Правда?
Да. А кто думает, что ты не настоящая?
Поцелуй меня
Ну вот, а говорила, что не будешь насиловать
Поцелуй меня, Иона.
Сначала покажи правое бедро.
Бедро? её брови дёрнулись вверх. Правое? А почемуименно правое? Тебя только от правых ляжек штырит? Вообще-то, у меня есть места и получше.
Я знаю. Покажи, настаивал Иона.
Кундри не шевелилась, замерев, глядя Ионе в глаза. Во взгляде её читался страх, да. Кундри боялась! Ночего?
Покажи, повторил Иона, впитывая её страх, наполняясь им и чувствуя внезапно, что этот страх делает его самого решительней и неуязвимей.
Ну? нажал он.
Нет. Я боюсь, сказала Кундри, и губы её задрожали, а зрачки заметались в тесноте глазниц, пытаясь утаить назревавшие слёзы. Нет. Вдруг вдруг там ничего нет?
Где?
На ноге. У меня на ноге. Вдруг там ничего нет? Я я тогда с ума сойду. Я убью себя.
«Это что? думал Иона, вглядываясь в страдальческое выражение лица снайперши. Что это? Истерика? Игра? Да нет, слишком тонко для этой Кассиопеи. Нет, амазонки. Слишком тонко.
Хочешь, я скажу тебе всю правду? прошептала Кундри.
Прямо всю? улыбнулся Иона. Но улыбка вышла откровенно натужной, потому что ему тоже вдруг стало страшно. Слово «правда» иногда может испугать похлеще пистолета. Может, не всю для начала? Всю сразу я не переживу.
Кундри не улыбнулась. Она не сводила с лица Ионы глаз.
Я знаю, кому мы снимся, сказала она.
Ну и кому?
Типа ты не знаешь?
Не знаю, Кундри.
Тебе. Мы снимся тебе, Иона. И ещё, знаешь? Я не настоящая. Как только ты проснёшься, меня не станет. Совсем. А я не хочу, чтобы меня не было. Я молодая, красивая. Я хочу жить. Хочу детей. Так что ты не просыпайся подольше, ладно? Не просыпайся, пока я не состарюсь и не умру. Тебе так тоже будет лучше.
Значит значит, на ноге у тебя ничего нет?
Нет.
Однако ты не сошла с ума.
Сошла. Иначе я бы ничего тебе не сказала. Разве не так?
Значит значит ты ей поверила?
Кому?
Ну, этой, розе Шарона.
Какой розе, Иона?
Он заглянул в её пустые стеклянные глаза. Да, они были сейчас пустые и стеклянные.
Кундри Психолог. пробормотал он. Таилиэта. Ты ты хочешь сказать, что её нет?
Её нет, никакой, ни той, ни этой, произнесла она голосом, напоминавшим скорее отклик горного эха, но в голосе этом звучали паника и вдруг явившаяся откуда-то безнадёжность. Потом, он жадно потянула ртом воздух и закричала: Не просыпайся, Иона. Стой! Иона! Не просыпайся! Не просыпайся!!!
Её крик, почти визг, ворвался в его уши. Иона невольно оттолкнул её, дёрнулся в сторону, и тут же услышал щелчок предохранителя и увидел чёрный глаз винтовки, уставившийся ему в лицо.
Эй! просипел он, чувствуя, как холодная змейка страха выползла откуда-то из живота, поднялась и стиснула кольцами сердце. Подожди, Кундри, не дури. Если ты выстрелишь, сон кончится.
Не просыпайся, Иона!
Я не проснусь, закивал он. Конечно, я не проснусь. Только ты не дури. Всё будет хорошо, Кундри.
Если ты проснёшься, меня не станет.
Я не проснусь, Кундри. Обещаю.
За её спиной послышался шорох, осторожные шаги, чьё-то дыхание. Кундри немедленно отпрыгнула в сторону, разворачиваясь, выискивая в прицел новую цель.
Иона не стал дожидаться, чем всё закончитсярванулся в темноту цеха.
Ему показалось, что рванулся. Но только ноги вдруг отказали и не хотели двигаться. Их наполнила истомчивая слабость, к ним вдруг оказалась привязанной пудовая гиря; мышцы обмякли, сердце как будто перестало биться, стало пустым и дребезжащим. «Как вода я пролился, и стало сердце моё как воск». Таилиэта, та или эта, ни той, ни этой, Иона и она.
Кое-как волоча ноги, словно увязая в болотном месиве, он сделал несколько неверных шагов, каждое мгновение ожидая выстрела. Споткнувшись обо что-то, повалился, едва не разбив голову, и пополз. Он загребал руками, обдирая запястья и колени о рассыпанный по бетону мусор, и ему представлялось, как с усмешкой на губах Кундри шагает следом, и ствол винтовки покачивается над его затылком.
Однако Кундри, кажется, было не до него. Она с кем-то разговаривала. Но её собеседника по голосу он определить не мог. Да он его и вообще не слышал. Может, Кундри разговаривала сама с собой? Впрочем, на неё было не похоже.
Тогда Иона с трудом поднялся и, держась за стену, двинулся вдоль неё, безуспешно вглядываясь во мрак маленького цеха без окон и дверей. Навстречу тянуло густым тошнотворным запахом разложения и псины, да.
Иона остановился, посмотрел назад, силясь разглядеть что-нибудь в блёклости стен, но темнота в той стороне, откуда он только что пришёл, стала непроницаемой, будто где-то закрыли дверь или вдруг наступила ночь. Зато тускло засветился проход справа, словно в конце задымлённого бетонного тоннеля зажгли свечу.
Ему показалось, что с той стороны, где он оставил Кундри донёсся вскрик. Он ждал выстрела, а не этого слабого женского крика, похожего то ли на возглас удивления, то ли на стон.
Что-то случилось с Кундри До неё добралась во мраке Таилиэта со своей иголкой? Или Чип, обуянный приступом безумия? Или Ездра, осознавший вдруг всю правду? Ту самую всю правду, которую Кундри пыталась поведать?
Плохо одно: без Кундри и её винтовки им не выбраться отсюда.
Неясный шорох внезапно ударил из мрака по барабанным перепонкам, как выстрел. Иона вздрогнул.
Кто там? хотел спросить он, но вовремя понял, что лучше не подавать голоса. Мало ликто Полоумная роза Шарона со шприцем на взводе ничего хорошего ему не сулит. И неизвестно, что хуже: она, или не менее полоумная Кундри со снайперкой. А Ездра Он никогда особо не доверял этому типу себе на уме, готовому перешагнуть через кого угодночерез сколько угодно кого угодно И Чип Ну, тут вообще всё ясно.
Да, он, Иона, оказался в компании полоумных, среди четвёрки психопатов, каждый из которых повёрнут на своём. И у каждого найдётся повод подобраться в темноте к Ионе. Если даже сейчас такого повода нет, то что стоит психопату его придумать.
Бежать. Нужно бежать отсюда, одному. Пусть эти психи делают, что хотят в этом сне или в этой реальности так похожей на сон. Пусть они до скончания всех в мире снов бродят в этих пустошах, оставшихся после падения звезды, пусть замерзают в этих пустынных цехах, лишённых дахания жизни и наполненных дыханием смерти, пусть задыхаются под небом-простынёй, на которой кое-как намалёвана луна или что там на ней намалёвано
Впереди, в непроглядном мраке кто-то заплакал. Иона, не отпуская вспотевшей ладонью шершавую стену, волоча ноги, чтобы не запнуться, пошёл к источнику едва заметного света, что выбивался из тьмы контуром невысокого прямоугольниканаверное, там была дверь. Удивительно, что свет не мог пробиться во мрак цеха, в котором подрагивал от напряжения Иона, он оканчивался этим контуром, словно обрезанный ножом.
Снова был звук похожий на всхлипывание.
Кундри, ты здесь? тихонько окликнул он.
Из освещённого прохода послышалось то ли сопение, то ли шорох тела, ползущего по усыпанному цементной крошкой полу.
Кундри! Ездра!
Осторожный лязг и скрежет. Потом звук, похожий на звонкое шуршание по цементу отпущенной металлической проволоки, которая быстро скручивается обратно в спираль.
Ползучий провод?..
«И смотрят жадно из тьмы и мрака, как две луны, два пустые зрака»
Кундри
Неуверенно держась на ногах, из прохода появилась облезлая собака. Хвост её вяло покачивался. То ли она пыталась казаться дружелюбной, то ли зад её заносило при каждом шагепоследствия пареза или бог знает чего. Была ли она слепаИона даже задаваться этим вопросом не стал: разумеется, слепа.
Собака оскалила редкие зубы, а хвост её продолжал приветливо покачиваться. Мшисто-ржавого цвета шерсть торчала и свисала с тощего тела клочьями. Сумасшедшая псина.
В следующую минуту позади первой явилась ещё однатакая же, сестра-близнец, с похожей на старый мох шерстью, наполовину облезлая. Слепая. Она встала рядом с первой, и казалось, что она наползла на первую, что они пересеклись, как два объекта в компьютерной игре с плохой графикой. И лапы обеих были зримо напряжены, словно животные готовились к прыжку. Белёсые незрячие глаза уставились в одну точку где-то над Иониной головой.
Когда появилась третьяна вид близнец первых двух, у Ионы перехватило дыхание.
Потом была четвёртая. Пятая. Шестая
Иона бросился обратно, туда, где осталась Кундри. Но хода не было. Неожиданно гладкая и холодная стена встретила удар его тела. На минуту он опешил, отступил на шаг, потом бросился на стену, закричал и принялся молотить в неё кулаками, слыша хриплое дыхание и рык за спиной и чувствуя, как шерсть на загривке поднимается дыбом и у собак и у него самого.
Откройте! Откройте, твари! кричал он. Сам! Открой! Кундри, помоги! Псы! Здесь эти псы! Слепые! Сам! Они сожрут меня!
Опять, крикнул кто-то где-то. В помывочной. И это не было голосом ни Кундри, ни Ездры. Тяжёлый мужской голос, смутно знакомый, но не определимый наверняка.
Дверь распахнулась. Ворвались санитары с прищуренными взглядами, источающими недобрую готовность. Иона повернулся к ним, примеряясь встретить первого боковым справа. Но тот ловко увернулся и обхватил Иону за шею, двинул ему коленом в пах, ударил спиной о стену так, что дыхание зашлось. Иона охнул, поджимая ноги, стремясь опуститься на пол. Но опуститься ему не дали. Торопливо и кое-как выдернули в коридор и потащили по нему волоком, как пленного красноармейца на расправу, и били на ходу кулаками, пыхтя, злобствуя, матерясь. Иона смотрел в линолеум ёлочкой, по которому волочились его поджатые ноги без носков, в одном растоптанном казённом тапке (второй спал в процессе борьбы) и серых застиранных штанах, и считал удары, падавшие на спину, живот, голову.
26
Огонь плескался поверх досок от разбитого кузова Урала и ящиков из-под ОФЗ, то прятался, то выпрыгивал снова, как игривый рыжий котёнок. Шипели, падая в костёр капли моросящего дождя.
Они сидели вокруг на серых от влаги камнях и смотрели в огонь.
Что-то задолбало это всё, сказал Чомба.
Чтовсё? спросил Козлобород.
Да всё Перевал этот задолбал. Дождь задолбал. Грёбаные сипаи задолбали. Сгущёнка задолбала. Курево это дерьмовоеон смял и бросил в огонь опустошённую пачку, вздохнул, сунул последнюю сигарету в рот.
Бывает, кивнул Антипод.
Особенно по молодяни, вставил Дылда.
Особенно перед смертью, взоржал Тошнот.
Хреновая шутка, сказал Дефлоратор.
Да ладно, отмахнулся Тошнот.
Эта войнушка ещё отзовётся нам, покривился Козлобород.
В смысле? прищурился Дефлоратор.
Ну Знаешь, как это бывает частенько сегодня из тебя сляпают героя, коли уж так карта легла, а завтра, по нуждеублюдка.
Ну, это ты зря, помотал головой Антипод. Нам ещё памятники ставить будут.
Кресты скорей, ухмыльнулся Дылда.
На братских могилах не ставят крестов, сказал Чомба, передавая Ионе бутылку с кисельной болтушкой. И вдовы на них не рыдают.
Иона потянул из бутылки приторную бурду, провонявшую химической вишней, до одурения сладкую, с крахмальной мучнистостью, сразу осевшей на зубах.
Самая гадская мысльчто всё зря, сказал Чомба.
Чтовсё? кольнул его взглядом Антипод.
Да всё, отмахнулся Чомба. Убиваем зря. Нас убивают зря. Кому и на кой хрен это надо? Точно не нам. Но убивать будутнас.
Что-то ты сегодня разнюнился, сказала Кундри. Правда, не к добру это.
Кундри! воскликнул Иона. Кундри Тыздесь?
А где мне быть? она удивлённо взглянула на него. Чудной ты какой-то сегодня, Иона. Случилось что?
Да он всегда чудной, ухмыльнулся Тошнот. Он же считает, что ему это всё снитсядурной сон всё это, типа. Жизнь моя, иль ты приснилась мне, ага, Иона? Но тут я согласен, да, на дурной сон это больше всего и смахивает.
Мы не во сне, мыв аду, вставил Антипод. В адских топях.
В гадских, поправил Иона.
Да не один ли хрен, хмыкнул Антипод. И тут же повалился на землю, сброшенный с ящика взрывной волной.
Разом загремело со всех сторон, затрещали очереди, будто тысяча гремучих змей упала с неба на перевал. Заметались меж налетевшими стаями посвистывающих смертоносных птичек люди, дёргая затворы автоматов, оскаливаясь в рожу смерти, крича, призывая и матерясь.
Иона отползал к укрытию, волоча за собой автомат и видя, как с бешеной скоростью вращается на камнях пробитая пластиковая бутылка с мутной вишнёвой гадостью, брызгающей из неё по сторонам подобно крови. Как падает на землю Дефлоратор с огромной дырой в шее. Как подлетает в воздух поднятый и тут же сломанный взрывом Чомба, так и не успевший натянуть каску.
Огрызнувшись раз-другой короткой очередью в сторону ближайшего склона, Иона, стиснув зубы, поднялся и, петляя, помчался к навалу из камней и мешков с песком. Перепрыгнул через чьё-то искорёженное тело, повалился на землю и, раздирая спину об острые камни, покатился в укрытие. Только разве укроешься тут, когда летит в тебя со всех сторон света Это благо ещё, что сторонвсего четыре; а если бы больше? И ведь в тебя летит, только в тебя, а тыодин как перст на всей этой долбаной планете, несущейся чёрт знает откуда, чёрт знает куда и зачем, во мраке вечности, в котором все эти Кассиопеи, солнца, стрельцы, альфы и омеги, иные формы и иные разумы, и всем им плевать на тебя, на жалкую твою жизнёшку, которую вот сейчас отнимут у тебя на веки вечные и ничего взамен не дадутни альфы, ни омеги, и не будет у тебя ничего больше и никогда.
Вывернулся откуда-то Козлобород, увидел Иону, крикнул ему что-то не слышное за грохотом, и побежал к блиндажу, на ходу меняя у автомата магазин.
Адовой вороной каркнул совсем близко пулемёт, положил на спину Козлоборода аккуратный стежок. Козлобород даже не охнул, повалился на колючку, окружающую блокпост.
Иона заорал, залил то место, откуда слышен был пулемёт, свинцом, преодолевая позыв подскочить и бежать к Козлобородувдруг ещё можно чем-то помочь. Вдруг хотя бы попрощаться можно ещё успеть.
Рвануло совсем рядом. Прилетевший осколокгорячий, с неровными рваными краями, снёс Ионе полголовы. Так ему казалось ту долю секунды, пока он падал и прежде чем сознание угасло в нём, как финальный кадр нелепого фильма.
27
После укола как обычно все разошлись. И только Чиполлино оставался рядомсидел возле койки на стуле, мерно покачивался и улыбался каким-то своим мыслям, или безмыслию. Билась в окно почуявшая недалёкую зиму вялая муха. Она давно уже утратила смысл и волю, она смирилась и приняла, а вся её битва с равнодушным стеклом, за которым стынет осень, не более чем безысходность.
Иона перевёл взгляд с мухи на Чиполлино. Бедолага продолжал мерно раскачиваться, сосредоточенно уставясь в одну точку где-то правее ножек Иониной кровати. Чипу хорошоу него нет настоящего. Нет будущего. А главноеу него нет прошлого. В общем, у него нет жизни. Индивидуальности нет. Онбиомасса. Он как тот фантом, про каких говорила Таилиэта. Каким считала себя Кундри. Кончится сон бога, которому все мы снимся, кончится и Чип.
«Но и ты тоже кончишься, когда проснётся Бог», сказал кто-то внутри Ионы.
Значит, не так, тут же повернул Иона вспять, значит проснётся тот человек, которому снится Чип, и
«Выходит, и ты тоже ему снишься вместе с Чипом, этому человеку», перебил голос.
Иона хотел что-то возразить, но мысль, потребная для возражения, внезапно испариласьэто начинала, кажется, действовать инъекция.
Чиполлино, позвал он. Эй, Чип.
Чип, улыбнулся тот, переставая раскачиваться и обращая к Ионе свой пустой и прозрачный взгляд. Собственное имя всегда вызывало у Чипа улыбку. Как, впрочем, и всё остальное.
Видишь, Чип, осень? сказал Иона, снова переводя взгляд за окно, на съежившиеся от холода рыжие тополя и вязы. А скоро зима.
Зима, кивнул Чип. Зима. Скоро.
Наваливалась хмурая вялая тоска, как всегда бывает после укола. Скоро эта тоска перерастёт в тошнотворную сонливую слабость, когда не хочется шевелиться, не хочется думать, говорить, даже дышать. Не хочется ничего, будто ты уже умер. Нет мыслей, нет желаний, нет чувств, а значит, ты действительно мёртв. Но это потом, потом, хотя и скоро уже. А сейчас онкак та муха, что с тупым и безнадёжным упорством всё бьётся и бьётся в стекло. И он даже не вздрогнул, не подскочил, не улыбнулся, когда дверь в палату открылась и вошёлвесь в белом, как ангел вечностиЕздра. В белом халате, с деловитой папкой под мышкой, в солидных очках на носу.