Возьмешь? спросил Полковник. Мне не хотелось, чтобы он мной помыкал, но ссориться мне тоже не хотелось.
Так что через мерзейшие сумерки я добрался до автомата, висевшего на стене между 44-й и 45-й комнатами. Пространство по обеим сторонам телефона было испещрено телефонными номерами и тайными пометками, оставленными ручками или маркерами (205.555.1584; Томми аэропорт 04:20; 773.573.6521; Джей-ДжиКаффс?). Если звонишь на автоматнаберись терпения. Я взял трубку где-то на девятом звонке.
Чипа позови, попросила Сара.
Мне показалось, что она звонит с сотового.
Ага, подожди.
Я развернулсяон уже стоял у меня за спиной, словно знал, что это она. Я передал ему трубку и пошел в комнату.
Через минуту густой и недвижимый воздух алабамской практически уже ночи прорезали четыре слова, которые донеслись и до нашей комнаты.
Сама иди в жопу! прокричал Полковник.
Вернувшись, он сел, схватился за свою «амброзию» и сообщил:
Она считает, что это я настучал на Пола с Марьей. Об этом говорят все выходники. Что я настучал. Я. И нассали в кеды из-за этого. И тебя чуть не утопили. Потому что ты живешь со мной, а я, ходят слухи, стукач.
Я попытался вспомнить, кто такие Пол и Марья. Имена казались знакомыми, но я за последнюю неделю много всяких имен услышал, а связать Пола и Марью с конкретными лицами не мог. Но потом до меня дошло почему: я их и не видел. Это их выгнали за трифект.
Давно ты с ней встречаешься? спросил я.
Девять месяцев. У нас не особо хорошо дела шли, в смысле, она мне никогда не нравилась, даже на минуточку. Это было как у мамы с отцомон, бывало, разозлится и изобьет ее. А потом становится такой миленький, и у них снова как будто медовый месяц. Но у нас с Сарой медового месяца даже не бывает. Боже, да как она могла подумать, что я стукач? Я знаю, знаю: «А почему бы нам не расстаться?»Он провел рукой по волосам, сжав их в кулак на макушке, и продолжил:Я, наверное, ее не бросаю потому, что она не бросает меня. А это нелегко. Из меня «вторая половина» паршивая. Из нее тоже. Мы друг друга заслуживаем.
Но
Не могу поверить, что они обо мне такого мнения Полковник подошел к книжной полке и взял альманах. А потом сделал большой глоток «амброзии». Выходники хреновы. Наверное, кто-то из них же и донес и свалил все потом на меня, чтобы собственную задницу прикрыть. Ладно, сегодня такой вечер, что все равно лучше никуда не ходить, а остаться дома с Толстячком и «амброзией».
Я все же Я хотел спросить, как можно целоваться с человеком, которого считаешь стукачом, если стучатьэто самое страшное преступление из возможных, но Полковник снова меня перебил:
Больше ни слова об этом. Знаешь столицу Сьерра-Леоне?
Нет.
Я тоже, сказал он, но я намерен это выяснить. После этого он уткнулся в альманах, и разговор был закончен.
за сто десять дней
УЧЕБА ДАВАЛАСЬ МНЕ ЛЕГЧЕ, чем я ожидал. Я в целом был склонен сидеть у себя в комнате и читать, и это давало мне заметное преимущество перед всеми остальными учениками в Калвер-Крике. За три недели учебы многие ребята загорели на солнышке, словно золотистые жарито, потому что в свободные часы, выделенные на подготовку к урокам, они болтали друг с другом во дворе, где не было ни намека на тень. Но я даже не порозовел: я учился.
Да и на уроках я слушал, но в ту среду, когда доктор Хайд начал рассказывать о вере буддистов в то, что все на свете взаимосвязано, я вдруг обнаружил, что смотрю в окно. Я смотрел на поросший деревьями пологий холм за озером. Из класса Хайда все действительно казалось взаимосвязанным: деревья вроде бы покрывали холм, и точно так же, как я бы ни за что не выделил какую-то отдельную нитку в оранжевом обтягивающем топике, который надела в тот день Аляска, я не видел и деревьев за лесомвсе так тесно переплеталось друг с другом, что смысла не было выделять какое-то одно дерево и воображать, будто оно независимо от холма. А потом я услышал собственное имяи понял, что у меня неприятности.
Мистер Холтер, обратился ко мне Старик. Я тут легкие свои напрягаю, обучая вас. Но тем не менее что-то за окном показалось вам более увлекательным, чем мой рассказ. Скажите на милость, что же вы там такого обнаружили?
Теперь и я начал задыхатьсявсе смотрели на меня, благодаря бога за то, что это не они оказались на моем месте. Доктор Хайд уже трижды выгонял из класса за то, что его невнимательно слушали или обменивались записками.
Я эээ я просто смотрел на лес и думал гм о том, ну, как это о деревьях и о лесе, как раз как вы говорили некоторое время назад, что
Старик, который, очевидно, терпеть не мог подобного бессвязного бреда, оборвал мое объяснение:
Мистер Холтер, я попрошу вас выйти из класса, тогда вы сможете отправиться прямо туда и изучить взаимосвязь между м-м-м лесом и э-э-э деревьями. Если завтра вы окажетесь в состоянии воспринять мою лекцию более серьезно, я буду рад вас видеть.
Я сидел неподвижно, ручка в руке, тетрадь открыта, щеки красные, челюсть выдвинута впередя давно придумал такую рожу, за которой прятал свою грусть или испуг. Вдруг я услышал, что позади меня через ряд по полу проехал стул, я повернулся и увидел, что Аляска встала, повесив на руку свой рюкзак:
Извините, но это бред. Вы не можете так вот просто вышвырнуть его из класса. Вы читаете свои нудные лекции по часу каждый день, а нам уже даже в окно посмотреть нельзя?
Старик уставился на Аляску, как бык на матадора, потом поднес ладонь к своему осунувшемуся лицу и задумчиво потер седую щетину на щеке:
Пятьдесят минут в день пять дней в неделю вы подчиняетесь моим правилам. Иначе вы не сдадите. Выбор за вами. Уходите оба.
Я сунул тетрадь в рюкзак и понуро вышел. Когда за мной закрылась дверь, кто-то похлопал меня по левому плечу. Я повернулся, но никого не увидел. Тогда я повернулся в другую сторонуАляска улыбалась, от внешнего уголка глаз шли лучики морщинок.
Этот фокус стар как мир, но все на него попадаются.
Я попытался выдавить улыбку, но все никак не мог забыть доктора Хайда. Это было куда хуже, чем Случай с Клейкой Лентой, потому что я всегда знал, что не прихожусь таким Кевинам Ричманам по душе. Но учителя-то раньше всегда были почетными членами фан-клуба Майлза Холтера.
Я же говорила тебе, что он придурок, сказала Аляска.
А я до сих пор думаю, что гений. Он был прав. Я не слушал.
Ну и что, все равно не надо было из-за этого козлиться. Словно он может подтвердить свою власть, только унизив тебя. Да и все равно, продолжала она, настоящие гении только среди людей творческих: Йетс, Пикассо, Гарсия Маркесвот они гении. А доктор Хайдпросто желчный старикашка.
А потом она объявила, что мы идем искать четырехлистный клевер, пока урок не закончится, после чего покурим с Полковником и Такуми, «хотя они оба, добавила она, большие засранцы, потому что не ушли вместе с нами».
По всем базовым законам человеческой психологии, когда Аляска Янг садится, скрестив ноги, на поляну местами еще зеленого, но редкого клевера, периодически наклоняясь в поисках четырехлистного экземпляра, и ты отчетливо видишь светлую кожу в ее немаленьком вырезе, присоединиться к ее поискам совершенно невозможно. Я, конечно, уже достаточно неприятностей огреб за то, что смотрел куда не надо, но все-таки
Минуты две она прочесывала клевер своими длинными ногтями, под которые забилась земля, а потом сорвала веточку с тремя полноценными листочками и зачатком четвертого. Потом Аляска посмотрела на меня, даже не дав мне времени отвести взгляд.
Хотя ты явно в поисках участия не принимал, извращенец, скривившись, сказала она, я отдала бы этот клевер тебе. Но на удачу рассчитывают только обсосы. Она зажала зачаток четвертого листика между ногтями большого и указательного пальцев и оторвала его. Вот, сказала она клеверу, роняя его на землю, больше ты не генетический уродец.
М-мм спасибо, ответил я.
Зазвенел звонок, и первыми вышли Такуми с Полковником. Аляска уставилась на них.
Что такое? возмутился Полковник.
Но она лишь закатила глаза и пошла неизвестно куда. Мы молча последовали за неймимо общаг, потом через футбольное поле. Мы нырнули в лес, пошли по еле заметной тропинке, огибавшей озеро, и вышли на проселочную дорогу. Полковник подлетел к Аляске, и они начали вполголоса из-за чего-то ругаться, слов я разобрать не мог, лишь уловил общее настроение взаимного недовольства, а потом наконец спросил у Такуми, куда мы идем.
Эта дорога упирается в сарай, ответил он. Может быть, туда. Но скорее в Нору-курильню. Сам увидишь.
Отсюда лес казался совершенно иным, нежели из кабинета доктора Хайда. На земле толстым слоем лежали палые ветки и полусгнившие сосновые иголки, а из-под него пробивался низкорослый зеленый кустарник; тропинка петляла между тонкими и высокими соснами, их игольчатые лапы укрывали нас от палящего солнца кружевной тенью. А небольшие дубки и клены, которых за более величественными соснами из окна кабинета доктора Хайда видно не было, уже демонстрировали признаки осени, поверить в приход которой в такую жару было просто невозможно: их еще зеленые листья как-то поникли.
Мы вышли к шаткому деревянному мостикуточнее, это был всего лишь толстый лист фанеры, лежавший на бетонном основании. Он вел на другой берег Калвер-Крика, извивающейся речушки, которая петляла по окрестностям нашего кампуса. С другой стороны моста узенькая тропинка продолжалась и вела вниз под крутой откос. Это была даже не тропинка, а пунктирный намек на то, что тут раньше кто-то ходил: то заломленная ветка, то участок вытоптанной травы. Мы шли друг за другом. Аляска, Полковник и Такуми придерживали перед тем, кто идет следом, толстую ветку клена, а потом передавали эту обязанность другому, пока не прошел я и не выпустил веткутогда она со свистом вернулась на свое место. А там, под мостом, оказался оазис. Бетонная плита метр в ширину и три метра в длину, на которой стояли синие пластиковые стулья, еще давным-давно выкраденные из какого-то кабинета. В тени от моста, да еще и возле ручья, было так прохладно, что мне впервые за эти несколько недель перестало быть жарко.
Полковник раздал сигареты. Такуми решил пропустить, а мы все закурили.
Я просто считаю, что он не имеет права нас так унижать, сказала Аляска, продолжая свой разговор с Полковником. Толстячок больше не будет смотреть из окна, я больше не буду разглагольствовать на эту тему, но он все же отвратный препод, на этот счет ты меня не разубедишь.
Отлично, ответил Полковник. Только сцен больше не устраивай. Бедолага там чуть не скончался.
Серьезно, конфронтация с Хайдом до добра не доведет, добавил Такуми. Он тебя заживо съест, потом высрет, а потом еще и нассыт на кучу. Кстати, то же самое следует сделать и с тем, кто настучал на Марью. Кто-нибудь что-нибудь слышал?
Наверняка кто-то из выходников, высказалась Аляска. Но они, по всей видимости, решили, что это Полковник. Так что фиг его знает. Может, Орлу просто повезло. Она была дурочкой, попалась, ее выперли, конец. Именно так и бывает, если ты дурак и если тебя застукают. Аляска скруглила губы и стала похожа на кушающую золотую рыбкуэто она безуспешно пыталась выдохнуть колечки дыма.
Супер, откликнулся Такуми, если меня выгонят, напомни мне, что мстить надо самому, на тебя-то, похоже, рассчитывать нельзя.
Не неси ерунды, сказала Аляска не столько сердито, сколько пренебрежительно. Я не понимаю, почему вам так важно найти объяснение всему, что тут происходит, как будто бы мы все тайны должны раскрывать. Боже ж ты мой, все же уже в прошлом. Такуми, тебе вообще пора перестать жить чужими проблемами и завести собственные. Он было попытался что-то ей возразить, но Аляска вскинула руку, словно отмахиваясь от этой беседы.
Я в разговоре участия не принималя эту Марью не знал, к тому же молча слушатьвообще была моя основная стратегия взаимодействия с людьми.
Но все равно, обратилась ко мне Аляска, мне показалось, что он с тобой ужасно обошелся. Я чуть не расплакалась. Мне так хотелось поцеловать тебя и утешить.
Жаль, что сдержалась, невозмутимо ответил я, и все рассмеялись.
Ты отличный, добавила она, и я почувствовал на себе мощь ее взгляда, занервничал и отвел глаза. Жаль, что я своего парня люблю.
Я уставился на сплетенные корни деревьев на берегу, стараясь не выглядеть как пацан, которого только что назвали «отличным».
Такуми тоже не мог поверить в услышанное, он подошел ко мне, взъерошил мне волосы и начал читать Аляске рэп:
Йоу, Толстячок отличный, но слишком уж приличный. Джейк подинамичней, он черт. Я почти четыре рифмы к «отличный» придумал. Вот разве что «чумичный». Но такого слова нет.
Аляска рассмеялась:
Я после этого даже больше сердиться на тебя не могу. Боже, рэпэто так секси. Толстячок, ты вообще знаешь, что общаешься с самым больным эмси во всей Алабаме?
Гм нет.
Задай бит, Полковник Катастрофа, сказал Такуми, а я рассмеялсяя поверить не мог, что у такого коротышки и чудака, вроде Полковника, может быть настоящая рэперская кликуха.
Полковник сложил руки у рта рупором и начал издавать страннейшие звуки, которые, я так полагаю, и были битом. Пу-чи, пу-пупу-чи.
Такуми рассмеялся:
Чуваки, вы хотите, чтобы я зажег прямо тут, у реки? Если бы твой дым был мороженым, его лизнуть было бы можно. Мои рифмы старомодны, но неповторимы, так писали лишь философы в Древнем Риме. А у Полковника тема горька, как у Миллера в «Смерти моряка». Про меня говорят, что я шоумен, я могу побыстрее, а могу и нет, йе-е-е. Он смолк, чтобы набрать в легкие воздуха, а потом продолжил:Я не боюсь рифмни сквозных, ни перекрестных. Тут кончается мой стих, и эмси идет на отдых.
Я не отличал сквозную рифму от перекрестной, но весьма впечатлился. Мы похвалили Такуми негромким взрывом аплодисментов. Аляска докурила сигарету и бросила бычок в реку.
Черт, как ты так быстро куришь?
Она посмотрела на меня, и на ее узком лице появилась такая широкая улыбка, что вы бы усомнились в ее умственных способностях, если бы не эта безупречная зелень в глазах. И радостно, как ребенок в Рождество, она ответила:
Просто ты куришь, потому что тебе это доставляет удовольствие. А япотому что хочу умереть.
за сто девять дней
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ НА ОБЕД подали «мясной хлеб»одно из немногочисленных блюд, которые не жарились во фритюре, и, возможно, именно поэтому оно воспринималось как одна из самых страшных ошибок Моринжалкая, пропитанная соусом стряпня, которая видом нисколько не походила на хлеб, а вкусомна мясо. Хоть и не ездил на ней ни разу, я знал, что у Аляски есть машина, и она предложила свозить нас с Полковником в «Макдоналдс», но у него не было денег, да и у меня уже тоже почти не осталосьмне же постоянно приходилось оплачивать это его экстравагантное пристрастие к сигаретам.
Так что вместо этого мы с Полковником разогрели жарито двухдневной давностиони, в отличие от, например, картошки фри, после микроволновки нисколько не теряют своего великолепного вкуса и хрустят все так же кайфово, а после этого Полковник настоял на том, что мы должны пойти и посмотреть первый в этом сезоне школьный баскетбольный матч.
Баскетболосенью? удивился я. Я в спорте особо не разбираюсь, но в это время разве не в футбол играют?
У нас школа слишком маленькая, футбольной команды нет, поэтому у нас осенью баскетбол. Хотя, чувак, футбольная команда в Калвер-Крике была бы красивая. Ты с твоей костлявой задницей мог бы начать карьеру нападающего форварда. Но баскетбол вообще-то тоже крут.
Я ненавидел спорт. Ненавидел и сам спорт, и людей, которые им занимаются, и тех, которые болеют, а также тех, кто не испытывает ненависти к тем, кто болеет или занимается. В третьем классеэто последний год, когда школьники играют в детский бейсбол, моей маме захотелось, чтобы я нашел себе друзей, и она заставила меня вступить в клуб «Орландо Пайретс». И я завел друзей, дацелую кучу, детсадовского возраста, но мои отношения со сверстниками не улучшились. В первую очередь потому, что я был выше всех в команде и чуть не попал в команду сильнейших. Уступив место Клэю Вуртцелу, у которого была всего одна рука. Меня, необычайно высокого третьеклассника с двумя руками, побил детсадовец Клэй Вуртцел. И дело было не в том, что все просто пожалели однорукого ребенка. Клэй Вуртцел попадал, а я выбивал мяч в аут даже при благоприятных условиях. И в Калвер-Крике меня привлекало в первую очередь то, что там не приходилось сдавать физкультурные нормативы.
Это единственное, что заставляет меня отодвинуть свою страстную ненависть к выходникам и их поганой имитации загородного клуба в сторонку, объяснил Полковник. Потому что они установили в зале кондиционеры. И первую игру в сезоне пропустить нельзя.