Я делаю все, что в моих силах, сказала она. Но пожалуйста, не требуйте от меня большего.
Самым сложным по-прежнему оставалось обеспечение госпиталя расходными материалами. Девушка научилась покрикивать на докторов, неэкономно использующих марлю и тампоны, и, что удивительно, они воспринимали это как должное. Еще одной проблемой было то, что спирт всегда заканчивался раньше, чем она планировала, при этом мужчины с невинными лицами пытались убедить ее, что эторезультат естественного испарения.
Сначала Элеонора доливала к спирту йод в надежде, что изменение цвета отпугнет жаждущих. Не помогло. Тогда она перелила спирт в другую бутыль и приделала на нее этикетку, на которой старательно изобразила череп с костями и написала «яд». Этот хитрый маневр тоже никого не ввел в заблуждение.
Откуда при нашем снабжении яд? фыркнул Воинов.
А можно назначить меня ответственным хранителем запасов спирта? ехидно поинтересовался Демидыч.
В таком случае доктора Воинова придется назначить ответственным хранителем чужого гарема, усмехнулся Корф. Но Элеонора Сергеевна права, спирт необходим в работе, а для особо страждущих у нас достаточно водки.
Замечание насчет гарема, конечно, кольнуло Элеонору, но неожиданная поддержка Корфа показалась ей очень приятной. Похоже, она становится авторитетной личностью!..
* * *
После месяца фронтовой жизни Элеонора сделала потрясающее открытиеона редко думает о Ланском! Конечно, она продолжала любить его, но для страданий из-за несчастной любви у девушки не оставалось ни времени, ни сил.
С изменениями на театре боевых действий госпиталю пришлось покинуть хутор и переехать в холодные бараки. До войны это были, наверное, помещения для сезонных рабочих.
Элеонора очень удивилась, что коты, жившие при госпитале, передислоцировались вместе с ним, оставив избы, богатые мышами. «Вот мне еще забота вас кормить! За какие заслуги?»сердито сказала она котам, обнаружив их в одном из бараков. Но потом коты очень пригодилисьв качестве живых грелок.
В бараках было холодно, походные печки не могли обогреть большие помещения с тонкими стенами, вдоль которых санитары натянули брезентовые полотнища. С помощью таких же полотнищ барак поделили на несколько отсеков, выделив Элеоноре отдельный закуток.
На новом месте она столкнулась с новой проблемойотсутствием бани. На хуторе баню топили каждый день, а здесь Элеоноре приходилось каждый вечер кипятить себе ведро воды и удаляться с ним в холодную чащу, подальше от мужских глазмыться в тазу в своем плохо отгороженном закутке она не решалась.
* * *
В лазарете был один из редко выпадавших спокойных дней. Большинство раненых были прооперированы и отправлены на следующий этап эвакуации, а те, что оставались, не требовали дополнительной помощи.
У меня сейчас нет срочной работы, сказала Элеонора Воинову. Можно я посплю?
Разумеется, ступайте. Мы разбудим вас при необходимости, а при артобстреле вынесем в первую очередь, улыбнулся он. Вы назначили дежурного в палате?
Так точно. Элеоноре нравилось отвечать по-военному.
Через три часа она проснулась, чувствуя себя обновленной, и вышла из закутка.
В палате раненых все было спокойно, и Элеонора отправилась готовить материал. Накануне состоялась большая стирка, и теперь девушку дожидалась целая гора простыней и пеленок. Все это нужно было аккуратно разложить по круглым железным коробкамбиксам и отправить в стерилизатор. По своей конструкции стерилизатор напоминал гигантский самовар; для того чтобы растопить его, требовалось много дров.
Воинов, успевший принять партию раненых, спал на топчане в предоперационной. Лицо его было сосредоточенным, как бывает у спящих детей.
Элеонора растопила стерилизатор, обработала руки и, устроившись рядом с Воиновым, стала крутить шарики из проглаженных кусочков марли.
Вскоре Константин Георгиевич проснулся и открыл глаза. Некоторое время он заинтересованно наблюдал за девушкой.
Слушайте, как вы это делаете? наконец спросил он.
Что, простите?
Как вы крутите эти шарики?
Очень просто. Она медленно продемонстрировала, как из кусочка марли получается шарик, который потом удобно зажимать в хирургическом инструменте.
Да вы просто фокусница!
Довольная похвалой, она предложила ему чаю.
Спасибо. Элеонора Сергеевна, подумайте, где нам поскорее достать морфия. Слава Богу, сейчас никто остро не нуждается в наркотике, но ситуация может измениться в любую секунду.
Элеонора пообещала, что с утра отправит санитара в командировку.
Я так боюсь, что меня ранит, сказала она, представив себе медицинскую помощь без обезболивания. Пусть бы уж сразу убило.
Элеонора Сергеевна, милая! Воинов вскочил с топчана. Я и мысли не допускаю, что вас может ранить. Я каждый день молю Бога, чтобы Он хранил вас Элеонора немного удивилась его взволнованному тону. Вы не будете ранены, обещаю.
Взяв руку Элеоноры, он осторожно поцеловал ее, тем самым расстерилизовав.
Я вам верю, прошептала она. А теперь давайте пить чай.
Несколько шариков остались недоделанными.
Глава 18
Не успела в семействе Архангельских улечься буря, вызванная отъездом Элеоноры, как Лиза сообщила родителям, что они с мужем уезжают на следующей неделе. Дела потребовали присутствия Воронцова в Великобритании.
Жене Макс сказал, что Англия нравится ему больше Франции, поэтому он передумал жить в Париже и приобрел имение в Шропшире, неподалеку от Лондона.
Лизу очень задело, что Макс даже не поинтересовался ее мнением на этот счет, но у нее уже было время привыкнуть к тому, что он принимает решения, ни с кем не советуясь.
Прощание вышло печальным. Ксения Михайловна не любила зятя, но в последнее время тепло относилась к дочери, возможно, из-за ее беременности.
А с отцом у Лизы всегда были нежные отношения, хотя голова профессора и была обычно занята научными изысканиями. Лиза знала, что Петру Ивановичу будет не хватать ее, и огорчалась его огорчением.
Но больше всего ей было жаль, что нельзя взять с собой Элеонору. Возможно, единственная из всех, Лиза понимала причину ее скоропалительного отъезда на фронт, хотя, разумеется, и не одобряла этого дикого поступка сестры. Вот кто бы скрасил ее дни в незнакомом Шропшире! За недолгое время общения Лиза успела полюбить сестру и искренне привязаться к ней.
Вспомнила она и о Воинове Но теперь уже не имело значения, насколько далеко они окажутся друг от друга, ведь все, что между ними было, прошло, прошло
* * *
Через неделю Лиза с легким сердцем въезжала в Грэнджтак называлось имение, купленное Воронцовым.
Двухэтажный дом с двумя флигелями был построен в восемнадцатом веке, а в начале двадцатого отремонтирован и усовершенствован всевозможными новшествами, облегчающими быт. Выросшая в Петербурге, Лиза ценила классическую архитектуру, поэтому мрачная серая громада Грэнджа с тяжелыми колоннами и портиками ей не понравилась.
На первом этаже дома находились гостиные, столовые, библиотека, бильярдная, курительная и большой бальный зал. На втором этажеспальни. Кухня и помещения прислуги располагались в одном из флигелей, второй, неотапливаемый, предназначенный для гостей, показался Лизе особенно мрачным.
Правда, с действительностью несколько примирял разбитый вокруг дома огромный парк с настоящим озером и аллеями, прелесть которых была очевидна даже дождливой осенью. В глубине парка стояли многочисленные хозяйственные постройки, предназначения которых Лиза не знала.
Каждое утро Макс уезжал на автомобиле в Лондон, а она оставалась скучать в большом неуютном доме. Вскоре соседки начали наносить ей визиты, которые требовалось отдавать. Это была тяжкая повинность: в окрестностях не было ни единой живой души моложе пятидесяти лет, к тому же Лиза плохо говорила по-английски.
Лиза понимала, что для соседок оналишь повод посудачить. Для того чтобы стать среди них своей, ей требовалось заниматься тем же, чем они, садоводством, разведением собак и вышиванием. Ни одно из этих занятий Лизу не увлекало.
Также дамы живо интересовались делами прихода, но в отличие от них Лиза принадлежала к православной церкви, поэтому ее не звали участвовать в благотворительных концертах и распродажах.
Так она и жила, готовя младенцу приданое и будущую детскую и каждую неделю посещая пожилого доктора Фроста, который не находил в протекании ее беременности никаких отклонений. Однажды Лиза рассказала доктору, что ее отецизвестный хирург. Фрост заинтересовался, оказалось, что имя профессора Архангельского ему известно. С тех пор он начал относиться к Лизе с подчеркнутой симпатией. Пожалуй, он стал для нее самым близким человеком в этой глуши.
Со своим отношением к будущему ребенку Лиза никак не могла определиться. Ей трудно было поверить, что у нее в животе находится нечто, что станет потом ее сыном или дочкой. Живот рос, но пока она не ощущала в этом росте новой жизни. Раньше она любила рассматривать в отцовских книгах картинки, на которых изображалось внутреннее устройство человека, однако ей трудно было свыкнуться с мыслью, что и у нее самой внутри такие же сердце, и печень, и селезенка, и легкие Так и с беременностью.
Каждая из соседок, знавших о ее положении, считала своим долгом во время визитов подробно распространяться о собственной беременности и родах. Миссис Армакост, например, рассказывала о том, как любила своего сыночка, пока «носила его под сердцем», и постоянно разговаривала с ним. Слушая ее, Лиза мрачно думала, что станет, видимо, плохой матерью.
Макс, нисколько не боясь недовольства соседей, общественной жизнью Шропшира вовсе не интересовался. Лизе казалось, что они с мужем живут на разных планетах. Иногда он спал с нею, но у него была и собственная спальня, поэтому порой Лиза даже не знала, вернулся он домой или ночует в Лондоне.
Однажды она пожаловалась ему на скуку и спросила, нельзя ли ей почаще выезжать в Лондон. «В твоем положении это нежелательно»вот что ответил заботливый супруг.
Лизе оставалось только вздыхать. Правда, изредка Макс вывозил ее в театр, где раскланивался с представителями деловых кругов Лондона и их женами, но на все приглашения отвечал вежливым отказом, с неизменной улыбкой ссылаясь на Лизино положение.
Я ни от кого не завишу и могу жить так, как хочу, говорил он жене, упрекавшей его за отсутствие интереса к светской жизни. Я сам заработал свое состояние и сделал это не для того, чтобы проводить свободное время в компании слабоумных.
Он был равнодушен к мнению окружающих, совершенно свободен и, следовательно, одинок.
«Зачем нам такой большой дом?»недоумевала Лиза, расхаживая по комнатам первого этажа и машинально прикидывая, что можно было бы в них переделать. Ах, какую игрушечку она могла бы сотворить из бального зала! А столовые! Их было четыре, и Лизе хотелось оформить их в соответствии с четырьмя временами года. А гостиныепо цветам солнечного спектра, хотя нет, это избито. Лучше чайная гостиная, кофейная гостиная, коньячная, сигарная Но кто оценит ее усилия?
* * *
Однажды Макс вернулся из Лондона раньше обычного и пожаловался на боли в спине. Расспросив его, Лиза решила, что у него приступ ишиаса, какими некоторое время страдал профессор Архангельский. Расположившись в супружеской спальне, Макс отдавал распоряжения по телефону, а Лиза послала за доктором Фростом.
Осмотрев Макса, доктор подтвердил диагноз, поставленный Лизой, предписал покой и аспирин при сильных болях. Когда он собрался откланяться, Лиза предложила ему сигару и чашку кофе в библиотеке.
Доктор Фрост, я знаю об этой болезни не понаслышке, сказала она, когда кофе был подан. Ею страдал мой отец, и он рассказывал про один способ лечения. Нужно разрезать горчичник на мелкие кусочки и прикрепить их по ходу седалищного нерва.
Вы знаете, как проходит седалищный нерв? удивился Фрост.
Да, доктор, улыбнулась Лиза, припомнив картинку в отцовском анатомическом атласе.
В таком случае вы можете попробовать этот способ с вашим супругом. Вреда вы ему не причините.
Макс встретил ее медицинскую помощь недовольно.
Оставь меня со своими глупостями, попросил он. Лучше дай еще аспирину.
Она уже успела надоесть ему, появляясь на пороге спальни то с чайным подносом, то с предложением сыграть партию в шахматы.
Макс, не капризничай, это очень хороший способ лечения. Меня научил отец, а уж он-то все понимает в медицине.
Решила поиграть в сестру милосердия? Макс раздраженно повернулся к ней. Найди другой объект.
Ты ведешь себя как ребенок! возмутилась Лиза. Доктор Фрост тоже рекомендовал эту процедуру.
Ну, раз сам доктор Фрост иронически протянул ее муж, но все же согласился на эксперимент с горчичником.
Лиза не очень представляла, что именно ей предстоит сделать, но она так нежно гладила ногу Макса кончиками пальцев, шестым чувством определяя, куда прикрепить очередной кусочек горчичника, что процедура ему понравилась.
Как хорошо! с чувством сказал Макс по окончании. Ты умница, Лиза.
Это были едва ли не первые ласковые слова, которые она услышала от него в Шропшире.
Оказывается, ты хорошая, добрая женщина, с каким-то удивлением продолжал он.
Не трать зря силы на комплименты. Завтра ты поправишься, и я снова буду тебе не нужна.
У тебя есть чувство юмора. Но хорошо, что тебе не смешно, когда человеку больно.
Мне действительно не смешно, когда тебе больно. В чем тут, по-твоему, заключается юмор?
Юмор, как и любовь, нельзя объяснить.
Лиза с изумлением посмотрела на мужа. Слова «любовь» из его уст она никогда не слышала. От Макса не ускользнуло выражение ее лица.
Знаешь, пожалуй, я расскажу тебе про свой первый брак задумчиво проговорил он. Ты имеешь право знать, что вышла за человека с разбитым сердцем, как ни пошло это звучит. Не смейся надо мной. Я женился рано, в двадцать лет, по горячей взаимной любви. Мы были очень счастливы вместе У нас не было денег, но это не имело значения, я знал, что сумею их заработать. Я мечтал о своем деле, но мне было не на что его начать. Через полгода нашего счастья моя жена получила небольшое наследство после смерти тетушки. И знаешь, что она сделала? Она отдала деньги мне, хотя риск был огромный. Все наши родственники, как с ее, так и с моей стороны, отговаривали ее от этого шага. Но она пожертвовала всем, что имела, ради моих амбиций. Понемногу я начал подниматься Но тут моя жена заболела. У меня уже были деньги на врачей, я возил ее в Германию, Швейцарию Потом деньги кончились, я влез в большие долги, и мы поехали в Ниццу.
Тяжело вздохнув, Макс закурил. Его руки подрагивали.
Я еще никому не рассказывал об этом. Никто не знает, как мы прожили в Ницце ее последние дни. Она не верила, что умирает, и сердилась на меня за то, что я ничего не могу для нее сделать. Она плакала, я испробовал все способы хоть как-то развеселить ее. На самом деле я умирал вместе с ней А потом я остался один. Я хотел последовать за ней, но для этого мне не хватило мужества И тут, по злой иронии судьбы, ко мне потекли деньги. Я расплатился с долгами, а потом Потом деньги превратились для меня в наркотик. Порой я очень сильно рисковал, вкладывая средства в самые немыслимые проекты, но меня словно заколдовали. Все, к чему я ни прикасался, приносило доход. Так я жил довольно долго. Сам не знаю, Лиза, почему я решил жениться на тебе. Наверное, потому, что ты красива Ты скоро подаришь мне первенца, но я
Не продолжай, попросила Лиза. Я все поняла. Спасибо тебе за откровенность. А сейчас позволь, я тебя ненадолго оставлю.
Надев пальто, она вышла в парк. Ей надо было собраться с мыслями. Потрясенная рассказом мужа, она долго бродила по холодным аллеям. Раньше ей и в голову бы не могло прийти, что Макс пережил такую страсть!
Во-первых, Лизе было жалко его. Какое счастье, что сама она не принадлежала к натурам, позволяющим предмету любви застить весь остальной свет!
Во-вторых, она немного завидовала покойной жене Макса, той самоотверженности и легкости, с которой она отдала свои деньги мужу. Сама Лиза так бы не поступила.
За этими размышлениями она внезапно почувствовала странное движение в животе. Будто бы там быстро затрепетала маленькая рыбка. Лизе стало щекотно и прохладно. Неужели это зашевелился ее ребенок? Доктор Фрост говорил, что первые движения плода она ощутит только через три недели.