Сосед мой, что с вами? попытался он спросить у суфия, но тот ничего не ответил. Он храпел, задыхался, жилы на его шее вздулись, вид у него был страшный.
Что же нам теперь делать? спросил Карим-каменотес у людей, сошедших вместе с ним с минарета.
Да что же мы можем сделать? И все ведь случилось за один миг Ничего мы не можем тут сделать, пропустим только время намаза.
Пока не надо его тревожить. Может быть, отлежится и придет в себя
Оставив суфия на циновке, они поспешили на молитву. Кариму-каменотесу десятиминутное моленье показалось за десять дней. Едва дождавшись конца намаза, он поспешил на террасу, споткнулся о калоши прихожан, но, к счастью, не упал и опять оказался возле старика. Он опустился на колени и, всматриваясь в лицо суфия, громко позвал: «Сосед! Сосед!» Но сосед лежал неподвижно с открытым ртом, с закатившимися глазами и не дышал.
Наш суфий отдал богу душу Царство ему небесное Карим-каменотес поднял глаза к небу, провел ладонями по лицу, затем своим поясным-платком подвязал умершему подбородок, а лицо его накрыл белым платочком.
Святая сила! Ведь совсем недавно он был здоровехонький! удивлялись люди, выходившие после намаза из мечети на террасу. Вот так-то Мы предполагаем, а бог располагает. Все мы бренные в этом бренном мире Если уж так внезапно он понадобился создателю, так уж, наверное, удостоится небесного рая; безобидный он был человек так говорили сельчане, как бы утешая и умершего и самих себя.
Воля аллаха выпало ему прямо в мечети испустить дух: на минарете он упал, а на террасе мечети преставился быть ему, значит, в раю Смерть тоже ведь милость божья.
Тут в разговор вступил имам.
Рассветет и будет уже пятница. Бог даст, доживем до утра и совершим праздничное моление. Это тоже проявление милости аллаха к нашему праведному суфию. Сообщите всем близким и дальним, пусть завтра, собравшись на праздничный намаз, все многочисленные правоверные наших мест примут участие в джанозе по нашему покойному суфию. Тогда легче ему будет предстать перед всевышним. И еще одну особенность судьбы нашего суфии мы не должны упускать из внимания. Суфий дожил до возраста пророка и, кроме того, из мира временного перешел в мир вечный, никогда не имея детей. Я думаю, все захотят совершить благодеяние и примут участие в похоронном обряде.
Тогда опять заговорил Карим-каменотес.
Справедливы и правильны слова имама. Все вы знаете, что суфий был праведным человеком, искренним и душевным. Найдется ли человек, который был бы обижен им, и человек, у которого он взял бы и не отдал?
И мухи не обидел за всю жизнь!
Да, справедливы слова имама. Где рождение, там и смерть. Суфий всегда помнил о смертном часе. Однажды он мне, как соседу, высказал свое завещание. «Сосед, сказал он, у меня, не считая старухи, нет более близкого человека, чем вы. Сердце мое чует, что едва ли я доживу до возраста пророка, хотя, разумеется, ведомо это одному лишь аллаху. Так вот, деньги на похороны и поминки мною припасены, да и саван для меня не придется искать, я все приготовил» Так он мне говорил, будто знал, что скоро умрет. Я ему сказал, что надежды лишен один только сатана, а человек, пока дышит, надеется, и, бог даст, вы доживете еще до ста лет И знаете ли, как он мне на это ответил? «Абу Муслим, рожденный под счастливой звездой, и то не вечно жил на свете Нет, когда придет мой последний час и я умру, в тот же день заверните меня в саван и похороните, а могилу как следует притопчите ногами».
Зачем же затаптывать могилу? я тогда не удержался от смеха. Прошу простить меня, господин имам и все правоверные, но слова его показались мне смешными.
Да затем, чтобы грешник, раб божий суфий, не вздумал больше возвращаться в этот ложный мир. Затопчите мою могилу, чтобы крепче была
Святой человек был наш суфий
Терпеливый, стойкий был человек
Всем делал только добро
Никого не обидел
Надо всем принять участие в похоронах и поминках
Посоветовались, посоветовались и решили нести покойника в его хибарку, домой. Пять-шесть сельчан во главе с Каримом-каменотесом двинулись печальной процессией к дому суфия. Пока шли, негромко переговаривались между собой.
Труднее всех теперь будет его старухе.
Да, плохо, когда в старости один из супругов умирает, а другой остается жить. У нее ведь нет никого, кто бы позаботился о ней.
Несчастные, прожили жизнь на этом свете, а детей так и не завели.
Перед калиткой замолчали, кое-как протиснулись в нее вместе с покойником.
Сразу в дом понесем?
Как бы не перепугалась старуха, надо предупредить.
А что же нам делать? Все равно ведь должна узнать
Давайте положим его пока во дворе, а вы, Карим-ака, потихоньку зайдите и с осторожностью сообщите несчастной о случившемся.
Дворик был маленький, окруженный со всех сторон домами соседей, узкий и кривой, не двор, а клетушка. Глиняная, приземистая кибитка в одну комнатку, рядом кухонька, крытая сухим камышом, в ней очаг. Стены и потолок ее покрыты копотью. Как на ладони, тут все богатства, все кухонное добро: висящий на гвоздике грязный мешочек с солью, сшитая из старых лоскутков рукавичка, браться за горячее, грудка кизяка, котелок с тюбетейку, чугунный кувшин для воды
Услышав движение во дворе, старушка крикнула из комнаты:
Эй, кто там? Это вы, суфий?
Должно быть, она дожидается своего суфия негромко отозвался на это Карим. Ну делать нечего, что случилось, то случилось, надо идти.
Кто там? повторила старушка, почему вы не откликаетесь, суфий?
Теперь она выбрела на терраску и начала всматриваться в сумерки. Ей, состарившейся, с ослабевшим зрением, нелегко было, как видно, сразу узнать стоявшего перед ней человека. Наконец она поняла, что это вовсе не ее суфий.
Кто вы такие?
Это я, ваш сосед Карим.
Добро пожаловать, сосед Карим.
Наступило молчание. Карим-каменотес не знал, что говорить дальше, как высказать горестные слова. Сельчане, пришедшие вместе с ним, тоже молчали.
Каримджан, почему вы молчите? Да вы, я вижу, не один Глаза-то мои чтоб им пусто! совсем ослабели, никуда не годятся.
На все воля аллаха, дорогая соседка.
Да что случилось? Говорите скорее! Где мой суфий?
Быть покорным судьбе предписано каждому мусульманину и каждой мусульманке Все мы в руках аллаха, и кончаются наши дни бисмиллахир-рахман-ир-рахим во имя аллаха милостивого и милосердного
Неужели суфий старуха, видимо, поняла, что случилось.
Суфий был смиренным мусульманином, чистым как ангел, как вы сами Да будет милостив к нему аллах в вечном мире!
О, горе мне! Ангел был мой суфий! Как же мог он оставить меня, беспомощную, мучиться в этом ложном мире, а сам!.. старушка кричала, тряслась и вдруг начала ладонями сильно бить о землю, словно виновницей всех людских бед была эта земля. Мой повелитель, мой милый суфий, а каков был наш уговор? Почему вы ради собственного покоя бросили меня, горестную, здесь? Нет, не останусь я скорбеть на этом свете. Нет, нет! Уйдя в мир настоящий и вечный, вы не можете бросить меня в этом ложном мире! Нет, уж берите с собой и меня, несчастную Каримджан, вы мой самый близкий сосед. Устройте место в могиле рядом с суфием и для меня. И вы, милые мои, чтобы не делать двойной работы, копайте могилу сразу и для меня. На этом свете я уже отмучилась, отстрадала, мне нечего больше здесь делать. Теперь у меня одно только последнее желание о нем и прошу всевышнего оказаться мне в одной могиле с суфием, чистым, как ангел, совершившим благодеяний больше, чем было волос у него на голове и в бороде. О, мой суфий, зачем же вы ушли, не попрощавшись со мной? Или для того, чтобы не утруждать свою старушку? А ну-ка погляжу я на вас, насмотрюсь я на вас.
Старуха бросилась на охладевшее уже тело своего дорогого супруга и забилась в рыданиях. Иногда она отрывалась от тела, разгибалась и всплескивала руками, ударяя над головой ладонь о ладонь.
Суфий, вы всегда излучали добрый свет, где же вы теперь? Почему весь мир окутался мраком? И небо черное, и земля черная. И небо и земля скорбят вместе со мной!..
Опять она распрямилась и, поднимая лицо к небу, всплескивала руками.
Взглянув вверх, Карим-каменотес увидел, что небо заволокло черными тучами, луна то прорывалась сквозь рваные клочья туч и тогда освещала печальную картину на дворе суфия, то опять скрывалась, и тогда на земле наступала тьма.
Вдруг старуха вскрикнула и повалилась как деревце, подрубленное умелым ударом топора. Недаром говорят, что в день Страшного суда поможет сосед. Карим-каменотес быстрым движением приподнял голову старухи, спросил, что с ней, но ответить она ничего не смогла. Ее унесли в дом и там уложили. Она лежала маленькая, сухонькая, беспомощная.
О, аллах, вот уж не думали, не гадали, что такие события обрушатся одно за другим. Комната у них одна, куда же денем покойника?
Придется положить рядом со старухой, не на дворе же его оставлять.
Карим-каменотес взял ветхое одеялишко и постелил его возле старухи. Суфия уложили на это ватное одеяло.
Никого особенного не обрадовавшие своим рождением, ничего особенного не совершившие на этом свете, не нажившие ни детей, ни добра, вот теперь лежат они, старик и старуха, лежат безмолвно, безропотно, как жили, лежат, дожидаясь отправки в последний путь
Карим-каменотес решил сходить домой и рассказать о случившемся жене. Тем, кто оставались около старухи, он наказал неотрывно смотреть за ней и напомнил им поговорку: «Пока больной жив, жива и надежда». И еще он сказал:
Надобно сейчас же сообщить гассалу, чтобы пришел и обмыл умершего. Упокойная молитва будет совершена во время пятничного намаза.
И к могильщику надо бы послать человека, добавил один из сельчан.
Выходя из кибитки, Карим-каменотес окинул взглядом пожитки суфия. В нише небольшой сундучок, в другой нише старое ватное одеяло, на земляном полу дырявая кошма, потрескавшиеся чайник и пиалы, глиняный кувшин держать воду, да еще один узкогорлый кувшин для умывания, большая глиняная каса-миска, старая паранджа, износившийся серый мурсак. Вот и все богатство, которое нажили, на этом свете и оставляли после себя суфий и его жена.
Помочь бы чем-нибудь старушке
Чем ей поможешь?
Подождем до рассвета, там видно будет. Кажется, моя жена сама пришла.
Мужчины все вышли из лачуги и действительно встретили во дворе жену Карима-каменотеса. Что же она увидела, войдя в кибитку? Суфий мертв, жена его чуть жива. В страхе соседка бросилась наружу. На дворе темень. Ужас окончательно обуял ее. Она стала громко звать соседок по именам, и те одна за другой стали выходить на ее зов. Когда, собравшись, они все вместе вошли в комнату, старуха уже не дышала.
КУШМАЗАР
Столь внезапно появившийся и так напугавший своим появлением Аймата-суфия человек в шапке дервиша вновь пришел к мечети, имама Хасана, имама Хусана на рассвете следующего дня. Он огляделся. Вокруг мечети не было ни души. Два ведра стояли на том же месте, где он их оставил вчера. Он надеялся встретиться с суфием и, если бы удалось расположить к себе старика, то остаться бы при мечети его помощником.
«Ладно, подумал пришелец, суфий, наверное, скоро придет, а пока примусь-ка я за работу, подмету двор и побрызгаю его водой».
Вестники утра петухи орали вовсю в кишлаке, будто старались перекричать друг друга, собаки лаяли, не уступая им.
Старики, из тех, кто встают с петухами, уже один за другим тянулись к мечети. Они останавливались, чтобы разглядеть незнакомца, подметающего двор, потом усаживались на супе и заводили между собой неторопливый разговор.
«Наверное, обо мне говорят, думал пришелец. Однако уже утро, старики собираются к мечети, почему же до сих пор нет суфия? Он должен приходить раньше всех».
Вдруг, оторвав взгляд от подметаемого двора, он увидел, что со стороны кишлака быстро движется к мечети многолюдная процессия. Не трудно было разглядеть, что несут сразу два табута. Когда процессия подошла поближе, он вышел ей навстречу и присоединился к толпе. Один табут накрыт халатом, другой паранджой. Это может означать только одно: хоронят мужчину и женщину.
Обычно на похоронах впереди гроба идут сыновья умершего. Они плачут и восклицают: «Отец наш любимый!» или «Матушка наша милая!», «Родимая наша матушка!», «Лишились мы наших близких!»
Видя, что никто не плачет и не стенает впереди табутов, дервиш предался печальным мыслям. «Оказывается, они тоже одинокие, как и я. Да, такова уж участь всех одиноких и бездетных. Когда окончатся мои дни, меня и похоронить-то по-человечески будет некому. Как только закроются мои глаза, так и погаснет мой свет Ни следа, ни имени не останется от меня среди людей. У этих покойников был хоть, наверное, свой дом. Односельчане приготовили им могилы, усердствуют ради всевышнего а у меня?
Поднимать покойников по крутым ступенькам в мечеть было неудобно и трудно, но молодые парни ловко справились с этим и поставили табуты на террасе. Ради пятницы было тут особенно многолюдно.
Голос муэдзина призвал к заупокойной молитве. Дервиш оказался среди молящихся, он во всем, подражал их движениям, но не мог освободиться от мысли: «Почему же до сих пор нет суфия? Почему к молитве призывал другой человек?»
Он украдкой рассматривал всех собравшихся, шарил глазами по толпе, но суфия нигде не заметил.
Моленье закончилось, и те же молодые люди подняли погребальные носилки и понесли их к кладбищу.
Так, молодцы, одобряли их старшие, хорошо и в тонкостях знающие обычаи, радуясь, что обряд выполняется по всем правилам. Так передвигались над толпой два табута до самого кладбища, а людей не убавлялось, а прибавлялось. Дервиш тоже подставлял плечо то под один табут, то под другой.
Кладбище находилось на открытом, ничем не огражденном возвышенном месте. Небольшая старая мечеть, построенная когда-то из плоского кирпича посредине кладбища, обрушилась со стороны Кыблы, пришла в негодность, но многочисленные пестрые знаки, привязанные к палкам вокруг нее, по-прежнему придавали ей некую таинственность и святость.
Давно уж повелось, что могильщики на этом кладбище вскрывали старые могилы, отгребали в сторонку старые кости, подчищали и подновляли место и клали туда новых покойников. Но на этот раз могильщик поступил по-другому. Для суфия и его супруги он вырыл новую, просторную могилу. Некоторые, видя такое дело, невольно подумали про себя: «Отчего это могильщик ради какого-то жалкого бедняка затратил столько трудов, в то время как мог ограничиться легкой работой?» Но, оказывается, могильщик поступил таким образом не случайно. Он, копая могилу, думал так: «Что хорошего видели они на этом свете? Суфий, так же как и я, прожил всю жизнь, служа людям, я рою могилы и засыпаю покойников землей, а суфий помогал людям на свадьбах, на тех же похоронах и во время исполнения других обрядов. Я ведь хорошо знал и самого покойника и его жену.
Аймат-суфий женился на вдове старше себя на десять лет. Они жили в старой кибитке, доставшейся его жене по наследству от прежнего мужа. В этой кибитке, величиной с куриную клетку, они прожили до конца своих дней, так и не дождавшись ребенка. Вот у кого стоит поучиться супружеской верности. Поучительно ведь и то, что в мир иной они перешли в один день. Это милость божья на них. А что было бы, если бы один из них умер, а другой продолжал бы жить? Конечно, на все воля божья, но несомненно, что участь оставшегося была бы горька. Уж, наверное, не каждому выпадает такое счастье, как выпало суфию и его жене, которые поровну делили радости и горести жизни, а потом взяли да умерли в один день. Так пусть же эти люди, чистые, как ангелы, лежат в просторной и чистой могиле».
Вот с какими мыслями могильщик вырыл новую могилу на открытой и обособленной части кладбища.
Положить тело суфия в могилу помогали могильщику два других человека, а также Карим-каменотес. Когда же подошла очередь покойницы, не нашлось никого, кроме Карима. Тогда вскочил с места горестно сидевший в сторонке незнакомец-дервиш.
Если позволите, я помогу, сказал он Кариму и подошел было к погребальным носилкам.
Погодите-ка, вы сначала скажите, женаты ли вы?
Нет, я не женат.
Так отойдите в сторону. Умершую женщину опускать в могилу дозволяется ее мужу, детям, а если их нет, то бедняку, имеющему жену. Так указывает шариат.