Тем временем на экране Ека трясла шевелюрой, представляя первую участницу шоу. Подстава! Слишком уж напомажена эта рыжая дамочка. И чересчур уверенно улыбается.
Знакомьтесь, наша первая участницаАнфиса. Мы поймали её в отделе «Птица» вот такая, дорогие телезрители, птичка попала нам в сети.
Птичка потупилась, а Иракпо эту сторону экранахмыкнула, сложно сказать, с одобрением или нет.
Рядом со мной почти бесшумно уселся Аркадий Пушкинот усталости и недосыпа под глазами у нашего режиссёра набрякли тёмные мешочки: будто бы там хранился весь недобранный им сон. Пушкин измученно улыбнулся экрану, и мешочки разъехались в стороныкак занавес.
Хорошо работает, уверенно держится, тихо, как в бреду, пробормотал режиссёр.
Меж тем подсадная Анфиса набрала в корзину куриные крылышки, соевый соус, пакетик с глянцево-зелёными лаймами, оливковое масло и банку крыжовенного мармелада! Я вцепилась в руку Пушкина, и он тут же вскрикнул:
Ай! Ты чего царапаешься?
А ты не понимаешь?
Пушкин не понимал. Зато Славочка громко икнул, а Ирак машинально вытерла ему губы салфеткой, как ребёнку.
Анфиса тем временем уже открывала дверь своего дома перед Екой и оператором-невидимкойони входили в маленькую, выскобленную до блеска кухоньку, по которой метался застигнутый врасплох коттакой же рыжий, как хозяйка. Мы все, практически не моргая, смотрели, как Анфиса и Ека разбирают покупки и под аккомпанемент необязательной беседы маринуют крылышки в соевом соусе, разогретом мармеладе, масле и соке лайма.
Отлично! сиял Пушкин. Он ещё не понимал, счастливый, что тут на самом деле происходит. Ека, бурно распрощавшись с Анфисой, представляла следующего героя программыюного толстяка по имени Илья. Я, помнится, предлагала иной сценарийвначале знакомиться с тремя участниками в «Сириусе», а потом уже гостить в квартире у каждого поочерёдно: иначе кажется, что ведущая скачет по городу, как бешеная блоха. Но Ека выбрала именно этот вариант. И в моём сегодняшнем рецепте, чудесным образом попавшем к ней в руки, она сделала всего одну заменувзяла вместо лимона лайм.
Илья предъявил Еке тележку, забитую снедью: сверху, разумеется, лежал пакет с куриной кожей.
Вы даже не догадываетесь, ухмыльнулась Ека, что будет готовить Илья из этого, скажем честно, не слишком популярного продукта.
Илья улыбался, мучительно вспоминая вызубренный тексткак студент перед зачётом.
Это будут чипсы из куриной кожи! выдохнул он наконец. Голос у него оказался неожиданно тоненьким. То есть, я хотел сказать, что приготовлю сегодня ещё целую кучу всяких классных штук, но главное блюдочипсы. Вредно, калорийно, но ужасно вкусно!
Ека радостно, как за малышом, делающим первые шаги, наблюдала, как Илья расплатился с кассиршей и ушел прямой дорогой к пятнадцатиминутной славе.
Ну, что я говорил? ликовал Пушкин на фоне общего гробового молчания. Да её можно без всяких фокус-групп давать в эфир! П.Н. велел сразу отзвониться, если всё будет нормально.
Пушкин! я чувствовала, как Ирак дрожит со мной рядом крупнокалиберной дрожью. Пушкин, всё уже не нормально.
А? выныривая из сладостных мыслей, он не сразу оторвался от экрана. Почему это? Что плохо?
Посмотри мой новый выпуски поймёшь.
Пока искали запись, на экране Ека общалась с третьим участником шоуэтот мужчина вихлялся, как молодой Челентано, улыбался такой же обаятельно-обезьяньей улыбкой и всеми способами эксплуатировал своё с ним сходство. Я уже не удивилась, когда «Челентано» огласил свой «оригинальный рецепт» это была запеченная курица, фаршированная рисом, кумкватами и фундуком.
Кумкваты Кумкваты Кругом одни кумкваты потерянно лепетал Пушкин, смотревший параллельно две программы. Ека снова тряхнула волосьями, пообещала телезрителям встретиться с ними «в следующую пятницу, в то же самое время» и скрылась под водопадом титров.
Кто это сделал? Пушкин наконец-то разгневался. Шторки под глазами налились грозной темнотой. Ирак и Славочка, ни дать ни взять, раки на выданье рыбаку, попятились к выходу.
Карл у Клары украл кораллы? спрашивал Пушкин и ощупывал при этом телефон, как любимую женщинув поисках нужной кнопки. Далеко, в прохладной призрачной Бретани, меж зелёных утёсов и зыбучих песков, бродил единственный человек, способный уберечь нас от позора в эфире. Впрочем, нет, не единственный! Мы забыли про Аллочку.
Алла, пожалуйста, зайди к Гене, и скажи Еке, что мы её тоже ждем, сказал в трубку Пушкин. Ровно через три минуты, как всегда незаметная, в чём-то сером, без украшений, Аллочка Рыбакова проскользнула в нашу студию. Хотелось бы сказать, будто она внесла с собой глоток свежего воздуха, но это враньёничего она не внесла. Пушкин готов был прикончить нас всех и непосредственно после этого наложить на себя руки, Славочка нервно доедал последний фаршированный желудок, фаршируя таким образом желудок свой собственный, ну а мы с Ирак отупело любовались тем, как он жуёт и сглатывает.
Здравствуйте всем! в студию влетела растрепанная Иран, а за нейЕка в том чёрном жакетике, что был на ней в эфире. Как только я увидела её, в животе неприятно ёкнуло. Вот именно! Жили, как сыры в масле, а потомёкнуло.
Я хотела домой. Там Шарлеманя лежит на ковре, как дополнительный мягкий коврик с хвостом. Там тихо, и пахнет родными вещами. Там никогда не ёкнет
Пушкин тем временем почти что взял себя в руки. Как все люди среднего возраста, в юности он всей душою принял советы Дейла Карнеги, популярного на заре девяностых, и в силу этого полагал, что способен справляться с любой ситуацией, оказывать влияние на людей, и вообще, перестать бояться и начать жить.
Народ, обратился к нам Пушкин, возреяв над разорённым столом, как великая идея над умами. Народ, мы столкнулись с очень неприятным и очень странным совпадением, которого у нас даже старики не припомнят Геня! Ека! Почему в ваших программахпрактически одинаковые рецепты?
Я поперхнулась воздухом. Он что, хочет сказать, что я, Геня Гималаева, звезда канала «Есть!», стащила рецепты у только что принятого на работу человека?..
Пушкин, ты пошутил! догадалась я. Неужели ты серьёзно думаешь, что я на такое способна? Зачем мне это, ты же знаешь, я каждый день сочиняю по сто новых рецептов!
Минуточку, Евгения, бесшумно, как хороший компьютер, включилась Аллочка (она единственная называет меня Евгенией, и только ей это с большим усилием прощается). Давайте разберёмся. Кто записывался первым?
Я, быстро ответила Ека, и почти так же быстро исправилась: Мы.
(Это очень важно: в телевидении никаких «я» не существует, оноколлективная секта.)
Аллочка сдержанно кивнула:
Видите ли, Екатерина, у нас на канале естественным образом сложилась атмосфера редкого доверия друг к другу. Павел Николаевич доверяет нам, а мы доверяем друг другу. И, знаете, я почему-то не думаю, что вы с Евгенией могли бы в один день сочинить три одинаковых рецепта Екатерина, я хочу знать, когда вы придумали эти блюда для «Сириус-Шоу».
Аллочка изящно скрестила худые руки на груди и вонзила в Еку взглядкак шампур.
Серые устричные глаза Еки подёрнулись перламутром, голос затрясся, как моллюск в раковине.
Я я ещё три дня назад решила, что мои гости будут готовить именно эти блюда, и я я не знала, что мы так совпадём с «Гениальной Кухней».
Совпадёте? Пушкин возмущенно цыкнул. Да это не совпадение, а полный съём!
Ека молча подняла глаза на обидчикаиз них синхронно, как гимнастки из-под купола цирка, спускались крупные слёзы. Девочки, которые вовремя научились красиво плакать, никогда не упустят возможность продемонстрировать этот навык публичноведь зрители непременно откликнутся аплодисментами! Вот и Пушкин вздохнул, беспомощно обернувшись к Аллочке, она же снова скрестила руки на груди, словно удерживая саму себя от неосторожных поступков. Аллочкукак Москвуслезами не размочишь, подумала я, и мысленно проводила Еку на свалку телевизионной истории как вдруг раздался голос нет, не голосземляничное мороженое!
Если что, я бы знала, сказала Иран, отважно глядя в лицо Аллочке и стараясь при этом скосить взгляд в сторону Пушкина, чтобы охватить как можно больше собеседников сразу. Ну, правда
Ека вытерла слёзы и слегка откинула голову назадбудто заметила на противоположной стенке картину и теперь старалась запечатлеть её в памяти. Заговорила она глухо, ни на кого не глядяпрямо как древняя старуха, обиженная на всех своих отпрысков разом.
Я сама придумала эти рецепты. И я не ожидала, что они окажутся настолько банальными, и что их скопируют даже в другом шоу. Обещаю, что это не повторится.
Тут звонкой песней взорвался Аллочкин мобильникнеожиданно оптимистической мелодией с подвываниями и совсем уж несуразными «йей-йей-йей». Воистину, эта женщинавоплощённая загадка.
Да, Павел Николаевич, сказала Аллочка в трубку. Да, у нас всё нормально. Да, никаких проблем. Да, отличный прогон, через секунду отправлю вам копию. Да, у мамаши Пуляр раньше готовили отличный омлет. И не забудьте сапоги, если пойдёте за устрицами. Всем передам. Всё скажу. Отдыхайте спокойно. До встречи!
Отсалютовав трубкой невидимому П.Н., который, судя по всему, бродил где-то в окрестностях Мон-Сен-Мишель, Аллочка неторопливо убрала мобильник в карман пиджачка и шлёпнула ладошками по столу:
В интересах канала, и я думаю, вы все со мною согласитесь Так вот, в интересах канала мы зарежем сегодня, Геня, твой выпуск. Видимо, это и вправду было удивительное совпадение. Но я вас обеих предупреждаю: чтобы больше таких чудес не было! У нас тут не церковь и не цирк, мне фокусы не нужны, ясно? Геня, тебе ничего не стоит быстренько переписать выпуск, вот давай сегодня, после «Звёздного меню», встретимся у меня в кабинете, и ты покажешь новые рецепты, окей?
Аллочка встала. Следом за ней поднялись остальные. Ека прошла мимо, не поднимая головы, а я всё никак не могла оторваться от стулакак будто меня прилепили к нему на крыжовенный джем.
Глава восьмая,
где последовательно появляются плохое настроение, Остап Бендер и устрицы
Бывают такие дни, когда всё вокругот погоды до прохожих, как сговорившись, вызывает самые отвратительные чувства. Что поделать, даже у оптимистов случаются жизненные затемнения, неотвратимые как зима. В зеркалах торгового центра, коварно расставленных буквально на каждом шагу, я видела сегодня не привычное, вполне миловидное лицо, а словно бы отдельные сегменты-фрагменты не самой удачной фотосъёмки. Тонкие морщины на лбу и под глазамиэскизы будущей старости, которая пока всего лишь примеривается к прыжку. Тусклые (не верьте своим телевизорам!) волосыбез присмотра мастера они тут же отбиваются от рук. И взгляд, лишённый всяческого выражения; неудивительно, что даже поклонники сегодня разбегаются от меня на все четыре стороны.
Обычно мне нравится бродить по торговым центрам, которых в нашем городе настроили уже в таком количестве, что на каждого жителя скоро будет приходиться по несколько штук. Нравится не потому, что к этому настойчиво призывают глянцевые журналы, одержимые вопросом: «Существует ли жизнь после сорока лет?» (правильный ответ«нет»), а потому, что в магазинах удаётся полностью отключить вредоносные мысли. Когда я заставляю себя ничего не делатьи не занимать голову чтением, то лучше всего это получается в процессе «вегетарианского» шопинга, абсолютно безвредного для психики и кошелька Увы, сегодня это не сработало. Сегодня мне в каждом зеркале назойливо показывали усталую женщину, перевалившую за ту самую грань, что отделяет «просто жизнь» от молодости. Женщина испуганно моргала и отводила затравленный взгляд от одного зеркалалишь для того, чтобы отразиться в следующем.
А ведь раньше я считала, что первые признаки старения (как деликатно выражаются составители текстов для коробочек с дорогими кремами) такое же незыблемое условие женской состоятельности, как наличие первой аварии в послужном списке начинающего автомобилиста. Пока не прочувствуешь сам, каково этовнезапно врезаться в другую машину, не имеешь права считаться водителем. Пока на лице не прорисовалась первая морщина, не имеешь права называться женщиной. Это раньше я, повторюсь, так считала, чтобы подбодрить себя и своих телезрительниц. Я всегда и со всеми старалась быть как можно более доброжелательной и вообще светлой, как Снегурочка. Зато Юрик Карачаев недавно заявил в беседе с П.Н., что доброжелательность, корректность и оптимизмтри главных беды нашего времени, которые сводят таланты в могилы или к нулю. П.Н. возмущенно пересказал мне слова Юрика, но я не стала негодовать с ним на пару, а задумалась: может, правда, хватит уже превращать лимоны в лимонад?
В торговом центре, где я бродила с самого утра, невыгодно отражаясь в зеркалах и переваривая вчерашние события, много туалетов, по-европейски красивых и даже снабжённых автоматическим спусковым устройством для унитазов. Но на дверях кабинок здесь приклеены азиатские бумажки с убедительными просьбами «не вставать на унитаз ногами».
Я мою руки, стараясь не смотреть при этом на своё отражение. Попробуйте сами, убедитесь, что сделать это не так простоособенно если речь идёт о женщине, на протяжении многих прекрасных лет благосклонно относившейся к зеркалам.
Сегодня из Парижа возвращается разъярённый П.Н.
Я позвонила ему поздно ночью после записи ещё одного выпуска программы «Гениальная Кухня» (пять рецептов для детского праздника) и тёплой, дружественной встречи с депутатом Горликовым, пытавшимся воплотить на кухне свои представления о прекрасном. Горликов отчаянно злоупотреблял выражениями вроде «потребительская корзина» и вообще сводил меня с ума. Не понимаю, кому пришло в голову выбрать такого в депутатылично у меня после полуторачасового общения с Горликовым возникло страстное желание стукнуть его по носу швейцарским молотком для отбивных. Разумеется, я сдержала этот порыв. Потому что япрофессионал, и ещё потому что молоток жалко. Горликов, между тем, остался всем доволенмы с ним приготовили «Депутатскую закуску» из маслин, буженины и черри-томатов, сварили суп «Мечта народа» из форели с молоком и даже сделали десерттворожный крем «Дума». Невидимые миру слёзы текли исключительно по ту сторону камеры, и «Звёздное меню» на сей раз понравилось даже Аллочкеона присутствовала при записи программы, что называется, от и до. Новый выпуск «Гениальной Кухни» таким же образом курировал Пушкин, забравший впоследствии домой циклопический кусок клубничного чизкейкадля дочки Сашечки. Меня так не контролировали со школьных времён, когда я, обливаясь слезами, делала математику под маминым присмотром.
Я вернулась домой к полуночи. Встревоженная Шарлеманя ходила вокруг меня кругами, как голодная акула. Не раздеваясь, я повалилась на пол рядом с кошкой и, уткнувшись в безотказный шерстяной бочок, заплакала. Плакала я долгопластала от всей души, как выразилась бы Вовочка (волонтёр-хранитель диалектных слов), пока не услышала, что рядом ещё кто-то подвывает в тон или поёт? О, как же давно не слышно было этого пения! Где-то год назад я установила в телефоне особый сигнал для звонков П.Н. песню Остапа Бендера в мироновском исполнении: «Нет, я не плачу, и не рыдаю, на все вопросы я открыто отвечаю»
Остап пошёл уже на второй куплет, когда я, роняя всё кругом, схватила трубку.
Да, да, да, Павел Николаевич! крик мой насмерть перепугал бедную Шарлеманю. Гнусавость голоса, так старательно наплаканную, скрыть было невозможно, как, впрочем, и не нужноП.Н. никогда не обращал внимания на пустяки. Я слышала, как плещутся волныП.Н. ужинал на берегу залива (То, что он ужинает, я тоже прекрасно слышалазачем прерывать трапезу для такой мелочи, как телефонный звонок на родину?)
Приятного аппетита, не к месту пожелал П.Н. (на часы он, разумеется, не смотрел), и я его искренне поблагодарила. Шарлеманя тигриными шагами мерила кухню, подвывая не хуже, чем давеча мы с Остапом. Слушай, я сейчас отсмотрел Екин эфир Ты видела? Что скажешь?
Я молчала. Шарлеманя села со мной рядом и сощурила глаза, похожие на маленькие светофорные сигналы. А у П.Н., там, далеко, дерзко крикнула чайка. Моё молчание, судя по всему, тоже было слишком дерзким, потому что шеф на другом конце провода погрузился в долгую (и золотую, как вскоре докажет телефонный счёт) паузу.
Это я устрицу глотал! доверчиво объяснил П.Н., шумно запив несчастную вином. В отношении вина и прочего алкоголя я веду себя как скучнейший мормони даже в рецепты, без крайней необходимости, не добавляю ничего, способного изменить сознание. П.Н. тоже не слишком увлечён спиртосодержащими напитками, но вином порой балуется, особенно, если сомелье попадётся болтливый Мелковатые у них тут устрицы. Вот в Канкале Помнишь, какие там были змей-горынычи?