Виссарион, по-видимому, остался удовлетворен разговором. Н. потом узнал, что главным для кардинала в любом человеке, тем более в претенденте на место, была лояльность. Кардинал верил в свое умение лепить людей. Был бы человек лояльный, а уж если и при талантесовсем хорошо. Дальшедело наживное.
Кардинал встал.
Н. вскочил и опустился перед Виссарионом на колени, ожидая благословения.
Еще раз ощупав лицо юноши доброжелательным цепким взглядом, Виссарион подвел черту:
Да благословит тебя Бог, сын мой. Греция в опасности. Мы, греки, должны быть вместе. Еще не все потеряно. Нам приходится отвечать за грехи наши и за грехи наших отцов. Но Господь милостив. Он не допустит торжества неверных. Готовься, сын мой, в начале года мы выезжаем в Болонью. И поговори с Никколо Перотти, он очень надежный молодой человек и очень сочувствует нашему делу, хотя и итальянец. Он тебе объяснит, что нужно будет делать.
По губам Н. скользнул краешек распятия. Так начались их отношения с Виссарионом, которым суждено было продлиться многие годы, вплоть до смерти кардинала, а по существузначительно дольшедо конца.
Глава 2
В то время турки, уже ставшие хозяевами Малой Азии и большей части Греции, огромными силами осадили с моря и с суши Константинопольстолицу Восточной Империи и единственный город во Фракии, еще оказывавший сопротивление магометанскому игу. После тринадцатидневной битвы они взяли город, разграбили и разрушили его, убили императора Константина и уничтожили почти всю знать, поработили народ, осквернили своими магометанскими гнусностями благороднейший храм Святой Софии и все базилики этого царственного города. Весьма печальной была эта новость для всех христиан, но особенно для папы римского Николая V и императора Фридриха III, поскольку их правление оказалось запятнано сильнейшим позором в результате этого оскорбления, нанесенного христианской религии.
Поначалу Н. был взят скрипторомписцом. Его работа в основном состояла в переписывании древних греческих рукописей, иногдав переводе их на латынь. Года через два, однако, кардинал Никейский, ничего не пускавший на самотек, заметив старательность и исполнительность нового скриптора, перевел его рангом повышев секретари. Здесь Н. стали допускать к ведению корреспонденции, к другим документам. Дальше больше. Ко времени возвращения Виссариона в Рим Н. уже прочно утвердился внутри узкого круга ближайших сотрудников кардинала. Что он чувствовал, что испытывал при этом?
Конечно, что греха таить, в первую очередьгордость, удовлетворение от того, что он пробился, победил, смог. Как-никак, Виссарион в то время считался одним из влиятельнейших политиков Италии, наиболее реальным претендентом на папское кресло. Он делал политику, и политика делалась вокруг него. Это было безумно интересно, увлекательно. Молодой талантливый человек с искоркой божьейа она у Н. определенно имелась, оказавшийся после долгих лет ученичества допущенным к большим делам и серьезным решениям, испытывал состояние, подобное наркотическому опьянению.
Но было и другое. Историялучший учитель. Оказавшись брошенным в самую гущу исторических событий, Н. очень рано повзрослел. Он за несколько лет прошел ту школу, в которой молодые люди обычно засиживаются до 35, а то и до 40 лет, а некоторые не оканчивают вовсе. Н. был бесконечно благодарен своему отцу за то, что тот для него сделал, за напутствия. Если бы не отец, его уже давно, скорее всего, не было бы в живых. И тем не менее Н. стал понимать, что уроки, преподанные отцом, это еще далеко не все.
Выживать ради самого себя можно и нужно. Но жить только ради самого себя не хотелось. Н. бывало очень тяжело. Иногда тянуло все бросить, взмолиться: Господи, зачем все это? Порой закрадывались совсем греховные мысли. Святынь-то не осталось. Однако чем умнее, способнее, увереннее в себе, изворотливее, жестче, хитрее Н. становился, тем четче он сознавал, что делает все это, идет на все эти сделки с совестью не только ради себя, а во имя чего-то большего. Вот здесь-то и коренились истоки того внутреннего разлада, который в Н. вызывала служба у Виссариона и который постепенно разрастался.
Виссарион вызывал у Н. одновременно два чувства: влюбленности и отторжения. Н. был влюблен в кардинала, как ученик бывает влюблен в учителя. В того трудно было не влюбиться. Даже на фоне богатого талантами XV века Виссарион неоспоримо казался настоящим гением.
Прежде всего поражала работа его мозга. Родившись в семье ремесленников на окраине цивилизованного мира, в городе Трапезунд на северо-востоке Малой Азии, столице миниатюрной Трапезундской империи, этот человек силой своего интеллекта превратился в одного из самых влиятельных людей Европы. Гуманист в самом полном смысле этого слова, с необычайно широкой сферой познаний как в духовных материях, так и в светских. Политик, что называется, от Бога. Проповедник невероятной силы, полемист. Писатель, владеющий пером легко, свободно и элегантно в любом жанре и на обоих языкахкак на греческом, так и на латыни. Наконец, воинствующий миссионер, выступавший главным носителем идеи объединения двух церквей и организации нового крестового похода.
Но при всем том, положа руку на сердце, Н. не смог бы сказать, что Виссарион ему нравится как человек, что он ему симпатичен. Скорее наоборот. Такое случалось с Н. в отношениях с женщинами. Ему доводилось любить женщину серьезно, по-настоящему. И в то же время сознавать, что как совокупность человеческих черт она ему не нравится, что он не приемлет качеств ее характера, что ее стиль поведения вызывает у него отторжение.
В Виссарионе Н., как ни удивительно, не принимал главногоотношения того к Византии. Ко всему греческому. Сперва это неприятие было больше подсознательным, неосознанным. Потом, по мере сближения с кардиналом, Н. постарался разобраться в своих ощущениях.
Н. родился в Константинополе, вырос там и оставался патриотом этого великого города, несмотря на годы, прожитые в Италии. Н. любил Константинополь. Любил его запахи и звуки, любил его грязь и его великолепие, его упадок и его вечно молодое величие. Для Н. Константинополь воплощал прежде всего образ жизни на стыке религий, культур, цивилизаций, миров. Утрату этой жизни он оплакивал вместе с гибелью Константинополя.
Напротив, для Виссариона Константинополь никогда не был живым городом. Он воспринимал его скорее как символ. Как символ торжества христианской церкви на просторах Малой Азии. Символ, диктовавший необходимость объединения с престолом Святого Петра.
Как человек и как мыслитель Виссарион сформировался в Мистре. Там он провел шесть лет: с 1430 по 1436, находясь в обучении у философа Георгия Гемиста Плифона и одновременно осваивая искусство царедворца при дворе деспота Теодора II Палеолога. Недаром Виссарион на всю жизнь сохранил любовь и признательность к своему старому учителю Гемисту, несмотря на заигрывания того с язычеством.
В голове Н. с трудом укладывалось, как один из отцов церкви может поклоняться человеку, который, как рассказывали злые языки, на Флорентийском Соборе в ответ на риторический вопрос, кто победитХристос или Мухаммед, однажды заявил: никто, будущая единая религия не особенно станет отличаться от язычества.
Представления Виссариона о церкви причудливо раздваивались. Бесспорно, Виссарион вдохновлялся идеей единой, великой, вселенской церкви, основанной апостолом Петром. Бог его знает, Виссарион был человек амбициозный. Возможно, он себя видел вторым ПетромПетр основал, а он, Виссарион, объединил, воссоединил. Но при таком подходе терялось видение Константинополя как реально существующего, существовавшего города-государства с живыми людьми, со своими традициями, обычаями, нравами. Не случайно еще до падения Константинополя Виссарион, по сути, примирился с его утратой.
В кругах греческих эмигрантов в Италии помнили, как накануне битвы под Варной Виссарион написал длинный меморандум. В нем кардинал формулировал целую программу неотложных мер, объединенных одной задачейпревратить Пелопоннес, опираясь на его материальные и людские ресурсы, в неприступную крепость, которая выстояла бы перед турецким напором, дав тем самым Западу столь необходимую передышку для организации контрудара. Используя свои прежние связи, Виссарион пытался убедить тогдашнего деспота Мореи Константина провести необходимые, давно назревшие реформы и в первую очередь реорганизовать армию. При этом Виссарион обещал всяческую помощь, включая отправку из Италии специалистов по ремеслу и военному делу. Тогда из этого ничего не вышло. Время для осуществления столь грандиозной программы было упущено. Но тем не менее факт остался.
Не менее поразил Н. и другой эпизод, на поверхности незначительный, в котором он сам участвовал. Вскоре после падения Константинополя Виссарион продиктовал Н. два письмаМикеле Апостолио и епископу Афин Феофану. В них кардинал просил любыми способами собирать старинные византийские рукописи и пересылать ему. Спору нет, сохранение культурного наследия Византиидело благородное. Но у Виссариона это подвижничество приобретало мертвящие, откровенно латинизированные формы.
Чем больше Н. рассуждал об этом, тем больше он склонялся к тяжкому, болезненному выводу, что объединение церквей действительно было для Виссариона главнейшей целью его жизни, а вовсе не средством для спасения Византии, как хотели верить многие в греческом окружении великого кардинала. Виссарион мыслил сохранение православной традиции в лоне единой и могучей католической церкви. Освобождение Византии он представлял себе исключительно как результат нового крестового похода объединенного Запада на Восток. Ряса монахов Святого Василия здесь ничего не меняла.
В окружении кардинала его слово было законом, единственным и абсолютным. Поэтому Н. ни словом, ни намеком, ни взглядом, ни румянцем, ни бледностью, ни дрожанием рук не выдавал свои сомнения. Однако его естество восставало против такой позиции.
С горечью, с болью на сердце Н. сознавал, что, скорее всего, Константинополь как государство и как мир уже не спасти. Даже если когда-нибудь Запад и собрал бы силы для нового крестового похода. К тому времени от Византии уже мало что осталось бы. Турки огнем и мечом изничтожали все. В этом отношении они были хуже и арабов, и татар, потому что учли их уроки.
Однако еще не поздно было постараться сохранить какие-то фрагменты византийской цивилизации, если нужно, перенеся их на другую почву. Сохранить древневосточный обряд, потому что этот обряд олицетворял собой образ жизни. Сохранить государственный строй, который Н. искренне считал самым совершенным в мире. Сохранить законы, традиции, этикет. Наконец, язык. Иными словами, культуру.
Как это сделать, Н. не знал. Но ему казалось, что союз с латинством только ускорил бы окончательный распад греческой цивилизации, раздавленной турецким ярмом.
Эти сомнения проявлялись в том, что у Н. никак не получалось определить свое место в окружении Виссариона.
В круг кардинала входили самые блистательные умы того времени. И великолепный маркиз Федерико Ди Монтефельтро, и венецианцы Паоло Морозини, Людовико Фоскарини, Веттор Капелло, Кристофоро Моро, и гуманисты Лоренцо Валла, Поджо Браччолини, Помпонио Лето, Платина, и влиятельный конфидант Николая V Джованни Тортелли. Эти люди создавали вокруг Виссариона атмосферу творческого подъема, задора, игры. Попутно ухитряясь до остервенения ссориться между собой.
Кроме того, Виссарион утвердил себя в качестве верховного покровителя всех греков в Италии. Он им патронировал: помогал деньгами, устраивал на работу, защищал.
Но был еще и третий кругближний, куда допускались только по одному признакуличной преданности и беспрекословного повиновения. В него входили довольно пестрые персонажи, включая не всегда кристально чистых. Чаще и теснее Н. соприкасался именно с ближним кругом Виссариона.
По сути, это был двор, причем отнюдь не в миниатюре. Канцлером этого двора в болонские годы считался Никколо Перотти. Он был не намного, на какие-то пять лет старше Н., однако уже располагал немалой реальной властью. Перотти был личным секретарем Виссариона. Более того, по совместительству, благодаря протекции Виссариона, занимал кафедру профессора риторики Болонского университета. Именно в этом качестве Перотти было поручено приветствовать императора Фридриха III, когда тот в 1452 году останавливался в Болонье на пути в Рим.
Н. поддерживал с Перотти внешне вполне почтительные и доброжелательные отношения. Фактически Н. порядком недолюбливал его и завидовал ему. С ПероттиН. отдавал себе в этом отчеттребовалось постоянно держать себя настороже. Фаворит кардинала мог быть по-серьезному опасен. Н. знал не понаслышке, как молодой Перотти посылал наемных убийц во Флоренцию, чтобы разделаться с семидесятилетним Браччолини, к тому времени назначенным городским канцлером.
Перотти как будто пользовался абсолютным доверием Виссариона. Хотя фактически Виссарион не доверял и не доверялся никому. Тем не менее он порядком полагался на Перотти и по неизбежности открывал ему довольно многое. Виссарион использовал Перотти, выжимал из него все соки, как он умелкогда жесткостью, когда лаской, когда лестью. Но Виссарион и расплачивался: Перотти получил от кардинала больше всяческих благ, чем кто бы то ни было. Перотти довольно беззастенчиво пользовался покровительством Виссариона. Причем, хотя Н. еще не допускался на внутреннюю кухню, ему казалось, что Перотти нередко злоупотребляет своим положением.
Однажды у Н. состоялся с этим человеком любопытный разговор. Это случилось вскоре после того, как Н. перевели из писцов в секретари, и Перотти стал обращаться к нему уже не как к подмастерью, а как к младшему товарищу. Разговор начался безобидно.
Перотти, любивший играть роль декана среди учеников Виссариона, нередко приглашал всех в один трактир неподалеку от университета. За свой счет. Н. подозревал, что Перотти в этом трактире давали хорошую скидку. Там за кубком вина велись взрослые разговоры о большой политике, о теологии, о литературе. Организуя эти посиделки, Перотти одним выстрелом убивал нескольких зайцев. Он не только утверждал свое лидерство, наставлял своих подопечных и аккуратно выведывал их настроения, но и подкреплял свой авторитет человека умного и влиятельного перед собственными студентами, частенько захаживавшими в это заведение.
В тот раз случилось, что они оказались вдвоем в дальнем углу. Кругом никого не было. А может, Перотти специально так организовал, Бог его знает. Разговор, как нередко бывало, возвращался к Флорентийскому Собору. Н. в основном спрашивал, Перотти отвечал. Вдруг старший сказал:
Виссарион, судя по всему, будет папой. Ты сам-то для себя уже решил, чего будешь просить?
Было очевидно, что Перотти намекал на возможность сотрудничества. Господи, как Н. ненавидел эти разговоры по душам, напоминавшие затейливый танец. Но в тяготевшей к Святому престолу тусовке это наполняло жизнь. Ложиться под Перотти Н. не хотелось. Слишком опасно, да и ни к чему. При всей своей близости к Виссариону тот работал на себя. Однако и отклонять протянутую руку тоже не годилось.
Я думал об этом. Надеюсь, Виссарион оставит меня секретарем. А что, действительно шансы реальные?
Более чем. На стороне Виссариона большинство конклава. На его стороне греческая, еврейская и армянская общины.
И армяне тоже?
Да, и для Венеции это немало. У него есть деньги, есть агентура, в том числе за рубежом, например в Сорбонне. Что еще важнее, у него есть идеяидея крестового похода, причем не ради освобождения Константинополя или Иерусалимаэто сегодня никого не трогает, никому не нужно. Объединение церквейдругое дело. Это окончательное преодоление раскола, подведение черты под Авиньоном. Это власть. Не забывай, мы стоим на пороге колоссальнейшего расширения сегодняшнего мира, открытия новых стран, завоевания новых колоний. Если церковь будет единой, она сможет направлять и контролировать этот процесс. По существу, речь идет о контроле над миром.
Не шуги. При таких мощных государствах, как Франция, Арагон, Англия, никто добровольно не примет светскую власть папы. К тому же не забывай, нужно что-то делать с Турцией. Дай Бог отбиться от нее. Это для тебя турецкая угрозатеологический феномен. Для меня это моя жизнь и моя биография. Я могу себе представить, что турки сделали с Константинополем, потому что это мой город, я вырос там.
Не придирайся к словам, приятель. Здесь сумасшедших нет. Никто не собирается снова класть на стол завещание Константина. Особенно после того как дружок нашего учителя, этот Валла разнес его в пух и прах, доказав, что это подделка. Правда, непонятно, зачем он это сделал. Нет, мы хотим другого. Если Виссарион станет папой, крестовый поход позволит ему вновь утвердить моральную и церковную власть папы над Европой. Святой престол снова станет определять пути развития мира.