И вот пошли мужики потом. Шли шесть волостей стеной, на протяжении 25 верст со всех сторон, с плачем всех жен, матерей, с причитаниями, с вилами, железными лопатами. Шли на совет
Этой крови вам не смыть, не отчиститься от нее даже во имя самых «высоких» лозунгов
Понятие классовой борьбы, этой философско-исторической доктрины, вы подменили не только марксистским понятием, только борьбы двух экономических категорий, а подменили понятием борьбы просто волчьей
Отряды немецких военнопленных (интернационалистов, прибавляете вы) действовали наряду с другими реквизиционными отрядами. Я знаю о Пензенской губернии.
В Пензенской губернии пороли крестьян, расстреливали Сначала их реквизировали, пороли и расстреливали, потом они стали стеной (кулацкое восстаниеговорили вы), потом их усмиряли, опять пороли и расстреливали С каким презрением говорили они (немцы из реквизиционного отряда. Ю. В.) о глупости мужика и о том, что ему нужна палка
Вся ваша зверская, грубая политика по отношению к крестьянству, особенно развернувшаяся, когда мы стали тюремной, чрезвычайной клиентурой (речь идет о левых эсерах. Ю. В.), это политика подлинной контрреволюции
Рабочий класс должен запретить вам спекулировать его именем, прикрывая великим, святым понятием диктатуры пролетариата эти мастерства красного цеха.
Что, что сделали вы с нашей великой революцией, освященной такими невероятными страданиями трудящихся?!
Я спрашиваю вас, спрашиваю
Трудовые массы почти никогда не бывают контрреволюционны. Они только бывают голодны или обижены
Какую бы возможность вы ни нашли поставить меня под ваш суд, все равнозаставить меня участвовать в нем вы не сможете, даже ваша Чрезвычайка (поклон вам, Владимир Ильич и Феликс Эдмундович, за такое великое изобретение! Ю. В.) окажется здесь бессильной. Слишком долго я была на самом дне жизни (изнасилованная солдатней и городовыми, брошенная на Нерчинскую каторгу совсем юной девушкойвсего двадцати двух лет. Ю. В.), слишком сильно всеми помыслами и сердцем люблю революцию, чтобы бояться каких-либо испытаний и смерти: «на прицел», под который пять, шесть раз брала меня здесь в Кремле ваша стража, ради забавы. И только убийством вы можете меня изъять из революции»
Из этого ленинского насилия над деревней вышел Сталин. Не он исказил наметки кооперативной политики Ильича, а Ильич определил отношение большевизма, Сталина и всех прочих «серпастых и молоткастых» к деревне. Ильич показал, как можно это делать.
Это он, Ленин, глубочайший знаток Маркса и вообще мировых философских систем, воплощение любви к народу, сама справедливость и доброта, ломал кости деревне, не «кулакам», а всему крестьянскому миру.
«Трудовые массы почти никогда не бывают контрреволюционны. Они только бывают голодны или обижены»
Продразверстка оборачивалась кровавыми стычками. Сомнений быть не моглоэто была крестьянская война против советской власти, ее зверской, утопической политики военного коммунизма. Мятеж Антонова вобрал в себя недовольство крестьянства Тамбовской, Воронежской, Пензенской губерний. Это уже была грозная сила, настолько грозная, что на усмирение крестьянства были направлены регулярные войска Красной Армии. В 1920 г. это позволяла общая обстановка на фронтах Гражданской войны. Войска возглавил Тухачевский. Он и повел себя как на войне, сметая артиллерией непокорные деревни.
В рассказе «Эхо в горах» Варлаам Шаламов рассказывает об Александре Антонове.
Эсер Антонов до революции имел бессрочную каторгу и более года сидел на цепи. В одном из воззваний к крестьянству Антонов писал:
«Ястарый народоволец, был на царской каторге много лет. Не чета вашим вождям Ленину и Троцкому, которые, кроме ссылки, ничего и не видели. Я был закован в кандалы»
Не только в кандалы, но и прикован к цепи.
Кстати, Махно тоже сидел на каторге и тоже был прикован к цепи.
Александр Степанович Антонов защищал крестьянство. Крестьянство пошло за ним. Таким мужикам приклеили ярлыккулаки, то есть враги трудового крестьянства. Но ярлык не сработал, народ не отшатнулся. Тогда движение стала подавлять Красная Армия. Давно уже в центральных губерниях России пушки своих же не вели огонь по деревням. Да и вообще, было ли такое в русской истории?..
А в 19191921 гг. было
«Сам Антонов лежал в лазарете в сыпном тифу, пишет Шаламов, и когда лазарет был окружен красноармейскими конниками, брат Антонова застрелил его на больничной койке и застрелился сам. Так умер Александр Антонов»
Сейчас мы можем лишь склонить голову перед памятью народного героя. Он осмелился в эпоху всеобщего преклонения перед Лениным и ленинизмом заступиться за русское крестьянство. И наверное, понимал, что будет убит.
Мятеж был подавлен, но крестьянство не замирено. Продотряды продолжали встречать выстрелами и вилами. Вспыхивали настоящие бои. Крестьяне защищали свой хлеб от продотрядов из городов.
Лилась кровь. Сливалась в одну реку, истоки которой не только в Октябре 1917 г. Кровавой и долгой была борьба крестьян за землю, но они ее так и не получили.
А тогда крестьян замирил переход с продразверстки на продналог, то есть нэп (весна 1921 г.).
Отец моей жены, Сергей Сергеевич Костин, оказался в том огромном потоке крестьянства, названном раскулаченным, что хлынул из России в бесплодную тундру, болота тайги, на дикие, необжитые просторы востока.
В четыре утра к ним постучали и велели собраться. Какое-либо имущество брать с собой запретилиехать в том, что на тебе. С собойни одной теплой вещи. Дворовую пушистую собачонку (она завыла, на беду) пристрелили.
Деда и бабушку и всех из этой партии, кому оказалось за шестьдесят пять, увезли неизвестно куда. И уж потом удалось установить: их вывезли в места, где не было ни леса, ни близких деревеньодно голое поле.
И всех бросили там.
Расчет был один: старики не сумеют вернуться, тем более зимой (а было начало февраля). Когда их высадили, снег оказался кому до пояса, кому по грудь. 80-летние, 70-летние
Остальных повезли на Северную Двину (не всех довезливезли очень долго, из Ульяновской области) и там поставили на лесоповал.
Мужчины валили лес и ладили из него гробы (хорошая замена, в духе Ленина: вместо хлеба «растить» гробы; а чему удивлятьсяэто все лишь продолжение все той же продразверстки, нащупывание трупной дороги утопии). Для кого гробыневедомо, ведь ссыльных просто зарывали в ямы. А гробы увозили в большом количестве и трех стандартов: большие, средние и детские (в том числе и совсем крохотные). Именно эта подробность заставляет сотни раз при рассказе плакать Сергея Сергеевичачеловека высоченного роста, огромной силы и светлого ума.
Их семья единственная отважилась на побег. Ссыльным объявили, чтобы сдавали детей, якобы для учебы. На самом деле детей увезли за сто пятьдесят километров, где они все и перемерли.
Семья Костиных была из четырех человек: родители и двое маленьких сыновей. План побега был обсужден, и первым ушел отец. Он сбежал с лесоповала, а семья, заранее зная о побеге, ушла не то из лагеря, не то из поселка. Отцу следовало пройти расстояние, которое отделяло лесоповал от намеченного места встречи, поэтому он и вышел раньше.
Шли 21 день. Это многие сотни километров. Их искали. Однажды облава вынудила спрятаться в огромном овраге среди колючек и непроходимых сплетений кустов. Туда пустили собак для проверки. Одна из них и наткнулась на беглецов; обнюхала детей и голоса не подала Собака оказалась милосердней людей.
«30 лет я слышу от папы этот рассказ, говорит Лариса Сергеевна. И 30 лет плачу вместе с ним и думаю: Сколько еще такого нерассказанного, от чего волосы не просто встали бы дыбом, а выпал и »
И еще. Без знания «Колымских рассказов» Шаламова многое нельзя понять в нашей жизни Это вечный набат совести.
В беспощадности и безграничности принуждения Троцкого превосходили всего лишь двое из главных большевиковЛенин и Дзержинский. О суровой непреклонности Троцкого знали на всех фронтах Гражданской войны.
Террорсамостоятельная величина в политике Ленина. Невиданный в истории государственный террор вминал кости и плоть России в уготованное им ложе. Здесь основа ленинского провидения и побед, каждая мечена кровью и горем
Этот зверьнасилиестановится основной движущей силой нового социалистического государства.
Доктринеры человеческих слез и страха
В воспоминаниях фон Гинденбурга все те события найдут отражение:
«Конечно, мы были бы очень довольны, если бы начало 1918 года ознаменовалось миром на востоке. Вместо этого из Брест-Литовска раздавались дикие агитационные речи доктринеров разрушения (большевиков. Ю. В.). Широкие народные массы всех стран призывались этими подстрекательствами свергнуть угнетающее их иго и установить царство террора. Мир на земле должен быть обеспечен массовым убийством буржуазии. Русские парламентеры, и прежде всего Троцкий, смотрели на переговоры, которые должны были примирить сильных противников, как на средство сильнейшей агитации Ленин и Троцкий хотели внести разложение в наш тыл и в ряды нашего войска. Мир при таких условиях грозил стать хуже, чем перемирие
Дело, однако, осложнилось, когда Троцкий 10 февраля отказался подписать мирный договор, объявив в то же время, что война окончена. В этом презрительном отношении Троцкого к основам международного права я мог видеть только попытку продлить неопределенное положение Во всяком случае, положение создалось невозможное. Канцлер граф Гертлинг присоединился к взгляду верховного командования. Его Величество император решил 13 февраля, что 18-го снова должны быть начаты враждебные действия на востоке.
Проведение операций почти нигде не встретило серьезного сопротивления врага. Русское правительство признало теперь угрожающую ему опасность. 3 марта в Брест-Литовске был подписан мир
Нечего и говорить, что переговоры с русским правительством террора очень мало соответствовали моим политическим убеждениям я лично не верил в длительное господство террора»
Последние слова весьма опрометчивы. Ведь не кто иной, как фон Гинденбург, всем своим более чем значительным авторитетом способствовал приходу к власти Гитлера со всем его людоедским террором, ни в чем не отличающимся от ленинского.
Ложь погоняет ложь.
Итак, снова Брест-Литовск.
В этот раз советскую делегацию возглавляет заместитель наркома иностранных дел РСФСР Григорий Яковлевич Сокольников. Члены делегациизаместитель наркома иностранных дел Чичерин, нарком внутренних дел РСФСР Петровский и секретарь делегации Карахан.
«Переговоры и на этот раз происходили очень своеобразно, не без удивления и насмешливости отмечает Гофман. Розенберг на первом же заседании предложил рассмотреть привезенный им мирный договор по пунктам. Сокольников же попросил, чтобы ему прочли весь договор сразу. После зачтения договора Сокольников заявил, что он отказывается обсуждать каждый пункт в отдельности, русские готовы сейчас же подписать весь договор»1.
Куда уж тут обсуждатькаждый день немцы захватывают новые земли. И 3 марта 1918 г. договор подписан без обсуждения: первый и единственный вариант.
При подписании Сокольников «произнес речь, в которой, к большому негодованию присутствовавших во главе с генералом Гофманом немецких генералов Восточного фронта, дана была резкая характеристика германского ультиматума и выражена уверенность, что торжество империализма над советской стороной является только временным и преходящим».
3 марта ВЦИК постановил 116 голосами (против85, воздержались26) «принять неслыханно тяжелые условия мира, которые ультимативно предложило нам Германское Правительство».
Мирный договор насчитывал 14 статей с приложениями и дополнениями.
От России отторгались Польша, Лифляндия, Курляндия, Эстлян-дия и часть Белоруссии.
Германия сохраняла за собой Моонзундские острова и часть Рижского залива. Украина и Финляндия признавались самостоятельными государствами. На Кавказе к Турции отходили Ардаган, Карс и Батум.
Таким образом, Россия теряла около одного миллиона квадратных километров территории, возвращаясь по размерам почти к допетровской Руси.
Главноеспасти свою власть, все прочее не имеет значения. Ай да Ильич!
Кроме того, советская Россия обязывалась провести полную демобилизацию армии и флота, а также должна была признать мирный договор Центральной рады с Германией и ее союзниками.
Берлином был продиктован чрезвычайно невыгодный режим торговли Германии с Россией.
И наконец, советская Россия обязывалась уплатить контрибуцию в шесть миллиардов марок.
Россия в первой мировой войне потеряла убитыми свыше 1,7 млн. человек, тяжко искалеченными (до потери трудоспособности)755 тыс.
Больше потеряла лишь Германиядо 2 млн. убитыми и 1 млн. 537 тыс. тяжко искалеченными.
Гофман еще раз, последний, обращается к воспоминаниям о советской России:
«Большинство наших делегаций в России высказывалось в том смысле, что мы не можем безучастно наблюдать за всеми ужасами большевизма. Многим, однако, казалось, что нам трудно будет решиться расторгнуть заключенный уже мирный договор и снова направить оружие против России. Я открыто признаюсь, что в первое время такое решение не удовлетворяло и меня. Русский колосс уже в течение ста лет слишком тяжело давил Германию, чтобы мы не могли с чувством известного облегчения наблюдать за тем, как под влиянием революции и хозяйственной разрухи былая мощь России постепенно разрушается. Однако, чем больше я узнавал о большевистских насилиях, тем все более и более менял свою точку зрения. Как честный человек, я не мог допускать, чтобы мы безучастно наблюдали за истреблением целого народа Кроме того, дело дошло до того, что военные действия на востоке, несмотря на все наши старания, не прекратились. Там и сям мы наталкивались на различные большевистские банды, перестрелки стали обыденным явлением, намерения чехословацких легионов были нам совершенно неясны Нам передавали, что чехословацкие легионы, пользуясь поддержкой Англии, наступают с востока на Москву, чтобы произвести там государственный переворот. Этим самым Германия снова окажется в кольце. Ввиду этого с начала 1918 года я стал придерживаться той точки зрения, что нам необходимо предпринять наступление на Москву, посадить там другое правительство; предложить новому правительству более приемлемые мирные условия, чем Брест-Литовский договор (в первую очередь ему можно было уступить Польшу), и потом заключить с этим новым правительством союз. Мы не нуждались для этой операции ни в каких подкреплениях. Наш новый военный атташе в Москве майор Шуберт, который первый высказался за решительное выступление против большевиков (надо думать, потому что своими глазами насмотрелся на них в Москве. Ю. В.), полагал, что для водворения порядка в Москве и создания там нового правительства достаточно иметь всего два батальона. Если даже я считал, что предложения Шуберта слишком оптимистичны, то все же для наступления на Москву нам вполне хватило бы тех дивизий, которые еще имелись в нашем распоряжении. У Ленина и Троцкого тогда еще не было Красной Армии. У них достаточно было хлопот по разоружению солдат старой армии и отправке их домой. Вся их власть опиралась на несколько латышских батальонов
Вся эта комбинация избавила бы Россию от ужаса голода и холода и спасла бы жизнь миллионам людей. Несомненно, если бы германское правительство и Верховное главнокомандование решились бы на такую операцию до наступления Людендорфа на Западном фронте в марте 1918 года, мы получили бы колоссальные результаты.
Генерал Людендорф пренебрег возможностью создания нормальных условий на востоке, заключения союза с новым русским правительством и выжидательной тактики на Западном фронте. Он решил добиться развязки путем решительного наступления на Западном фронте и нисколько не сомневался в том, что наступление закончится победой германского оружия»
Понять Людендорфа тоже можно. Сам Гофман признает: после победы большевистской революции «впервые за все время кампании у нас было на Западном фронте преимущество в силах перед противником».
И надо отметить, весьма внушительное.
«Вскоре, в июне (1918 г. Ю. В.), вспоминает Сокольников, я был введен в состав командированной в Берлин комиссии, которой предстояло составить дополнительные к мирному договору экономические и правовые соглашения. Ко времени этих переговоров относятся поездка Красина в ставку Людендорфа и переговоры с ним о прекращении движения немецких войск на Баку. Твердо намеченный Людендорфом план отсечения Кавказа и Туркестана был сорван высадкой американских войск на французском побережье, сорвавшей новую военную обстановку и исключившей возможность осуществления в России военных планов крайнего правого крыла германских империалистов»