В августе на чугуноплавильный комбинат приехал закупщик из паровозного депо Синьсяна по имени Лао Вань. Синьсянское депо отвечало за профилактический ремонт рельсов на железнодорожном участке БэйпинХанькоу, поэтому ежегодно они нуждались в крепежных костылях. Начальник Синьсянского паровозного депо и директор Яньцзиньского чугуноплавильного комбината Лао Ню приходились друг другу родственниками по материнской линии, поэтому работа по изготовлению крепежных костылей поручалась Лао Ню. Закупщик Лао Вань приезжал в Яньцзинь за товаром один раз в сезон. Обладатель белесых бровей Лао Вань был родом из провинции Шаньдун, и ему уже перевалило за сорок. Он любил то и дело разевать рот, но не для того, чтобы зевнуть, а для того, чтобы просто размять челюсть и лицевые мышцы; при этом обязательно раздавался характерный хруст. На этот раз Лао Ню не успел подготовить к приезду Лао Ваня крепежный материал в полном объеме: тому требовалось закупить десять тысяч костылей, а комбинат Лао Ню выплавил лишь шесть с лишним тысяч, то есть не хватало еще больше трех тысяч костылей. Поэтому Лао Вань, ожидая свой заказ, задержался в Яньцзине. Ну а поскольку в его распоряжении оказалось свободное время, то на следующий день с утречка пораньше он решил выйти за пределы комбината, чтобы прогуляться по уездному центру. По установленным на комбинате правилам, проходя на территорию, следовало предупредить охранника на проходной. Если же вы покидали территорию, причем без всякого товара, то можно было пройти мимо охранника просто так, ничего не объясняя. Лао Вань, исходя из норм приличия, хоть и был без всякого товара, заметив на проходной охранника Ян Байли, взял и поприветствовал его. Пройди он мимо, все было бы замечательно, но его приветствие вывело Ян Байли из себя. В это время он, как всегда, фантазировал, а Лао Вань вроде как прервал его, поэтому Ян Байли его задержал и начал свой дотошный допрос. Задержи он кого-нибудь другого, этот другой уже давно бы обозлился, а Лао Вань был очень даже не прочь поговорить. Все равно никого из родных у него в Яньцзине не было, так что, задержавшись по воле случая на комбинате и найдя собеседника, он этому даже обрадовался. Для начала он потрещал своей челюстью, а потом выложил про себя все, начиная с того, как его зовут, откуда он родом, чем зарабатывает на жизнь, зачем приехал в Яньцзинь, и заканчивая крепежами, рельсами, поездами и депо. При этом он не забыл доложить о том, сколько человек трудится в их коллективе, что входит в его ежедневные обязанности закупщика В результате Ян Байли забыл про свои «заливалки», и у него даже пробудился интерес к рельсам и поездам. Сначала он слушал Лао Ваня молча, а потом стал вставлять свои реплики и задавать вопросы. Так обычный допрос постепенно превратился в задушевную беседу. Когда Лао Вань поинтересовался Яньцзинем, Ян Байли сначала посоветовал ему, куда стоит сходить, а потом стал рассказывать о забавных случаях из жизни города. Начал он с повара Лао Вэя из харчевни «Обильный стол», который повстречал на кладбище седовласого бородатого старца. После Ян Байли стал рассказывать про то, как в прошлом месяце залез на крышу магазина «Лучший среди лучших» и как потом его подвесили на дереве и высекли, чем очень насмешил Лао Ваня. Ян Байли, который до этого полгода забавлялся «заливалками», а потом из-за ссоры с Ню Госином потерял партнера, теперь разыгрывал свои небылицы исключительно в уме. Его фантазиичто гром без дождяне находили выхода. Поэтому, встретив Лао Ваня, он пусть и не «заливал», но все-таки общался с ним взахлеб, так что их разговор растянулся на всю первую половину дня. Ян Байли словно освободился от душевного груза, все в нем плясало и пело. Лао Ваню охранник Ян Байли тоже понравился, с виду вроде пацан, а на язык остер. Сам большой любитель поболтать, Лао Вань за сорок с лишним лет так и не нашел себе достойного собеседника, и он никак не ожидал, что встретит родственную душу на яньцзиньском чугуноплавильном комбинате. Вместо прогулок по уездному центру Лао Вань все три последующих дня предпочел провести на проходной, где взахлеб общался с Ян Байли. Три свободных дня за разговорами пролетели незаметно, и эти двое стали друзьями, у которых не имелось друг от друга никаких секретов. А через три дня, когда крепежные костыли были готовы, Лао Вань нанял телегу, погрузил на нее товар и собрался уезжать. Когда телега уже выезжала за ворота комбината, друзья были не в силах расстаться. Спрыгнув с телеги, Лао Вань подошел попрощаться:
Будешь в Синьсяне, обязательно заходи в депо. Спросишь большеротого Лао Ваня, меня там все знают.
Ян Байли в свою очередь ответил:
Будешь в Яньцзине, обязательно заходи на комбинат. А если не найдешь меня на комбинате, значит, я в деревне Янцзячжуан.
На прощанье друзья помахали друг другу, и Лао Вань снова запрыгнул на телегу. Но примерно через один ли Лао Вань вдруг выпрыгнул из телеги и бегом воротился назад.
Забыл кое-что сказать.
Что такое? спросил Ян Байли.
В депо уволились сразу два кочегара, требуются новые люди, хочешь пойти?
А что делают кочегары?
Пока едет паровоз, они просто подбрасывают в печь уголь. Работа не легкая, но и не тяжелая, через три сменывыходной. Я хорошо знаком с Лао Дуном, который занимается подбором кадров, если захочешь, я за тебя словечко замолвлю. Просто я не знаю, насколько ты привязан к яньцзиньскому комбинату.
Если бы такой разговор случился два месяца назад, то Ян Байли было бы жалко уходить с комбината, ведь он пришел сюда вовсе не ради места охранника, а ради того, чтобы «заливать» с Ню Госином. Но после ссоры с другом эта забава оказалась ему недоступной, так зачем было здесь задерживаться? Лучше уж присоединиться к Лао Ваню и поехать с ним в Синьсянское паровозное депо. Кто знает, может, у них возникнет новый тандем «заливальщиков»? Раз уж здесь он никому не нужен, а в Синьсяне подворачивалось новое место, Ян Байли выпалил:
Да я, черт возьми, нисколечко не привязан к этому месту, я готов. И мне нужна не столько работа кочегара, сколько твое общество.
Лао Вань даже прихлопнул от удовольствия:
У меня те же мысли! Тогда давай собирайся и дня через три приезжай ко мне в Синьсянское депо.
Да какие три дня, если подождешь, так я прямо сейчас и соберусь.
А ты швыдкий парень.
В тот же день, еще до обеда, Ян Байли закинул на спину постельную скатку и, покинув чугуноплавильный комбинат, вместе с Лао Ванем отправился на телеге в уезд Синьсян. Говорят, что на комбинате от такой новости никто не расстроился. А Лао Ню так даже воздал хвалу Будде:
Какой же умница этот Лао Вань, что помог мне избавиться от этого проклятия.
А вот Ню Госин, услыхав, что Ян Байли уезжает, в душе на него осерчал. Думая, что тот обосновался здесь надолго, он никак не ожидал, что можно так просто взять и смыться. Пока Ян Байли находился рядом, они не мирились, но едва тот собрался уехать, на Ню Госина вдруг нахлынули чувства. Он бегом побежал за ворота, чтобы уговорить Ян Байли остаться. Но пока он выбегал, Ян Байли уже уселся на телегу и отъехал на порядочное расстояние. Целиком и полностью отдавшись беседе с Лао Ванем, он даже головы не повернул в сторону Ню Госина. Тот невольно рассердился: «С чего это он потащился за Лао Ванем? Наверняка ради "заливалок". Но ведь это я научил его этой забаве. И вот вам, пожалуйста, он ушел и даже не попрощался. Как говорится, не делай добране получишь зла». Ню Госин скрежетал зубами от злости, но только злился он не на Ян Байли, а на самого себя: «Я буду последним выродком, если еще хоть раз кому-нибудь помогу!»
7
Ян Байшунь уже больше полугода учился у Лао Цзэна забивать свиней. Лао Цзэну было почти пятьдесят; внешне холеный и светлолицый, среднего роста, с небольшими руками и ногами, издалека он никак не походил на забойщика, скорее уж на книжника. Однако, заступая на рабочее место, Лао Цзэн преображался до неузнаваемости: он словно весь увеличивался в размерах, так что какая-нибудь жирная свинья весом в триста с лишним цзиней в его руках зрительно уменьшалась до размеров котенка. Если у других на забой свиньи уходило часов шесть, то Лао Цзэну было достаточно всего двух часов, чтобы не только заколоть свинью, но еще и разделать ее по всем правилам, промыть все разделанные куски и аккуратненько разложить их на лотке. После этого он садился на перекур, а заодно с кем-нибудь болтал, при этом на его одежде не было даже капельки крови. От цирюльника Лао Пая Ян Байли слышал, что Лао Цзэн по молодости имел очень взрывной характерчуть что зажигался как спичка. Однако, забивая свиней тридцать лет подряд и день-деньской орудуя ножом, он с каждым годом делался все мягче. Кроме забоя свиней, Лао Цзэн также помогал забивать птицу или собак, то есть выполнял, так скажем, мелкую работенку. Когда Ян Байшунь только-только стал осваивать стезю забойщика, Лао Цзэн, прежде чем учить забивать свиней, заставил его набивать руку на курах и собаках. Делалось это не только для того, чтобы набить руку, но и для того, чтобы воспитать храбрость. Сначала Ян Байшуню казалось, что забить мелкую живностьэто плевое дело, однако когда эта самая живность оказывалась уже перед ним, в решающий момент он сжимался от страха. Хотя жертва всегда была связана, она издавала жуткие звуки, а выбившись из сил, замолкала и обреченно смотрела на него. Поначалу Ян Байшунь делал свое дело с закрытыми глазами, а потому промазывал, заставляя животных страдать вдвойне. Но со временем можно освоить любое дело, поэтому уже через три месяца ежедневной забойной практики Ян Байшунь стал воспринимать свою работу как процесс совершенно естественный, и сердце его огрубело. Один удар ножоми еще секунду назад верещавшая животина замолкала, вот и все дела. В такие моменты Ян Байшунь начинал думать, что многие проблемы на этом свете легче всего решать именно так, а иначе иные проблемы и вовек не решить. Расправившись с очередной жертвой, Ян Байшунь даже начинал испытывать удовольствие. Спустя три месяца работы он, если вдруг оставался без дела, даже чувствовал, что у него начинали чесаться руки. И тогда Лао Цзэн сказал: «Пришла пора забивать свиней».
Жена Лао Цзэна вот уже три года как умерла. Когда Ян Байшунь пришел к Лао Цзэну в ученики, тот предоставил ему лишь питание без проживания. У Лао Цзэна не то чтобы не имелось места, в его доме было целых пять комнат. И пусть их состояние оставляло желать лучшего: лишь две комнаты находились под черепичной крышей, а три, будучи глинобитными, постоянно протекалиодна из комнат в глинобитной пристройке все-таки пустовала, в ней просто складировали дрова. Сам Лао Цзэн был не против поселить там человека, но его сыновья пустить в дом чужака не соглашались. Отношения с сыновьями у Лао Цзэна не ладились. Подобно Ян Байшуню и Ян Байли, которые не желали, как их отец, делать доуфу, сыновья Лао Цзэна не хотели учиться забивать свиней. Они отнеслись спокойно к тому, что у их отца появился ученик, однако были против того, чтобы он жил в их доме. Объяснялось это тем, что им обоим уже исполнилось по семнадцать и восемнадцать лет, а значит, пришла пора жениться. Если женятся они одновременно, то им самим станет негде жить. На что же это будет похоже, если им придется выгонять человека? Найдя промысел, но не найдя ночлега, Ян Байшунь снова столкнулся с проблемой. С другой стороны, найти промысел было сложнее, чем найти ночлег, к тому же Ян Байшуню не хотелось уходить от Лао Цзэна. Сначала он думал податься к кому-нибудь из друзей или родственников, но в округе у него не нашлось ни единого родственника или хотя бы знакомого. Ближайшим местом, где таковые имелись, была его родная деревня Янцзячжуан, которая находилась в пятнадцати ли от деревни Цзэнцзячжуан. Когда Ян Байшунь уходил из дома, он вовсе не намерен был туда возвращаться. Одно дело где-нибудь перекантоваться в течение трех-пяти дней, но не мог же он постоянно ночевать на сеновале? Так что пришлось Ян Байшуню ради ночлега, стиснув зубы, снова вернуться к себе в деревню. Забить раз и навсегда на своего отца и доуфу, так же как он забивал кур и собак, он не мог. Между деревнями Цзэнцзячжуан и Янцзячжуан протекала река Цзиньхэ, тем не менее Ян Байшунь каждый день метался между этими деревнями; с утра пораньше прибегал к Лао Цзэну, и они вместе отправлялись на работу, а вечером он сначала провожал Лао Цзэна, а потом уже сам спешил домой. Хорошо еще, что паромщиком на реке работал Лао Пань, которому Лао Цзэн дважды в год забивал свиней, поэтому за переправу Ян Байшунь никаких денег не платил. В тот день, когда Ян Байшунь сбежал из дома, продавец доуфу Лао Ян очень испугался, думая, что тот больше не вернется. Но узнав, что Ян Байшунь бегает за пятнадцать ли в деревню Цзэнцзячжуан к забойщику Лао Цзэну, который предоставил ему лишь еду без проживания, заставив парня бегать на ночевку в родную деревню, даже обрадовался. Он понимал, что обидел сына, когда подтасовал результаты жеребьевки, однако теперь и сам Ян Байшунь обидел его тем, что вместо изготовления доуфу пошел в ученики к забойщику. В общем, теперь они были квиты. Иногда, заметив взмыленного Ян Байшуня, который прибегал из деревни Цзэнцзячжуан, он ехидно замечал: «К чему эта беготня? Разве для освоения ремесла нужно еще куда-то бегать? Вот это тяга!» или: «Без тебя моя лавка все равно не закроется, коли ушел, значит, знал, на что шел», или: «А возьму-ка я как-нибудь гостинец да навещу Лао Цзэна. Посмотрю, чем он там тебя приманивает? Я, значит, не в силах управлять собственным сыном, а он тебя с первой встречи так обаял, что ты каждый день готов по тридцать ли наматывать».
Сам Лао Цзэн, глядя на ежедневные метания Ян Байшуня, чувствовал себя неловко:
Я не то чтобы не могу распоряжаться в своем доме, просто боюсь, что, оставь я тебя здесь, на тебя станут косо смотреть. Звонко выбив трубку о ножку стола, он продолжал: Один раз на свете живем, к чему лишние ссоры?
Учитель, бегать утром для меня не проблема, я лишь по вечерам из-за волков боюсь возвращаться.
Тогда мы просто будем пораньше заканчивать работу. Ну а если мы не успеем справиться засветло, так попросимся переночевать, кто же нам посмеет отказать?
Едва у них случался разговор, они слово за слово обоюдно его поддерживали. Поначалу Ян Байшунь осторожничал со своим наставником, но, познакомившись с ним поближе, постепенно разговорился. Путь в какую-нибудь деревню и обратно они коротали, перекидываясь самыми обычными фразами. Сначала просто говорили о всякой домашней рутине, об общих знакомых, а потом стали обсуждать довольно личные темы. Когда Ян Байшунь признался Лао Цзэну, что задержался у него временно, надеясь при удобном случае перейти к цирюльнику Лао Паю, Лао Цзэн не стал его укорять, вместо этого он разъяснил ему суть отношений между наставником и учеником, и Ян Байшунь уходить передумал. Тут же он поделился, что забой свиней ему все-таки не по душе, что всю жизнь он больше мечтал быть похоронным крикуном, как Ло Чанли. Но вот ведь незадачаза счет этого себя не прокормишь. Лао Цзэн, выслушав его, вместо укоров лишь усмехнулся:
Так тебе просто нравится кричать? А ведь и в нашем ремесле криков хватает.
В смысле? удивился Ян Байшунь.
Сами мы хоть и не кричим, зато свиньи не молчат. И добавил: Люди оплакивают людей, а свиньисвиней. Наконец он заключил: В этом мире люди едят свиней, но никак не наоборот. Поэтому своими криками сыт не будешь, а вот за счет свинячьих проживешь.
Ян Байшуню слова Лао Цзэна показались убедительными, поэтому с тех пор он утвердился в решении заниматься забоем. Однако Ян Байшуня все так же мучили проблемы с ночлегом и ежедневные ухмылки продавца доуфу Лао Яна. Лао Цзэн, три года назад потерявший жену, теперь мечтал обзавестись новой. Пора жениться подошла и двум его сыновьям. Однако мнения по поводу взаимной очередности у отца и детей разделились. Жениться всем разом им не позволяло финансовое состояние, так что этот вариант отпадал. В общем, одной из причин неуживчивости сыновей с отцом был как раз вопрос о женитьбе. В этом же состояла причина негативного отношения сыновей к Ян Байшуню. Внешне настроенные против Ян Байшуня, на самом деле они были настроены против Лао Цзэна. Лао Цзэн втайне от сыновей уже несколько раз пытался через сваху подыскать себе пару. Но едва он встречался с какой-нибудь кандидаткой, выходило, что или он не устраивал ее, или она не устраивала его. Пришлось тогда с этим повременить. Во время задушевных бесед с Лао Цзэном Ян Байшуню было неудобно постоянно возвращаться к проблеме ночлега, ведь тем самым он только сыпал соль на рану Лао Цзэна. Ну а Лао Цзэн все никак не мог определиться, стоит ли ему заново жениться или нет. Поначалу любые темы для разговоров кажутся свежими, но когда человек изо дня в день талдычит одно и то же, и так несколько месяцев подряд, это начинает напрягать если не рассказчика, так слушателя. Как-то раз Лао Цзэн и Ян Байшунь возвращались после забоя из деревеньки Цуйцзячжуан. Утомившись от долгой ходьбы и палящего солнца, они решили не торопиться, а присесть и отдохнуть под деревом у реки Цзиньхэ. Лао Цзэн, закурив, завел разговор о том, каким жадным оказался Лао Цуй из деревни Цуйцзячжуан: «Свинью ему забили, а он за обедом ни кусочка мяса не предложил. Кабы раньше знал, так и не приходил бы к нему». Потом, слово за слово, он снова завел речь про свою женитьбу. Тут уже Ян Байшунь не вытерпел и осадил Лао Цзэна:
Учитель, если хотите жениться, так женитесь уже, чего об этом каждый день говорить? Одними словами делу не поможешь! Так и помешаться недолго.
Лао Цзэн звонко выбил свою трубку об дерево и ответил:
А кто хочет жениться? Если бы я хотел, так, наверное, давно бы женился. Это так, одни разговоры.
Но раз вы каждый день про это вспоминаете, то все-таки хотите.
Пусть даже и хочу, но оно как-то все не складывается.
Значит, не так выбираете. Чтобы искать хорошие варианты, нужно и самому что-то из себя представлять. Если бы вы не ставили условия, уже давно бы женились. Выпалив это, Ян Байшунь надул губы и добавил: Да и не в выборе дело. Мне кажется, что вы просто боитесь этих двоих.
Он явно намекал на сыновей Лао Цзэна. Когда Лао Цзэну наступили на эту больную мозоль, он, вытянув шею, запротестовал:
Кто это их боится? В этой семье пока что я хозяин!
На этом разговор и оборвался. Лао Цзэн еще долго вздыхал и выбивал свою трубку об иву; наконец он сказал:
Я не их боюсь, а того, что обо мне люди скажут. Сыновьям-то по семнадцать-восемнадцать лет, а мне почти пятьдесят, что же я с собственными детьми буду соревноваться? Помолчав, он добавил: И даже не в пересудах дело: если я женюсь, всем вместе нам все равно не ужиться в одном доме.