О том, чтобы снова уснуть, не могло быть и речи. Когда из-за окна донеслись первые звуки просыпающегося города, Элеонора быстро оделась и, стараясь ступать еле слышно, выскользнула из квартиры.
Дворник, открывший ворота, проводил ее презрительным взглядом. Ее, смолянку, он принял за падшую женщину!.. Вот она, последняя капля в чаше унижений этой белой июльской ночи.
* * *
Следующие дни прошли как в бреду. Как ни молилась Элеонора, как ни старалась она выкинуть из памяти ужасную картину с голыми телами на обитом шелком диване, ничего не получалось. В институте она избегала Воиновак счастью, он, занятый подготовкой к отъезду, теперь появлялся здесь редко. Она не знала, как посмотрит в глаза Лизе, но и тут судьба смилостивилась над нейсестра объявила родителям, что окончательно переезжает в новую квартиру. Ксения Михайловна запротестовала было, что это неприлично, но на этот раз Лиза ее не послушалась.
А Элеонора запретила себе думать о том, что происходит ночами в роскошной квартире на Мойке.
* * *
Однажды вечером, закончив работу, она спускалась по ступеням института и вдруг увидела Ланского. Он пришел, чтобы проводить ее на курсы. Радость встречи моментально затопила сердце девушки теплой волной. Ланской нежно улыбался ей Разве могла она представить его делающим с ней то же самое, что Воинов делал с Лизой? Нет, у них, конечно, все будет по-другому! Никакая грязь не коснется их отношений, уж она, Элеонора, об этом позаботится.
Проводив ее до дверей, Алексей Владимирович склонил голову в вежливом поклоне. Входя в учебный класс, Элеонора неожиданно поймала себя на мысли, что злится на него. Ну почему, почему он молчит?!
Назавтра Ланской навестил Архангельских. Когда Элеонора пришла домой, он опять сидел за шахматами с Петром Ивановичем. В отсутствие Ксении Михайловны, все еще жившей на даче, приличия соблюдались не столь строго, и девушке вновь выпало остаться наедине с возлюбленным. Оглянувшись на дверь, за которой скрылся Петр Иванович, Ланской подошел к Элеоноре и заглянул ей в глаза. Дело закончилось длительным поцелуем
* * *
Подошло время отъезда Воинова. Зайдя утром в кабинет, где Титова обсуждала с Элеонорой назначения профессора Крестовоздвиженского, Константин Георгиевич поздоровался и объявил:
Сегодня у меня последняя операция. Ночью я отбываю к месту службы.
Улыбнувшись, он оглядел притихших женщин. Представив, что уже завтра ей придется работать с другим хирургом, Элеонора почувствовала, что на ее глаза наворачиваются невольные слезы. Похоже, что-то подобное переживала и Титова.
Начали готовиться к операции. Оперируя, Воинов весело насвистывал. Казалось, его совсем не огорчает предстоящий отъезд и не пугает фронт.
Счет тампонов и инструментов верен, произнесла Элеонора обычную фразу в конце операции.
Что это вы там пищите? сказал Воинов. Так не годится, Элеонора Сергеевна. Операция прошла успешно, вы прекрасно отработали и можете гордиться собой. Пожалуйста, повторите еще раз, но так, чтобы все это поняли.
Счет тампонов и инструментов верен, громко сказала она и действительно почувствовала гордость.
Другое дело! одобрил Воинов. Обещайте, что всегда будете так говорить. И вспоминайте меня, произнося эту фразу, грустно добавил он.
Она молча кивнула.
Пока Элеонора мыла инструменты, он успел попрощаться с коллегами, переодеться в черный морской мундир и теперь ждал только ее.
Мы с вами хорошо работали, Элеонора Сергеевна, спасибо вам за это. Бог даст, еще свидимся.
Спасибо и вам, Константин Георгиевич. Возвращайтесь живым и здоровым.
Благодарю за добрые слова. Прощайте.
Она стояла у окна и наблюдала, как он выходит из здания операционной и направляется к воротам института. Сегодня он уедет на фронт, откуда, может быть, не вернется
Повинуясь внезапному порыву, девушка выбежала на лестницу и понеслась вниз. Только бы не оглянулся, стучало у нее в голове, плохая примета, только бы не оглянулся!
Догнав Воинова, Элеонора молча обняла его и уткнулась лицом в его плечо. Едва уловимо пахло мужским потом, и она подумала, что этот запах был жизнью, которой Константин Георгиевич так скоро мог лишиться.
Она отстранилась, вглядываясь в его растерянное лицо.
Храни вас Господь. Я буду молиться за вас. Идите, пора. И пожалуйста, не оборачивайтесь.
Он улыбнулся:
И вы, Элеонора Сергеевна, не стойте, не глядите мне вслед. Иначе я обязательно обернусь.
* * *
Элеонора не думала, что будет скучать по Воинову. Оказалось, она успела привязаться к нему, к его манере оперировать, к тем прозвищам, которыми он ее награждал, к его шуткам. Теперь она работала с разными врачами, в череде хирургов попадались очень интересные личности, но ей уже казалось, что Воинов был лучше всех. Сравнивая его с другими, Элеонора в полной мере смогла оценить его аккуратность, способность всегда сохранять хладнокровие и контроль над ситуацией. Она знала, что хирургическая техника Константина Георгиевича считалась в Клиническом институте эталоном.
Теперь чаще всего ей приходилось подавать Ивану Демидовичу Федосееву, пожилому хирургу, нередко приходившему в операционную «под градусом». Все в институте называли Федосеева Демидычем или попросту дедом. Оперировал он так, что у Элеоноры дух захватывало.
Аппендэктомию Демидыч выполнял минут за семь, а то и быстрее. Так же лихо он расправлялся с другими органами, Элеонора едва успевала подавать инструменты. Если больной был под наркозом, во время операции Демидыч непрерывно матерился, а если работали под местной анестезией, страдал от вынужденного молчания. Несмотря на такие манеры деда, между ним и Элеонорой все же наметилось какое-то взаимопонимание, которому очень радовалась Титова: с другими сестрами у Федосеева получалось гораздо хуже.
И правда, Элеонора почти всегда знала, какой инструмент вложить в его нетерпеливо протянутую руку. Другие сестры, привыкшие подавать то, что просит хирург, терялись, когда Демидыч говорил: «Дай-ка мне эту штуковину». Мог он выразиться и гораздо грубее.
При малейшей задержке со стороны сестры Федосеев разражался криками, от которых в окнах операционной дрожали стекла. Не дай Бог, если сестра продолжала собирать свой столик, когда дед был уже готов к операции!
Титова требовала от сестер мыться на операцию раньше хирургов, а не одновременно с ними. Воспитанная в старых медицинских традициях, она считала недопустимым, чтобы врач ждал, когда ему подадут стерильный халат, йод и спирт для обработки рук и операционного поля. Чтобы не тратить время на внушения, медлительных сестер она отдавала Демидычу на воспитание.
Но в последнее время стало ясно, что с дедом следует держать ухо востро: он много пил. Пока это не сказывалось на качестве операций, но Демидыч стал горазд на всякие хулиганские выходки.
Один раз он фамильярно похлопал по щеке лежавшего на операционном столе больного. Больной оказался крупным чиновником, дело дошло до совета попечителей, и лишь с большим трудом барону Шварцвальду удалось замять скандал.
Только страсти поутихли, как случилась новая неприятность. Бросив окурок в тазик со спиртом, вылитым из банки с шовным материалом, дед чуть не взорвал операционную. Тазик стоял недалеко от баллонов с кислородом, и только быстрая реакция Элеоноры, выкинувшей емкость с горящим спиртом в коридор, спасла здание.
Я думал, что там вода, позднее оправдывался Демидыч.
Вот уж не поверю, что дед не смог отличить спирт от воды! ядовито прокомментировала ситуацию Титова.
А потом произошло и вовсе ужасное.
В один из дней Демидычу предстояло оперировать больного с паховой грыжей, а следомбольного с язвой желудка. Один из больных был глухонемым.
Сначала все шло по плану. Привезли больного с грыжей, обработали операционное поле, стали вводить анестетик. Больной замычал.
Это он глухонемой? уточнила Элеонора.
Да, сказал Демидыч. Что ему не нравится, интересно? Ты мне дала кокаин или перепутала с физраствором?
Разумеется, кокаин, я же показала вам бутылку.
Больной, вырываясь, пытался оттолкнуть руки хирурга.
Что ты делаешь, чучело? заорал дед. Зови Александру, пусть ему руки привяжет, потребовал он у Элеоноры.
Прибежавшая Титова ловко привязала больного к столу и стала что-то ласково говорить ему, забыв, что тот не слышит. Больной не успокаивался.
Дед сделал разрез в паховой области и уставился в рану безумными глазами.
Е твою, а грыжа-то где?
Элеонора тоже заглянула в рану. Грыжи не было.
Может, с другой стороны? предположила она.
Да нет же, я помню, что грыжа слева. Александра, посмотри его историю!
Пошуршав страницами, Титова схватилась за голову.
Здесь написано, что у больного язва желудка!
Как она могла! воскликнула Элеонора. Девушка имела в виду Марианну, операционную сестру, которая должна была работать с Федосеевым на этой операции, но попросила замену, ссылаясь на плохое самочувствие из-за беременности. Марианна сама внесла запись в операционный журнал, а Элеонора ее не проверила. Оказывается, зря.
Теперь хотя бы понятно, почему он так возмущается! резонно сказала Титова. Иван Демидович, зашивайте рану и переходите на живот.
Без тебя знаю, огрызнулся дед.
Нам повезло, что он глухонемой и никому ничего не расскажет, вздохнула Александра Ивановна, укоризненно глядя на Элеонору.
Этот случай действительно удалось сохранить в тайне, но за Демидычем было решено установить строжайший надзор.
Глава 13
Элеонора все больше втягивалась в работу. Петр Иванович не мог надивиться на такое усердие, считая его противоестественным в юной девушке. Наверное, он был прав: Элеонорой двигало не желание стать лучшей операционной сестрой Петрограда и занять должность старшей сестры в госпитале. Ей было приятно, когда коллеги отмечали ее профессиональные успехи, но главным было другое: уйдя в работу с головой, ей хоть на время удавалось избавиться от мыслей о неопределенности в отношениях с Ланским.
Эти мысли ее совсем истерзали. Она никак не могла придумать способ, чтобы выяснить наконец намерения Ланского. Ей уже казалось, что надо спросить Алексея Владимировича напрямую, но, увидев его, она каждый раз терялась и от этого мучилась вдвойне.
Поездки в Сестрорецк тоже не радовали девушку. Все прелести дачной жизни сводились на нет постоянными разговорами о необходимости ее брака с Ростоцким. А Ланской больше не приезжал погостить у Крестовоздвиженских.
Так шло время. Дни, наполненные тревожным ожиданием, складывались в недели. Лето уже заканчивалось, ночи становились длиннее, в небе сияли холодные звезды, а судьба Элеоноры так и оставалась нерешенной.
Месяц, отпущенный ей на размышления Ростоцким, истек. Но Ксения Михайловна, ссылаясь на предстоящую свадьбу Лизы, выговорила у графа еще месяц, и Элеонора не посмела ей возражать.
Приехал из Москвы Лизин жених, Макс Воронцов. Представившись супругам Архангельским, он поселился в квартире на Мойке. Там же большую часть времени проводила и Лиза, несмотря на возмущение вернувшейся с дачи Ксении Михайловны.
Дом Архангельских наполнился предсвадебными хлопотами. Элеонора принимала в них участие, изредка выезжая с сестрой за покупками в Пассаж и Гостиный двор. Иногда в поездках девушек сопровождал Ланской, и Элеонора втайне надеялась, что, заразившись предсвадебным настроением, он наконец решит ее участь.
После одной из таких поездок сестры рассматривали и обсуждали покупки.
Я не могу больше видеть, как ты мучишься, вдруг сказала Лиза. Ланской не женится на тебе, я это чувствую.
Элеонора с ужасом взглянула на сестру.
Я не знаю, как тебе это объяснить, продолжала Лиза, но поверь, я лучше тебя знаю мужчин. Женщина должна быть умной и правильно выбирать свою судьбу. Выходи за графа, с ним ты будешь иметь все. А любовь Я даже не хочу о ней говорить.
Ты не умеешь любить, зло сказала Элеонора. Поэтому и чужая любовь тебе непонятна.
Да нет, грустно возразила Лиза, напрасно ты так думаешь. Я знаю, что Воинов любит меня Он просил моей руки, но, отказав ему, я сделала для него лучшее, что могла. Ведь он никогда не смог бы дать мне то, что мне нужно, а я не из тех женщин, которые это прощают Он мне не пара, как тебе не пара Ланской. Но ты привязалась к нему больше, чем он к тебе, а это недопустимо. Если бы ваш союз случился, тебе пришлось бы страдать. Если уж ты так сходишь по нему с ума, что мешает тебе, став женой графа, сделать Ланского своим любовником?
Как ты можешь, Лиза? Эти разговоры оскорбительны для меня! Закрыв лицо руками, Элеонора зарыдала.
Ох, успокойся, дорогая, захлопотала возле нее Лиза. Нельзя же все принимать так близко к сердцу
Но Элеонора еще долго не могла остановиться. Казалось, вся горечь ее разбитой жизни готова была вылиться этими слезами.
Лиза заставила ее выпить успокоительные капли. Через некоторое время Элеонора подняла заплаканное лицо.
Так-то лучше, сказала Лиза. Плачьне плачь, все равно ничего не изменишь.
Но почему ты так уверена, что Алексей Владимирович не хочет на мне жениться? упрямо спросила она. Он же говорил, что очарован мною целовал меня
Запомни, Элеонора, не все мужчины, которых мы очаровали, мечтают на нас жениться. Тебе пора опомниться. И пожалуйста, не наделай глупостей. Ведь случись что, заставить Ланского жениться на тебе будет практически невозможно.
* * *
Всю ночь Элеонора пролежала без сна. Ей хотелось умереть.
«За что? спрашивала она. Господи, я не сделала ничего плохого, неужели я не заслужила счастья?..»
К утру она твердо решила объясниться с Ланским. Если он не хочет жениться, она должна была услышать это от него.
* * *
Что с тобой? спросила на следующее утро Титова, вглядываясь в лицо Элеоноры. Ты здорова?
Да, вполне. Просто вечером я забыла закрыть форточку и напустила комаров, соврала она.
Скучаешь, наверное?
Элеонора поняла, что Александра Ивановна имеет в виду Воинова. Этому способствовало то, что кто-то из сотрудников наблюдал из окна, как она бежала за Константином Георгиевичем и потом обнимала его. Пошли слухи, и теперь все сестры, не исключая Титовой, были уверены, что у Элеоноры с Воиновым роман.
Зная о трепетном уважении, которое этот признанный донжуан питал к своей операционной сестре, Александра Ивановна прогнозировала свадьбу в первый же отпуск Воинова. Все попытки Элеоноры объяснить, что это не так, были безуспешными. Титова только смеялась и грозила ей пальцем.
А теперь Элеоноре все стало безразлично. Пусть они думают что угодно, ее это не касается.
Работать после бессонной ночи было тяжело, Элеонора маялась. К счастью, экстренных операций в этот день не было, а с запланированными они с Демидычем разделались быстро. Ей удалось даже немного поспать перед курсами, но часовой сон только усилил общую разбитость. Клюя носом, она прослушала лекцию и, мечтая о своей постели, направилась домой, но тут ее окликнули.
Мужской голос был знакомым, но, увы, это не был голос Ланского. Перед ней стоял граф Ростоцкий.
Здравствуйте, Элеонора Сергеевна. Не соблаговолите ли поужинать со мной? Мне нужно поговорить с вами по очень серьезному поводу.
Я очень устала, граф, и не чувствую в себе сил разговаривать, честно сказала Элеонора.
Но я не стал бы беспокоить вас, если бы дело не было настолько серьезным! Позвольте мне пригласить вас в ресторан.
Уж не хотите ли вы скомпрометировать меня, граф? холодно спросила она. Я не хожу по ресторанам. Думаю, что вам это известно.
Тогда позвольте мне проводить вас до дому. Надеюсь, Ксения Михайловна позволит нам поговорить наедине.
Не надейтесь, граф! улыбнулась Элеонора. Да и в мои планы не входит беседовать с вами наедине. Я не давала вам повода преследовать меня.
Полное лицо Ростоцкого приобрело растерянное выражение, мало ему подходившее.
Но ведь и я не давал вам повода вести себя со мной так жестоко, не правда ли? тихо сказал он. Разве я прошу о чем-то невозможном?
Я польщена вашим вниманием, граф, проговорила Элеонора, не отвечая на вопрос, но все же прошу меня оставить.
Я оставлю вас, Элеонора Сергеевна, но только после того, как мы объяснимся. Я жду вашего ответа уже два месяца. Я измучен. Так что же вы решили? Станете ли вы моей женой?