Да сгинет день...
Часть перваяМэри
I
Пожалуйста, баас, стакан хереса.
Из-за стойки Отто Гундт внимательно посмотрел на темнокожего человека, который только что вошел.
Сними-ка шляпу!резко скомандовал хозяин.
Слушаю, баас.Так называемый «клиент» робко снял свой головной убор.
Да у тебя вся голова в перечных зернах,сказал Гундт, указывая на своеобразные тугие завитки волос на голове незнакомца.Ты кафр! Не обслуживаю! Убирайся отсюда!
Посетитель быстро провел рукой по волосам.
Нет, баас, с вашего позволения, я не кафр, я цветной. Дайте стаканчик хереса, будьте добры, баас!
Умоляюще глядя на хозяина, он положил на стойку шестипенсовую монету.
Гундт окинул взором бар.Джон, поди-ка сюда!позвал он. Высокий туземец поставил на стол стакан, который вытирал, и подошел к хозяину. Гундт кивком головы указал на человека, стоявшего по другую сторону стойки.Это кафр или цветной?
Слепой на один глаз, Джон несколько секунд старательно изучал взволнованное лицо посетителя.
Кафр, баас.
Хозяиногромный, угрюмый, свирепого вида мужчина с внушительными усамисмотрел неумолимо.
Таких не обслуживаем. Убирайся отсюда! Живо!Гундт указал незнакомцу на дверь.
Человек не двигался. Лицо его было хмуро. Гундт нагнулся и схватил тяжелый ременный хлыст, валявшийся среди бутылок. Взмахнув им над головой, он ударил по стойке; удар был похож на ружейный выстрел. Человек попятился назад, защищая лицо руками, раскрыв от испуга рот.
Пошел вон!заорал Гундт.Забирай свои деньги и выметайся!
Не спуская глаз с хлыста, взвившегося снова, человек осторожно подкрался к стойке, схватил монету и отступил к двери. Прежде чем уйти, он злобно посмотрел на Джона.
Гундт бросил хлыст под стойку.
По всему видатьбродяга,проворчал он, обращаясь к Джону, и принялся обслуживать других посетителей, собравшихся в не-европейской части бара.
Гундт разливал дешевое местное вино и, морщась, отворачивал нос, чтобы не ощущать запаха потных разгоряченных тел.
Цветные не обращали внимания на презрительное отношение «бааса Гундта». Они стояли у стойки и жадным ревнивым взглядом следили за жидкостью, льющейся в стаканы; в ресторанчике при гостинице «Орел» вино не разбавляют водой,а для них это самое важное.
Когда они ушли, истратив все деньги, Гундт усталой походкой вернулся в свою контору, расположенную позади бара.
Ну и воняет же от этих дьяволов!сказал он жене, высокой, костлявой женщине.
Перестань твердить одно и то же!крикнула она гнусаво.Деньги у них не фальшивые, чего тебе еше?
Да, конечно,отозвался он, опускаясь в кресло,но самих-то их я видеть не могу!
С тех пор как Гундт поселился в Южной Африке, прошло уже много лет, но и сейчас, в 1921 году, обороты его речи и акцент выдавали в нем немца.
Тогда почему же ты не прогонишь Джорджа?вызывающе спросила жена.
Он смотрел на ее большие, ввалившиеся, как у мертвеца, глаза.
Во всяком случае,не унималась жена,почему ты оставил его на полном жалованье?Когда она говорила, ее шея словно становилась длиннее.
Брось ворчать, отстань! Ведь он ждет первенца. Что ты в этом смыслишь, старая бесплодная корова!не выдержал он.
Губы миссис Гундт дрогнули.
Ну и ладно,отозвалась она.Уж лучше совсем не иметь детей, чем родить полукровку.
Вытянув свою бычью шею, Гундт выпрямился в кресле.
Бесплодная старая потаскуха! с наслаждением снова уколол он ее.Мэри цветная, ну и что же? Немного кофе не портит молока. Нечего к ней придираться. Она женщина достаточно образованная и вполне порядочная. Получше многих белых, которых я знаю. Да.
Сам он вечно хвастается голубой кровью своих родственников в Англии. Говорит, будто лорд Мак оф Мейфер его двоюродный брат. Так зачем было жениться на готтентотке? Не выношу людей, которые так позорят мою родину.В голосе ее звенела злоба.
Рот Гундта скривился в невеселой усмешке, приоткрылись его крепкие желтые зубы.
И все же она порядочная, благородная женщина, хотя кожа у нее и не чисто белая,заметил он.Она вернула к жизни человека, которого пьянство чуть не довело до могилы. С тех пор он совсем исправился. А посмотрела бы ты, как она хозяйничала в кухне, когда ты уезжала. Тут она может дать тебе сто очков вперед...
Будь любезен, не сравнивай меня с цветной.
Да тебя и сравнить-то с ней нельзя.
Ах, вот как! На себя лучше посмотри! Какой от тебя толк в деле с твоим скверным характером? Всех отпугиваешь. Если бы не этот Джордж, ты давно бы прикрыл лавочку, а не загребал деньги, как теперь. Не так ты скроен, чтобы с доходом держать питейное заведение.
В известной мере это верно. Да, я джентльмен. Я руковожу, Джордж выполняет мои приказания. Его дело обслуживать подонки и всякий сброд. А что касается жены его Мэри,тут Гундт вытащил из кармана «Стормхок уикли», собираясь приступить к чтению,так жена его Мэри стоит десятка таких, как ты.
Когда жена ушла, Гундт отложил газету. Ему вспомнились Мэриее светлооливковая кожа, бархатисто-карие выразительные глаза, прямые черные шелковистые волосы. О, небо! Он готов променять на нее свою старую каргу в любой день. Тем болеев любую ночь. Мэриочаровательная женщина. Он представил себе, как она лежит в постели с этим анемичным Джорджем, нос которого весь в красных набухших прожилках. Попусту тратит с ним время!
Раздался резкий металлический звук: видимо, кто-то нажал кнопку звонка на стойке в европейской части бара. Гундт поднялся и неуклюже зашагал в зал.
Там было двое. Гундт равнодушно посмотрел на них.
Ах, это вы!сказал один из клиентов.А где же Джордж?
Жена его сегодня рожает,ответил Гундт.Что вам угодно?
Кружку пива.
А вам?
Тоже.
Они пили пиво большими глотками и разговаривали, не обращая на хозяина никакого внимания.
Неожиданно один из них поднял кружку.
Предлагаю тост,сказал он и посмотрел на Гундта.Желаю, чтобы сын Джорджа пошел по стопам своего отца. Понимаете, о чем я говорю?..
И я желаю того же,заметил другой.Джордж не из тех, кто заслуживает беды.
Они осушили кружки. Гундт наблюдал за ними. Его неподвижное, как маска, лицо скрывало медленную работу тупого ума. Да, думал он. В этой стране мужчина, женившись на цветной, приводит в дом беду. И одной капли дегтя довольно, чтобы все испортить. Нет уж, моя старуха, пожалуй, лучше.
Миссис Гундт осторожно прокралась в маленькую комнатку, которую в течение многих лет занимала одна, замкнула дверь на ключ и вытащила из буфета бутылку. Налив рюмку до краев, она посмотрела ее на свет и улыбнулась.
Ты ведь не осуждаешь меня, милая?пробормотала она, нежным взглядом лаская рюмку. Жадно, залпом проглотила она водку, и легкий румянец на минуту окрасил ее сухие, как пергамент, щеки.
II
Над огромным пространством дюн, сожженным зноем африканского солнца, над солончаками и долинами к маленькому разбросанному на холмах городку, заслуженно получившему название Стормхок«уголок бурь»,стремительно неслись облака пыли. Стоя на веранде небольшого четырехкомнатного дома, прикрыв ладонью глаза от утреннего солнца, Джордж Грэхем увидел на далеком горизонте, над верхушками перцовых деревьев, небольшое пятно, по форме и размерам напоминавшее грушу.
Мэри!крикнул он, вбегая в дом.С юга идет ураган. Где мешки?
В кухне,отозвался голос из спальни.
Джордж поспешно схватил несколько мешков и бросил их в ванну с водой. Затем вышел и прикрыл снаружи ставни. Облако на горизонте заметно увеличилось, ветер крепчал. Вернувшись в дом, Джордж мокрыми мешками стал затыкать щели в дверях и окнах.
Железная крыша громыхала, рамы трещали; на немощеных улицах вихрем закружилась желтоватая пыль и поднялась вверх, смешиваясь с красно-бурым песком, принесенным с вельда.
Когда щели были заткнуты и завывание ветра перешло в пронзительный свист, Джордж присел на кушетку и вытер капли пота со лба. В комнате стало так темно, что пришлось зажечь свет. Из спальни доносился голос Мэри, но шум бури заглушал ее слова. Джордж поднялся и пошел к ней. Мэри слегка приоткрыла окно и изо всех сил старалась закрепить болтающийся ставень; пыль струей била в комнату.
Закрой окно!крикнул Джордж.Я пойду закреплю ставень снаружи.
Он кинулся к черному ходу, повернул ручку двери, но ветер был настолько сильный, что дверь под напором его плеча подалась не сразу. Наконец он отворил ее, и проход немедленно заполнился пылью. Приступ отчаянного кашля заставил Джорджа захлопнуть дверь.
Поздно,крикнул он жене,я не могу выйти.
Не волнуйся. Оставим ставень в покоедаст бог, окно не разобьется.
Оставь-ка лучше в покое ребенка!
Надо укутать его как следует. В комнате уже полно пыли.
Ладно! Тебе, видно, не сидится на месте,сказал он,
Джордж растянулся на кушетке и стал прислушиваться, как ветер колотит в ставни и крышу. Пыль дождем сыпалась с потолка, покрывая все предметы в комнате. А снаружи бушевал ветер, то нарастая до оглушительного воя, то глухо ворча, то снова завывая. Временами с улицы доносился дикий рев, и тогда Джорджу казалось, что их маленький домик вот-вот сорвется с фундамента. Но Джорджу было все равно, что бы ни случилось. Когда налетает этот ненавистный ветер, чувствуешь себя таким бессильным! К счастью, через час-другой буря обычно стихает; правда, он помнит, как однажды она продолжалась несколько дней подряд; деревянные постройки трещали, иссушенные ветром, и достаточно было одной искры, чтобы начаться пожару; в те дни сгорел дотла дом у дороги.
При закрытых окнах жара в комнате стала невыносимой; одежда взмокла от пота. Лежа на кушетке, Джордж сквозь шум бури слышал, как в спальне хлопает ставень. Стук повторялся равномерно через каждые две секунды, словно издеваясь над слабостью Джорджа, над его неспособностью бороться с песком и пылью, дразня и напоминая, что он не может выйти наружу и закрыть ставень. И как ни бушевала буря, слух его все время различал это непрерывное хлопанье.
Ветер казался ему дыханием самой Африкипыльным, жарким, удушающим дыханием огромного континента, неизведанные дебри которого испокон веков бросали вызов человеку. Одни самоотверженно принимали этот вызов. Другие становились жертвами обстоятельств, гибли в их тисках. Джордж знал, к какой группе принадлежал он сам, но ему давно уже все стало безразлично.
Буря продолжала бесноваться, реветь, бушевать, завывать; к шуму ветра присоединялись теперь не только назойливые удары ставня, но и плач ребенка, и Джордж ругал себя, что не сумел выйти наружу,теперь вот проснулся сын.
Внезапно ему вспомнились дни молодости, вспомнилось, как катался он на своем пони по полям и лесным заповедникам. Образы прошлого редко вставали теперь в его памяти, но тут вдруг ему почудилось, будто он слышит молодой девичий смех...
Из столовой вышла Мэри с ребенком на руках, завернутым в одеяло. Она стала ходить из угла в угол, укачивая сына; вскоре ребенок затих. На лице Мэри все время играла слабая улыбказнак спокойной уверенности в том, что ветер не властен над ней. Улыбка эта словно прощала Джорджу его промах.
Хлопанье ставня все яснее раздавалось у него в мозгу, звуки эти преследовали его еще долго после того, как ветер сорвал ставень с петель и швырнул его на песок...
Они сидели у стола за поздним завтраком.
Сколько раз я просил тебя не напоминать мне об этом!обратился к жене Джордж. Его водянистые глаза давно утратили былую голубизну.Твои навязчивые идеи не приносят нам счастья. Что за беда, если кожа у одного человека чуть темнее, чем у другого? Нездоровые у тебя мысли. Жизни будешь не рад. Успокойся, ради бога!
Взгляд Мэри был устремлен на закрытое ставнем окно, глаза блестели от слез.
Он погладил ее руку.
Ты ведь красавица. Каждый может гордиться такой женой.
Она ничего не ответила и прошла в спальню. Джордж посмотрел ей вслед; его безвольный подбородок дрогнул. Он допил чай, встал из-за стола и вышел из дому. Сорванный ставень лежал наполовину зарытый в песок, напоминая убитое животное. Джордж осторожно поднял его, осмотрел сломанные петли и прислонил к стене. Затем снял с петель уцелевшую половину. Оконное стекло было покрыто плотным слоем песчаной пыли.
Войдя в дом, Джордж потушил свет и прошел к Мэри в спальню. Там было тихо. Наклонившись над белоснежной постелькой, мать всматривалась в розовое личико ребенка.
Надо ее развеселить, подумал Джордж и нежно погладил жену по плечу.
Старый Тейлор рассказал вчера в баре смешной анекдот,начал он.В одной деревне справляют свадьбу. Собирается толпа бесцеремонных гостей. Все с нетерпением ждут, когда невеста переоденется и можно будет приступить к выпивке и пляскам. Тем временем один из парней ухитряется пробраться в комнату невесты и изнасиловать ее. Комментарии, как говорится, излишни. Естественно, все очень огорчены, и тогда шафер произносит речь. «Никто не получит ни капли водки,заявляет онпока проступок не будет заглажен». Гости жадно смотрят на водку, но ничего не могут поделать. Проходит некоторое время, и вдруг снова вбегает тот же шафер. Лицо его сияет от радости. «Все в порядке, леди и джентльмены,заявляет ончесть восстановлена. Парень попросил извинения».
Пока он говорил, Мэри смотрела на него печальными глазами и думала: вот человек, от которого она родила сына. Она почти не слушала, о чем он рассказывает, изучая каждую морщинку на его слабовольном лице и находя в этом какое-то успокоение. В ее взгляде, полном любви, можно было прочесть и понимание его недостатков; взгляд этот говорил и о том, что она помнит о распутном, никчемном прошлом мужа.
Джордж не отличался ни ростом, ни красотой. Рыжие волосы и тонкий, испещренный красными прожилками нос совсем не вязались с ее идеалом физической красоты. Но в нем было обаяние, присущее многим эгоистичным мужчинам, и Мэри понимала, почему он пользуется такой популярностью в ресторанчике Гундта.
Джордж весело смеялся, словно у них и не существовало никаких забот.
Парень попросил извинения,повторял он.Ха, ха, ха!
В конце концов, она все-таки миссис Грэхем,думала Мэри,жена белого человека, англичанина из хорошей семьи. Она ласково коснулась лица Джорджа.
В комнате стояла нестерпимая духота, но Мэри не замечала ее; на душе у молодой женщины было как-то необычайно спокойно, и когда утренний свет, проникнув сквозь пыльные стекла, положил розовые краски на потные от жары лица супругов, будущее уже не представлялось ей таким страшным.
Долго стояли они так, рука об руку; лишь громкое тиканье дешевого будильника на каминной полке нарушало тишину утра.
Потом они вернулись в столовую.
Видишь, ты не доел свои гренки. Наверное, все уже остыло.
Проклятый ветер унес мой аппетит,сказал он и с улыбкой добавил:Да и песку тут столько, что никаким маслом не сдобришь.
Пока Мери сметала пыль с мебели, Джордж выгребал песок из прохода возле кухонной двери. Покончив с этим занятием, он вернулся в столовую, уселся в скрипучее старое кресло и раскрыл журнал, но не прочел ни строчки и сидел с безразличным видом, вперив взгляд в пространство.
Сегодня его что-то не влекла обычная воскресная прогулка, но в конце концов он все-таки встал и позвал собаку. Спадсщенок-фокстерьерс лаем вбежал в комнату. Джордж взял шляпу и поцеловал на прощанье Мэри.
Пыль, наконец, улеглась, и ветер стих. Джордж свернул на Деппл-стрит и с чувством облегчения прошел мимо закрытой по случаю воскресенья двери ресторанчика «Орел».
Оставив позади торговую часть города, он пошел по переулку, ведущему в Клопписквартал, населенный цветными.
Раньше он редко заглядывал сюда, но сегодня какое-то непонятное чувство потянуло его в этот квартал. Он смотрел на детей, играющих на улице. В них текла смешанная кровь рабов с Малайи, привезенных сюда несколько столетий назад, кровь коренных жителей Африкиготтентотов, когда-то завоевавших капскую землю, кровь белых людей (называемых «европейцами»по континенту, с которого они приехали), кровь чернокожихафриканских банту; кожа у этих детей была всех оттенковот оливкового до темнокоричневого. Вот откуда произошли капские цветные; к ним и принадлежала его Мэри.
Множество детей играло на улице, и повозка, трясущаяся по мостовой, с трудом прокладывала себе путь. Некоторые ребятишки бегали в чистеньких праздничных костюмчиках, но большинство было в лохмотьях и босые.