-э сатира?

 Это слово происходит от латинского satira,что означало чашу, наполненную фруктами. Сейчас оно, разумеется, имеет другой смысл. Сатираэто такая литературная форма, в которой посредством иронии подвергаются осмеянию определенные люди или обстоятельства.

 А что такое ирония?

Отец Томас, тем временем вернувшийся на свое место, сел.

 У меня такое впечатление, Педро, что ты задаешь свои вопросы лишь затем, чтобы отделаться от писания, но тебе это не удастся.

Уличенный Педро потупил глаза.

 Тем не менее я отвечу тебе. Иронияэто вид насмешки.

Теперь вопрос задал Хосе:

 А кого же высмеивал этот Сенека, отец мой?

 Чтобы это понять, надо знать, что Сенека служил советником у римского императора Клавдия. Клавдий был образованным человеком и даже оставил после себя несколько научных сочинений. На протяжении всей своей жизни он слыл своенравным, но безобидным и невоинственным человеком. Пожалуй, самой яркой его чертой была капризность. Поэтому, когда он умер, Сенека написал сатиру на смерть и обожествление Клавдия. Я думаю, этих знаний тебе будет вполне достаточно.

 Да, отец мой. А как называется эта, э-э сатира?

 Это ведь не играет никакой роли. Хотя изволь. Она называется « Apocolocyntosis Divi Claudii».

  Аро Alopo.?..

 Я вижу, ты не слишком преуспел в языке науки. « Apocolocyntosis Divi Claudii» приблизительно означает «Отыквление императора Клавдия».

 Оты о чего?  Хосе выпучил глаза, надул щеки и прикрыл ладонью рот, но не сумел сдержать приступ смеха и громко прыснул.  Отыквление, отык тыквление ха-ха-ха, хи-хи-хи! Извините, отец мой, уж больно слово смешное!

Остальные дети тоже не удержались и засмеялись. Даже Нина улыбнулась.

Отец Томас был вынужден признать, что еще ни разу не рассматривал название с этой точки зрения. Мальчишка прав. Забавное словотворчество! Почувствовав, что общий смех грозит заразить и его, он позволил себе легкую усмешку.

 Ну, хорошо,  согласился он,  я вижу, вы больше не в состоянии толком сосредоточиться, поэтому поменяем предмет.  Выждав, когда все успокоятся, он задал вопрос:

 Раз уж мы заговорили о тыкве, знает ли кто-нибудь, каковы целебные свойства этого растения?

Нина подняла руку:

 Мякоть тыквы помогает при рези в глазах.

 Очень хорошо,  похвалил Томас.  Старый домашний рецепт. Нарезать тыкву тонкими полосками и осторожно наложить на глазное яблоко. Лучше всего, чтобы пациент лежал. Но это далеко не все, на что способно тыквенное растение Cucurbita.  Он вопросительно оглядел ряды молчавших учеников и продолжил:Из семечек можно выжать превосходное масло, которое отлично помогает от глистов. Тоже испытанный домашний рецепт. Кто знает, для чего еще нужны тыквенные семечки?  Он выдержал паузу.  Хорошо, раз вы этого не знаете, я вам скажу. Тот, кто трижды в день съедает по горсти семечек  Он осекся, почувствовав на себе пристальный взгляд Нины. Она внимательно слушала его, и это несколько смутило Томаса, поскольку он как раз собирался перейти к трудностям мочеиспускания у стариков. «Странно,  промелькнуло у него в голове,  а ведь если бы вместо нее там сидела крутобедрая крестьянка, меня бы это нисколько не смущало. Ни капельки! В чем тут делов ее молодости и красоте?» Он прогнал прочь назойливые мысли и подчеркнуто деловито продолжил:может существенно оздоровить процесс мочеиспускания. Особенно это относится к пожилым мужчинам, нередко испытывающим боли при этом. Наверное, у каждого в семье есть

Он резко обернулся, потому что дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял брат Кастор, дряхлый привратник, возле которого с ноги на ногу переминался подросток, теребивший в руках свою шапчонку.

 Молодой человек наотрез отказался уходить,  пояснил Кастор своим надтреснутым голосом.

 И чего же ему надо?  не слишком дружелюбно осведомился отец Томас, который терпеть не мог, когда прерывали его занятие.

Кастор поманил к себе Томаса.

 Это он скажет только тебе, брат. Мне-то что, мне назад надо, ворота сами собой охраняться не будут.

 Меня зовут Фелипе,  раздался голос паренька, стоявшего в коридоре и продолжавшего теребить в руках шапку.  Меня старая Тония послала. Тония, ткачиха

 Так. И что с ней?  Томас знал эту женщину, регулярно приходившую молиться в монастырскую церковь.

 Она велела передать велела передать  Шапка завертелась еще быстрее. Фелипе понизил голос:Я должен передать, что у нее большой ком в груди и это причиняет ей страшные боли,  вот что я должен передать. Тония лежит в постели, лоб в испарине, ей плохо, ужасно плохо. У нее нет денег на цирюльника, и она велела спросить

 Ладно, надень свою шапку и беги к ней. Скажи, что я приду, как только смогу.  Не дожидаясь ответа, Томас повернулся к мальчику спиной. «Так вон оно что! Человек был в беде и срочно нуждался в моей врачебной помощи. Предчувствие в очередной раз не обмануло меня!» Он поспешил назад в класс.  На сегодня все, дети, идите домой. Мне надо к больной.

Сопровождаемый сдержанным ликованием учеников, он выбежал во двор, миновал монастырскую баню и направился к монастырской больнице, называемой « Nosokomium». В голове вертелась мысль, что бы это могло быть, этот «ком в груди», как выразился мальчик. Речь, вне всякого сомнения, об опухоли. Вопрос лишь в том, доброкачественная она или «прожорливая». Если имело место последнее, врачи говорили о раке груди. Болезнь подтачивала сначала ткани, затем органы, а потом и саму жизнь. Страшный диагноз, при котором искусство врачевания почти всегда оказывалось бессильным. Старые мастера рекомендовали удалять узел как можно раньше, пока он еще размером не больше горошины. Но какая женщина будет каждый день ощупывать свою грудь, чтобы обнаружить уплотнение величиной с горошину? У доброй старушки Тонии наверняка было много других дел. С тех пор как давным-давно умер ее муж, она все силы отдавала на то, чтобы заработать ткачеством себе на хлеб.

С этими и другими мыслями Томас вошел в больницу, убогое помещение на восемь коек, из которых, впрочем, были заняты всего три. У всех больных была инфлюэнца. Они метались в жару, чихали и кашляли, и брат Паоло, ассистент лекаря, как раз менял им горячие обертывания на голенях.

  Laudetur Jesus Christus!поздоровался Томас, и брат Паоло пробормотал положенный ответ:

  In aeternum, in aeternum .

Томас юркнул в маленькую каморку по соседству, где он хранил свой сундучок с хирургическими инструментами и достаточное количество отборных трав. Упаковав и то, и другое в переносную коробку, он перекинул ее через плечо.

 Пожалуйста, будь так любезен, брат, извинись за меня перед аббатом Гаудеком. Я должен идти к больной и не смогу соблюсти следующие часовые молитвы,  сказал он, раздумывая, не следует ли ему попросить своего ассистента сопровождать его. Операция на груди, а именно таковую, судя по всему, предстояло ему сделать, была делом нешуточным. В четыре руки было бы сподручнее, чем в две. Но, увидев, насколько занят Паоло, он решил попробовать в одиночку.

 Хорошо, ступай с Богом, брат!  напутствовал его вдогонку Паоло.

Не теряя времени, Томас устремился к северным воротам, мимоходом кивнул Кастору и остановился, как вкопанный.

 Нина!  вырвалось у него.  Что ты здесь делаешь?

Дочь Орантеса вышла из тени решетчатых ворот и приблизилась к нему. Она едва доставала до плеча высокому худощавому Томасу.

 Я подумала, что мне лучше пойти с вами, отец мой,  спокойно произнесла девушка.  Я хорошо знаю старую Тонию. Помогая вам, я помогу ей. К тому же я знаю дорогу к ее дому.

 Н-да хм  Томас на мгновение лишился дара речи. Нина намерена помогать ему во время операции? Столь юная женщина, почти ребенок? Никогда еще женские руки не поддерживали его в такой сложной работе, и он не знал, имел ли право одобрить это.  Н-да, хм  опять нерешительно пробормотал он.  Послушай, Нина, такое хирургическое вмешательствокровавое дело, это не для нежных впечатлительных созданий.

Над переносицей девушки залегла упрямая складка.

 Я не нежная и не впечатлительная, отец мой. И вообще, мы, женщины, легче переносим вид крови, чем иные мужчины. Ведь мы ее регулярно видим. Вы понимаете, о чем я.