Буян - Арсентьев Иван Арсентьевич

Буян

О романе И. Арсентьева «Буян»

Трагическая история Старо-Буянской республики, возникшей на территории Самарской губернии осенью 1905 года, известна, очевидно, немногим. До сих пор эта яркая страница первой русской революции оставалась достоянием историков и особым вниманием у них, надо сказать, не пользовалась. Наиболее полные сведения о событиях в Старом Буяне можно почерпнуть из сборника «1905 год а Самарском крае» (под ред. М. Блюменталя). Но книга эта вышла мизерным тиражом в 1925 году, и сейчас она является библиографической редкостью. Более поздние работы дают, как правило, очень скупые сведения чисто хроникального порядка.

Это и понятно: народное самоуправление в Буяне просуществовало всего две недели и заметного влияния на ход первой русской революции не оказало. Но все же на общем, необыкновенно ярком фоне революционного движения 19051907 годов этот факт не тускнеет потому, что, при всей своей локальной ограниченности типичен для времени, когда, по словам В. И. Ленина, «некоторые города России переживали период различных маленьких «республик», в которых правительственная власть была смещена и Совет рабочих депутатов функционировал в качестве новой государственной власти. К сожалению, эти периоды были слишком краткими, «победы» слишком изолированными».

Ленинские слова можно с полным правом отнести не только на счет промышленных центров России, где Советы осуществляли диктатуру, пролетариата, но и к ряду крестьянских республик, среди которых видное место занимает и Старый Буян. Крайняя изоляция, заметное влияние эсеров не позволили буяно-царевщинскому народному самоуправлению стать прообразом государственной власти нового типа, но сам факт образования подобных «республик», безусловно, был одним из главных достижений революции, одной из важнейших ее побед. Но победа была, повторяем, «слишком изолированной», и а этом крылась причина поражения народной власти. Изоляция не только локальная, но и изоляция вожаков движения от основной массы крестьянства, явившаяся наиболее конкретным (в данном случае) проявлением политической неорганизованности деревенских масс, привела к тому, что революция не выдержала массированного удара царизма и временно отступила.

Это известно из истории. Редкие документы сохранили имена тех, кто возглавил революционное движение в Старом Буяне, а воспоминания очевидцев, ставшие сейчас уникальными, доносят до нас слабые отголоски колорита далекого времени и некоторые подробности бытового характера.

Революция 1905 года получила в нашей литературе достаточно полное и яркое воплощение. Но интерес к теме не ослабевает, и все новые и новые книги знакомят нас с событиями, в которых ковались характеры людей нового общества, характеры, достойные восхищения и подражания. В юбилейном ленинском году революционная тематика по праву занимает ведущее место в литературе и искусстве. Советские художники пытаются как можно глубже проникнуть в смысл грандиозных перемен, происшедших в мире за последние полвека, и совершенно справедливо ищут корни этих перемен в революционных событиях прошлого, обращаются к богатырским характерам тех, кто начинал переустройство мира.

Разные события ставят писатели в центр своего внимания, разные пути ищут они для воплощения незабываемого прошлого. Одни обращаются к строго документальному жанру  роману-хронике, основанному на строжайшем следовании фактам, хронологии, на изображении конкретных исторических лиц с их сугубо индивидуальными характерами. Другие пишут исторические романы, в которых все персонажи вымышлены, но действуют в определенную эпоху, являются участниками известных исторических событий. Трудно отдать предпочтение какому-то из этих жанров; каждый по-своему интересен и необходим. Однако с наибольшим интересом воспринимается, пожалуй, третий вид исторического повествования, к которому, на наш взгляд, можно отнести и «Буян» И. Арсентьева. Путь соединения вымысла и конкретности не нов в литературе, но достаточно сложен, ибо требует настойчивых поисков тех гомеопатических пропорций, при соблюдении которых документ и вымысел сплавляются в целостную, живую картину. Мало того, писателю нужно еще иметь смелость отказаться от буквализма, то есть в иных случаях поставить исторических лиц в обстоятельства, которых на самом деле, может, и не было, но которые своей типичностью для определенного времени позволяют типизировать характер персонажа. Это общее правило художественной типизации при перенесении его на документальную почву требует внимательного и тактичного писательского подхода.

Две сложные задачи стояли перед И. Арсентьевым. Во-первых, необходимо было избежать унылой неодушевленной фактографии, которую можно оценить лишь как неумение овладеть материалом. Строя свою художественную концепцию на конкретных единичных фактах, писатель не может, не имеет права слепо следовать за ними, толковать факты как единственную, наперед заданную реальность. Необходимо создать систему фактов, которая реализуется в образной системе, и дать им конкретно-историческую оценку.

Но с другой стороны, эта оценка должна быть крупномасштабной, прослеживать, в основном, историческую перспективу, относиться к узловым моментам романа и на их основе выводиться. Многие же частные факты, без которых художественное исследование жизни просто немыслимо, могут быть поняты и поставлены в связь с другими лишь в сугубо конкретном освещении, и это не противоречит принципу историзма, а лишь подчеркивает, дополняет его.

От успешного решения двух этих задач зависит общая концепция романа. Первая русская революция, ставшая «репетицией» Великого Октября, потерпела временное поражение в силу ряда причин, среди которых не последнее место занимала слабая связь рабочего движения с крестьянским и неорганизованность самого крестьянства. В. И. Ленин говорил в «Докладе о революции 1905 года»: «Крестьянское движение осенью 1905 года достигло еще больших размеров. Больше трети уездов во всей стране было тогда охвачено так называемыми «крестьянскими беспорядками» и настоящими крестьянскими восстаниями. Крестьяне сожгли до 2 тысяч усадеб и распределили между собой жизненные средства, награбленные дворянскими хищниками у народа.

К сожалению, эта работа была слишком мало основательна! К сожалению, крестьяне уничтожили тогда только пятнадцатую долю общего количества дворянских усадеб, только пятнадцатую часть того, что они должны были уничтожить, чтобы до конца стереть с лица русской земли позор феодального крупного землевладения. К сожалению, крестьяне действовали слишком распыленно, неорганизованно, недостаточно наступательно, и в этом заключается одна из коренных причин поражения революции».

Наше время, принеся в литературу нового героя, принесло и новые понятия об историческом оптимизме. Оптимистическое звучание советской литературы глубоко противоположно дешевому бодрячеству, имеющему своей основой невнимательное, неглубокое проникновение в суть жизненных явлений. Недаром в социалистическую эстетику прочно вошло понятие «оптимистической трагедии», понятие, которое выражает и глубину диалектических противоречий жизни, и направленность диалектики как «учения о развитии»  верную историческую перспективу. В этом смысле роман И. Арсентьева «Буян» из повествования о поражении революционного движения, о гибели крестьянской республики и ее вожаков становится взволнованным рассказом о том, как сквозь трудности и трагедии пробивала дорогу народная вера в разум, народная решимость отдать свою жизнь за торжество нового мира. Великих жертв стоила эта борьба; Буянская республика была подавлена через две недели после своего возникновения, руководители ее сосланы, кое-кто разочаровался в революции и не ждет от нее больше ничего, кроме ужасов расправы царизма с восставшим народом. Но семена новой жизни уже посеяны, им не суждено зачахнуть, и в этом нас убеждает правда истории, нашедшая отражение в романе «Буян». В 1906 году, когда революция пошла уже на убыль, продолжают полыхать по России дворянские гнезда; крестьяне не запуганы, они только начинают ощущать свою силу и все решительнее поднимаются на борьбу с угнетателями. Яркий пример тому  описанные в романе события в селе Матвеевском, где крестьяне используют методы рабочего движения: стачку, бойкот и даже переходят к вооруженному столкновению с полицией.

«Матвеевское дело» занимает в романе особое и, на наш взгляд, важное место. Ведь если в Старом Буяне заметную роль играли социал-демократы и тесно с ними связанные полупролетарии из Царевщины, то «темные, забитые, нищие» матвеевские мужики до известной степени самостоятельны в своих действиях. А действия эти лежат в русле всенародного революционного подъема.

Оптимистический пафос романа, конечно, не только в этом. Основу его составляют характеры революционеров  истинных героев произведения И. Арсентьева, которым писатель отдает свои симпатии, вокруг которых концентрируются все остальные персонажи «Буяна». Основное место среди них занимают исторические лица, жившие и проводившие революционную работу в Самаре и в Самарской губернии: Александр Коростелев, Александр Кузнецов, Никифор Вилонов, Александр Буянов, Лаврентий Щибраев, Антип Князев, Порфирий Солдатов и многие другие. Основной идейный упор романа приходится на большевиков, и это вполне естественно, ибо они возглавляли революцию, они вынесли на своих плечах всю тяжесть ее поражения. Одни из большевиков появляются в романе эпизодически, другие, как Коростелев и Кузнецов, проходят через все повествование. Это связано не с тем, конечно, что писатель отводит кому-то из них более почетное место в списке борцов революции. Дело скорее в том, что в центре внимания И. Арсентьева все-таки Буянская республика, и детальная разработка образов многих большевиков, революционеров-профессионалов привела бы к тому, что роман перерос бы свои рамки. Это не входило в задачу автора. Характеристика самарской социал-демократии  предмет самостоятельного художественного исследования, и Арсентьев пошел, пожалуй, наиболее правильным путем, когда вместо сквозного, через весь роман проходящего образа дал обобщенный собирательный образ большевика, черты которого мы находим в Коростелеве, Кузнецове, а также в коротких, но выразительных зарисовках Буянова, Вилонова, Воеводина и некоторых других персонажей. Такой путь создания образа героя мы назвали правильным прежде всего потому, что он отвечает задаче и композиции романа. А во-вторых  и это, очевидно, главное,  такая «собирательность» рисует большевиков как силу коллективную, крепко спаянную, в сплочении, в единстве своих рядов находящую основу для революционной работы. Недаром же большевики противопоставлены и неприкаянному одиночке Евдокиму Шершневу, и резко сатирически индивидуализированным образам эсеров-максималистов, и живущим всяк в своей клетушке обывателям типа Калерии, Надюши и иже с ними.

Образы большевиков не лишены и индивидуальных черт. Конечно же, запоминается рассудительный и несколько ироничный Александр Коростелев  Сашка Трагик, с первого же появления а романе завоевывает симпатии читателя энергичный, жизнерадостный парень  Саша Кузнецов. Твердый характер, решительность, инициатива привлекают нас в образе Вилонова И, наконец, главное, что объединяет всех этих, в общем-то разных людей, что ставит их на высоту недосягаемую, скажем, для Евдокима Шершнева,  полная и бескорыстная отдача своих сил делу революции, неприметная, но действенная дружба, неколебимая уверенность в победе. Не случайно большевики почти не показаны в быту. Это не значит, что они какие-то аскеты, люди «не от мира сего». Просто И. Арсентьев стремится выделить основную движущую силу их героических характеров.

Заметьте к тому же, что большевики даны почти во всех массовых сценах, что подчеркивает их неразрывную связь с трудящимся народом, постоянную активность и, если так можно сказать, полную боевую готовность.

Рассудительный и спокойный Саша Коростелев не выдерживает галиматьи, которую несут на сельском сходе в Царевщине либеральные ораторы. Отлично сознавая опасность ареста, он берет слово и наголову разбивает миротворцев всех мастей, призывающих крестьян отказаться от политической борьбы. И крестьяне принимают безыскусную правду его слов. Но И. Арсентьев не ограничивается этим. Он показывает, как подействовал на слушателей самоотверженный поступок Коростелева. Крестьяне спасают большевистского агитатора, проявляя такую же самоотверженность, вызывая огонь и гнев властей на себя.

Решительно и активно действуют в сложной обстановке и другие большевики. Причем их рискованные поступки нельзя объяснить каким-то внезапным душевным порывом. Только постоянное «горение», постоянное сознание ответственности за судьбу начавшейся революции заставляет их действовать порой на пределе своих возможностей. Интересен в романе контраст между деятельностью социал-демократов и эсеров-максималистов. Бессмысленный разгром Кинельского училища написан в явно сатирических тонах. «Мы, эсеры и анархисты, зло вышибаем злом!»  провозглашают деятели «революционной» организации эсеров. Однако единственным ощутимым результатом этой акции является куча пепла да груды разбитого стекла во дворе училища. Сами же «революционеры» разбегаются кто куда. И в противоположность этому И. Арсентьев рисует смелую операцию большевиков, которые ночью печатают листовки Самарского комитета РСДРП в городской типографии. Это уже не авантюристическое предприятие, а вынужденная мера, риск, который оправдывает себя сторицей.

Такой контраст проходит через весь роман, достигая кульминации в сцене, когда Евдоким Шершнев нечаянно подслушивает разговор членов комитета эсеровской боевой организации. В то время как большевики, уйдя в подполье, дорожили каждым членом своей партии да и вообще никогда не подвергали людей ненужному риску, эсеры-максималисты периодически отправляли людей на верную гибель во имя ничтожных результатов, а то и из сугубо корыстных соображений. Так, вице-губернатора Кошко было решено убить лишь ради того, чтобы отвести подозрения от арестованного главаря эсеровской шайки  «товарища Вадима». Сам же «товарищ Вадим», спустивший директиву, нимало не задумался над тем, сколько людей, случайно оказавшихся поблизости, может погибнуть при совершении террористического акта.

Тщательно и с большой долей иронии написана фигура фанатичного «боевика» Ардальона Череп-Свиридова. Все в нем, начиная от внешности и кончая убогим внутренним миром, вызывает отвращение. Заметьте, кстати, что каждый из персонажей «Буяна» показан не только в словах и поступках, но и в размышлениях, в душевных движениях. Череп же не думает, ему некогда, он делает «революцию». Он тоже по-своему предан делу, ведет аскетический образ жизни, пытаясь подражать, очевидно, Рахметову Чернышевского. Но какая же это жалкая пародия! Аскетизм Черепа проявляется в том, что он никогда не моет посуду, а разбивает и выбрасывает ее по мере загрязнения.

Конечно, Череп-Свиридов  крайнее проявление эсеровщины. Среди эсеров были люди и честные, но заблуждающиеся, многие из которых перешли впоследствии на сторону большевиков. К таким, по-видимому, следует отнести одного из деятелей Буянской республики  фельдшера Мошкова, который относится к социал-демократам, в частности к Коростелеву, с явной симпатией. Вся логика этого образа показывает, что Мошков займет свое место в одном ряду с подлинными революционерами.

То же можно сказать и о крестьянах  вожаках Буянской республики: Лаврентии Щибраеве, Николае Земскове, Порфирии Солдатове, Антипе Князеве. Пока они еще находятся вне партий, но не потому, что не доверяют ни одной из них. Напротив, Коростелев для них  самый желанный гость в дни торжества республики. Крестьяне видят в нем, представителе социал-демократии, верного друга и помощника. Они получают от самарских рабочих оружие и нелегальную литературу, а после поражения республики Князев отправляется в город, чтобы наладить связь с Советом рабочих депутатов. И это вполне закономерно: рабочая и крестьянская революционная власть идут в ногу, одним путем, решают общие для всего народа задачи.

Вожакам крестьянского движения в романе отведено много места, образы их написаны живо и убедительно. Разными путями пришли они в революцию. Антип Князев  приказчик волжского судовладельца Барановского, живущий не так-то уж бедно, по мнению Евдокима Шершнева, попал в революционный кружок случайно.

«Скажи мне по чести, дядя Антип,  спрашивает Евдоким Князева,  вот ты приказчик, живешь, не в пример другим, лучше; зачем тебе сдались революционеры? Дела всякие опасные?..»