Январское утро, когда Каролина ушла встречать гумконвой, выдалось на диво спокойным. Баня не работала несколько дней по причине отсутствия воды. Сократ к этому времени уже знал, что «Пятый Рим» не зависит от «Горводоканала». Однако если бы баня сейчас заработала, пожалуй, их всех, сотрудников «Пятого Рима», запытали бы до смерти в подвалах контрразведки. Откуда бы, спросили вежливые русофилы, у вас в трубах вода, когда ее нет нигде? Откуда пар, если котельная стоит? И что бы Сократ им ответил? К Гредису у соответствующих органов и без того накопилось множество вопросов. А потому, надеясь на лучшее, профессор не торопясь перечитывал Вергилия и пил обжигающий кофеединственный продукт, запасы которого в доме не иссякали.
Лиза, всю ночь рисовавшая свои кляксы, спала. Кошка Герда, сидя у окна, изучала выстуженный мир за окном. Отвлекшись на секунду от текста, чтобы ее погладить, профессор внезапно понял, что они с кошкой голодны. На скорую руку собирая завтрак, тихо напевал:
Вот цветет картошка, зеленеет лук. По полю шагает колорадский жук. Он еще не знает ничего о том, что его поймает львовский агроном.
В дверь позвонили. Он открыл. На пороге, дрожа, постанывая и тихо подвывая, стоял Вересаев. К груди прижимал бутылку водки, но толком сказать ничего не мог.
Что с тобой, Коленька?
Вересаев всхлипнул и припал трясущейся головой к груди Сократа. Словно циклоп решил поплакать за свою тяжелую жизнь на груди Одиссея. Массажист, не глядя на нервы, был раза в два крупнее профессора.
Плохо дело! поставил диагноз Гредис и втянул Колю в квартиру. Ты живой?
Не знаю, Иваныч! Ничего не знаю!
Зачем же употреблять в таких количествах, Николай Николаевич?! Ты же обязанности скоро не сможешь исправлять! Сил не останется! профессор покачал головой.
Яхимик! твердо произнес Вересаев, протягивая профессору бутылку. А химик должен пить!
Хорошо! кивнул Гредис. Но только по соточке! Имей в виду, в любую минуту может нагрянуть моя благоверная. И вот тогда нам с тобой несдобровать.
Усадив Вересаева на стул, профессор поставил на стол рюмки, вскрыл бутылку и, раскладывая глазунью на тарелки, машинально допел: В баночку посадит, лапки оторвет. Голову отрубит, и жучок умрет. Будут плакать детки и его жена. Без отца останется целая семья.
Коля сделал круглые глаза и неожиданно твердым голосом спросил:
Как ты можешь? После всего этого! Как ты можешь так шутить?!
Как же именно?! удивился профессор.
Про жуков! сказал Николай и заплакал. Это ужас, Сократ Иванович! Гребаный кошмар! Их всех порезали, побили! Жуки! Боже мой! Никогда-никогда, никогда не думал, что доживу до такого! Апокалипсис, в натуре! Им бы, в сущности, питаться картошкой. Но как же, как же так можно?! О, млять, что за ужас! Наливай, профессор, ибо хрень творится в мире, и нам, по ходу, ее не пережить!
Обожди, кто кого порезал? нахмурился Сократ, дунул в рюмки, разлил водку. Кому питаться, какой картошкой? Ты о чем, милейший?
На базаре! твердо произнес Коля, взял рюмку, выплеснул ее содержимое себе в глотку и поставил ее снова у тарелки профессора. Наливай!
Э, нет, уважаемый! покачал головой профессор. Съешь яйцо, а затем расскажи, что случилось! он наклонил голову и пристально вгляделся в глаза Коли. Или вообще ничего не случилось, Гредис проницательно сверкнул стеклами очков, а все дело единственно в синдроме абстиненциии только в нем одном?
Николай Николаевич сделал страшные глаза, необыкновенным усилием воли поднялся со стула, подошел к маленькому пузатому телевизору, стоящему у микроволновки, и включил его. В кадре замелькали части изуродованных человеческих тел. Диктор, между тем, говорил:
В момент, когда началась раздача гуманитарной помощи, прозвучали страшные взрывы, унесшие жизни ни в чем не повинных людей. Двадцать человек убито, двенадцать ранено. Таков общий итог минометного обстрела, произведенного войсками ВСУ
В этот момент в кадр попали части туловища и голова лежащей на земле Каролины. Гредис больше ничего не слышал. Хотя камера считанные секунды скользила по мертвому лицу и разрозненным частям тела его жены, он преотличным образом успел разглядеть все самое существенное. Профессор имел фотографическую память. И знал, что до конца жизни не сможет забыть ни это лицо, ни эти глаза, ни человеческие внутренности на мокром от крови снегу.
Что т-т-т-такое?! Сократ моментально почернел, будто выцвел, устало опустился на стул. Каролина! Я это п-п-п-предчувствовал! Он вытер густую испарину, выступившую на лбу. Не хотел ее отпускать Говоришь, минометный обстрел? Очень странно! Почему же я ничего не слышал?! И, позволь, откуда же должны были бить минометы ВСУ, если мы в центре располагаемся? Это же тут рядом, в двух шагах! И я ничего-ничего не слышал! Ничегошеньки! Ну, конечно, он удрученно покачал головой и тихо забормотал, снимая очки и протирая стекла, не замечая слез, покатившихся из его подслеповатых глаз, Лиза еще спала. Я читал. Последнее время, видишь ли, так зачитываюсь, что совершенно ничего не слышу и не вижу. Наверно, старость
Никаких минометов! крикнул Вересаев, рубанув ладонью по столу. В других случаяхспорить не буду! Артиллерия наша, сука, беспощадна. Хоть бы одного боевика убили, кстати. Впрочем, одного случайно ранили, своими глазами видел месяц назад. Но сейчас, Сократ, никаких минометов, ничего подобного! Он приподнялся на стуле, но тут же снова сел. Все это ложь и провокация! Сплошной иштар, сука, тасс! Проститутки гребаные! Имело место нечто совершенно другое!
И что же, по-твоему, Коля, имело место быть?! удрученно наморщил лоб Гредис, и в уголках его глаз снова появились слезы. Что ж там случилось?
Жуки! снова ударил кулаком по столу массажист. Жуки, млять!
К-к-какие жуки?! профессор брезгливо нахмурился. Коля, какие еще жуки?
Колорадские! Вересаев поднялся со стула, расставив в сторону руки, закружил по комнате на полусогнутых коленях. Четыре охреневших твари! Они выбрались из белого «КамАЗа», как черно-желтая смерть. Крыльяво! Ногиво! Сократ Иванович, прикинь, каждая тварьразмером с теленка, с одной только разницей, что телята не летают и людей на мелкие куски не рвут! Понимаешь, боковые ноги у них, что сабликривые и острые. Как ворвались на базарную площадь, как принялись кружиться и молотить! Боже ж мой, Сократ Иванович! Боже ж мой! Коля схватился руками за голову. Жуки, млять! Жуки! Только что живые люди стояли, и вот уже один только фарш. Я и так, ты знаешь, сплю плохо. В парке возле дома славянофилы, сволочи, по ночам стреляют! А теперь еще и это Боже мой, Сократ Иванович, Боже мой!
Ты болен, Коля! уверенно проговорил Гредис и принялся надевать свитер и сапоги. У тебя делирий, судя по всему, что печально, но не интересно. Профессор утер слезы, с недоумением рассматривая влагу на своих пальцах, помассировал виски. Значит, ты посиди тут покамест. Можешь лечь поспать. А я, в с-с-самом деле, пойду. Каролина смерть свою приняла. Что-то же делать надо?! Он в растерянности остановился посреди кухни с шарфом в руках. Кто бы еще сказал, что именно? Где ее искать теперь? На базаре р-р-р-разве? Но так же нельзя? Нельзя же просто прийти и собрать в мешок, что от любви моей осталось?! Там же части тела вперемешку с рисом. П-п-плов какой-то, прости Господи!
Примечания
1
Эцих (от груз. цихэтюрьма, крепость) исправительное учреждение и вид наказания на вымышленной планете, где разворачивается действие фильма Георгия Данелия «Кин-дза-дза!» (1987) и его анимационного ремейка «Ку! Кин-дза-дза» (2013).