Ага, кивнул Бевзюк, недаром же его Таисием Ларионовичем прозвали. Вот достанется же мужику такая баба! Вроде боевой генерал, а она его в бараний рог, под каблуки все.
Ну, а что ж, опять захихикал Полтуржицкий, самой Таисии Ларионовне-то, пожалуй, по ее командирским навыкам и по уму, считай, сразу полковника давать можно, если не генерала. Раз уж она сама генералами командует!
Генералы и один полковник поддержали это заявление одобрительным смехом. Не смеялась только Нина. Ей доводилось бывать в Варшаве в гостях у Остапа Стеца и его жены Таисии Ларионовны, так что мнение о них она составила свое. Да, конечно, женщина она была властная, чего там говорить, и вполне можно поверить, что она и в служебные дела мужа лезла. Но вот смеяться над Остапом она бы не стала. Видно же было, что любил он жену, любил без памяти, а вовсе не прогибался перед ней по слабости характера.
Расписав пульку, сделали перерыв. Генерал Бевзюк подошел к Речницкому и вполголоса сообщил:
Только вчера узналменя с округа переводят. Уже в январе. Причем с понижениемначальником артиллерии округа к Поплавскому.
С чего бы это? удивился Якуб.
Ко мне обращался Главный инспектор артиллерии, говорил: Поплавскому нужен опытный артиллерист.
Опытный артиллерист всем нужен! резко бросил Речницкий. Ох, темнит что-то Чарнявский. А Корчиц что говорит?
Корчиц, Корчиц Наш Владик поет всегда одну и ту же песню: решение принято, его надо исполнять, а не рассусоливать. Нам, дескать, виднее, где вас использовать надлежащим образом! Бевзюк помолчал немного, успокаиваясь, а потом снова заговорил, обращаясь к Речницкому: Слышь, Якуб, я к чему это. Ты не думай, что я поплакаться решил. Просто слышал в Генштабе, что тебя на мое место прочат. Так что готовься к переезду в Люблин
Утро следующего дня наступило для Нины уже малость подзабытым образомее разбудил отец со шпагой в руке. И понеслосьфехтование, отжимания, приседания, упражнения для пресса, на гибкость Затем тир, контрастный душ и лишь после всего этоговожделенная чашка черного кофе. Пока она с удовольствием прихлебывала обжигающую жидкость, Якуб будничным голосом сообщил:
Сегодня тебе день на сборы, а завтра отбываем в Закопане. Всем семейством.
Закопане, Закопане Слышала ведь что-то. А, это, вроде, в горах. Но что в горах зимой делать? Знакомство с Чаткальским хребтом (отрогами Таласского Алатау) зимой 1942 года явно не настраивало ее на повторение подобных опытов.
Папа, осторожно поинтересовалась она, а зачем нам в горы?
Речницкий усмехнулся:
Эх, Нинка, да тут горы совсем не такие, как у нас, под Ташкентом. Татры этиони низенькие совсем. А Закопанеэто у них самый главный в Татрах курорт. Так что отдыхать едем. Выше нос! и он нажал указательным пальцем снизу на кончик ее носа, стараясь задрать его вверх.
Девочка невольно расплылась в улыбке, но все же ловко увернулась от родительского пальца.
Отдыхать? переспросила она. А что там делать?
Как что делать? удивился отец. Лыжи, коньки, санки Бабу снежную слепить можно, в снежки поиграть.
Большого энтузиазма эти разъяснения у Нины не вызвали. С лыжами и коньками у нее (так же как и с плаванием) дело обстояло очень плоходефект вестибулярного аппарата. То ли врожденный, то ли малярия в детском возрасте подгадила, то ли еще что, но держать равновесие при движении на лыжах и на коньках ей толком не удавалось. Однако, что греха таить, возможность отвлечься и от школы, и от принудительных утренних тренировок немного грела душу.
И вот на следующее утро «Студебекер» с Янеком за рулем уже вез их из Кракова точно на юг, в сторону Татр, к самой границе с Чехословакией. Местность становилась все более холмистой, дорога стала петлять, забираясь все выше, горы делались все внушительнее, покрываясь шапками хвойных лесов. И если в долинах снега еще, можно сказать, и не быловыпадал несколько раз, да почти тут же и таял, то отроги Татр белели снежным покрывалом.
Городок Закопане встретил их живописно разбросанными по склонам гор домиками и более солидными зданиями отелей и пансионатов. Как оказалось, Нине был выделен отдельный домик, чем она тут же возмутилась:
Что я, барыня что ли? Зачем мне эти хоромы? Я и с вами вполне могу остаться, ей вовсе не улыбалось проводить хотя бы часть отдыха отдельно от отца.
Якуб сначал сделал суровое лицо (чуть не сказал«зверское», но мимикой Речницкий не злоупотреблял), затем, железной хваткой взяв дочку под локоть, отвел в сторону, шепнув лишь одно слово:
Задание
Что такое задание, девочка уже давным-давно усвоила, и потому никаких дальнейших возражений с ее стороны не последовало.
Улучив минуту, генерал зашел проведать, как устроилось его любимое чадо, и тогда пояснил суть поставленной задачи:
Тут, на курорте, сейчас находится некий композитор, сочинитель песенок, по имени Зигмунт Карасиньский. Вот название пансионата и номер комнаты, где он обитает. Тебе предстоит с ним познакомиться и за три дня вскружить ему голову.
«Вскружением голов» Нине заниматься еще не приходилось, но, обладая достаточной наблюдательностью, она уже имела некое представление о том, как это делается. Да и, в конце концов, женщина она или не женщина? Поэтому отнекиваться она не стала, спросив лишь:
И насколько сильно надо вскружить?
Отец ухмыльнулся:
Слишком далеко заходить не требуется. Ты же у нас еще девица, нет?
Дождавшись смущенного кивка Нины, он продолжил:
Главное, чтобы удалось вытащить его на прогулку без посторонних глаз куда-нибудь в укромное местечко, желательнопопозже вечером. А об остальном позаботятся уже без тебя. Имя, название пансионата, номер комнаты запомнила?
Нина снова кивнула. Скомканная полосочка бумаги быстро превратилась в пепел, размятый в пепельнице.
Познакомиться с композитором удалось на удивление быстро. Застав Зигмунта в кафе, Нина нерешительно приблизилась к его столику и, краснея и запинаясь, пробормотала:
Тысяча извинений Простите Но Но ведь это вы? Простите еще раз! Я хотела сказать: ведь это вы композитор Карасиньский?
К вашим услугам, юная паненка! тут же сделал стойку немолодой, стильно облысевший пан с полноватым лицом, черты которого выдавали его совсем не аристократическое происхождение. Да, я композитор Зигмунт Карасиньский. Чем могу быть полезен? Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь! он вскочил и пододвинул стул.
Нина, помявшись немного и продолжая краснеть, присела на краешек стула у столика композитора. Да, он, пожалуй, ровесник ее отцу (тут она угадала), хотя их физическую форму и сравнивать нечего. Правда, ничего не скажешьлицо, хотя и простоватое, но живое и умное. Вот только глазки слишком масленые Краем глаза изучая объект, девочка продолжала щебетать:
Ах, не знаю! Мне так хотелось познакомиться с настоящим композитором, который написал столько очаровательных песен! Я так боялась, думала вы гордый, недоступный, а вы, оказывается, совсем как обычный человек!
Что вы, паненка, какой же я недоступный! с радушной улыбкой промолвил Карасиньский. И я на самом деле обычный человек.
Нет-нет, не говорите так! с пылом возразила Нина. Человек, способный творить такое чудо, как ваши песни, не может быть обычным!
Простите, прекрасная пани, а будет ли мне позволено узнать ваше имя? Или это тайна? осведомился ее визави.
Ах, я совсем потеряла голову! всплеснула она руками. Это так невежливо с моей стороны!
Так как же вас зовут? повторил Зигмунт.
Янка пролепетала девочка. То есть Янина, пан Красиньский.
Зигмунт. Для васпросто Зигмунт.
Вскоре выяснилось, что сочинитель песенок оказался не только композитором, но и скрипачом, пианистом и саксофонистом, а заодно и дирижером. Правда, большинство своих умений ему продемонстрировать не удалось. Скрипка была у него в номере, но его попытка пригласить туда Нину была встречена ею недоуменным взглядом и решительно отвергнута. Ну как жесветский этикет не допускает, чтобы юная паненка, к тому же несовершеннолетняя, отправлялась в апартаменты к мужчине, да еще и наедине! Нет, это совершенно за гранью допустимого!
Пану Зигмунту пришлось рассыпаться в извинениях и перевести разговор на другую тему:
Скажите, Янина, а какая из моих песен больше всего запала вам в душу?
Ах, они все такие чудесные! Но мне хотелось бы, чтобы вы спели мне ту, к которой у вас самого лежит душа, ответила девочка.
О, моя милая паненка, у меня есть такая песня! И я хочу посвятить ее вам! с энтузиазмом воскликнул композитор. Подойдя к фортепиано, стоявшему на небольшой эстраде в кафе (в дневное время там еще не было музыкантов), он откинул крышку, взял несколько аккордов и начал:
Piękna pani, uśmiech serdeczny z dala ślę.
Piękna pani, może już nie pamiętasz mnie?
Прилипчивый мотивчик и запоминающиеся строчки припева этой песенки, написанной весной 1939 года, успели стать популярными еще до войны. Потом грянуло нашествие швабов. Его постоянный соавтор, Шимон Каташек, попал в Варшавское гетто и был расстрелян в Павяке (известная тюрьма, оказавшаяся на территории гетто). А Зигмунт Карасиньский всю войну отсиживался как раз здесь, в Закопане. Сегодня же песенка снова отправилась в победное шествие по Польше, желающей забыть ужасы войны:
Чи паменташ те ноц в Закопанем?
Czy pamiętasz tę noc w Zakopanem?
Księżyc świecił srebrzyście jak stal.
Po kobiercu ze śniegu usłanym
nasze sanie gdzieś nas niosły w dal.
Cicha noc, śnieżna noc w Zakopanem,
czy pamiętasz, jak szybko mijał czas?
Takie chwile są niezapomniane,
taka noc bywa tylko raz.
«Интересно, скольким пенькным пани ты уже успел посвятить эту песню?»с отстраненным любопытством подумала Нина. Все попытки пана Зигмунта напроситься сегодня на свидание она, продолжая смущаться и краснеть, все же отвергла. Но композитор уже, что называется, завелся. Так что в кружении собственной головы он был виноват ничуть не меньше, чем девчонка, которая его раздразнила. А кружение это достигло такого накала, что пан Зигмунт на ночь глядя попытался проникнуть в домик, где проживал предмет его страсти. Попытка это была своевременно пресечена охраной курортадовольно бдительной, поскольку ловить ворон в Польше 1946 года было опасно для жизни.
На следующий день Карасиньский был близок к точке кипения. Глядя на него, Нина решила: «Третий день уже пошелпора». Тут как раз подоспел вопрос Зигмунта, произнесенный голосом, преисполненным трагизма:
Жестокая обольстительница, неужели вы не подарите мне хотя бы несколько минут наедине?
Девочка пожала плечами:
Но, пан Карасиньский, как же это возможно? К вам идти мне не позволяют приличия. Пригласить вас к себе было бы тем более опрометчиво Впрочем пан Зигмунт застыл в напряженном ожидании. Впрочем повторила девочка, лукаво облизнув губы кончиком язычка, почему бы нам не прогуляться после ужина вон по тому симпатичному соснячку? и она указала кивком головы на отдаленный склон, где действительно зеленели невысокие горные сосенки.
Но, милая, паненка, почему же в лес? чуть не взвыл композитор, обманутый в своих сладких мечтах.
Потому что я так хочу! властно заявила прелестная паненка.
Перед таким доводом оставалось лишь покорно склониться. Тем более что лесок, хотя и не может поспорить с уютом номера, все же предоставляет кое-какие шансы для вольностей
За ужином в кафе, сидя рядом с отцом (Янка кормила ребятишек в номере), Нина негромко спросила:
Кому доложить о месте свидания?
Никому не надо, так же тихо ответил отец. Вас ведут, так что выйдут на место сами.
Вечер был весьма романтическим. Звезды, рассыпавшиеся по ясному небу, серебристый серп луны, легкий морозец, чуть искрящийся в лунном свете снежок, поскрипывающий под ногами, черные тени деревьев на снегу Но только лишь они с Зигмунтом успели углубиться в сосенки по едва протоптанной тропинке, как вся романтика тут же и окончилась. Спереди и сзади из-за деревьев выступило несколько фигур в штатской одежде:
Спокойно! Кто такие? Предъявите документы!
Композитор, заметно нервничая, полез за документами. Достала свои из сумочки и девочка. Взглянув на них, тот, кто отдавал команды, коротко распорядился:
Збых, проводи паненку до ее дома. А вам, он повернулся к пану Карасиньскому, придется пройти с нами для беседы.
Спустившись к городку, тот, кого назвали Збыхом, остановился:
Все, дальше топай сама. Спасибо, твоя роль окончена. И больше к этому типу не подходи.
На следующий день композитор обнаружился на своем привычном месте в кафе. Вид он имел немного ошарашенный, однако на появление Нины, хотя и с некоторым запозданием, отреагировал робкой улыбкой.
Девочка в ответ обиженно дернула плечом и демонстративно отвернулась. На том и закончилось ее курортное задание. Зачем спецслужбам понадобилось организовать контакт с композитором именно таким странным образом, Нина так и не узнала (как это обычно и было в тех операциях, к которым она привлекалась).
4. Смерть «генерала Вальтера»
Приключение с паном композитором девочка скоро выкинула из головы. Дни в Закопане, заполненные катанием на санях, игрой в снежки, прогулками по горным дорожкам, пролетели очень быстро. Она вернулась в Варшаву, а отецв Краков, готовиться к сдаче дел и принятию командования войсками Люблинского округа. Школу Нина посещала лишь урывками, большую часть времени проводя с товарищами из дельницы ZWM. Время было горячее, на носу были выборы, и агитационная кампания достигла наибольшего накала. Митинги, собрания, расклейка плакатов и листовокне только в Варшаве, но и в окрестностях. Ведь на селе активистовсторонников новой властибыло не так уж много. К тому же и работу по расчистке варшавских развалин никто не собирался отменять. А ещевыезды по тревоге. Сигналы о бандитских вылазках поступали нередко, но чаще всего приходилось ловить пустой след. Бандиты успевали скрываться, а местное население не спешило делиться своими знаниями о том, куда бы они могли деться.
Но митингимитингами, а и отец Нину не забывал, дважды за январь присылая за ней машину из Люблина. В одно из таких посещений девочка решила поинтересоваться у отца насчет одного события, которое ей и ее товарищам нередко ставили в упрек противники во время бурных политических дебатов:
Папа, скажи, а в Катыникто там все же поляков поубивал? Я про выводы комиссии Бурденко знаю, но многие почему-то больше фашистам верят, что это наши расстреливали.
Речницкий помрачнел. Было видно, что ему не доставляет удовольствия ворошить эту тему. Однако, немного помолчав, он ответил:
Насколько мне известно, там и наши отметились, и немцы тоже. Но копаться в этом сейчас не время. Так что лучше держись официальной версиии точка!
Тем временем Якуб, наконец, узнал кое-что о результатах своей работы против британской разведки под крышей посольства. Узнал не от своего руководства, а, как ни странно, из газет. Польские газеты исподволь начали кампанию по дискредитации сэра Виктора Кавендиш-Бентинка, девятого герцога Портлендского. Нет, никто не обвинял британского посла в подрывной деятельности, несовместимой со статусом дипломата. Намекали на его чересчур уж далеко заходящие связи среди дам польского света. Одновременно у герцога испортились отношения с польским МИДоми министр, и другие должностные лица стали упорно делать вид, что посла как будто не существует в природе, и не желали его принимать ни по каким вопросам. Такой намек обычно означает, что если британцы сами не догадаются отозвать посла, вскоре об этом их попросят
Дошли до генерала Речницкого и слухи о новой волне арестов среди актива подпольной организации WiN. Каков во всем этом был его собственный вкладоставалось только догадываться. Хотя генерал не ломал голову над подобными догадками. Надо будетдоведут в установленном порядке, в части его касающейся. А если нет, значит нет.
После выборов стало немного полегче, и Нина чаще появлялась на уроках в русской школе-интернате, и подольше задерживалась у отца. Во время одного из таких посещений Якуб вдруг вернулся из штаба округа в неурочное время. Собранный, напряженный, он лишь коротко бросил:
Сверчевский убит.
Как убит? ахнула девочка.
Бандеровская засада. Подробности пока не ясны, и добавил: Я срочно еду в Санок, а ты оставайся здесь.